Однажды в... СССР. Глава 32

Спать на продавленном диване было так неудобно, что Мишка, проворочался всю ночь и уже в шестом часу утра был на ногах, решив спуститься в деревянную будку туалета рядом с голубятней.
И это его спасло.
Он приоткрыл дверь и увидел, как одна за другой две дюжие фигуры в разноцветных шёлковых жилетах нарисовались во дворе. В руках — оружие, а взгляд устремлён прямо на голубятню.
«Сдал Жёлудь… Как я сразу не подумал!» — но думать было некогда.
 Забыв об открытой двери и выхватив из-под подушки «Вальтер», Мишка шмальнул наугад в сторону нападавших. Те бросились в разные стороны. Один присел за мусорным ящиком, а второй распластался на земле под столиком для домино.
С тонким визгом вслед за грохотом выстрелов просвистели две пули выше Мишки, уже слившегося с полом голубятни в противоположной к её входу стороне. Сердце потомка самурая вдруг забилось с невероятной быстротой, как будто собиралось выпрыгнуть наружу, ладони вспотели — сражаться со свинцом ему  ещё не приходилось.
— Слышь, узкоглазый! Пакет отдай, и мы в расчёте! — голос незнакомый.
— Ваш «винт» — в канализации. Валите, пока целы!
Ещё два выстрела —щепка с потолка рассекла кожу на Мишкиной голове. Минут пять было тихо.
— Живой?!
Мишка молчал, пытаясь унять непослушное сердце. Казалось, его стук, как удары колокола, слышен по всей округе. Но как только, чуть приподняв голову, засёк, что один из цыган, пригнувшись, подбирается к ступенькам, он снова, не целясь, дважды нажал курок.
Цыган метнулся в сторону, присел. И тут с высоты голубятни Мишка увидел летящий по улице милицейский УАЗик и летящий явно в их сторону.
«Соседи вызвали. Амбец! — сердце, и так колотившееся барабанной дробью, забилось в два раза быстрее. — Так, успокоиться. Включить мозги. Что говорила Вера… Так, сбросить пушку. Стоп, а отпечатки пальцев…»
Мишка схватил с табуретки полотенце, обычно служившее скатертью для их общих трапез, и быстро протёр «Вальтер», а потом, став сбоку от двери, размахнулся и швырнул его прямо в поднимавшегося уже по лестнице незнакомого цыгана.
Тяжёлый металл врезался тому прямо в грудь, и незадачливый штурмовик не столько от боли, сколько от страха и неожиданности, полетел на землю, больно ударившись головой и выронив своё оружие.
Цыган ещё не успел прийти в себя, как его руки оказались заломленными за спину двумя милиционерами.  Третий страж порядка держал под прицелом пистолета его напарника. Тот не сопротивлялся и сразу сдал оружие.
И только тогда Мишка выдохнул и тут же увидел Глеба, спешившего к нему. Они быстро перекинулись словами, и Мишка спустился с голубятни.
— В тебя стреляли? — подошёл к нему запыхавшийся молодой лейтенант.
— Наверное… — ответил Мишка, вопросительно глядя на Глеба.
— В машине места нет. Давай в отдел. И чтобы я тебя не ждал. Ты понял?
— Понял. — ответил Мишка, всё так же не сводя с Глеба глаз.
— Давай! — махнул рукою Глеб, незаметно подмигнув ему. — Всё будет хорошо.

— Итак, товарищи цыгане, пока я только констатирую факты. — Начал свой спич следователь Петренко, худощавый с длинным носом и нездорово жёлтым цветом лица холостяк возраста «за пятьдесят». Он совершенно не выспался после вчерашних вечерне-ночных вливаний и излияний с начальником ОБХСС, который недавно развёлся с женой после двадцати лет брака — им было о чём поговорить.
И настроение теперь имел он соответствующее.
— А факты таковы: прямо в городе, ни свет ни заря и рядом с многоквартирным домом, вы устроили стрельбу. Стрельбу на поражение! При вас три пистолета. А разрешением на оружие и не пахнет. Так?! Я излагаю правильно? — Петренко неожиданно поморщился — в голове следователя будто шевелилось живое существо.
В ответ молчание.
— Молчание вам не поможет, а только усугубит ваше положение. Признание и только признание позволит вам смягчить свою вину. Вы поняли меня?                Опять молчание.
— Вам пахнет покушение на убийство. Да ещё и несовершеннолетнего! Давайте не тянуть резину. Каков мотив нападения?
Молчание.
— Вы понимаете, что нам ничего доказывать не надо: вы стреляли в парня? Стреляли. Пистолеты при вас были? Были. Всё! Десятка лет уже у вас в кармане. Так в чём мотив.
Упершись глазами в пол, цыгане не проронили ни слова. Помучавшись ещё с полчаса, следователь приказал увести их. Редкое дело, которое не потребует и двух месяцев, положенных на следствие.
 «За неделю справлюсь…» — подумал Петренко и вздохнул — двенадцать ещё не законченных дел, по которым вот-вот истекут сроки расследования, двенадцатью тяжёлыми камнями висели у него на шее. И хотя он знал, что не менее весело было у всех его коллег, успокаивало это мало.
«Неужели не дадут до пенсии дотянуть» — уныло пробежала мысль, и в это время в кабинет завели Мишку.
— Цыган к операм! Пусть поработают покрепче. — Кивнул следователь конвойным. Те увели цыган, метнувших в Мишку убийственные взгляды:
— Жить хочешь — молчи... — прошипел прямо в лицо ближний к нему широкоплечий цыган со шрамом через весь лоб. Да так прошипел, что Мишка, хоть и был не робкого десятка, но тут струхнул.
— Фамилия, имя отчество? — обратился к нему Петренко.
— Сайтоев Михаил Григорьевич.
— Ну, хлопчик, поясняй. Ты где и каким боком цыганам дорожку перебежал? Да так перебежал, что они на тебя ранним утром охоту устроили, как на кабана. Весь город на ноги подняли. Меня в том числе… — Петренко опять поморщился. В голове по-прежнему постреливало.
— Да я вообще не в курсе… Напали, стреляли. А за что? Понятия не имею.
— Ещё один партизан. Ну-ну. Сиди здесь. Мне рассказать не хочешь, так операм расскажешь. Они с тобой, как я, миндальничать не будут. Последний раз спрашиваю: какие отношения с цыганами, стрелявшими в тебя?
Мишка пожал плечами:
— Я правду вам сказал. Я их впервые видел. Ну, честное комсомольское! —
— Так ты ещё и паясничать надумал?! — следователь со всего маху рубанул кулаком по столу, и через минуту в комнату вбежал знакомый Мишке опер — младший лейтенант Бабий. Тот самый, что не раз прикладывался к его почкам при задержании за драку в парке.
— Что случилось, товарищ капитан?
— Да вот комедию ломает, — кивнул следователь на Мишку. — Объясни ему, как надо вести себя в следственном кабинете. — Накинув на плечи пиджак Петренко вышел из комнаты.
Шарах! И Мишку полоснуло болью. Он слетел со стула, успев увидеть, как в комнату вошёл второй опер. Мишка перекатился по полу и, вскочил уже со стулом в руках.
— Так ты ещё и нападение на работников милиции себе повесить хочешь?! — аж захлебнулся Бабий. Он потянулся к кобуре и выхватил оружие:
— На пол! Лицом вниз! Руки и ноги в стороны!
— Здесь что такое происходит?! — раздался вдруг громовой голос вошедшего в кабинет майора Гринько, успевшего за этот год подняться с начальника уголовного розыска до зам. начальника отдела милиции.
— Да вот, товарищ майор! Сами видите! — и опер пистолетом указал на Мишку, ощетинившегося ножками стула.
— Ты пушку спрячь, а то ещё в меня пальнёшь случайно! — прикрикнул Гринько на опера. — А ты, пацан, что стулом машешь?!
— Да я, товарищ майор, и слова не успел сказать, а он меня — ногами. На пол сбил, я думал, убьёт! — Отчаянно затараторил Мишка. — Он бросил стул и задрал рубашку, где явно виднелась свежая ссадина, грозящая превратиться в настоящую гематому.
— Так это вы так ведёте допрос несовершеннолетнего?! Прямо по уголовно-процессуальному кодексу? И какая же статья предусматривает физическое насилие? А? Отвечайте! — ещё один рык в сторону оперов. И на пределе громкости: — Покиньте кабинет! — Те испарились.
— А ты… ты тоже хорош! Спокойно жить не можешь? Или не хочешь? А, Сайтоев? Садись уже. — Мишка поставил стул и присел на его краешек.— То массовая драка в парке, то стрельба в городе? Такого я уже давно не припоминаю. Ну, расскажи, за что цыганва тебя убить пыталась.
И тут Мишку осенило. Он вспомнил вчерашнюю светскую беседу с Нику и Ивайло.
— Так им, товарищ майор, показалось, наверное, по пьяной лавочке, что я на девку ихнюю запал. Её Донкой зовут. Племянница барона ихнего. Я часто у них в таборе бывал. Так… песни слушал, у костра сидел. Ну и это… Донка и правда классная девчонка. Я видел, на меня глазами своими чёрными стреляет. Ну, я ей тоже пару раз подмигнул и словами перекинулся, типа: может погуляем к речке? Она не против. Погуляли, посидели на бережку. Поговорили ни о чём. И всё. А она, видно, там себе надумала всякого и может проболталась кому-то из своих. Ну а они же — дикари! Вы сами знаете. Хоть я её и пальцем не тронул. Честно!
— Пальцем не тронул, а чем тронул? — Улыбнулся Гринько. — Не тронул, не палили бы в тебя из пистолетов. Ладно. Как говорится, дело молодое. Вот бумага. Пиши объяснение, подписывай и дуй домой… Тебя там Глеб уже заждался.
Дважды повторять ему не понадобилось, и через десять минут счастливый Мишка выскочил на улицу, чуть не сбив с ног Глеба и Яна, торчавших на крыльце.
— Свобода, браты! Свобода! — они обнялись. — А тебе, Глеб, от всего японского народа и от всех самураев отдельное спасибо! — Сложив ладони рук, картинно поклонился Мишка.
— Не мне, бате моему. — Улыбнулся Глеб.
— И тебе, и бате! И я опять у него в долгу. Второй раз меня, считай, что за уши вытаскивает. Ну а мусора, пацаны, какие же они твари! Ногами на пол сбили. И как же я их ненавижу! Суки! Ногами! Мне Саня Волков говорил: ногами в зоне бьют только опущенных. Ну… педиков. Не прощу! Никогда не прощу! — и троица потопала домой. Сегодня было не до тренировок.
И весь тот день поднявшаяся откуда-то из самых глубин Мишкиной души злость и ненависть к стрелявшим в него цыганам, заставившим его сердце впервые в жизни захлёбываться от страха, не давала ему возможности думать ни о чём другом, как только о мести:
«Боже! Как же я трясся! Как заяц! И это я — потомок самурая, у которого в крови должно быть презрение к смерти?! Какой же я после этого потомок?! — Накручивал он себя. — Мой дед бы не простил, Ни за что не простил!
— Не успокоюсь, пока их табор не спалю! — в сердцах выпалил Мишка друзьям, собравшимся вечером на голубятне.
— Тебе что, мало приключений на свою задницу? — веско заметила Вера. — Ты хоть представляешь, какой шум поднимется?! Всем нам мало не покажется.
— Вот бы я на тебя посмотрел, если бы не в меня, а в тебя, как в куропатку из двух стволов шмаляли. И послушал бы, чтоб ты тогда запела.
— Шмаляли потому, что ты их бабки их в мусор выбросил. Сколько там было: пять тысяч или десять? Я не знаю. Да, и ещё: тебе что, мало, что их закрыли? Лет пять, не меньше, им небо в клеточку светит. Зачем тебе пустая месть? Нет смысла.
— Мишаня, а ты этих охотников раньше в таборе видел? — вмешался Глеб.
Мишка сузил глаза: «А и правда, таких я что-то не припомню».
— Не-а, не видел, точно.
— Короче, пацаны, нам нужна информация — вновь прозвучал командный голос Веры, и по её взгляду, устремлённому в никуда, ребята поняли: она обдумывает что-то.
— А информация — это, между прочим, самый ходовой и дорогой товар. — Продолжала она. — И прежде, чем лезть на рожон, надо понять: что за новый народ в таборе нарисовался? Откуда у них наркота, и кто этим всем заправляет? Смотрите, там, видно, разведка работает. Дня не прошло, как вычислили Мишу. И вам так просто отомстить им не удастся. Какие мысли?
— Да это не вопрос, — не раздумывая ответил Мишка. — Жёлудя в субботу на базаре прихватим, кишки повытягиваем, он всё до копеечки и выложит. Тем более, что у него должок мне огроменный. Какой? Да сто пудов, что это он наводку дал, где меня искать, если Чезета нет во дворе дома. Идёт?
— Вот это другой разговор, — удовлетворённо согласилась Вера. — Ну что, мусорами покалеченный, пойдём обмоем твои раны? — и друзья не спеша потопали в недавно открывшееся летнее кафе, где их ждали любимые всеми вареники с мясом и бокалы нефильтрованного пива. 

В субботу с самого утра Вера осторожно прогуливалась по базару, высматривая Жёлудя. Заметив его в окружении двух хорошо одетых женщин, спокойно подождала, пока они отвалили, и подошла к цыгану:
— Привет, Жёлудь! — увидев Веру тот беспокойно оглянулся — нет ли поблизости её друзей. Но не увидев никого, он успокоился:
— Привет, красотка! — засветил он пару золотых зубов, — а где твои кореша?
— Да, кто где. Глеб, небось, дрыхнет ещё. Ян должен был свалить с мамашей в область. А Мишка всё никак не отойдёт от той стрельбы, из дому не выходит.
Слушай, мне золотая цепочка нужна. Найдёшь?
— Да не вопрос, постой, я мигом.
Жёлудь исчез, а Вера потихоньку сдвинулась по тому же ряду, но ближе к массивному деревянному павильону, где торговали мясом. Через несколько минут Жёлудь, как из-под земли, вырос перед ней. В руках — связка золотых цепочек:
— Выбирай! Недорого отдам, — Улыбнулся он так широко и искренне, что Вере, знающей, что его ждёт уже через минуту, даже стало как-то не по себе.
— Ты спрячь. Ещё не хватало на мусоров нарваться. Пошли за павильон, там выберу и деньги там достану. Не при народе же светить бабули! — и, повернувшись к нему спиной, поплыла за павильон. А когда он последовал за ней, то было поздно.
Одним рывком Жёлудь был затянут в пространство между забором и стеной павильона. Удар в солнечное сплетение, и он сложился пополам. Ещё удар с подсечкой ног, и он уткнулся в землю. А когда пришёл в себя и посмотрел на Мишку — в глазах его стояла такая мука, что даже у Веры сжалось сердцеь.
— Ты сдал меня! — Не спрашивал, а утверждал Сайтоев. — В меня шмаляли так, что щепки вокруг летели. И я, и пацаны к тебе, как к родному, а ты? Ты как бы жил, если б меня в сырую землю зарыли? Нормально? Ну, говори!
— Меня тоже сдали… — Жёлудь еле шептал, — Ивайло с Нику рассказали барону, что я кентуюсь с вами… А у барона и немой запоёт. И что мне оставалось делать?
— Ну, ладно. Сдал. Но почему не маякнул, чтоб я сховался?
— Так меня же привязали к кибитке вожжами, на метр не отойдёшь. Там у барона свита — наверное, сам видел. Не раз в тюряге чалились и жалости не знают. Быстро бы из меня ремней нарезали. Не сомневайся.
— А почему я этого барона и его ублюдков не видел, когда у вас был?
— Так они же прикатили в аккурат перед тем, когда ты с Нику и Ивайло на сделку ездил.
— Прикатили? — заинтересовалась Вера. — И на чём же?
— Барон с телохранителем на «Мерсе» чёрном. А боевики его на «Волге» двадцать первой. А что?
— Да нет, это я так спросила. И сколько тех боевиков?
— Ну, было пятеро. Теперь осталось трое. Двоих закрыли. И барон сказал, что в понедельник откочуем к областному центру. Тут больше делать нечего.
— А торговать? Тоже в областном?
— Ну да. Там три базара. Всем места хватит.
— А что по Мишке? — вновь спросила Вера. — Мстить будут?
— Не… Барон сказал, что раз мы тут перед ментами засветились, надо валить. И что сейчас есть поважнее вещи. Но можно ли ему поверить? Я не знаю. Похоже, он весь в делах. И только о делах и говорит. Всем нашим объяснил, кому и что теперь нам делать надо.
— А ты что будешь делать? Наркоту толкать?
— Нет, я по золотишку. Для этого у нас есть женщины, у них выходит лучше. А мужики постарше их охраняют.
Вера с Мишкой переглянулись. Жёлудь, истолковавший их перегляд по-своему, побелел.
— Слышь, Мишка, извини, честно. Ну хочешь возьми, — и он протянул связку золотых цепочек.
— Тебя ж твои убьют!
— Да не, скажу, что мусора меня накрыли. Бери!
Не глядя на Веру, Мишка поднял Жёлудя с земли.
— Катись! Хотя… ну, если хочешь, давай одну, сеструхе подарю, — смилостивился он.
— И мне! Вот эту! Или я зря старалась?! — и Вера выбрала самую толстую из них.
И пока они разглядывали неожиданные подарки, Жёлудь исчез, как в воду канул. О нём забыли сразу.
                ———————————————
Зато о том, что Жёлудь наболтал, ни Вера, ни Сайтоев не забыли.
— Смотрите, вы хотели отомстить? — обратилась к ребятам Вера. — Так можно отомстить со смыслом. И отомстить, и заработать.
— И как же? — спросил Глеб.
— Вы хоть прикидываете, сколько стоит «Мерседес»?
— Вера, ты хочешь, чтоб мы угнали «Мерс» барона? — Не выдержал Ян. — Так нам же всем поотрывают… то, чего у тебя никогда не было, нет и не будет. Я против.
— Я тоже против! — Согласился Глеб.
— А ты Мишаня? — тот молчал.
— Смотрите, пацаны, всё можно сделать по-тихому, чтоб не узнали. — Продолжала Вера.
— И как же это? Да только мы появимся на «Мерсе», весь город будет знать.
— А нам и не надо где-то появляться. Пусть Мишаня поговорит со своим новым корешем… ну, с Саней Волковым, насчёт того, кто купит «Мерседес». Насчёт барыги. И чтоб не в нашем городе. Понятно? — Вера смотрела на ребят, как на нерадивых школьников.
— Ваша задача, срисовать передвижение барона: где ездит он? Где тормозит покушать? Где на ночь паркует своего немецкого коня. Понятно? Ну и потом решать, где уводить авто и как, чтоб не застукали цыгане. И лучше лишний день его пасти, зато потом наверняка сработать. Ну, понятно?
 Ян с Глебом по-прежнему молчали.
— Понятно-то, понятно, — нарушил молчание Мишка, — я с Саней побазарю, не вопрос. А вот найдёт ли он барыгу — я не знаю. От этого и плясать будем. Ну. я пошёл?
— Да, кстати, Глеб, а ты без ключа, ну там провода соединить, завести сможешь? — спросила Вера.
— Да не вопрос! Легко! Машины — моя слабость, — улыбнулся Глеб. — Я батину машину всю по деталям разобрать и собрать могу. Да и с «Жигулёнком» соседу не раз помогал. Не боись, разберусь.
— Ну ты и многостаночник, Глеб, — восхитилась Вера. — И поэт, и музыкант, и отличник, ещё и в машинах шаришь! Но всё-таки про Мерсы почитай, не повредит.
— Лады. Договорились, — от похвалы Глеб покраснел, и Ян заметил это. Внутри похолодело: «Неужели и Глеб на неё запал?»
                ———————————————
                Продолжение в Главе 33.