Забавный случай Карло Гольдони в стихах

                Комедия в трех действиях

     Перевод А. К. Дживелегова
     Карло Гольдони. Комедии. Том второй
     Государственное издательство "Искусство", Л.-М., 1959

                ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

     Филиберт, богатый голландский купец.
     Жаннина, его дочь.
     Рикард, откупщик.
     Констанция, его дочь.
     Де Лакотри, французский лейтенант.
     Марианна, камеристка Жаннины.
     Гасконь, слуга лейтенанта.

             Место действия - Голландия, Гаага, дом Филиберта.

                ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

                ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

                Комната в доме Филиберта.
      Гасконь, который укладывает чемодан своего хозяина, и Марианна.

Мариана:
О, господин Госконь, вы пробудились!
Как спали вы? Какие ночью сны вам снились?
Позвольте добрым утром вас приветить
И лёгкий путь в дорогу вам наметить?

Гасконь:
Вы б лучше доброй ночи, Марианна, пожелали,
Вы душу всю мою забрали,
Мой путь без вас, отныне
Что путь по выжженной пустыне.

Мариана:
Ах, что ж за грусть такая?
Печален ваш отъезд, я понимаю.
Вам, значит, неприятно расставанье?
Иль это лишь слова для оправданья?

Гасконь:
Ужели вы не верите? нимало?
Шесть месяцев, как будто их не стало,
Я в вашем милом обществе провел.
Как я могу покинуть этот светлый стол,
Ваш взгляд, улыбку, нежность ваших рук?
Как вынесу мучительность разлук?

Мариана:
Кто ж гонит вас, коль вам не хочется, скажите?
Кто вас велит покинуть мой приют?

Гасконь:
Как кто? Хозяин!
Приказы здесь сомнений не дают.

Мариана:
В Гааге - есть хозяев сколь угодно!
Найдите лучше, проще и свободней.
Зачем вам тот, кто гонит вас от нас?
Ах да, ваш этот лейтенант, французский офицер...
Что ранен, что был в плену, судьбой гоним,
Обижен и небом не храним...
Останьтесь здесь, где вас готовы уберечь,
Не прерывайте начатую речь...


Гасконь:
Простите, сударыня, но речи ваши – яд.
Они с душой моей не в лад.
Я много лет служу хозяину, как сыну,
Его отец мне вверил эту долю, эту глину,
Чтоб вылепить из службы верность и почёт.
Я с ним делил войну, и раны, и просчёт.
Я не бежал от пуль, чтоб доказать делами,
Что преданность моя – не праздное лишь пламя.

Он беден, да, но сердце – чистый самоцвет.
И верю я: когда развеется рассвет
Над жизнью серою, и луч её коснётся,
То и ко мне его удача повернётся.
А вы советуете мне бросить, отступить?
Оставить одного? В Голландии остаться жить?
Нет, сударыня, ваш план, при всей его красе,
Не для меня. Я с ним, с хозяином. На той же полосе.

Мариана:
Вы говорите так, как должен - честный муж.
А я... а мне, как скрыть свои порывы чувств
И горький навык. Мне так трудно, так тоскливо...


Гасконь:
Ах, Марианна! Мне не меньше вас тоскливо.
Но верьте, мы увидимся, когда дела
Судьба поправит, чтоб надежда ожила.
И я вернусь, скажу: "Я здесь, у ваших ног!
Я ваш, коль примете. Я выдержал, я смог.
Я все заботы ваши на себя приму!
И мы отдаться сможем счастью своему.

Мариана:
Как сладко слышать! Но скажите, почему
Так лейтенант спешит покинуть тишину?
И этот дом? Хозяин мой к нему так дружен,
И дочке, мне кажется, он ей безмерно нужен.

Гасконь:
Вот именно! Он нужен ей... уж слишком! И в том
Причина спешки, чтоб не рухнул этот дом.
Мой бедный господин влюблён до исступленья,
И в нём растёт любовь, и с нею – муки жженья.
Он видит: чувство их взаимно, горячо,
И страсть вот-вот сорвётся с хрупкого плеча
Благоразумия. Он беден, сир и наг,
Она – богата. И отец её, добряк,
Не даст единственную дочь за бедняка,
Чьё достоянье всего лишь честь да верная рука.
Он гость, он друг, он помнит долг и хлеб, и соль,
И чтоб не стать соблазном, причиняя боль,
Он сердце в жертву чести с горечью несёт.
Он совершает подвиг. Он один уйдёт.


Мариана:
Да он герой! Но я б на месте их двоих
Не вынесла б таких решений волевых.
Ведь сердце — не гранит, а хрупкая лоза.
И что за подвиг тот, что сушит ей глаза?

Гасконь:
Победа над собой — достойнейший венец.

Марианна:
Легко вам говорить. Вы — воин, вы — творец
Своей судьбы. А я? Мне ждать в тиши окна?
У вас любовь слабей. Я чувствую одна.

Гасконь:
Неправда! Вы же знаете, что это ложь.
Моя любовь остра, как в сердце вдетый нож.

Марианна:
Я верю не словам, а лишь делам одним.
Так докажите мне, что я не дым, не грим
В театре ваших чувств, а истинный пожар!


Гасконь:
Чего вы ждёте? Взять любви бесценный дар?
Пока не грянул срок отъезда моего,
Нам обвенчаться? Стать единым естеством?

Марианна:
Да, это было б правильно. Священный долг.
Чтоб даже шёпот злой навеки смолк.

Гасконь:
Но после — расставанье, горечь, пустота...
Неужто бросить вас? Моя душа чиста,
Но долг зовёт...

Марианна:
Так значит, вместе? В дальний путь?
Сквозь все лишенья рядом, чтоб не обмануть
Надежд и клятв?

Гасконь:
Но будет трудно вам в пути...

Марианна:
Трудней, чем здесь одной с ума от слёз сойти?
Конечно, лучше здесь остаться, милый друг.
Развеять чары всех грядущих злых разлук.

Гасконь:
Надолго ли?

Марианна:
На год. Чтоб счастье укрепить.

Гасконь:
И через год меня сумели б отпустить?

Марианна:
Чрез год — уже жена. То было б легче.

Гасконь:
А мне сдаётся, месяц — вот и всё, и квит.
И вы б сказали: «В путь! Судьба тебя хранит».

Марианна:
Не думаю.

Гасконь:
А я уверен.

Марианна:
Что ж, рискнём.
Попробуем. Увидим, как мы заживём.

Гасконь:
Хозяин... После.

Марианна:
Ах, Гасконь, я вся в огне!
Вы доконали этим спором сердце мне!
Решайте сами... Я готова... Что за бред
Я говорю?.. Не знаю... Дайте мне ответ...
(Уходит.)


                ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

                Гасконь, потом лейтенант де Лакотри.

Лейтенант де Лакотри:
О, если б волю я, как и она, терял,
Какую б глупость я сейчас наделал!
Я жалок, Боже! Я себя не знал!
Я слаб, разбит, дошёл я до предела!

Гасконь:
Сударь, ваш чемодан почти готов.

Лейтенант:
Гасконь, я весь в отчаянии!
Пошло всё прахом!


Гасконь:
Что с вами?
Давно от вас я не слыхал таких вот слов?

Лейтенант де Лакотри:
Какие тут слова?
Ведь сердце наполнено мое лишь страхом.


Гасконь:
Несчастье не приходит к нам одно…

Лейтенант:
Моё одно, но так оно ужасно,
Что хочет душу вырвать мне порой!


Гасконь: (в сторону)
Наверное, любовь тому виной?

Лейтенант:
И нет той силы, что превозмогла б
Огонь, что жжёт меня неумолимо.

Гасконь:
Так значит, холод девичьих прохлад
Вас ранил тем, что вы ей нелюбимы?


Лейтенант:
Наоборот! Нежней она была,
Чем самый робкий луч в рассветном саде.
О, как она мила, нежна!
Я видел слёзы в ясном её взгляде!

Гасконь:
Да, это скверно. Но не худший рок…

Лейтенант:
Варвар! Плебей! Душа твоя из камня!
Что может быть ужаснее, чем слёз упрёк,
Как долг и честь испытывают пламя?
Что может быть страшнее слёз её,
Как дух мой слабый ввергся в испытанья?

Гасконь:
Сударь, за службу верную мою
Не ждал я столь обидного прозванья.

Лейтенант:
Ах, встань на место ты моё, Гасконь!
И остуди, коль сможешь, пыл мой жгучий!
Забыты раны, бедность и огонь,
Когда она со мной, как солнца лучик.

Она скромна, и я, чтоб честь сберечь ее,
Решил уехать, жертвуя собою.
Но слёзы, что прервали мысль мою,
Сказали мне: "Она твоей судьбою
Стать хочет так же, как и ты – её!"
И мой рассудок разум покидает,
Решение моё – как лезвиё,
Что сердце мне на части рассекает.

Гасконь:
Сударь, побойтесь бога! Вас никто не гнал.
Хозяин добр, а рана не зажила.
Голландия – гостеприимный край,
Здесь доброта – национальная ведь сила.

Лейтенант:
О, не советуй! Ведь тебе легко
Меня, страдальца, убедить в обратном…

Гасконь:
Тогда, позвольте сударь, я начну
Ваш чемодан распаковывать обратно!
Лейтенант:
Что скажут, если я не улечу?..
Скажу, что болен… Да, я так хочу!
Моя печаль – тому сама услада.

Гасконь: (в сторону)
Зато как будет Марианна рада!


Лейтенант:
Моя печаль – мой лучший аргумент,
Что я не выздоровел и не окреп.
И в этот тягостный, больной момент

Гасконь:
О—о, как я рад, что он остался, не ослеп.

Лейтенант:
Но нет! Огонь разносится сильней,
Чем дальше, тем мучительней пожар.
Как потушить его в душе моей?
Какой любви несчастной принять дар?

Быть может, время сгладит боль и страх,
Или избавит смерть от этих мук...

Гасконь:
Хозяин будет рад моим делам,
Когда замкнётся этот адский круг.

Лейтенант:
Что делаешь?

Гасконь:
Распаковал багаж.

Лейтенант:
Кто разрешил?

Гасконь:
Вы не остановили.

Лейтенант:
Дурак! Клади всё в саквояж!
Я еду!

Гасконь:
Зря вы только поспешили...
Зачем смотрели, как я доставал?

Лейтенант:
Не выводи меня!

Гасконь:
Я уложу всё к ночи.

Лейтенант:
Немедленно! Чтоб к полдню конь стоял!

Гасконь:
А слёзы мадемуазель?

Лейтенант:
Молчи, нет мочи!
Пожалуй, я муки заслужил твои…
Негодный плут! Ты мучаешь меня!

Гасконь:
Так может, подождём ещё полдня?

Лейтенант:
Нет.

Гасконь:
Упаковывать?

Лейтенант:
Да.

Гасконь:
На вас смотреть, и право, жалко мне.

Лейтенант:
Ах, если б мог, не видясь, ускакать!

Гасконь:
Боюсь, что этим кончится вполне
Всё наше представленье...

Лейтенант:
Молчи!
Приличия и, думаю, любовь
Тебе не разрешить...

Гасконь:
Ох, бедный мой хозяин!
Что вижу я!..

Лейтенант:
Ты замер, дурень, вновь?

Гасконь:
Да убираю, сударь, будьте вы спокойны...

Лейтенант:
Что так тебя могло остановить?
Гасконь:
Да нет, так - ничего.

Лейтенант:
Куда ты смотришь, плут?

Гасконь:
Ни на кого...

Лейтенант:
О, Боже! Как мне быть?
Мадемуазель Жаннина! Прямо тут!
Скажи, что делать?

Гасконь:
Право, я не знаю.

Лейтенант:
Не уходи!

Гасконь:
Останусь, как велите.

Лейтенант:
Нет, лучше я уйду...

Гасконь:
Я понимаю.

Лейтенант:
Не в силах...

Гасконь:
Соболезную и понимаю.

Лейтенант:
Зачем она стоит? Не подойдёт?

Гасконь:
Быть может, вас боится беспокоить.

Лейтенант:
Нет, ты мешаешь ей.

Гасконь:
Я ухожу вперёд!

Лейтенант:
Стой! Табакерка есть?

Гасконь:
Нет, сударь.

Лейтенант:
Что ж такое!
Дурак, и табаку с собой не взял?

Гасконь:
Бегу за ней!



                ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

                Лейтенант де Лакотри, потом Жаннина.

Лейтенант:
Постой, куда ты? О, я несчастный! Гасконь!
В груди моей бушующий огонь.

Жаннина:
Вам что-нибудь угодно? Я услыхала голос ваш.

Лейтенант:
Простите, мне слуга мой нужен, верный страж.

Жаннина:
Коль вашего здесь нет, найдутся и другие.
Хотите, я пришлю? Заботы не большие?

Лейтенант:
Нет, нет, благодарю. Мне нужен только он,
Чтоб уложить багаж.
Я должен вскорости покинуть гостеприимный дом.

Жаннина:
Вы так спешите прочь? Боитесь опоздать?
Иль почта вас уже торопится забрать?
Иль воздух этих мест вам стал невыносим?
Иль дом мой скучен вам, и вы нетерпелив?
Я помогу сама, чтобы ускорялся ваш бег,
Коль так несносен дома нашего ночлег.

Лейтенант:
О, мадемуазель, молю, не множьте боль мою,
Я на последнем издыхании стою.

Жаннина:
Когда б я знала скорбь, что гложет вашу грудь,
Я б постаралась вам покой души вернуть.

Лейтенант:
Ищите же причину горькую в себе,
Чтоб не пришлось о ней мне говорить судьбе.

Жаннина:
Так значит, из-за меня вы покидаете мой дом?

Лейтенант:
Да, из-за вас мой путь отмечен злым клеймом.

Жаннина:
Я стала ненавистна вам? Я слышу в голосе укор.


Лейтенант:
О нет! Прекрасней вас не видел я с тех пор!
И никогда ваш взор, пронзая, как кинжал,
Так сладостно меня на муки не сажал.

Жаннина:
Ах, если б это так, вы б не спешили прочь,
И не пытались бы любовь свою превозмочь.

Лейтенант:
Когда б я лишь лицо прекрасное любил,
Я б уступил огню и с вами рядом был.
Но ваша честь, мадам, дороже мне стократ,
И ваш покой душе — ценней любых наград.
Я жертвую мечтой, чтоб вас благодарить,
Чтоб вашу доброту навеки сохранить.

Жаннина:
Не верю, что ваш дух так слаб перед огнем,
Что вы мою мораль считаете ни в чем.
Я вас любила, да! И в том мне нет стыда.
И с чувством этим жить могла бы я всегда.
Неужто слабый пол в борьбе страстей сильней,
Чем тот, кто должен быть отважней и смелей?
Я вас могу любить, не видя в том беды,
И рядом быть хочу, не чувствуя вражды.
А вы бежите прочь, покой, избрав любви,
Что слабостью звучит, как вы ни назови.
Надежда, говорят, влюбленному дана,
А вы бежите прочь от смуты и ото сна.
То равнодушие иль презренная боязнь?
Но как бы ни было, окончена вся связь.
Так радуйтесь, гордец, своей победе злой,
И стыд примите свой за жребий роковой.

Лейтенант:
О нет, не обвиняйте! Жестокость — не мой удел!
Я думал, мой отъезд — услада тут для всех,
Что вам покой важней. Коль ошибался я,
Простите эту мысль, о, госпожа моя!
Прикажете — останусь. Лишь слово мне одно…

Жаннина:
Нет, приказывать я вам не стану. Вам решать дано.
Как сердце вам велит, так вы и поступайте.

Лейтенант:
Оно велит остаться. Вы это знайте.

Жаннина:
Тогда ему без страха повинуйтесь вновь,
А если храбрости вам не хватит… есть любовь.

Лейтенант:
А что отец ваш скажет, дорогая,
Когда узнает, что я отменил
Свой скорый путь? Что, долг свой попирая,
Я здесь остаться всё-таки решил?

Жаннина:
Он огорчён был вашим вдруг отъездом,
И рана ли тому виной, иль бездна
Сердечных мук, но врач вердикт даёт:
Вам рано в путь. Отец любит вас безмерно,
И будет рад, коль вы не уезжая,
Останетесь. Он верит вам, наверно.

Лейтенант:
Но нашу склонность, втайне замечая,
Он не заметил? Этот блеск в глазах?

Жаннина:
Нет, повода мы не давали сами.
Наш каждый жест, наш каждый робкий вздох
Был скрыт под добродетелью шелками.

Лейтенант:
Как он не понял, что военный чин,
Чьё сердце до сих пор свободно было,
Пред красотой и доблестью один
Не устоит? Какая ж это сила?

Жаннина:
Такие люди верят в честный свет,
Что в каждом есть. Он принял вас радушно.
Офицер не обманет, дав обет,
И не предаст доверие бездушно.
Он знает дочь. Он верит в нас двоих.
В сердцах у нас — желание и сладость,
Но добродетель — страж путей моих,
И мы не посмеёмся над стариком,
Злословникам на радость.

Лейтенант:
Но есть ли шанс, что он по доброте
Когда-нибудь наш брак благословит?

Жаннина:
Надежда есть. Препятствия не те,
Что выгода в расчётах нам сулит.
Обычай строг.
Будь бедным вы купцом,
с надеждой на удачу, —
Давно б мы обвенчались пред Творцом,
И сто флоринов получили бы в придачу.
Но офицер, да младший сын в семье...
У нас считают партией негодной.
И ждёт отца, коль он пойдёт наперекор судьбе,
Конфликт с роднёй и с нацией свободной.

Лейтенант:
Так значит, нет надежды, изменить мой путь,
Моё богатство ведь только честь и шпага.

Жаннина:
Быть может, время повернётся как-нибудь,
И в нашу пользу ляжет вдруг бумага.

Лейтенант:
Вы не о смерти говорите ведь отца?

Жаннина:
Избави Бог! Но если бы случилось так,
То стала б я тогда свободной
Хозяйкой своего венца.

Лейтенант:
И вы хотите, чтобы я ждал его конца,
Пока он жив, в тоске бесплодной?

Жаннина:
Нет, лейтенант. Побудьте, сколько вам
Позволят честь и правила приличий.
Не торопитесь к дальним берегам,
Раз есть причина в тысяче обличий.
Не будем строить счастье на костях,
Но на любви построить счастье можно.

Лейтенант:
Жаннина! Ангел! Ваша доброта
Мне дарит жизнь! Располагайте мною!
Моя судьба отныне только та,
Что выведет мне вашею рукою.

Жаннина:
Но просьба есть...

Лейтенант:
Приказывать, вольны вы надо мною!

Жаннина:
Есть слабость в тех, кто любит без оглядки.
Прошу, не дайте повода вины,
Не сейте в сердце ревности загадки.

Лейтенант:
Возможно ли, чтоб я посмел предать
Ваш светлый образ мыслью вероломной?
Нет, никогда! Могу я лишь желать
Быть вечно с вами, в нежности безмолвной.


Жаннина:
Я вам скажу... Моя подруга Констанция,
Чей частый гость теперь наш скромный дом,
Глядит на вас с такой нежнейшей грацией,
И состраданье пышет в ней огнём.
Вы с ней любезны, а в душе моей,
Признаюсь честно, боль от этих дней.

Лейтенант:
Клянусь, на будущее стану сдержан, хладен,
Чтоб взгляд её надежд не породил.
Я буду так учтив и так прохладен,
Чтоб ваш покой ничто не возмутил.
Вы станете довольны мной, поверьте,
В моей душе — лишь вы, на этом свете.

Жаннина:
Но умоляю, действуйте искусно,
Чтоб не заметила она, мой друг,
Ни ревности моей больное чувство,
Ни наш сближающий сердечный круг.
Пусть тайна наша будет ей чужда,
Как в небесах далёкая звезда.

Лейтенант:
Ах, Жаннина, когда же эти муки
Оставят нас, и кончится печаль?
Когда смогу я взять в ладони руки,
Не пряча взгляд в туманную вуаль?

Жаннина:
Чтоб счастья быть достойным, нужно верить
И чашу горькую терпения измерить.

Лейтенант:
Да, дорогая. Ради вас готов
Я вытерпеть и боль, и гнёт оков.
Позвольте, я слугу отправлю с вестью,
Чтоб лошадей он отменил...

Жаннина:
Постойте!
Так лошади заказаны?.. С бесчестьем
Вы собирались мой покинуть дом?
Неблагодарный! Думали о том,
Чтоб всё прервать?..

Лейтенант:
Простите... Я виновен...

Жаннина:
Идите же! Скорей! Чтоб ваш отъезд,
Что не случился, был отцу не виден.
Пусть он не знает про этот горький жест.

Лейтенант:
О, радость! О, надежда! Свет мой ясный!
Да пусть помогут небеса влюблённым,
И увенчают наш союз прекрасный,
Где верность дышит чувством раскалённым!
(Уходит.)



                ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

                Гасконь, потом лейтенант де Лакотри.


                ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

                Лейтенант де Лакотри, потом Жаннина.

               


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

                Жаннина, потом Филиберт.
Жаннина:
Вот уж не думала, что я способна
На дерзость, что душе моей подобна!
Самой заговорить, найти предлог,
Чтоб он уехать в этот день не смог!
Ведь без него мне жизнь — пустая мука,
И стала б вечной горькая разлука...
Но ах, отец! Какая же досада!
Застал меня... Стереть с лица досаду надо.

Филиберт:

Дочь, что ты делаешь в покоях этих?


Жаннина:

Пришла из любопытства, не заметив,
Как время шло... Хотела поглядеть
На лейтенанта, что не может впредь
Слугу заставить чемодан сложить.


Филиберт:

А знаешь ли, когда его отъезд?

Жаннина:

Хотел сейчас же он покинуть съезд,
Но, походив, почувствовал бессилье,
И ноги подкосились от усилья.
Сказал, что не осилит дальний путь.

Филиберт:

Боюсь, его иную ранит грусть.
Не старая, что тело поразила,
А новая, что дух его сразила.

Жаннина:

Но лекари одну лишь рану зрят.

Филиберт:

Есть раны, что врачам не говорят.

Жаннина:

Но как же так? Ведь след от них заметен!

Филиберт:

Не всякий след на коже так приметен.
Есть сталь, что ранит прямо изнутри.

Жаннина:
Не тронув кожу? О, Боже!
Каким же образом наносят раны эти?

Филиберт:

Чрез уши, взоры... Расставляя сети.

Жаннина:

Вы говорите, воздух виноват?

Филиберт:

Нет, дочь моя, то огненный разлад.

Жаннина:

Отец, простите, я не понимаю.

Филиберт:

Я был бы рад, что ты не понимаешь.

Жаннина:

Знаю. Вы думаете, что перед вами я хитрю?

Филиберт:

Нет, дочь, в тебе я вижу честность, зрю
И ум, и такт. Ты знаешь, чем он болен,
Но вид твой скромен и вполне пристоен.

Жаннина (в сторону):

Какой позор! Меня бросает в жар!
Намеков этих тягостный удар!

Филиберт:

Жаннина, мне сдается, ты зарделась.

Жаннина:

Еще бы! От речей, что вы осмелились
Сказать, краснеют девы поневоле!
Теперь ясна мне суть неясной боли,
Но ни болезни я его не знаю,
Ни чем лечить, увы, не представляю.

Филиберт:

Давай же, дочь, не будем мы лукавить.
Он месяц как здоров, готов был славить
И жизнь, и стол, и бодрый аппетит.
Но вдруг поник, вздыхает и грустит.
Я — чуть философ. Думаю, причина
Не в теле, а в душе. И вот картина:
Он, дочь моя, по-моему, влюблен.

Жаннина:

Возможно... Но тогда б не рвался он
Из этих мест, лишая вдруг себя любовной страсти.

Филиберт:

О, философия и в этой власти
Найдет ответ. К примеру, если та,
В кого влюблен, богата и чиста,
Зависит от отца, и дать не может
Надежды бедному... Что сердце гложет?
Тогда бежать — единственный исход...

Жаннина:
Ну вот! Он знает всё.

Филиберт:
И слабость ног,
Как следствие борьбы противоречий,
Как будто подводила свой итог
И предвещала тяжесть этой встречи.

Жаннина:
Какая противная вещь эта философия!

Филиберт:
Я к лейтенанту был всегда открыт,
Гостеприимства светлая стихия
Во мне жила, и дом мой не закрыт.
Желал добра, как ближнему любому,
Но чтоб болезнь его и хворь к моей
Родной кровинки примешалась,
Такого  не желал бы я для дочери своей!

Жаннина:
Отец, смешно! Неужто я бледнею?
Иль исхудала, слезы лью рекой?
Что философия вам шепчет, не робея,
Когда вы видите мой радостный покой?

Филиберт:
Моя философия в сомненьях тонет,
Меж двух огней колеблется она:
То вижу мужество, что страсть твою хоронит,
То вижу я, что ты притворства лисьего полна.

Жаннина:
Отец, неужто вам хоть раз казалось,
Что я способна на бесстыдство лжи?

Филиберт:
Нет, дочь моя. И в этом-то и жалость.
Не знаю, что и думать. Расскажи.

Жаннина:
Что лейтенант влюблен – предположенье
Правдоподобно, даже, может быть, лестно.
Но я ль одна – причина для волненья?
Прелестных в мире девушек полно.

Филиберт:
Но он из дома выходил так редко,
Что можно думать – здесь его недуг.
Болезнь любви пустила корни метко
В пределах стен, что нас хранят от вьюг.

Жаннина:
Но к нам приходят девушки другие,
Чьи лица так же молоды, свежи.
Быть может, их глаза, а не мои,
Сплели силки тугие для раненой души?

Филиберт:
Возможно, дочь. Ты знаешь всё отлично.
Ты наблюдательна, умна, остра.
Рассей сомнения мои. Всё очень лично.
Мне эта неизвестность – как игла.

Жаннина:
Но я дала обет молчать об этом.

Филиберт:
Отца обеты те не могут скрыть.

Жаннина:
Пожалуй, если он моим ответом
Не будет огорчен, то – быть как быть.

Филиберт:
Так говори же, дочь моя, прекрасно!
(в сторону) Мне трудно заподозрить ложь…


Жаннина:
Придется мне схитрить, хоть это и опасно.

Так слушайте, отец, благую весть:
Наш бедный гость, наш де Лакотри славный,
Влюблен до дрожи, до потери сил
В мадемуазель Констанцию. И главный
Предмет его мечтаний – этот пыл.


Филиберт:
В дочь Рикарда?!

Жаннина:
Да, именно, отец.

Филиберт:
И что ж она? Ответила на чувство?

Жаннина:
Нежнейшим образом. Любви венец
Им светит, но мешает отцовье безрассудство…

Филиберт:
Кто он такой Рикард, господин суровый,
Чтоб нравом строгим дочь свою терзать?
Откупщик, вышедший из тьмы трущобной,
Народным горем сколотивший знать.

Ужель равняться с важностью голландской
Он мнит, разбогатев на грабеже?
Союз с мундиром офицера франкским —
Честь для его заносчивой душе.

И не найти ему судьбы приличней
Для злата, что добыто так дурно,
Чем смыть позор свой партией отличной,
Где честь и сабля — заодно.

Жаннина:
Так, значит, будь вы сами в той же роли,
Своей бы дочке не чинили зла?
И офицеру, против отчей воли,
Руки её б не отказать смогла?

Филиберт:
Конечно, нет! Я б счёл за дар небесный!


Жаннина:
А будь вы знатный, родовитый гранд,
Купец голландский, честный и известный?

Филиберт:
О, нет! Совсем другой тогда расклад!
Тогда союз считался б недостойным.
Вы знаете... совсем не тот полёт.

Жаннина:
Я так и знала... ум мой беспокойный
Мне ту же мысль настойчиво даёт.

Филиберт:
Но лейтенанту я помочь желаю,
Хочу смягчить упрямого отца.

Жаннина:
Отец, молю, не лезьте в это, с краю
Понаблюдайте лучше до конца!

Филиберт:
А вот посмотрим, что ответит бравый,
Наш де Лакотри, на такой пассаж.

Жаннина:
Узнайте всё! (В   сторону.)А я тропой лукавой
Его предупрежу... ах, блажь, всё блажь!

Филиберт:
Не верю я, что он в дорогу выйдет,
Оставив здесь надежду и любовь.

Жаннина:
Но лошади уж ждут... Кто мог предвидеть,
Что страсть его так будоражит кровь?

Филиберт:
Послать узнать! Немедля, сию ж минуту!

Жаннина:
Я, батюшка, сама туда схожу.(В сторону.)
Хотелось к лучшему, чтоб все случилось, но боюсь,
Что смуту рвением  своим  я подыму
 (Уходит.)

                Филиберт, один.

Филиберт:
Ну, вот, я был неправ,
Подозревая дочь. И как приятно
Признать ошибку, свой умерив нрав,
И видеть: всё в ней чисто и опрятно.

Она могла б, конечно, обмануть,
Но хитрость ей, поверьте, не пристала.
Она во мне нашла и суть, и путь,
И лгать, как я, ни разу не умела.

Всё, что она сказала, — сущий клад
Рассудка, чести, здравого сужденья.
Лейтенант влюблён, Констанции он рад,
Но вот отец её — источник всех сомнений.

Он спесью полон, знатен, но и гол,
И партия такая — оскорбленье.
Что ж, я сажусь за этот "сватов стол",
И делу дам достойное движенье.

С одной руки — лишь знатность без гроша,
С другой — богатство, что пришло случайно.
Союз их будет недурен,
И выгода сторон — отнюдь не тайна.

Одно другое сможет дополнять,
Как к доброму вину — краюха хлеба.
Я свадьбу их устрою, так и знать!
И будут счастливы они, клянусь я небом



                ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

                Филиберт и Марианна.

Марианна:
Скажите, сударь, где мадемуазель Жаннина?

Филиберт:
Ушла, но миг назад.

Марианна:
Простите, сударь, я за ней, спешила...

Филиберт:
Куда спешишь? Вернись назад!

Марианна:
Ее там ждет одна особа.

Филиберт:
Кто ж это в столь нежданный час?

Марианна:
Мадемуазель Констанция. И тревога
В ее глазах горит сейчас.

Филиберт:
А, Констанция! Знаю, знаю...
Недаром визит ее так скор.
Проси ее ко мне. Я ожидаю.
Пусть с дочерью отложит разговор.

Марианна:
Слушаюсь, сударь.


Филиберт:
Стой, Марианна!
Наш офицер уж встал?

Марианна:
Да, но он ушел.

Филиберт:
Как это странно...
Когда вернется,
Ты позови его ко мне
Вот в этот зал.

Марианна:
Он уезжает, сударь. Сердце ноет...

Филиберт:
Нет, он не уедет, говорю.

Марианна:
Ведь он себя поездкой той зароет!
Он слаб, я вам как на духу все это говорю

Филиберт:
Останется. И станет снова в силе.

Марианна:
Ах, сударь, его отъезд – как жертвы тень!

Филиберт:
Не бойся. Мы его не отпустили.
Он встретит не один еще здесь день.

Марианна:
Вы можете вернуть ему здоровье!

Филиберт:
Да я могу. Я знаю, в чем его недуг?

Марианна:
Вы так щедры своей отцовскою любовью?

Филиберт:
Всё знаю.

Марианна:
Кто вам сказал, быть может вы услышали от слуг?


Марианна:
Мне дочь сказала.

Марианна:
Неужели?!

Филиберт:
А что, дитя таит секрет?

Марианна:
Нет-нет! Она права, на самом деле!
В том мудрый и прекрасный есть сюжет.

Филиберт:
Вот мы и будем врачевать больного.

Марианна:
Любовь его честна, как божий свет!

Филиберт:
Честней не видел я еще другого.

Марианна:
Он славный юноша!

Филиберт:
Сомнения нет.

Марианна:
Одно лишь плохо – он небогат, увы.

Филиберт:
Приданое поправит положенье.

Марианна:
Раз вы согласны, сударь, то вы правы!

Филиберт:
Я дочь не брошу в горе иль лишенье.
Единственной не откажу ни в чем,
Коль счастье дочери помочь подруге
Я все устрою впрок.

Марианна:
Да сохранит вас Бог! Ваш светлый дом
Получит праведный и щедрый свой урок!
Я рада за мадемуазель, за них...
(А больше за себя, в душе тая:
Раз он не едет в дали расписные,
Останется со мной Гасконь, любовь моя!)



                ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

                Филиберт, потом Констанция.

Филиберт:
«Добро всегда найдёт свою хвалу,
И разум зрячий видит в нём опору».

(входит Констанция)

Констанция:
Я к вашим услугам, сударь, хоть я на балу
Хоть в будний день, по первому же зову.

Филиберт:
А, Констанция! Как вам я рад!

Констанция:
Вы так добры, сударь, право слово.

Филиберт:
Я в восхищенье, что мой юный сад
Цветёт под вашей дружбой так здорово!

Констанция:
Люблю я вашу дочь, она мила,
Достойна чувств и всяческой привязи.

Филиберт:
Но всем ли сердцем? Право, солгала!
Нехорошо кривить душой,
Она ведь у тебя без грязи.

Констанция:
Неужто вы считаете, что я неискренна
В любви своей к ней чистой?

Филиберт:
О, верю в искренность! Но вся моя душа
Не верит в жертвенность любви лучистой.
Когда всё сердце дочери моей отдашь,
То не останется в нем места для сердечных краж.

Констанция:
Смешно! С кем сердце я делить должна?
Не понимаю, в чём моя вина.

Филиберт:
Плутовка! Мы ведь тоже видим ясно.
Оставим Скромность! Искренность прекрасна!
Я ведь астролог, и дух мой-прорицатель
Мне шепчет то, что прячет наблюдатель.
Вы не проведать дочь ко мне пришли,
А попрощаться с тем, кто ждёт вдали.
Не так ли? Что ж молчите, ангел мой?
Ваш путь ведёт за юною душой,
Что от отчаянья готова в путь пуститься,
Чтоб с вашим равнодушием проститься.

Констанция:
Но, сударь, даже если б так и было,
Чтоб вежливость меня сюда манила,
То разве это повод для укора?
Иль для пустого, злого разговора?

Филиберт:
Укора? Нет! Скорее, для похвал!
Кто долг сердечный смело исполнял,
Тот заслужил не гнев, а одобренье,
Особенно, коль в нём горит влеченье.
Я вижу, вам сегодня плакать впору,
Но я готов развеять эту хворь.

Констанция:
Каким же чудом?

Филиберт:
Словом драгоценным.
Послушайте, секретом сокровенным:
Лейтенант не едет. Он остался.
Ну, что? Ваш пульс от счастья не взорвался?
Неужто скажете, что не влюблённой
Душой стоите, вести удивлённой?

Констанция:
Да нет же, нет!

Филиберт:
Тогда клянитесь в том!

Констанция:
Клянусь не тратить клятв на слог пустой!

Филиберт:
Вы прячетесь, а я помочь вам рад,
Утешить вас и тот влюблённый взгляд,
Что огорчён...

Констанция:
Кем огорчён он, право?

Филиберт:
Одной лишь вами, милая забава!
Мы ходим в темноте, но свет так прост:
Он любит вас. И в этом — весь вопрос.
А вы не видите, слепая в чувствах нежных,
Его метаний, горьких, безнадежных?

Констанция:
Метаний? Отчего? Скажите мне!

Филиберт:
В отцовской спеси, в жадной тишине!
Он вашу руку не отдаст ему.
Нам всё известно, дочь, и потому
Я здесь, чтоб вам помочь.

Констанция:
Но как же так?
Вы знаете про всё, что мне — лишь мрак...

Филиберт:
Вы знаете, но скромность — ваш покров.
Но я не враг, я действовать готов!
Отбросьте стыд, доверьтесь мне вполне,
Раскройте сердце в этой тишине.
Скажите честно, правды не тая:
Вы любите де Лакотри, милое дитя?

Констанция:
Вы так добры... Как отрицать посметь?
Мне не хватает духа... Да.

Филиберт:
Ну, впредь
Не лгите мне! Я знал! А он влюблён?

Констанция:
Не знаю, сударь. Может, это сон?

Филиберт:
Не сон! Он без ума! Он одержим!
А я отца сумею убедить.
Поверьте, я найду к нему подход.

Констанция:
Но знает он?.. Он знает наперёд,
Что я люблю?..

Филиберт:
Конечно, знает он.

Констанция:
Но не сказал ни слова! Странный тон...
И позволяет приходить сюда!

Филиберт:
Мой дом — не легкомыслия среда!
Ему не страшно. Ну, так что, мой друг,
Приятно будет, если я возьму
Всё в руки?

Констанция:
Боже! Как ещё приятно!


Филиберт:
Браво! Ваш взгляд не лжёт,
Ну что же ты молчишь?
В нём жар сердечный, пламенная дрожь,
И эту правду вряд ли утаишь.

Констанция:
Как проницательны, мой сударь, вы...
В душе моей читаете главы.

Филиберт:
А вот и он, наш офицер, спешит!
Сейчас, сердечко ваше бойко застучит...

Констанция:
Позвольте мне... Прошу вас, я уйду!

Филиберт:
Куда же вы? Зачем в такую рань?

Констанция:
К Жаннине... Нет, я больше не могу!
Простите эту трепетную дань
Смущению, что разум мой крадёт.
Я вне себя... Не знаю, что со мной...
Душа моя то падает, то ждёт,
Захвачена безумною волной.
Я убегу, пока не выдал взор
Всю повесть чувств, весь пылкий приговор



ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

                Филиберт и лейтенант де Лакотри.

    
Филиберт:
Какие славные девицы!
В них робость с дерзостью сплелась.
Их речи — словно пенье птицы,
Что с неба до земли лилась.
(видит лейтенанта)
Но вот и он, влюбленный, бледный,
Склонивший голову свою.
Коль я утешу дух твой бедный,
Отблагодаришь ты дочь мою.

Лейтенант:
Мне донесли, что вы искали,
Сударь, меня? Иль слух неправ?

Филиберт:
Мадемуазель Жаннин видали?

Лейтенант:
Нет, не встречал.

Филиберт:
Ваш от горечи печальный образ
Мне видеть тягостно, мой друг.

Лейтенант:
Какой веселья ждать нам образ,
Когда в груди живет недуг?

Филиберт:
А знаете ль, что я врачую,
И в силах вас от бед спасти?

Лейтенант:
Талант ваш этот не почуял,
Не знал, что он у вас в чести.

Филиберт:
Порой талант, мой друг любезный,
Откроет дверь, где ждешь стены.

Лейтенант:
Так что ж вы, доктор мой любезный,
Не врачевали до сей поры?

Филиберт:
Я не был в суть болезни вашей
вовлечен

Лейтенант:
Теперь, что знаете ее причину?

Филиберт:
Да, в полной мере, верьте мне.

Лейтенант:
Но вы, постигнув медицину,
Должны понять в ее огне,
Как ненадежны все догадки,
Как зыбки выводы порой.

Филиберт:
Мои сужденья точны, кратки,
И я не спорю сам с собой.
Доверьтесь дружбе, я ручаюсь,
Что скоро, горе позабыв,
Вы, с новой силой просыпаясь,
Почуете души прилив.

Лейтенант:
Каким же образом леченье
Начнете вы? Какой указ?

Филиберт:
Мое вам первое веленье —
Забыть про свой отъезд сейчас.
Дышите воздухом целебным,
Что здесь струится, как бальзам.

Лейтенант:
Боюсь, он станет для меня смертельным,
И яд разделит пополам
Мою истерзанную душу.

Филиберт:
Но разве вам не суждено
Знать, что яд цикуты
Целебным свойством наделен?

Лейтенант:
Я слышал, сударь, об открытии,
Но ваш туманный оборот
Мне не дает успокоенья.
Что за нити связали страсть и едкий сок?
Я жду от вас не иносказанья.

Филиберт:
Оставим метафизик спор.
Болезнь ясна, как день весенний.
Не климат вас довел до пор,
Когда бежать – одно спасенье.
Но бегство – шаг отчаянья,
Ведь я же прав, прошу тебя не спорь.

Стрела в груди оставит рану,
И не излечит ваш недуг
Ни океан, ни чужды страны.
Чтоб исцелиться, нужно вновь
Призвать ту руку, что вонзила
Вам в сердце жгучую любовь, –
Чтоб та же длань и излечила.

Лейтенант:
Сударь, ваш довод так глубок,
Что я теряюсь в изумленьи.

Филиберт:
Не притворяйтесь, мой сынок,
Не тратьте сил на представленье.
Я друг, я вам желаю благ,
И в доме сём, под этой крышей,
Я вижу ваш неверный шаг,
И сердца стон больного слышу.
Мне горько, что недуг рожден
В моих стенах. И потому-то
Я исцелить вас принужден,
Не отлагая ни минуты.

Лейтенант:
Но как, но, как смогли
Вы тайну выведать больную?

Филиберт:
Мне дочь призналась. От земли
Я оторвал ее, шальную.
Она в слезах, в смятеньи чувств,
Открыла всё без уговора.

Лейтенант:
О Боже! Этот груз из уст
Ее слетел... Какого взора
Теперь мне ждать? Поймите страсть,
Что жжет меня неумолимо!

Филиберт:
Я понимаю эту власть.
Любви безумства мне не в диво.
Жалею лишь, что вы молчали,
Что не доверились как другу.

Лейтенант:
Я не решался... все в печали...
Ходил по замкнутому кругу.

Филиберт:
Довольно. Время не ушло.
Она вас любит, лейтенант.
Признанье с губ ее сошло,
Как драгоценный бриллиант.

Лейтенант:
А вы... что скажете на это?

Филиберт:
Что браку этому я рад.
И в нем я вижу лучик света.

Лейтенант:
Я вашим словом так богат,
Что не поверить в счастье смею!

Филиберт:
Ну, разве лекарь я плохой?
Яд обернул я панацеей,
И вам дарую я покой.

Лейтенант:
Но бедность – мой удел и крест,
Преграда брачным всем устоям...
Филиберт:
Заслуги ваши, ваша честь
Приданого любого стоят.
Теперь, когда диагноз прост,
И яд целебным стал напитком,
За ваше счастье подниму я тост,
И дружбы золотым сошью вас свитком!
Лейтенант:
Мой друг, в словах надежды свет!
Но счастье – лишь в руках у вас.
Ужель преград отныне нет?
И близок долгожданный час?
Филиберт:
Постойте, пыл умерьте свой.
Преграда есть, и в том беда:
Отец избранницы младой...
Что скажет он – «нет» или «да»?
Лейтенант:
Отец? Но вы же говорили,
Что все решенья приняты,
Что вы преграды сокрушили...
Разбились все мои мечты!
Я думал, с ним условлен час...
Вы не сказали мне о нем!
Филиберт:
Я не беседовал ни разу
С ее суровевшим отцом.
Лейтенант:
Но кто он, Боже, этот страж?
Чей гнев мне уготован адом?
Филиберт:
Да как же, друг мой? Вот те раз!
Отец Констанции – Рикардо!
Откупщик, грубиян и плут,
Чей бог – монеты звон и блеск.
Он знает лишь один маршрут –
Туда, где денег слышен треск.
Лейтенант:
(В смятенье, отводя глаза)
Я гибну... Все надежды – прах...
Мне имя это – приговор.
Филиберт:
Но в чем причина? Что за страх?
Вы с ним не виделись доселе,
А уж отчаянья полны,
Как будто дни все отзвенели,
И вы на брак обречены?
Лейтенант:
Есть сотни тягостных причин,
Считать, что он мне будет враг.
Я в этом мире лишь один,
И невозможен этот брак.
Филиберт:
Но разве я не врач для вас?
Я исцелю недуг любой!
Я к старику пойду сейчас,
И спор решим мы меж собой!
Лейтенант:
Нет, сударь, стойте! Умоляю!
Не делайте безумный шаг!
Филиберт:
Я вас совсем не понимаю!
То радость в сердце, то – овраг
Отчаянья... Откуда робость?
Такая трусость не к лицу!
Лейтенант:
Вы ввергнете меня в жестокость,
Отдав на милость гордецу!
Филиберт:
Позвольте мне, хотя б пытаться!
Я должен этот бой принять!
Лейтенант:
Нет, нет… Я не хочу

Филиберт:
А я вот сделаю.
    
Лейтенант:
Я из Гааги улечу. Уеду тотчас же!
    
Филиберт.
Бежать? Так значит сдаться!
Останьтесь, друг мой. Я вас Молю.
За ваши чувства будем месте драться
В беде я не оставлю вас.
Я вас, друг мой, исцелю.


                ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

                Те же и Жаннина.

Жаннина:
Из-за чего вы ссоритесь, господа?
В чем суть обид и яростного спора?

Филиберт:
Вся в лейтенанте кроется беда!
Он неблагодарен! Жду от вас укора!

Жаннина:
Неужто он способен на обман?

Лейтенант:
Ах, сударыня, я в горести глубокой!

Филиберт:
Он сам не знает, чем он сыт и пьян!
То просит помощи в любви жестокой,
То, слыша про Констанцию, про брак,
Который я устроить предлагаю,
Бледнеет, злится, делает мне знак,
Что он уедет! Я не понимаю!

Жаннина:
Меня ваш отъезд тоже удивил,
Ведь вы должны остаться, без сомненья.

Лейтенант:
Чтоб ждать такого, право, блаженства?

Жаннина:
Останьтесь ради любящей души!
С отцовского согласья, по секрету,
Я вам открою в утренней тиши,
Что о вас молвила Констанция…


Филиберт:
Мне слышать это не дано?

Жаннина:
Простите, папа, тайне сей венец
Лишь лейтенанту слышать суждено.

Филиберт: (в сторону)
Ну что ж, потом, оставшись тет-а-тет,
Мне дочь моя расскажет все подробно.

Жаннина: (тихо)
Слушайте совет:
Я обманула папу. Вам удобно

Прикинуться влюбленным в тот же час
В Констанцию. Не говорите боле
Об отъезде! Это мой приказ!

Лейтенант: (в сторону)
Любовь творит и не такое!

Филиберт:
Ну, так как? Упрямство все кипит?

Лейтенант:
О нет! На вашу доброту отныне
Я полагаюсь! Пусть ваш суд решит!

Филиберт:
Поговорить с Рикардом? Как с мужчиной?

Лейтенант:
Как правильно найдете, так и быть.

Филиберт:
А ваш отъезд?

Лейтенант:
Я остаюсь, клянуся!

Филиберт: (в сторону)
Что за слова смогли все изменить?
К какой же тайне я не прикоснулся?

Лейтенант:
Простите же упрямство мне, молю!
(и в сторону, с улыбкой на Жаннину)
Я вашу хитрость сердцем всем люблю,
Исполню эту странную картину.
    
Филиберт:
Пустяк! Влюблённые творят такое!
Скажи, Жаннина, Констанция ушла?

Жаннина:
Нет, ждёт в моих покоях.

Филиберт:
Ну, лейтенант, прошу, извольте
К ней заглянуть, смелей, друг мой,
Побудьте же в героях.

Лейтенант:
Не хочется, ей-богу, мне сейчас...

Жаннина:
Идите, идите! Жду же вас!
(Шепчет тихо)
В прихожей подождите, я приду.

Лейтенант:
Слушаю, иду!


                ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

                Филиберт и Жаннина.

    
Филиберт:
Что вы ему сказали?

Жаннина:
Чтоб уходил. Что ждёт его, любя,
Возлюбленная в шёлковой вуали.

Филиберт:
А в первый раз?

Жаннина:
Что дева ждет
И надеется уговорить папашу.

Филиберт:
Но почему ж те речи-чудеса
Не уловили уши также наши?

Жаннина:
Порой слова, что сказаны тайком,
Сильнее действуют, чем громкий рокот.

Филиберт:
Пожалуй, так... Я с этим не знаком,
Но в ваших доводах есть верный шёпот.

Жаннина:
Я очень рада вашему «добру».

Филиберт:
Куда же вы?

Жаннина:
Подбодрить малодушных.

Филиберт:
Да, да, иди, дитя мое! Я беру
И поручаю вам, в делах амурных.


Жаннина:
Спокойны будьте. Вверен в руки те,
Что не преда;дут.

Филиберт:
Знаю, без сомненья.
У дочки сердце — в дивной красоте.
Да и моё... достойно восхищенья.



                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

                ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

                Комната Жаннины. Констанция, одна (сидит).

Констанция:
Кто б мог подумать? Господин де Лакотри,
Чей строгий взгляд я так ловила робко,
Внимателен был, вежлив... Но внутри
Пылал ли страстью, скрытой за ухмылкой?

Я не ждала признаний и даров,
Я лишь любила, пряча сердца трепет,
Не находя для откровенья слов,
Вплетая имя в свой неслышный лепет.

Мне не хватало смелости открыть
Всю глубину наивного влеченья.
А он, быть может, так же не мог быть
Смелей в любви, чем на полях сраженья?

Офицерам робость не к лицу,
Их нрав суров, их шаг по-военному четок.
Но если Филиберт сказал отцу,
Что тот влюблен, то довод был, и довод весок.

И я хочу поверить в этот сон,
В слова, что мне надежду подарили.
Пусть будет правдой: он в меня влюблен,
И мы друг друга тайно сохранили.

Вот он идет, мой милый, мой герой!
Сияет стать, и форма так прекрасна...
Но почему Жаннина рядом с ним, постой?
Ее присутствие гнетет меня напрасно.

Она, как тень, скользит у плеча,
Не даст и мига нам побыть вдвоем.
И мысль в душе скребется, горяча,
Что мы соперницы в безумии моем.

                ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

        Лейтенант де Лакотри, Жаннина и Констанция, которая встает.

Жаннина:
Садитесь, право, извините,
Что вас оставила одну.
Но вы, я знаю, не вините,
Поймёте сердца глубину.
К тому ж, со мною гость желанный,
Чьё слово – сладостный нектар,
Он убедит вас, гость мой званый,
Что мой проступок слишком мал.    

Констанция:
В своём дому, с подругой верной,
Стесняться, право, ни к чему.
Мне радостно и несомненно,
Что я не в тягость здесь уму.

Жаннина:
Ах, лейтенант, вы слышали признанье?
Голландки наши так милы!
Их остроумие, сиянье –
Достойны высшей похвалы.

Лейтенант:
Я в этом убедился прежде,
Не с нынешнего только дня.
И пребываю я в надежде
Увидеть вновь их блеск огня.

Констанция:
Вы в доме, что стране во славу,
Живёте, сударь де Лакотри.
Искать голландок по уставу
Вам нужно лишь у нас, внутри. 
Пореже дом свой покидайте,
И общество найдётся вам».   

Жаннина: (кланяясь)
Вы так любезны, так и знайте.    

Констанция:
Я должное лишь отдаю словам.    

Жаннина:
Ну, полно, спорить мы не будем,
Пусть лейтенант рассудит нас.    


Лейтенант:
Нет, вы судью иного людям
Найдите в этот светлый час.
Судья не должен быть пристрастен,
И опытен, и строг, и смел.    


Жаннина.
Конечно! Ваш ответ прекрасен,
Ведь вы – участник этих дел!    

Констанция.
К тому же долгом благодарным
Он связан с домом и душой.   
 
Жаннина.
О, во Франции нравам славным
Почёт оказывают, но – чужой!    

Лейтенант. «В Голландии не меньше нравы
Утончены, чем у меня».

Констанция.
То значит, тот получит право,
Кто заслужил его, ценя?»    

Жаннина.
И потому вам лейтенант по праву
Отдал бы пальму первенства свою».    

Лейтенант:
«Ах, этот спор – душе отрава!
Я от смущения стою...»    

Констанция.
Ну что ж, мне, кажется, пора».
    
Жаннина.
Уже уходите от нас?
    
Констанция.
Да, тётушка меня с утра
Ждёт на обед в урочный час.
Приду пораньше – не беда,
Прощайте, добрые друзья».
И лёгкой тенью, как всегда,
Исчезла, робость затая.