Мы идём к тебе, мистер Большой, часть 2, глава 7

Итак, процесс пошёл, и для Малых Предприятий наступило милое времечко, не завершившееся даже на выходных. Богатая Курочка и Невеста превесело проводили время, копя зелень; к понедельнику я воспрял духом, и, знай себе, мотался с блат-хаты в Уэст-Энде на квартиру и обратно, с карманами, распухшими от банкнот – прямо-таки сутенёр с газетной карикатуры.

Примерно в десять вечера, изрядно набегавшись, я прогремел копытами по нашей улице, кинув взгляд на красные занавески – сигнал, что последний клиент откланялся, получив, чего хотел. Итак, я направляюсь к дому, а там…

Эти двое маячат у наших дверей – деловые костюмы, нарочито скучающие бульдожьи лица. Смотрят имена на почтовых ящиках. Я палю их с ходу. Их вид говорит за себя: глянуть не успеешь, а уже сбит с ног и отмудохан до полусмерти. Бычьё, мафиозные типы, элита Нью-Йорка.

О кей, поздно притворяться, что ошибся дверью – они уже проявили ко мне живой интерес. Один - ирландец, с красной, опухшей от спиртного, репой. Другой – итальянец, чьи губы сведены постоянной язвительной ухмылкой, и оба злые-презлые, из-за родовой обиды за предков: те, перебравшись в Америку, обнаружили, что уличные бордюры здесь не из злата. Не то, чтобы я не восхищался бравыми иммигрантами, понаехавшими в наши палестины во времена большого промышленного бума - что бы наши капиталисты делали без них? Но я до некоторой степени индеец, и что-то этакое неизменно возбухает во мне, при мысли о сынах Колумба, задавшихся целью, разлучить нас с жизнью, принадлежавшей только нам.

Итак, что же мне делать? Игнорить их. Вставить ключ, зайти в подъезд, подняться по лестнице, до того, как их интерес ко мне достигнет пика. Но, похоже, по их мнению, я призван возглавить процессию. Они заходят после меня, дыша в спину и выжидая, словно полицейские псы, не уверенные в том, что идут на верный запах. Я, в показном равнодушии, поднимаюсь по ступенькам, намереваясь зайти к соседу и оттуда позвонить Деб, но…

На площадке второго этажа они раскрывают свои намерения: хватают меня и ставят лицом к стене, с поднятыми руками, в известную позу для уличного обыска. Уступая их мнению, я отдаю ключи, затем прохожу с ними до дверей квартиры на пятом этаже. После чего они отпирают дверь и врываются с пистолетами наголо, толкая меня перед собой в качестве живого щита.

Прикрывая себя от очаровательной блондинки в неглиже, танцующей под бразильскую музыку с фонографа – дорогой подарок от старого воздыхателя.

Внезапное вторжение несколько озадачивает блондинку. Но она не застывает, не окончив движения – ничуть не торопясь, она доводит его до финальной точки, в то время, как Ухмылка произносит: «Эй, Чарли, ты только глянь».

Чарли смотрит, вникает, приступает к делу. Его толстые пальцы-обрубки потрошат помещение. Это называется обыском. Мне яснее ясного, что их цель – адресная книга, и, следовательно, нас не арестуют. Если бы они прибыли, чтобы запихать наши тела в кутузку, они бы подпустили к нам левого клиента, а потом вынесли бы двери, чтобы спалить нас на горяченьком. Опасные Наркотики их также не интересуют, потому что Обыскивающий в упор не видит пепельницу, в которой, словно напоказ, красуется косяк. Заходит в спальню, плющит своё жирное пузо об пол, дабы заглянуть под кровать. Потом запускает пальцы в ящики комода, в выгородку для одежды и так далее.

Между тем, девушка, широко раскрыв глаза в изумлении, делает рывок в сторону упавшего домашнего халатика, накидывает его, поворачивается – и сталкивается со вторым гостем, убравшим ствол. Её голубые очи бушуют негодованием. Пока ухмыляющийся тип оценивающе разглядывает её, я хватаю косяк и проглатываю, после чего тихо-мирно сажусь на диванчик, нервически обдумывая всё происходящее.

Пока что, единственный комментарий ко всей сцене – громкий пук. Мой – признаю я, с беспомощной, благодушной улыбкой.

Тут девушка в халатике требовательно произносит: «Могу я спросить, что всё это значит?»

Тип с ухмылкой делает несколько подскоков – это он так хихикает. Чувствуя себя победителем. Неважно, что к нам явились с обыском впервые – мы наслышаны на этот счёт, и понимаем, что к чему. Они находят адресную книгу, вы пытаетесь договориться. Иногда от них можно откупиться, деньгами или натурой. Иногда им достаточно просто припугнуть вас, после чего книгу возвращают, с грозным предупреждением. Но иногда они проявляют жадность – забирают откуп, забирают книгу и сваливают, чтобы уйти в разгул. По вашей книге выщемляются другие девицы, у них изымается навар, книги, всё это берётся в оборот, после чего следуют новые обыски, поскольку порок - это грех, а грешники должны расплачиваться.

Либо эти вампиры, либо городская тюрьма, залы заседаний, питающие машину сообразно разнарядке. Так и крутишься всю жизнь, поддерживая их игры.

«Будьте любезны» - требует леди – «Пожалуйста, объясните, что всё это значит».
«Рот закрой» - гнусаво, по нью-йоркски, произносит наш гость – «Тебе же лучше будет».
«О чём это вы говорите? И что, по его мнению, он делает, обшаривая спальню?»
Я пытаюсь радировать ей, чтобы не возникала. Они уже в курсе, кто мы такие, так что лучше их не злить.
«Тот парень, что недавно ушёл» - произносит Ухмылка – сколько он заплатил?»
«Заплатил? Какой парень?»
«Не строй из сибя дуру, систрёнка» - добавляет он угрозы в голос – «Твой номер телефона запален, сейчас мы банкуем»
«Банкуете?»
«Харэ дуру гнать. Сотрудничать будем?»
«Мистер» - обращается она к нему, словно леди к кучеру – «Я не знаю, кто вы, и что вы делаете в моих апартаментах, но, если вы сей же момент не уберётесь, я вызову Полицию».
«Очень смешно, ха-ха. Прям комедия. Ну вы, двое – либо вы не работаете с нами, и тогда будет очень плохо. Либо вы работаете с нами, и тогда будет хорошо. Уяснили?»
Фанат Хамфри Богарта, не иначе.

Краснорожий возвращается. Книгу он не нашёл – это видно по взгляду, которым он обменивается с Ухмылкой. Я кидаю быстрый взгляд в спальню – там всё перерыто, одежда выкинута из гардеробной, выдвижные ящики опустошены, коврик с пола наполовину свёрнут в рулон, постель раскидана, матрас перевёрнут. Теперь он исполняет свои служебные обязанности на кухне.
Бросив между делом, «Ну что, детка, сама отдашь?»  в отрывистой, задушевной манере, свойственной представителям его этнической субкультуры.
«Отдашь что?»
«Книгу» - поясняет Ухмылка.
«Какую книгу? Не могу понять, о чём это вы. Какую книгу вы ищете – и, более того, по какому праву вы находитесь здесь и громите мою квартиру?»

Краснорожий завершает дела на кухне, а Ухмылка, поглаживая окорока, демонстрирует нам сияющий полицейский жетон, а заодно и пистолет, для пущей солидности.
«Ну и ну» - восклицает леди – «Вы хотите сказать, что вы – Дии-ти-ктивы? Брат», - обращается она ко мне – «Эти джентльмены, по-видимому, дии-ти-ктивы».

Брату к этому моменту пришлось встать с диванчика, дабы гостям было сподручно обшаривать все его щёлки-трещинки. Брат произносит:
«Могу я поинтересоваться, что это за книга, за которой вы охотитесь?»

Просто я начинаю подозревать, что, раз уж книга не найдена, она надёжно спрятана – может быть, вместе с наваром – так что, возможно, мы сможем тянуть волынку в этом действе. Но и они, похоже, склонны проявить настырность – заново сдвигают стол и кресло для отдыха, чтобы можно было сесть. Перекрещивают свиные ляжки, разваливаются в креслах и ведут себя так, словно они здесь надолго.

«Это просто из ряда вон» - произносит Леди.
«А как же» - говорит Ухмылка. «О том и речь». Он вынимает сигару из нагрудного карманчика, тщательно обрезает кончик, бросает обрезанную часть на ковёр, медленно и вдумчиво раскуривает, несколько раз выдыхает дым, и наконец переходит к делу. «Мы знаем, чем вы тут занимаетесь. Сведения от авторитетных источников. Мы запросто можем вас упечь».
«Упечь? Меня?» - вопит она в шоке.
«Вас обоих».
«За что?»
Он выпаливает номера статей, словно список выигравших в церковную лотерею на прошлой неделе. «Проституция, и многое другое» - поясняет он.
Буря смеха прилетает со стороны симпатичной девушки в цветастом халатике. «Прости – что? Вы серьёзно? Прости-ту-у-ха-ха-ха! Ну это уже чересчур. Мой муж со смеху умрёт!»
И, пока она всплёскивает руками в жизнерадостном изумлении, Красная Рожа встаёт с диванчика и слоновьей походкой шествует в ванную комнату, откуда возвращается со стопкой крошечных полотенец для рук, именуемых в определённых кругах членотёрками.
«Это вы как объясните?» - он словно предъявляет Вещдок А для досмотра.
«Ну и каких вы ждёте объяснений? Миленькие, не правда ли?»
«Ха-ха» - ровно произносит Красная Рожа.
«Ну, почём брала, я уж и не помню» - поворачивается она к Ухмылке, «Но, если это поможет, я покупала их в «Блуминдейле»».
«Так как вы их называете?»
«Полотенца для рук. А что, вы их как-то по-другому именуете?»
«А почему так много?»
«Потому что была распродажа, глупенький. Вот уж я порадовалась!»
Наши гости заново обмениваются взглядами, до того, как Ухмылка произносит: «Ну лана, систрёнка, давай, сабирайся».
«Прошу прощения?»
«Я сказал «Собирайся». Вы оба поедете с нами, в участок»
«Зачем?»
«Вы арестованы» - чеканит Красная Рожа. «Посидите в тюрьме до утра, подумаете».
«Тюрьма!» Она почти в обморочном экстазе. «Тюрьма?» Порхая и щебеча, она летит через комнату в сторону шкафа для одежды и роется в нём, разбрасывая груды пальто и всяких прочих шмоток. «Брат, ты можешь в это поверить? Проституция – если бы это не было....о боже, а-бал-деть – дай Бог девочкам в Кардс об этом услышать! Уммм, дайте подумать, что бы мне такое надеть? В тюрьму, это ж надо! Ну просто фан-тастика! Ну ничего ж подходящего нет! Джентльмены, вам придётся подождать самую малость – я должна выглядеть подобающе, знаете ли». И, напевая песню, она удаляется в спальню, дабы учинить в ней ещё один погром.

Оставляя меня с этими Честными Трудягами, прислушиваться к её отдалённому щебету. Тот, что с сигарой, ещё больше ухмыляясь, не спускает глаз с двери в спальню, а Красная Рожа не спускает глаз с него, в ожидании следующего распоряжения. На самом деле они вовсе не хотят нас арестовывать – не те обстоятельства. Тюрьмы переполнены, суды забиты. Они – карьеристы, и у них есть занятия получше и поденежнее, чем являться в суд, зная наверняка, что дело против нас отклонят, поскольку оно белыми нитками шито. С другой стороны, кто знает? Сегодня, может, им нечем больше заняться, вот они и будут нас мурыжить, пока не добьются согласия работать с ними. Меня подташнивает от такой перспективы. Как раз тогда, когда две моих девочки начали приносить стабильный доход, этот у*бищный многоголовый вампир обнуляет всё просто за х*р собачий.

Тут она появляется в дверях спальни со словами: «Люк, дорогой, ты не мог бы?» Застёгивая молнию на платье-для-тюрьмы.
Я шагаю к ней, а Красная Рожа объявляет: «Ваше имя – Дизайя, Дэнис и Дейзи».
Она сияет от удовольствия. «Боже, целых три имени. Ну, мне нравится первое – Дизайя, вы сказали? Ди-зай-я» - она катает это имя во рту, пробует его на вкус. «Ди-зай-я». Да, это мило. Обалдеть, это такое приключение – я почти желаю, чтобы это оказалось правдой. Скажите, а в тюрьму мы поедем в автозаке? Я столько раз видела автозаки и тюрьмы по телеку, но никогда не видела, их, так скажем, изнутри, знаете ли. Обалдеть, мой муж просто умрёт!»

И тут - бззззззз – сигнал домофона умирает на слове «умрёт», и мы все чувствуем приближение драматического момента. Внеплановый клиент? Кто-то ошибся номером? Честные Работяги обмениваются кривыми улыбками. Сюда идёт улика – кажется, говорят они друг другу. В обличье какого-то древнего хрыча с прямой осанкой, ведомого грешной похотью прямо в опасные лапы экстравагантной дамочки лёгкого поведения. Запугать бедолагу до полусмерти – уверен, они уже прикидывают схемы – а потом отпустить за просто так, в обмен на показания, подтверждающие её, нашу, виновность. Так что, момент весьма захватывающий. Она поднимает трубку домофона и говорит «кто там?»

«Мэлкольм» - гудит крошечный динамик, донося голосище - впору самому грубому, самого крутому, самому буйному горлопану, каких только свет носит. Злому, как чёрт, по поводу всего на свете.

«О, дорогой, ты потерял ключи?» - отчаянно взывает она в микрофон - когда связь уже прервана, я надеюсь. Нажимает на кнопку, открывающую дверь в подъезд, поворачивается к нам всем и произносит: «Тц, тц, тц, бедолага, вечно забывает ключ». Затем отбывает, чтобы поприветствовать его приход, торопливо, словно милая домашняя жёнушка.

«Мэлкольм» - вопит она вниз, в лестничный проём – «Ты не поверишь, здесь такое происходит! Нас с Люком арестовывают, прямо сейчас! Вот умора! Поднимайся наверх скорее, ты как раз вовремя – здесь двое мужчин, которые говорят, что они детективы, дорогой, и они пришли, чтобы упечь нас в тюрьму, представляешь? Ну разве это не клёво? Просто фан-тастика! Скорее, дорогой! Я ещё никогда не бывала в тюрьме, и я, я, я, просто не знаю, что делать!».

Большую часть она успевает выпалить до того, как Ухмылка накидывается на неё, выкручивает руку за спиной и возвращает обратно в жилую комнату в такой манере, что она кубарем летит на пол. Затем он снова возвращается в прихожую, где встречается с Мэлкольмом…

Который только что взбежал вверх по ступенькам, со сбившимся дыханием и с отвисшей, в изумлении, выпяченной вперёд челюстью госдеятеля. Отдуваясь, он входит в комнату, в праведной спешке, едва не задев встречающего и не уделив ему никакого внимания…

Чтобы противостоять ситуации со всем своим уолл-стритовским, макмастерсовским гонором. Тот, которого он едва не снёс, шагает за ним, и…

Теперь в осадок выпадают уже Честные Трудяги. Потому что высоченный, могучий, видный командующий, стоящий сейчас перед ними, в их многоопытных глазах – что-то совершенно иное, совсем не ихнего поля ягода. А уж действует он совершенно не как ихнего поля ягода. Взбешённый тем, что застал свою любовь распростёртой на полу, жалостливо хныкающей, слишком медленно поднимающейся, изучающей ушибленную руку, и, выбрав подходящий момент, истерически вопящей «Вы звери!!!»

В сторону Ухмылки, который, игнорируя её, грызёт сигару – ещё с ухмылкой, но уже без прежней уверенности – изучая Мэлкольма.
«Кто?» - гукает Мэлкольм.
«Он» - указывает Деб.
Быстрый поворот головы, и он глаза-в-глаза встречается с Ухмылкой. «Что это значит?»
«Они пытаются арестовать нас, Мэлкольм – они говорят, что я проститутка».

Физиономия Большого Папы переполняется такой яростью и угрозой, что миролюбивые офицеры, вероятно, ощущают себя словно бы в окружении вьетконговцев.
 «Могу ли я» - командует Мэлкольм – «ознакомиться с вашими удостоверениями?»
Это почти заставляет меня упасть и покатиться по полу от смеха – настолько они уже запуганы. Словно сам Папа Римский застукал их за игрой в «шестьдесят одно». Словно произошла Революция, и их, внезапно, ожидает трибунал. Они – обвиняемые, вне закона, уголовники, и им чертовски повезёт, если останутся в живых.

Красная Рожа, встав, светит свой жетон что есть мочи, но обжигающий взгляд Мэлкольма всё ещё направлен на Ухмылку, у которого, как я подозреваю, куда больше тумана и затыков в голове – тот просто стоит неподвижно, глядя на Мэлкольма исподлобья, словно искушённый поганец-школьник, схваченный за руку, но тянущий время. Он зажёвывает сигару пару раз, а затем произносит в его набыченное, нахмуренное лицо: «Кто вы такой?»

«Кто я такой?!» - взрёвывает Мэлкольм, словно раненый лев – «Слушайте, вы!» - с этими словами он угрожающе нависает над свиноуродом – «Не ваше грёбаное дело, кто я такой! Кто вы такие, и что здесь делаете – вот что я хочу выяснить, и поскорее!»

Вновь сверкает жетон, на сей раз быстро. Не, не сверкает. Подаётся, в уважительной манере. Уроки детских лет учат быть вежливым, общаясь со священником – даже если сам принадлежишь братству Ватикана. Может быть, даже особенно вежливым, если сам принадлежишь братству Ватикана.

«Вы полицейский, так, так. И что вы здесь делаете?»
«Эта девушка…?»
«Эта девушка – что?» - рубит Мэлкольм. Его губы и рот движутся жёстко, демонстрируя его гнев. «И какое вам, на хрен, дело до того, кто она? Постановление на обыск есть? Предъявите». Он протягивает руку за желаемым, в то время, как его взгляд обметает комнату, схватывая картину учинённого обыска и останавливая взгляд на Красной Роже.

Который куда как благочестивее, и до его извилин намного быстрее доходит, что Кардинал Американского Ватикана Незаконного Обогащения – не тот, кому задают вопросы. Со всей очевидностью, он осенён Святым Денежным Духом. Потому, Красная Рожа произносит в застенчивой манере, склонив голову набок и слегка опустив, словно в молении: «Вероятно, произошла ошибка».

«Ошибка?!» - вопрошает МакМастерс на пике эмоций. «То есть, вы стоите здесь, и объясняете мне что зашли сюда и домогались до этой юной леди по ошибке? Даже не имея на руках постановления на обыск?»

«Мы, должно быть, не туда зашли» - смиренно вымаливает прощение Ухмылка.
Руки Мэлкольма вскидываются, пальцы широко растопырены – так, словно он готов сомкнуть их на кабаньей шее бедного полицейского и придушить его. Вряд-ли он удержится от этого, но нет, как-то справляется. Опускает руки и произносит: «Люк, перепиши номера с их жетонов. Сделаешь, парень? Дебора, я попрошу тебя позвонить моему адвокату, если возможно. Так, посмотрим» -  его пальцы шерстят бумажник – «у меня где-то есть его визитка. Ага, вот она».

Мы с Деборой выполняем его приказы. Мэлкольм закрывает переднюю дверь и стоит, держа обоих орлов по стойке «смирно», не сводя с них капиталистического взора.
«Прошу садиться, офицеры» - приказывает он.
Они исполняют команду быстро, нервно, словно пара пойманных жуликов.
Они передают мне жетоны, я переписываю номера в свой альбом для набросков, большими печатными буквами – пока Деб терзает телефон. Красная рожа сипит: «Послушайте, сэр, у нас не было намерений создать проблемы. Нам поступали - Департаменту поступали жалобы, и…»
«Жалобы какого рода?»
«Ну, вы знаете, э-э…»
«Кто жаловался, суть претензии?»
Ухмылка говорит: «Здесь ошибка».
«Притом явная!» - заявляет Мэлкольм – «И я намерен докопаться до истины!»
«Это ваша квартира?»

Ещё одна ошибка: теперь Мэлкольм переносит испепеляющий взгляд на него, тем самым плавя и превращая в плазму и его, и заданный вопрос. В то время, как Деб, с телефонной трубкой в руках, вопит из спальни: «Его сейчас нет на месте, Мэлкольм! Попросить, чтобы перезвонил?»

Мэлкольм раздумывает мгновенье, опустив глаза. Затем произносит: «Нет, дорогая. Скажи секретарше, я подойду к нему на клубе».
Пока она передаёт сказанное, в жилой комнате ненадолго воцаряется молчание.
«Ну», - говорит она, стоя в дверном проёме – «Я готова. Вы нас всех в тюрьму забираете?»

Оба растягивают губы, изображая что-то вроде улыбок. Красная рожа ярко засвечивает искусственные зубы и пустые глаза, его напарник возвращает ухмылку на лицо и произносит «М-да, хе-хе. Тут явная ошибка. Думаю, нам лучше уйти». Он поднимается, стряхивает сигарный пепел в пепельницу и делает шаг к дверям, в сопровождении напарника, спешащего не отстать. Оба опасливо сторонятся Мэлкольма. Молча откланиваются и просят разрешение отчалить.
Он и разрешает – тем, что не говорит ни слова, и никак не пытается их остановить – до тех пор, пока они не открывают дверь и не оборачиваются за напутственным словом. Которое прилетает, опять же, от него.
«Если вы, идиоты, снова надумаете сюда врываться и посягать на эту юную леди и её апартаменты, заранее запаситесь ордером на обыск! Ясно? Потому что, в противном случае…»
Они кивают, ретируясь с низко опущенными головами, с потухшими глазами, тихо и как-то даже вежливо закрывая дверь.

«Я поняла» - хитро говорит Деб, подходя к Мэлкольму, чтобы обнять его и поцеловать, в качестве приветствия. «Девушка, у которой был этот номер телефона, была девушкой по вызову или чем-то вроде. Ты не поверишь, на какие звонки мне приходится иногда отвечать».

«Хм-ф» - произносит Мэлкольм, снимая плащ. «Думаю, твой номер стоит поменять. Согласна?»
«Да, я собиралась это сделать, но всё откладывала на потом».
Он вздыхает и опускается в плетёное кресло, а затем ухмыляется мне. «Так как насчёт дерябнуть, а, Люк? Когда имеешь дело с законами, вечно трубы горят».
«Позвольте мне» - ухмыляюсь я в ответ. Поднимаюсь, иду на кухню, чтобы отдать дань алкоголю. Две полных бутылки с его любимым зельем у нас теперь всегда наготове.

Деб приземляется ему на колени и обвивает шею руками. «Уау, Мэлкольм» - жизнерадостно сообщает она ему – «Я рада-радёшенька, что именно сегодня ты решил к нам заскочить».
И это правда.
Я разливаю на троих, затем направляюсь в спальню, дабы позвонить Гретч, вкратце ввести её в курс дела и направить сюда. Возвращаюсь в жилую комнату и сообщаю этим двум голубкам: «Эй, мы с Гретчен предлагаем совершить вылазку и где-нибудь поужинать».
Мэлкольм говорит, не раздумывая. «С удовольствием». И, обращаясь к ней, в качестве запоздалой мысли: «Мы ведь не против, Дебора?»