Однажды в... СССР. Глава 21

До субботы оставался день. И весь вечер, и ночь, лёжа в кровати, Ян теперь уже спокойно и трезво думал, думал и думал.
«А ведь действительно божественная мудрость в наших древних книгах! Нет, это не придумано, это действительно всё было. Ведь не Адам же Еву соблазнил, она — его, уговорив съесть яблоко. И что? А то, что оба вмиг они лишились и вечной жизни, и услады рая. И то же ждёт меня и Глеба, и Мишаню. Неужто нам придётся воровать? И бить людей, калечить из-за денег. Чёрт, что же делать? Я ведь уже и слово дал, и руки все пожали. А Вера что подумает? Что трус я? Что болтун? Сегодня обещал, а завтра спрыгнул?! И вычеркнет меня из своей жизни? Но я же не переживу! Умру мгновенно! И правильно, и поделом мне. Ведь сразу надо было отказаться. Ну сто процентов мы сейчас неправы! А вдруг узнает мама? Сразу инфаркт схватит: дедушка почти раввин, папа — офицер, орденоносец, а я — грабитель или вор?! Нет, завтра же поговорю с ребятами, и скажем Вере: «Извини… Да, допустили слабость. Но переступить через себя не можем…» Но… как же дальше жить? Ведь жить так просто, без надежды, намного хуже, чем тюрьма! Жить, каждое мгновение думая о ней, мечтая о ней и зная, что теперь она меня… презирает? Или ещё хуже, и думать обо мне забыла.  А ведь какое счастье я испытал, когда моей щеки коснулись её губы! За этот миг и отсидеть не страшно.  А если вновь он повторится? И не однажды? А если вдруг она меня полюбит тоже? И будет ждать из зоны, как героя? О, Господи! Подай мне знак, прошу тебя! И так я не смогу, и так не жить… » — он не заметил, как уснул.
Но вдруг проснулся, и увидел… деда.
Его любимого дедушку просто невозможно было узнать: всегда такие большие и добрые его глаза сейчас смотрели твёрдо и сурово, как будто провинился в чём-то Ян.
— Ты что же это внучек, совсем растерялся? Я в твоём возрасте один и родителей, и сестер своих кормил. С шести утра и до двенадцати ночи с иголкой и сукном, не покладая рук. А ты? С версту здоровый вырос, а всё у матери на шее сидишь?! И как тебе там, удобно?! Ты посмотри на её ноги — вены, как змеи синие, да ещё и в узлах от стояния по двенадцать часов без перерыва за креслом и в парикмахерской, и дома. А ты… нет, чтоб её поддержать, так только забавами детскими и тешишься. Я тебя больше агитировать за Советскую власть не собираюсь. А что делать надо — сообразишь сам!
Сказал и исчез, будто его и не было. А Ян ещё долго лежал, глядя в ночное окно, за которым медленно раскачивались ветки соседнего клёна.
«Вот тебе и знак… Дождался… И. видно, такого знака ты и хотел… — думал о себе Ян, чувствуя, как на душу ложится камень, — ну, что ж, значит выбор мой был верным. Куда браты, туда и я!»
 
                ——————————————

В семь утра на следующий день они сели в автобус «Пазик», который покатил их по разбитому асфальту. Их-под свинцовых туч накрапывал дождик, и настроение у трёх друзей было точь-в точь соответствующим погоде. В отличие от Веры:
— Вы что приуныли? Дождик в дорогу — к успеху в делах! Значит госпожа Удача прямо на нас, а не от нас смотрит. Жаль, что гитару не взяли — по дороге ещё бы пару копеек заработали. С каждого пассажира по полтиннику, и на ресторан уже есть! — весело тараторила Вера.
 И действительно, тучи на небе рассеивались, а в сердцах ребят таяло непонятно откуда и взявшееся уныние. Ничего ведь не произошло пока. Всё путём: они вместе, с ними почти что кинозвезда, а что будет — видно будет.
«Заморили червячка» в стекляшке «Мороженное», где Вера и оставила своих партнёров, а сама отправилась на разведку.
Небрежно прогуливаясь между рядами на толкучке, она время от времени брала в руки то, туфли, то кофточку, приценивалась, и, отрицательно кивая головой, шла дальше.
Уже после обеда она заметила высокого худого парня лет двадцати в отличных джинсах и с просторным кожаным портфелем в руках. К нему то и дело подходили покупатели, что-то спрашивали и с некоторыми он отходил за ларёк «Пиво-воды», а потом снова возвращался обратно с чуть похудевшим портфелем.
Сместившись так, чтоб видеть заднюю дверь ларька и в то же время находиться на значительном удалении от него, Вера дождалась пока длинный парень с очередным покупателем занял позицию за ларьком. Она увидела, как из портфеля вынырнула пластинка и тут же исчезла в сумке покупателя, а в кармане джинсов продавца исчезли деньги за товар. В голове у Веры тут же тренькнул звоночек: «Наш пассажир!»
Выждав некоторое время, пока он не вернётся на исходную позицию, она подошла к парню и глядя куда-то в сторону небрежно спросила:
— Абба имеется?
— Ну…
— Покажи.
— Пошли.
Они завернули за угол ларька и длинный достал из портфеля пластинку группы «Абба».
— Сколько?
— Полтишок.
— Не… дорого.
— Не дороже денег. И так спасибо скажи, что день заканчивается. Я их по шестьдесят пуляю.
— Не… Благодарствую.
Уже через несколько минут Вера показывала пацанам потенциальную жертву.
— Нам нужен этот миленький портфельчик. Работаем ребята.
Где-то через пару часов, когда народ на толкучке стал рассеиваться, длинный с наполовину опустевшим портфелем повернулся и направился к выходу. Он пересёк площадь у толкучки и только повернул в одну из боковых улиц, как сзади раздался окрик:
— Эй, земляк!
Парень не успел повернуться, как его окружили трое. В руках у них были свинчатки, а выражение их лиц не предвещало ничего хорошего.
— Портфель! — протянул руку смуглый узкоглазый парень: «Киргиз, что ли?» — ни к селу, ни к городу проскочила мысль.
— Пацаны, я это… Товар не мой… Я от киевских, я только торгую. Поймите, они меня зароют…
— Откупишься! — вдруг неожиданно и резко прозвучал сзади девичий голос. — На жалость нас не бери. Не первый год, наверное, барыжишь!
Рывок, и портфель очутился в руке у Мишки. Глеб замахнулся, и незадачливый спекулянт кинулся наутёк, только пятки засверкали. А Вера уже тянула ребят к автобусной остановке.
Портфель они открыли только на голубятне.
— Десять пластов! — восхищённо протянула Вера, разглядывая пластинки, — так это ж минимум пятьсот рублей! По сто двадцать пять на брата и сестру! Ну, что скажете?! И кто там плакал: «Не хотим в тюрьму…». Смотрите, и барыга, небось, без памяти рад, что ему бошку не отбили, и мы — в шоколаде. А?!
Поражённые друзья молчали, восхищённо глядя на Веру, уже представляя в своих руках такие деньги, которые никто из них не то, что не держал, но и не видел.
И даже Ян, забыв свои сомнения, радовался, как мальчик: «Это ж какие подарки я теперь могу маме делать! И завтра же схожу на могилу к дедушке и положу цветы. Ведь это он мне знак подал. Да и без всяких сомнений Вера права — барыга не обеднеет, — успокаивал он свою уже и так засыпавшую совесть, — не обеднеет барыга».
— И вот ещё что, — голосом учительницы младших классов продолжала Вера, — на вопросы предков, а особенно знакомых, откуда бабки на штаны или что другое, один ответ: «Да так, халтурка одна. Вагоны на станции разгружаем по ночам и выходным. А вы как хотели? Может присоединитесь к нам?» — Никто не захочет. Зуб даю! — Пацаны послушно закивали головами. Авторитет Веры в их глазах взлетал на недосягаемую высоту.
— А как насчет того, чтоб в ресторане нам обмыть успех? — и Вера улыбнулась так, что все заулыбались тоже. — Только по-умному. Не вечером, а днём. Не завтра в воскресенье, когда там полный зал, а в понедельник. Ну, просто пообедаем. И не с водкой и вином, а с лимонадом. Ясно? Не важно ведь, что пить. А важно — с кем! Идёт, бойцы?

Единственный ресторан в Кремне, что на центральной улице Ленина, тоже назывался «Кремень». Ребята по указке Веры подтянулись туда к трём часам, когда зал был практически пуст.
Они заняли столик в глубине ресторана, чтоб не светиться прохожим на улице, и заказав себе невиданные раньше яства в виде беф-строганов, печени трески, вареников с мясом, лимонада и заварных пирожных, дружно набросились на еду. Все, кроме Яна.
А тот не столько ел, сколько сжирал глазами Веру, сидевшую рядом с ним.
— Просверлишь дырку в голове, давай ешь уже! — наконец, обратила на него внимание королева. — Ну что пацаны, как впечатление от первой акции?
Глеб с Мишкой, не сговариваясь, подняли большие пальцы. Рты их были забиты едой.
— Пластиночки наши влёт ушли, — продолжала Вера, — девчонки из техникума… приезжие… расхватали. Так что вот, — и Вера, обернувшись вокруг — не видит ли кто — положила на стол каждому рядом с тарелкой по дюжине красных червонцев с синей пятёрочкой сверху. — Гуляем пацаны!
Ребята завороженно глядели на деньги, ещё не веря, что они принадлежат им.
— Ну, ты, Вера, даёшь! — восторженно протянул Мишка, — а я до последнего не верил, что получится. Слишком на сказку похоже было то, что ты нам заливала. А тут — на тебе! Вот они, родимые! — И Мишка первым сгрёб деньги в карман. За ним последовали и Глеб с Яном.
Первый шок от невиданного богатства прошёл, и ребята наперебой бросились вспоминать эпизоды позавчерашнего дня, смеясь над своей нерешительностью и сомнениями.
И вдруг Яна, как током, ударило. Он замер, пылая огнём с ног до головы, боясь поверить в происшедшее. И только через минуту осознал: нет, это всё не сон — это правда!  Рука Веры лежала на его колене под столом, легонько поглаживая его.
Он тут же накрыл её руку своей и в изнеможении от столь внезапно нахлынувшего счастья, закрыл глаза: «О господи! Продли мне этот миг! Я не хочу ни денег и ни славы! Пожалуйста! Пусть будет так всю жизнь!»
— Эй, Ян! Ты что заснул?! — насмешливый голос Глеба мгновенно вернул влюблённого на землю с высоты тех небес, куда он сам же себя и забросил.
Ян посмотрел на Веру. Лицо её было абсолютно безмятежно, она рассказывала сногсшибательный анекдот, а рука, только что так нежно касавшаяся его колена, уже вовсю орудовала вилкой.
«Что это было? Что? Насмешка? Или всё же я нравлюсь ей? Спросить сегодня напрямую? Нет, не стоит. Пусть будет так, как есть. Я счастлив? —Счастлив!» — и с этой мыслью Ян присоединился к всеобщему веселью.
А когда расходились, Вера заметила:
— На пару недель мы, пацаны, заляжем. Ну в смысле, если тот барыга будет нас искать, то убедится, что мы — залётные. Были и нету. Осторожность не есть трусость. Осторожность — дитя мудрости. Врубились?
Возражений не последовало. Мысли каждого были заняты тем, как лучше и приятней использовать нежданное богатство.
                ———————--------------
А через две недели в воскресенье они опять явились на толкучку. Сначала Глеб просквозил её всю вдоль и поперёк и, убедившись, что барыги с пластинками нет, позвал друзей.
 Пацаны вновь оккупировали стекляшку, сквозь витрину которой была видна почти вся толкучка, Вера, повязав косынку, прикрывавшую её оранжевую гриву, отправилась в разведку. Примерно через час она вернулась. Пожав плечами объявила:
— Ну что, особо ценного я так и не увидела. Хотя… сидит один чувак. Монеты продаёт.
— Монеты? — загорелся Глеб. — Давай пойду взгляну.
— Давай, но только осторожно. Не спугни, если стоящий фрукт.
Уже через пятнадцать минут Глеб вернулся. Лицо его пылало:
— Короче, там коллекция. двадцатые годы. Копейка, две копейки, три, десять, пятнадцать. Всего штук пятьдесят, а может сто. И из старых российских тоже есть — полкопейки и другие.
— И на сколько эта медь потянет? — с явным сомнением в голосе спросила Вера.
— Ну я не нумизмат, но, думаю, не меньше, чем твои пластинки.                — Ух ты! — Вера даже присвистнула.
— Ну и кому же мы их загоним?
— А никому. Посмотрим, подождём, пока он их продаст.
И точно, через пару часов, Вера кивком указала на главную дорогу толкучки, по которой, улыбаясь чему-то своему, топал толстый парень в дорогом костюме с пустой матерчатой сумкой.
— Это он. — Коротко изрекла Вера.
— И что? — спросил Ян.
— А то, что теперь ваша работа. Бабки-то уже при нём. Вперёд, три мушкетёра!
Через час тот же старенький «Пазик» тащился обратно в Кремень. На этот раз друзья молчали и вид у них был далеко не бравый. Вера тоже молчала, пока не прибыли в город.
Не глядя на ребят, Вера молча направилась в парк, уже пустынный в это время. И вот там уж она им дала, да так, что пух и перья полетели:
— Вы кто, слюнтяи или мужики?! Вы что, последнее у сироты забрали?! Не видели, как он одет, и морда чуть не треснет? Такие вот на наших трудах и жируют! Он что, сам их собирал монеты эти? Молодой слишком. Сто пудов, купил у какого-то старичка за копейки, а сам хотел шесть сотен заграбастать.
— Да мы-то не об этом, — рискнул, наконец, подать голос Глеб, — мы просто… трое на одного… не по-пацански это.
— Пацански, не пацански, вы эту философию забудьте! Идём на дело, значит, есть задача. И выполнить её должны во что бы то ни стало! И так же дальше в жизни поступать. Вы как семьи свои кормить собираетесь? По-честному? По-честному не выйдет. И если вы хотите, чтоб дети ваши не одной картошкой каждый день давились, и сами вы за синей курицей в очередях часами не выстаивали, то ваш моральный кодекс строителя коммунизма засуньте себе в… одно место! А жизнь — она одна. И я вас ни на что плохое не толкаю. Для непонятливых повторяю в последний раз: как говорил Остап Бендер, есть четыреста сравнительно-честных способов отъёма денег. И наш ничем не хуже. Уяснили? Что скажешь, Глеб?
— Ну в общем, ты права. Я тут мамане на день рождения серёжки подарил, так она даже слезу пустила. Конечно, сам растрогался. Как будто мелочь, а приятно как.
— А я сапожки новые сеструхе подарил. Она прямо обалдела и давай их  целовать. А я кричу: «Меня целуй!» — аж захлебнулся от радостных воспоминаний Мишка.
И только Ян молчал. Они с мамой на заработанные «разгрузкой вагонов» деньги приобрели стиральную машинку. Правда с резиновыми валиками для отжима, но всё же не руками стирать. И Тусины глаза лучились гордостью за сына.
Молчал он потому, что понимал, это лишь начало. Пока по щиколотку влезли, позже – по колено. Потом – по грудь, по шею, по уши… Эх, болото… И из него уже не выбраться. Попали…
                ————————

                Продолжение в Главе 22.