О дельцах и творцах

Я избрал путь хорошего мальчика. Быть удобным, следовать правилам, стать достойным сыном. Частная школа вбила в меня достигательство, как клеймо.
Окружение вылепило мое сознание из чужой глины. А кроме него — давящее, вбитое родителями чувство долга. Долга за сам факт моего существования, которого я не просил.
Студенческие годы в Йеле мало чем отличались от школы. Лишь исчезла та особая, изощренная тяга преподавателей к английской муштре, что была замаскированным под воспитание издевательством.
Как вы уже поняли, мои родители принадлежали к той прослойке американского общества, что дышит разреженным воздухом денег. Хотя я сам никогда не чувствовал себя привилегированным. Я был активом, наследственным грузом.
Богатые не плачут? Поверьте, в наших жизнях не меньше драмы. С тебя требуют соответствия имени, которое носил кто-то до тебя. Твоя фамилия — это тюрьма с позолоченными прутьями. Приходится беспрекословно следовать указаниям родителей, а главное — прародителей, ибо именно их руки сжимают горло семейного бизнеса. Разочаруешь — потеряешь всё. И под «всем» подразумевается не состояние, а право быть частью рода. Быть видимым.
Средний класс, мнящий себя бедняками, и не ведает, каким объемом свободы располагает. А нищий — и подавно. Парадокс: чем меньше у тебя есть, тем полнее ты принадлежишь себе. Твоя душа — единственная, но неприкосновенная собственность.
С каждым часом тяга вырваться из-под гнета материального становилась острее. Она кристаллизовалась внутри в острый, холодный камень. Пока однажды не отросла до таких невыносимых размеров, что я послал всё к чертям. Всё к чертям.
Какое же это было освобождение. Каким безграничным казался мир. Я был уверен: без гроша в кармане я смогу всё.
Меня отрезали без сантима. Я смог снять комнату, заложив фамильный перстень. Какой в нем смысл, если я лишился самой «фамилии»?
Я знал, чем займусь. Так я, богатый наследник, превратился в нищего парфюмера.
Колбы, эфирные масла, аналитические весы и пустые флаконы были в моих глазах воплощением не великолепия, но священного бунта. Мятежа против предначертанной судьбы. Именно ярость подтолкнула меня создать нечто, не имеющее аналогов.
Видите ли, в парфюмерном искусстве — тысячи правил. А я нарушал их все. Слепо, отчаянно. И это окупилось. Правда, лишь после десятка испорченных композиций, пахнувших отчаянием и неудачей.
Постоянные пробы, ночи у печки, самообучение на грани одержимости привели меня к алхимии совершенства. Тот аромат… он вызывал трепет. Покалывание в носу, тихую феерию в мозгу, непроизвольный вздох наслаждения. Была ли то случайность, гений или безумие — я никогда не узнаю. Важно лишь, что мне выпал шанс держать в руках собственный флакон, и его содержимое было идеально.
Я нанес аромат на кожу и вышел на улицу. Люди оборачивались. Останавливались. Больше всего пьянил взгляд молодых девушек. Мой парфюм пробуждал в порядочных созданиях ту же животную, непреодолимую тягу, которую я видел в глазах тех, кто льнул к моим деньгам в прошлой жизни.
Представьте, насколько он был хорош. Сколько судеб, сколько мечтаний он мог бы осчастливить.
Этот успех привел меня к решению заработать самому. Так я стал бы окончательно свободен.
Я написал во все парфюмерные дома Америки. Начинал с именитых. Затем — все остальные.
Но в ответ — лишь гробовое молчание.
Это был удар, но я верил своим глазам, своему носу. Мои духи — феноменальны. Они заставляли людей замирать, лишь бы продлить миг, когда они чувствуют этот запах. Я знал — мой продукт обречен на успех. Потому, несмотря на отчаяние, мной был предпринят новый шаг: я написал в сотню бутиков Нью-Йорка.
На этот раз ответили. Не все, но многие. Тридцать два вежливых, отточенных отказа. «Благодарим, не готовы к сотрудничеству». Они отказались даже от презентации. А когда я с образцом ворвался в один из бутиков, меня вышвырнули на улицу, не дав даже распылить аромат.
Во мне вскипела ярость. Их решение было слепым, неоправданным. Они, по собственной глупости, отказывались от гения. Лишь потому, что его создатель — никто. Но я был лучше других! Все они смешивают одинаковые масла в разных пропорциях, приклеивая к флаконам громкие имена, выдают старье за новинку, а я действительно создал нечто новое и при этом совершенное.
Потеряв надежду на систему, я ринулся в онлайн. Но заявок не было. Никакие ухищрения, никакая бесплатная реклама не рождала спроса.
Тогда я пошел в народ. Предлагал флакон на улицах. И это сработало. Но закончилось арестом за незаконную торговлю.
Сидя в камере, я постиг страшную истину. Имея деньги, ты обречен на несвободу. А в ней не создать шедевра. Не имея ничего, ты волен творить, но мир не узнает твое творение. Ты можешь биться головой о лед реальности, но уготовано лишь два пути: успех заурядного или забвение совершенного.
И мой флакон, пахнущий свободой и бунтом, остался лежать на дне мусорного бака у полицейского участка — гениальное произведение, не познавшее мир.