Нежность

Отводя волосы за плечо, я ненароком провожу пальцами по своей шее, задеваю ключицы, и тёплая волна воспоминаний, желания и удовольствия пробегает по телу.
Нет, он не делает так никогда - наше желание при встрече слишком сильное для подобных ненавязчивых прелюдий, - но почему-то именно этот рефлекс моего тела память связывает с ним, как, впрочем, и многие другие, и он так притягателен своей нежной острой сладостью, словно вкус карамельно-мятного мороженого.

Эту цепочку ассоциаций, воспоминаний и желаний невозможно прервать - хотя я никогда и не пробовала, зачем?

Я закрываю глаза и представляю, как его руки расстегивают пуговицы на моём платье, пальцы касаются груди, освобождают меня от всей лишней ткани. Как они сжимают мои соски, и они моментально твердеют, а я чувствую нарастающую влажность внизу, под кружевом белья. Как затем его губы обхватывают один сосок, другой… И мне хочется прижать его к себе, я глажу его волосы, тянусь к нему всем телом, выгибаясь навстречу… вдыхаю усиливающийся запах желания и предчувствую его вкус на языке. В эти моменты я вместе с остатками одежды бросаю под ноги весь самоконтроль, все мысли и опасения, - и схожу с ума от ощущения, что теперь я вся его, и он волен делать со мной всё, что ему захочется.

Он прижимается своими бёдрами к моим, и я чувствую, чего именно ему хочется сейчас. Чувствую его напряженный член под тканью брюк, представляю, какой он гладкий, твёрдый, ужасно хочу почувствовать его вкус и свой вкус на нём, после того, как мы наконец соединимся, и он выйдет из меня -  только когда я стану очень мокрой и уже нестерпимо захочу погладить его языком.

Когда он стягивает с меня кружева и касается головкой члена моих мокрых горячих губ, я отвечаю на это движение тихим стоном - и движением бёдер ему навстречу. Хочу, чтобы он был глубоко, скользнул в меня поскорее, заполнил сгорающую от желания пустоту, раздвигая тесные стенки, натирая каждым движением миллион нервных окончаний внутри меня. Там так горячо, и только он может обратить этот нестерпимый жар в наслаждение.
Всей поверхностью возбужденной ткани, выстилающей меня внутри, я чувствую наше соприкосновение: бархатистую твердость его члена, упругую мягкость головки, влажное тесное скольжение нас друг о друга.

Это всё нежность - наша с ним, особенная, которой так не хватает, когда мы почему-то не вместе, и до которой мы так жадны, когда всё встаёт на свои места, и мы остаёмся вдвоём. Вкусы этой нежности как-то вдруг приходят, подобно этому ощущению от убранных с шеи прядей волос, или подобно тому, как я, задумавшись, касаюсь своих губ или сосков в душе - а потом не хочу из него выходить.
Этот голод не утолить, пока его нет рядом. Лишь он может так трогать меня, ласкать, обнажать, доводить до исступления и до жгучей, сногсшибательной дрожи. Но это ощущение ничуть не тяготит меня, оно чудесно, и от него очень тепло… Чем дольше оно со мной, тем чаще я почти наяву чувствую жар и наслаждение, которые принесет наша скорая встреча.

Создатель от души позабавился, сперва создав нас так, что каждая женщина способна к сексу с каждым мужчиной, а потом распорядившись, что настоящее, глубокое и яркое удовольствие доставляет далеко не каждый половой акт. Моя подружка любит на этот счёт приводить аналогию с замком и ключом: открыть замок можно попытаться и шпилькой, но лишь правильно подобранный ключ сделает это будто по щелчку пальцев. Прелесть этой аналогии ещё и в том, что её можно развить: дверь, выбитую плечом с разбега, можно считать открытой, но едва ли в этом случае можно предположить, что открывающий думал о двери - скорее о результате. 

Я заплетаю косу, стараясь не делать лишних движений, не увести себя снова в объятия жарких фантазий, потом провожу пальцами от плеча по ключице до шеи - не удержалась. Набрасываю на голое тело тонкую хлопковую рубашку, которая могла бы быть неприличной, если бы кто-то мог её увидеть - но я тут одна, вместо любопытных глаз мне компанию составляют поздний вечер, звон цикад, глубокое звездное небо и такая желанная вечерняя прохлада. Жаркий ветер с пустыни сменился прохладным бризом с океана, скрытого зубцами древних потёртых веками гор. В черноте неба рассыпаны тысячи звёзд - южных, незнакомых, но таких же далёких, как и привычные созвездия Северного полушария. И обращаться с ними следует так же: любоваться, тонуть, разглядывать и загадывать желание, когда одна из них пронзительной стрелой прорезает небосвод, падая.

Я улыбаюсь этой мысли, и кажется совсем забываю о песках, окружающих меня, криках ночных животных, бродящих вокруг лагеря в поисках пищи, и других - не желающих ею стать, желанной прохладе сухого воздуха, ласкающей кожу проникновенно, мягко и до мурашек.

Я сосредоточенно смотрю в черноту южного неба, минуту за минутой, чтобы увидеть один падающий метеор и загадать короткое, но самое важное сейчас для меня желание: чтобы тот, кого я люблю, делал меня счастливой.

… а потом ещё долго улыбаюсь мерцающей звёздной взвеси, думая о том, что за тысячи лет жизни этих звезд никогда ещё желание, загаданное им, не исполнялось так быстро.