Жизнь без авось. Рассказ 22. Парковка

 Парковка

Александр Винер считал себя человеком обстоятельным. И немного везучим. Особенно когда дело касалось парковки в его районе. Его дом стоял в старой Москве, где каждый клочок асфальта был на вес золота. Каждый сантиметр делили между собой владельцы внедорожников и, что ещё хуже, соседи с их вечным: «Не становись, тут я!»

Начались майские выходные. Все разъезжались, возвращались, привозили новые садовые качели. А парковка? Парковка сжималась, как шагреневая кожа. Александр возвращался домой после полуночи. Поездка, конечно, была изматывающей. У него в багажнике лежала старинная, чугунная сковорода — подарок от тёщи. И эта сковорода, завёрнутая в газеты, не добавляла ему спокойствия.

Он полчаса кружил вокруг своего двора. В голове стучало: «Опять на соседней улице? Опять пятнадцать минут пешком?» Мысль эта была совершенно невыносимой. Александр был, как он сам говорил, «человек удобства». Пять метров от подъезда — вот его личная норма. Всё, что дальше, — это уже личное оскорбление.

И тут он увидел это место.

Оно располагалось за трансформаторной будкой. Там был узкий, заросший участок, который раньше, кажется, был просто газоном. Но сейчас газон умер. Осталась только утрамбованная земля и пара хилых кустов. От всего двора место отгораживалось старым, ржавым, полуразвалившимся забором. Забор напоминал занавеску, которую давно пора выбросить. Он держался на честном слове и куске бечевки. Никто на этом участке никогда не парковался.

«Брошенное место, — решил Александр. — Чистый подарок. Как будто мне его лично отсыпали».

Он развернул свою старенькую, но крепкую «Октавию». Пришлось немного попотеть. С первой попытки протиснуться не вышло: кусты царапали борта. С пятой попытки он загнал машину идеально, как в гараж. Он даже смог открыть пассажирскую дверь, чтобы завтра было удобно вытаскивать сковороду. Его сердце забилось от гордости и азарта.

«Моё новое убежище, — пробормотал он, потирая руки. — Ничейное, тайное, идеальное... И главное, никому не мешаю».

Он вышел, закрыл дверь и решил: тёщина сковорода подождёт до утра. Усталость взяла своё. В квартире он выпил чаю и лёг спать, предвкушая зависть соседей.

Утром он спустился, чтобы забрать «штих» (1) — кусок бумаги — из-под дворника. Записка была написана крупным, злобным почерком, как будто её выводили кочергой, обмакнутой в чернила. Буквы были жирные, гневные.

«ЭТО ЧАСТНАЯ ЗЕМЛЯ! УЕЗЖАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО! ИНАЧЕ ВАМ БУДЕТ ЦАМОРТ (2)!»

Александр усмехнулся. Кто тут такой шустрый? Местные пенсионеры? Какая-то обиженная на мир тётенька, которая всю жизнь мечтала о клумбе на месте его стоянки? Надпись, конечно, пугала своей апокалиптичностью. Но в то же время была какой-то смехотворной, детской.

Он огляделся. Никаких знаков. Никаких ограждений. Просто кусок земли за ржавым забором. Частная земля? Да кому она тут нужна? Городская помойка, не иначе. Он заметил, что забор действительно выглядит так, словно его забыли здесь со времён Ивана Грозного.

Александр скомкал записку. Он закинул её прямо в будку.

— «Нихтс цу махен» (3), — сказал он вслух. — Буду стоять.

На следующий день записок было уже две. Одна была написана фиолетовым фломастером на розовой бумаге: «Ваш автомобиль портит фэн-шуй нашего района!». Вторая — аккуратным, каллиграфическим почерком, словно из учебника по этикету.

«Уважаемый водитель! Вы нарушаете правила частного землевладения. Примите к сведению. Мы вынуждены будем обратиться в инстанции. Не вынуждайте нас принимать жёсткие меры. С уважением, Комитет по землепользованию».

Александр вытащил сковороду из багажника. Завтрак ждал. Он почувствовал, как в нём просыпается «гематрия» (4) — упрямство. Эти люди, эти зануды, они просто завидуют его находчивости! Они сами не додумались парковаться на этом чёрном пустыре, а теперь хотят его согнать? Не бывать этому. Он был партизаном парковки и не собирался сдавать свои позиции.

Так прошла неделя. Александр парковался там, как царь на троне. Записки множились. Они уже не просто лежали под дворником. Они были приклеены скотчем к двери, к зеркалам. Одна даже висела на бампере, привязанная ниткой. Была записка на английском, что, как ни странно, придавало ситуации дополнительную комичность.

Соседи стали бросать на него косые взгляды. Особенно некий Борис, владелец огромного чёрного джипа, который всегда парковался, занимая место за двоих. Борис, похоже, испытывал настоящую «шаденфройде» (5) — злорадство, наблюдая за войной Александра и анонимов. Его лицо светилось предвкушением.

— Проблемы, Александр? — как-то елейно спросил Борис. Он даже вышел из джипа, чтобы насладиться моментом. — Ваш автомобиль, кажется, пользуется популярностью у почтальонов?

— Какие проблемы, Борис? — делано удивился Александр. Он демонстративно оторвал записку, которая была приклеена к боковому стеклу. — Я стою, никому не мешаю. Просто общаюсь с соседями в необычной форме.

— Ну-ну, — протянул Борис, оглядывая ржавый забор. — Тут земля, говорят, под присмотром. Не шутки. Тут такие люди замешаны, вы не представляете.

Александр махнул рукой. Какие шутки? Детский сад. Он был уверен: это просто местные интриганы, которые ищут себе развлечение. Они ничего не смогут сделать. Законы на его стороне. Он, конечно, не специалист по земельному праву, но чувствовал это своим «шестым чувством парковщика».

Потом наступила среда, ставшая фатальной. Александр пришёл к машине, чтобы поехать на работу. Вокруг его «Октавии» стояли два человека в идеально чистой униформе. Это были не ГАИ. Это была форма с эмблемой, похожей на клюшку для гольфа. Униформа была зелёной, безупречной, как газон в английском парке.

— Вы Александр Винер? — спросил один, с блокнотом в руках.

— Ну, я, — насторожился Александр. Он почувствовал холодок под лопатками.

— Распишитесь, пожалуйста, — вежливо попросил второй. — Штраф. Огромный.

Александр взял квитанцию. Он увидел цифру и поперхнулся воздухом. Сумма была такая, что можно было купить новую, чуть более приличную «Октавию». Или полгода жить в роскоши.

— За что?! — вырвалось у него. — За что такой «балаган» (6)? Я никому не мешал! Я стоял на заброшенной земле!

— Как раз наоборот, — спокойно ответил человек с блокнотом. — Вы помешали. Парковка на данной территории категорически запрещена. Это земля частного гольф-клуба «Зелёный холм». Техническая зона.

— Гольф-клуб?! Тут? — Александр огляделся. Его «секретное» место выглядело как руины после бомбёжки. — Какому клубу тут нужен этот участок? Тут же кусты и грязь!

— Это зона отвода для сбора крупного мусора и проезда техники. Вы блокировали доступ, — объяснил сотрудник. — Вчера была запланирована очень важная и дорогостоящая процедура.

— Какая такая процедура? — возмутился Александр. Он был похож на закипающий чайник, из которого сейчас вырвется пар.

— Уборка газонов, — невозмутимо ответил гольфист.

— Уборка газонов?! — Александр чуть не закричал. Его голос сорвался на визг. — За уборку газонов такой, о горе, штраф?!

— Именно. И это была не просто уборка. Это был «гройсе мацу» (7) — большое дело. Сегодня утром должна была проехать специальная машина для сбора листьев. Она очень большая и неповоротливая, — объяснил первый.

Второй добавил, понизив голос, как будто раскрывал тайну мирового заговора: — Из-за вас она не смогла начать работу вовремя. У нас был ужасный срок. Вы сорвали график подготовки поля к важному турниру. Срыв графика — это прописанные в договоре неустойки.

Александр, ощущая, как его голова начинает гудеть, решил: «Так, стоп. Так дело не пойдёт». Он взял квитанцию и решил не сдаваться. Он не негодяй, он просто неправильно припарковался. За это не должны драть три шкуры!

Он отправился в мэрию. Не в гольф-клуб, а именно в мэрию. Он хотел по-человечески «договориться», чтобы уменьшить сумму. Александр думал, что там сидят нормальные люди, которые поймут его «парковальное отчаяние».

Приёмная была чистая, светлая и пустая, словно стерильная больничная палата. Александр почувствовал себя, как в музее. Его принял молодой человек, который носил очки и безупречно чистый костюм. Молодой человек слушал Александра с выражением искренней вежливости, которое с каждой минутой пугало всё больше.

— Я понимаю ваше затруднение, Александр, — сказал он, изучая квитанцию. — Нехватка мест — это чума, бедствие. Город с этим борется.

— Вот именно! — подхватил Александр. — Ну, посудите сами. Я наехал на тридцать сантиметров земли. Никому не мешал! Какая уборка газонов? Какое такое большое дело?

— Позвольте, — сказал чиновник, нажимая кнопку на столе. — Давайте посмотрим по карте.

На мониторе появилась спутниковая карта. Александр увидел свой двор, свою «Октавию», а рядом с ней — тонкую красную линию, похожую на линию судьбы.

— Вот ваша парковка, — чиновник ткнул пальцем. — А вот, — он обвёл тонкую красную линию, — это санитарная, техническая зона гольф-клуба «Зелёный холм». Это не просто земля. Это зона прохода машины для аэрации. Вы слышали про аэрацию? Это когда почву прокалывают, чтобы она дышала.

— Э-э-э, — протянул Александр. — Ну, не то чтобы.

— Это когда газон дышит, — вежливо объяснил чиновник. — И вчера была не просто уборка. Это был тот самый «гройсе мацу». Уборка специальным комбайном, который срезает верхний слой для аэрации и мульчирования. Аппарат стоит как десять ваших «Октавий». Он не может маневрировать. У него нет заднего хода.

— Я же записки получал, — промямлил Александр. — Мне никто не объяснил, что это так серьёзно!

— Вам писали: «Это частная земля». Этого недостаточно? — Чиновник улыбнулся. Его улыбка была совершенно неискренней, холодной, как лёд.

— Я думал, это просто вредные соседи! — воскликнул Александр. — Ну, знаете, жаловаться, брюзжать — они же любят! Они даже про фэн-шуй писали!

— Александр, — чиновник сложил руки на столе. — Вы не просто припарковались. Вы сорвали «гройсе мацу», который был расписан по часам и оплачен в валюте. Задержка в час — это потеря десятков тысяч евро на простой уникальной техники и нарушение графика турнира. С точки зрения правил, вы совершили преступление против порядка.

Александр опустил голову. Сковорода, которую он вчера принёс, казалась тяжелее всего мира. Он пытался найти выход, лазейку.

— Но я думал, это земля… — Он запнулся.

— Вы думали, это место для стоянки, — закончил за него чиновник. — Вы ошиблись, Александр. Это была расплата за вашу самоуверенность и за то, что вы проигнорировали четыре записки.

— И что теперь? — тихо спросил Александр.

— Теперь, — чиновник взял квитанцию. — Вы оплачиваете штраф. Или мы передаём дело юристам гольф-клуба. А они, поверьте мне, умеют со злостью работать. Они очень любят, когда «гройсе мацу» идёт по плану.

Александр молча кивнул. Он вышел из мэрии. Солнце светило ярко. Мимо проезжали машины. Все они были идеально припаркованы.

Он чувствовал себя, как последний «шлема;зл» (8) — неудачник. Он пошёл пешком. На соседней улице он увидел свой двор. Там, где вчера стояла его «Октавия», сегодня стоял огромный, жёлтый комбайн, который медленно и торжественно проезжал по тому самому «пустырю», собирая несуществующие листья. Машина была похожа на монстра.

Больше он никогда не будет искать «тайные» места. Лучше пятнадцать минут пешком. Лучше спать со сковородой под подушкой. Но чтобы вот так, с размаху, помешать «гройсе мацу», который дышит воздухом, за который платят огромные деньги? Нет, спасибо. Хватит с него этих «Шумных праздников».

Примечания

(1) Shtik (идиш) — Штик — кусок, штука (в данном контексте — листок, записка).

(2) Цаморт (идиш) — Цаморт — смерть, конец.

(3) Nichts zu machen (нем.) — Нихтс цу махен — ничего не поделаешь.

(4) Gematriya (идиш) — Гематрия — упрямство, упорство.

(5) Schadenfreude (нем.) — Шаденфройде — злорадство, радость от чужой неудачи.

(6) Balagan (идиш) — Балаган — бардак, неразбериха.

(7) Groyse matsu (идиш) — Гройсе мацу — большое дело.

(8) Shlemazl (идиш) — Шлема;зл — неудачник, растяпа.