Однажды в... СССР. Глава 28
Дом одноэтажный, но такой, как два дома вместе, с просторной террасой. По стенам картины развешаны, чёрт их разберёшь, может и знаменитых авторов. А ещё ковры, видимо не советские, значит дорогущие; мебель – тяжёлая, тёмного дерева и с инкрустацией, тоже не нашего производства.
Но более всего поразило Глеба то, что у хозяев и прислуга имелась.
Совсем, как в стародавние времена. Милая такая женщина, немолодая, но тихая: не услышишь, как подойдёт, не заметишь, когда исчезнет. Она прислуживала за столом. Глеб с интересом наблюдал за ней – это ведь первый раз в жизни прислугу видит! И мало того, она его и обслуживает! Глеб подумал:
«А недурно, всё-таки богачи при царе-императоре жили! Всяких там лакеев, конюхов, да садовников в личной собственности имели! Жена Первого к ней по имени-отчеству обращалась, вроде как почтение ей оказывала. А какое тут уважение – лакей, он и в Африке лакей! Как на такое согласиться можно! И если уже человек переступил через себя и в слуги заделался, то тут скорее всего интересом солидный гонорар выступает! А судя по дому и интерьеру, денежки у Первого водятся!
Встретили Тепловых, как родных! Вся семья на крыльцо вышла, когда Тепловы на своей голубой «Волге», на которую Иван недавно сменил свой старенький «Москвич», подкатили.
Отец семейства, Константин Петрович – грузный мужчина с хорошими залысинами и кустистыми бровями, приятно улыбался, раскинув руки, показывая тем самым, что по русскому обычаю неплохо бы обняться, а если и близки, то и облобызаться тоже.
Жена его Алла Валентиновна, низенькая, аккуратная женщина с короткой стрижкой и добрым взглядом, тоже улыбалась, но не открыто, как муж, а вежливо и, может быть, даже несколько кротко. Взрослые обнялись, мужчины при этом усердно хлопали друг дружку по плечам; вышло хорошо, вроде как добрые друзья.
На Глеба Константин Петрович взглянул с интересом, даже задержал взгляд, как бы оценивая парня – годится ли на роль зятя. Глеб это сразу понял и про себя усмехнулся, во-первых, совсем не время об этом думать, а во-вторых, ещё и любовь должна образоваться, а он эту Надю, толком и не знал. Может и видел в городе, но внимания точно не обращал. Первый протянул руку Глебу:
— Ну здорово, молодое поколение!
Пожал крепко, не стесняясь. Глеб тоже конфузиться не стал и ответил сильным рукопожатием:
— Здравствуйте, Константин Петрович!
Видимо, он с первого взгляда хозяину дома понравился, потому что тот по плечу его похлопал и сказал:
— А ты крепкий хлопчик! Уважаю!
С тем и зашли в дом… И сразу за стол, в гостиную! Тут-то Глеб и увидел прислугу. Она стояла, опустив руки и смотрела на входящих гостей. Не молодая, около пятидесяти, но не растерявшая былой красоты, среднего роста, женщина; тёмные волосы гладко затянуты в скромный, но изящный пучок.
«Как же это редко увидишь», — подумал Глеб. — Обычно, в этом возрасте у тёток скучные, короткие причёски, беспощадно старившие своих хозяек, а эта женщина явно не желает стареть и выглядит по меньшей мере элегантно!»
Одетая в чёрное, облегающее платье с белым воротничком чуть ниже колен, тёмные чулки и чёрные же башмачки, она не выглядела человеком, любящим открывать рот без имеющийся на то причины.
— Наталья Сергеевна, — представил её Константин Петрович, — Можно просто Наталья.
Глебу показалось – она чуть склонила голову.
«Так вот они какие, служанки».
Что-то в ней было настоящее, не лакейское; и взгляд тоже умный и спокойный. Такого человека сложно вывести из себя. Интересно было бы с ней пообщаться. Интересно…
— Хотите посмотреть наш дом? — спросила жена Первого.
— Да, мы с удовольствием, — заверила мама Глеба.
Алла Валентиновна повела их сначала на террасу, где было её царство цветов. Затем на идеально убранную кухню, размером с двухкомнатную квартиру с блестящим польским гарнитуром нежно-салатового цвета. Оттуда все переместились в гостиную в обоях, на которых расцветали золотые узоры, с толстым бордовым ковром на полу, тройкой немецкой мягкой мебели, большим телевизором и натуральным камином. В спальни не заходили, не повела хозяйка.
— Ну а теперь пора и за стол. Прошу! — Алла Валентиновна провела их в столовую.
Мама Глеба конечно вкусно готовит, но то что подали на стол у Черненко, было не только вкусно, но и шикарно. Подано на изумительной красоты посуде, разрисованной голубыми цветами на белом фоне и с золотым ободком по краям.
В центре стола важно сверкала боками пузатая супница; рядом с ней в длинной посудине безмятежно дремала заливная рыба; далее, на круглом блюде, разместились жареные цыплята – маленькие, но аппетитные.
Огурчики малосольные, хрустящие; паштет, видимо из гусиной печени; икорка чёрная, бусинками блестящими призывно в рот просится. А ещё холодная водка в хрустальном графине, соусницы какие-то, каравай хлеба свежеиспечённого и зелень! Ни, тебе, винегретов, ни холодцов и всяких там селёдок! Графья да и только.
— А где же наследница?, — Теплов-старший улыбнулся хозяйке стола.
— Уж простите нас, гости дорогие, — Алла Валентиновна говорила не громко, как будто только для себя, — С минуты на минуту будет, у ней сегодня танцевальный кружок.
И сказать не успела, как дверь входная откликнулась.
— А вот и она, любимица моя, — Константин Петрович в ней души не чаял. Все повернули головы к двери. — Прошу знакомиться, наша Надя!
Вошла девушка, Глеб сразу отметил – на маму похожа, симпатичная с высоким лбом, точёным, чуть удлинённым носиком и чуть удивлённым взглядом больших миндалевидных серо-голубых глаз. Фигурка тоже — ничего, не зря танцами занимается.
«Неплохо, неплохо!» — подумал он, и настроение сразу улучшилось.
— Здравствуйте! — чуть покраснев от всеобщего внимания, нежным и мелодичным голосом поздоровалась Галя. — Простите за опоздание, я руки помою и к вам.
Теплов-отец загадочно посмотрел на сына: смотри, мол, — какова ягодка!
Глеб сделал вид, что не заметил отцовского намёка. Расселись вокруг стола – и хоть не специально получилось, но Тепловы сели с одной стороны, а хозяева точно напротив – гляди друг на дружку, сколько влезет! Глеб как раз перед Надей сел. Хозяин дома взялся за графин:
— Ну что ж, разлюбезные мои, первый тост, по обычаю, за знакомство, — разлил он только взрослым, причём, сделал он это мастерски, по самые края, но не потеряв при этом ни капли, сразу видать – опыт имеется!
Тут сразу очередь Натальи Сергеевны подоспела: всё так же молча, без всяких эмоций на красивом лице, каждому в тарелку разлила ещё горячий борщ. Когда Глебу накладывала, так близко возле него стояла, что он даже запах её почувствовал.
Словами не объяснить, что ты переживаешь, но, вот, головой понимаешь, это – аромат женский… От него сразу мысли путаются, что-то внутри тебя поднимается, наружу вырваться хочет. Глеб мельком на всех глянул – не заметил ли кто его смущения ненароком…
Наталья Сергеевна обошла стол и встала аккурат за спиной Константина Петровича. Глеб взглянул на неё и тотчас представил, что это не Ян с Галкой-давалкой ночью на голубятне милуются, а он с Натальей Сергеевной!.. С Наташей, стало быть! И так явственно это увиделось, что аж руки задрожали и ложка на пол упала.
— Извините, — покраснел Глеб. А отцы-родители заулыбались разом: что ж, известное дело – Глеб на Надю засмотрелся.
Только Наталья Сергеевна краешком рта улыбнулась, вроде прочитала Глеба, но работу свою блюдёт – не успел и глазом моргнуть, а она уже же другую ложку гостю положила.
А Надя, милая девочка, черноволосая в две косы и брови под стать косам; а глаза-глазищи такие глубокие, будто весь мир понять стремятся. Она этих глаз красивых целый вечер от Глеба не отводит. Оттого, что много слышала и много знает про трёх друзей бесстрашных! Да про них чуть не все девчонки шепчутся. Таких парней днём с огнём не сыщешь! А самый красивый среди них, конечно же, Глеб! И не верится вовсе, что вон он, напротив неё сидит – руку протяни и дотронешься.
Глеб тоже на Надю посматривает: не красавица, но очень милая, обаятельная, про таких говорят – есть в ней что-то, что не отпускает… Он сразу усёк, что она во все глаза на него пялится. Приятно это…
И тоже, вдруг, представил, как они с Надей на голубятне ласкаются. Тут же на Яна переключился:
«Всё-таки молодец Ян, уже попробовал, не стушевался! А я всё ещё, как пацан малолетний! Столько об этом мечталось, сколько фантазий в голове уложилось, после которых единственное, что оставалось, так это только снять напряжения в собственной постели…»
Он снова посмотрел на Надю… А взрослые, знай себе подливают, разговоры всё живее, всё больше смеха и веселья, только Наталья Сергеевна форс держит.
Сам от себя не ожидая, Глеб вдруг решился:
— Надя, может ты покажешь мне свою комнату?
Она этого совсем не предвидела, даже чуть привстала со стула:
— Да, конечно…
Глеб:
— Извините, мы вас оставим на пару минут….
Взрослые понимающе заулыбались, согласно головами закивали. Константин Петрович по-отечески:
—Чего уж там… и правда, чего вам с нами, стариками, сидеть да разговоры наши слушать. Идите, дело молодое…
Не бывал Глеб до сих пор в девчачьих комнатах. Совсем не похоже на его берлогу! У него плакаты на стенах, гитара и гантели, а тут – царство кукольное: цвета, всё, нежные — голубые и розовые, кровать прилежно заправлена; мать моя – даже куклы имеются, в шестнадцать-то лет! И самое главное – запах! Такой приятный! Уму непостижимо!..
Глеб подошёл к столу, взял книжку в руки, полистал, но без интереса, без внимания, так, чтоб себя занять – нужно ведь о чём-то говорить… Она присела на краешек кровати, следит за ним. Не было ещё в её девичьем царстве мужчины. Волнительно как… Глеб – первый. Он – красивый, сильный… И ещё отличник! Что ему эта книжка?.. Он, таких, небось, уйму прочитал! Интересно, о чём он сейчас думает…
А Глеб вертел книжку в руках и размышлял о том, что она совсем не похожа на Веру. Да, она мила, и фигурка, что надо… Но нет той харизмы, той силы духа … Ведь за Верой не то, что пойдёшь… Побежишь!.. Если, конечно, позовёт… А за этой?..
Он повернулся к ней, она смотрела на него широко раскрыв глаза… Так смотрят на кумира. И он, вдруг, понял, что властвует над ней. Подошёл, взял за руки и мягко притянул к себе. А она и не сопротивлялась. Он чувствовал – она дрожит, значит, точно в его власти! Положил обе ладони на её лицо и так стоял и смотрел в её глаза… И Надя тоже, не отрываясь, глядела на него. Он был её повелителем, и она чувствовала, что-то произойдёт сейчас. Было страшно, но в то же время волнительно и до смерти хотелось этого неизвестного и неизведанного.
И тут её, как огнём, обожгло — Глеб коснулся её губ своими … Они оба никогда не целовались, так и стояли, прижавшись друг к другу. Она утонула в нём, а он просто умел плавать…
...Этой ночью Надя долго не могла уснуть. Она немножко сочиняла и сейчас ей хотелось что-то такое написать… От самого сердца, от души… Она достала свой личный дневник, который вела с седьмого класса:
«Боже, какой чудесный день!.. Глеб, милый мой! Всего каких-то пару часов мы были вместе, а ты уже такой родной и близкий… Наш первый поцелуй… Такой волнительный и нежный… Он был, как волшебный сон, как распустившийся цветок! Пол жизни за это мгновение… Так вот ты какой — герой моего романа! Ты сильный, нежный и красивый! Единственный на свете!» — Рифма не шла… Слова не складывались в строчки… Ну и ладно… Она снова и снова воскрешала в памяти: его губы, его руки, его тепло.
«Наверное, это и есть счастье!» — закончила она писать.
Надя была счастлива…
Глеб долго ворочался в своей постели. За стенкой выпивший отец что-то пьяно рассказывал маме, мама смеялась. Давно Глеб не слышал, как она смеётся… Наверняка, обсуждают сближение с семьёй Первого! А это сногсшибательные перспективы для отца. Точняк, мечтают породниться!
Он вспомнил Надю. Представить её своей женой?.. Хм… Наверняка, они были бы хорошей парой… С такими родителями и дом, и машина, и карьера на раз-два! Но как быть с любовью?.. Надя, похоже, влюблена … И это удобно! Ясно, что она готова на всё ради него… А он? Пожалуй, нет… Пожалуй, нет… Интересно, а на голубятню она готова?.. А что, может проверить?!.. С тем и уснул…
———————————
А вот родной его папаша никак не мог заснуть. Когда они с Машей вдоволь наговорились и насмеялись при разборе полётов вечернего пира в гостях у Первого, и он повернулся на правый бок, собираясь уснуть, как вдруг почувствовал, что по его бедру заскользила маленькая и сухонькая ручка его законной супруги. — Вань, а Вань, ну повернись… — прозвучал её шёпот. И этот шёпот почему-то сразу взорвал Ивана раздражением и неприязнью. Они не голубились уже несколько лет, и никакой потребности в этом Иван не чувствовал. А особенно после того, как Маша побежала «капать» Первому… И на кого? На своего же родного мужа! Кормильца своего! А после этого ещё и ласки требует! Ну, нет! — Спи, Маша… — буркнул он. — Спи уже… Завтра рано вставать… — Ну да, чего это тебе и в воскресенье вставать рано? — зашипела жена. — Небось, если бы парикмахерша твоя попросила, так не отговаривался бы! Совсем меня как женщину забросил! — И она, чуть ли не подпрыгнув от злости, резко повернулась спиной к мужу.
«А вот это ты зря… зря напомнила…» — глаза Ивана Захаровича, возбуждённого выпитой водочкой, широко раскрылись, а потом закрылись, но сна уже не было ни в одном из них. Перед ним тут же возникла аппетитная фигура тёти Туси: её полные белые руки, упругие бёдра и притягательные груди. Её горячий язык, влажные губы и сногсшибательный запах топлёного молока, исходящий от всего её тела.
И тут Ивана охватило такое непреодолимое желание, напрочь отключившее голову, что он, не задумываясь о последствиях, повернулся к Маше и, задрав ночнушку, набросился на неё сзади. Вцепившись руками в худенькие плечи, он, словно разъярённый тигр с рычанием входил в неё снова и снова, при этом видя лишь свою любимую Эсфирь — персидскую царицу. Мария же, поражённая столь внезапной смене настроения супруга, возликовала и поверила, что это поворот в их монотонной жизни: «Дай Бог! Дай Бог!» И когда Иван, удовлетворённо крякнув, отвалился от неё, она, счастливая, уснула быстро и спала без снов.
Иван же, растянувшись на спине, совсем не думал спать: «Весь этот год я, почитай, не жил… — ударился в воспоминания Теплов, — не жил лишь потому, что я без Туси, как в безвоздушном пространстве — я существую, но не живу. Конечно, я сглупил. Кому нужны были мои признания: «влюбился… жить хочу с ней» — никому. А если б я по-тихому... Встречались бы тайком, любились, миловались. Так и никто б не знал. А почему бы этого сейчас не сделать? Сейчас, когда мы с Первым вот-вот одной семьёй станем. И уж никто… да-да, никто и слова не посмеет мне сказать. Попробовать? Прогонит? Может быть. Она — гордячка. Значит подъехать нужно аккуратно. Затронуть душу. Ну и, если по большому счёту, я не такой уже подлец в этой истории. Квартиру выбил ей и сыну. Что было мне легко? Ого! Ужом болотным извивался, чтоб не подумали, что я по блату ей устроил. И всё тип-топ, живут и наслаждаются… Попробую. Попытка — не пытка!» — и с этой мыслью он уснул.
Продолжение в Главе 29
Свидетельство о публикации №225112401729