Русские картины

Эссе 11

Русские картины

Наш диалог Мы с Вами начали с возвращения Русскому Мiру в конце XIX века Феномена живых красок древнерусской Иконы. Наши православные искусствоведы и разные деятели РПЦ (в том числе и Е. Трубецкой, очерки о русской иконе которого, Мы с Вами и начали обсуждать) начинали обсуждение лишь жанровых особенностей древнерусской иконы и иконы им современной, отмечали особенности разных обратных и прямых перспектив художественных приемов иконописцев, влияния византизма и прочего. А ведь Феномен древнерусской Иконы в ином, в ее Наднациональном Великорусском Духе, в ее строгой Высокой Эстетике, выражающейся в буйстве жизнеутверждающих красок.

Жизнеутверждающие краски Русской Типологической Иконы это не художественный прием или метод, это природное состояние Великоруского Духа Народа. И в этом плане, в древнерусской Иконе два пласта Бытия красочный и духовный выступают, как единый и единственный глубинный смысл Природной Русской Имперской Среды Жизни. А именно на фоне жизнеутверждающего Великоруского Духа древней Иконы и выстрелила в наше время, и вошла в наше Бытие, вошла совершенно закономерно, могучая живопись Константина Великороса, со своими монументальными типажами исходного Великоруского Духа преемственности от Культуры Вед.

Эпические полотна Константина Васильева «Гадание», «Русалка», «Гуси-лебеди», «Ожидание», «Парад 41-го», последняя итоговая «Человек с Филином» сразу уводят глаз и душу зрителя в природные истоки Русского Мiра и его могучего Духа. Замечу, что художник дитя военных лет, и после знакомства с картиной «Парад 41-го» Константина Васильева большинство художественных работ той военной тематики кажутся примитивными «реалистическими» картинками, сродни фотографии, ремесленными поделками сусальной позолоты, мещанско-реалистического безжизненного плана.

Слышаться отзывы – Васильев холоден, в нем нет живой теплоты. Этакому мещанско-советскому взгляду, наверное, ближе военная карикатура Кукрыниксов, или советский солдат с гранатой, кидающийся в атаку, как и портреты ветеранов войны и труда, увешанные орденами и медалями, и это их беда, даже не вина.

«Парад 41-го» Васильева это плач русского мальчика, совсем еще маленького ребенка, по безчисленным, безвестным русским воинам-героям, по своему, и всем иным отцам и дедам, безвестно сгинувшими в ненасытном Молохе Войны. Вот они, на строгом отрешенном полотне, миллионами, безликими шеренгами, уходят в поглощающую их мясорубку Отечественной Войны. Мы с Вами видим эти шеренги русских воинов с перспективы памятника спасителям Руси, с посвящением от Русского Народа - «Князю Пожарскому и Гражданину Минину благодарная Россия».

Васильев своей пророческой работой подчеркивает незримую связь всех Смутных Времен Руси, где у нее был единственный верный защитник Русский Воин. И он не понят теми, кто в гневе визжит и изрыгает проклятия на простую русскую женщину Наташу Поклонскую, которая вышла с жертвенным портретом Императора Николая II на шествие «Бессмертный Полк». Она несла портрет Императора преданного и оболганого, как собирательную Русскую Жертву! Преданного и оболганного потерявшей Русский Дух верхушкой той Власти, Генералитета и Архирейства РПЦ!

Императора Николая Александровича - Священномученика, сегодня вторично предают все те, кто сегодня вопит о покаянии русского народа в грехе цареубийства, о примирении «белых», с их палачами «красными» - мировыми революционерами. Все те, кто накопав костей безвестных русских мучеников, умученных революционными садистами, пыжится обманом, узаконить лживую версию ритуального Цареубийства и переписать саму русскую историю, вычеркнуть и оболгать этой лживой версией все его славные русские свершения, и тем вымарать из памяти народов саму его Мировую Типологическую Русскую Имперскую Культуру.   

Читать про Васильева сущие обывательские глупости неприятно и тоскливо, потому что слышишь, ну что то, примитивно мещанское. Например, такое тиражирование примитивных мнений от сущих дилетантов, не понимающих и не представляющих самого духа творчества и творческих поисков мастера: -

«В самом начале творческого пути, в поисках себя, Васильев «переболел» абстракционизмом и сюрреализмом, позже и экспрессионизмом. Он пробовал писать в стилях и направлениях, во главе которых стояли  такие имена, как Сальвадор Дали, Пабло Пикассо, Генри Мур. Васильев стал создавать интересные работы в их ключе».

Творческий поиск художественного тона любого большого мастера эти люди близоруко понимают, как подражательство. Васильев же, всем своим творчеством, говорит Нам с Вами о том, что «голая» история, взятая сама по себе, в отличие от мифологии народных сказаний, дает нам не всегда достаточный материал для понимания внутренних движущих сил, рождающих народные порывы, страсти. Только сам народ издревле обладал неподражаемой природной способностью постигать свою собственную сущность и отчетливо выражать ее через мифотворчество, фольклор, ремесленничество быта.

Совершенно правильно отмечают, вспоминая Васильева, что художник неустанно искал возможности раскрыть глубину, и силу чувств своего народа. Порой ему казалось, что он ощутил, интуитивно поймал зримое выражение этих чувств и страстей. Иногда ему бывало достаточно одного какого-нибудь символа, чтобы развернуть в своем сознании, а потом и на полотне панораму событий, ушедших в далекие времена.

Каждый находит в символике картины «Ожидание» свой смысл. Васильев создал глубокий  символический образ страждущей русской женщины. Многие почитатели таланта художника видят в этой картине  образ, символизирующей дух нашего народа, который ожидает преображения России, так как наш народ стремится к духовному возрождению.

Вслед за возвращением природного русского духа древней Иконы, Мы с Вами, живописью Константина Великороса погружаемся в мир нашей русской природной мистики и эти два неразрывных типажа - живопись и Икона, подкрепленные духовной поэзией Клюева возвращают Нам с Вами Природные Смыслы нашего Великоруского Бытия. Клюев, Рубцов и Васильев, как и животворящая древнерусская Икона, исконно по русски певучи и предельно живописны.

Поэзия Клюева это органическое слияние песни-стиха, музыки и живописных картин Русской Жизни! Поразительны по мужеству ответы поэта Клюева в последнем допросе перед расстрелом.

 «Вопрос следователя Широварова: -

 Каковы ваши взгляды на советскую действительность и ваше отношение к политике коммунистической партии и советской власти?

Ответ:

Происходя из старинного старообрядческого рода, идущего по линии матери от протопопа Аввакума, я воспитывался на древнерусской культуре Корсуна, Киева и Новгорода и впитал в себя любовь к древней допетровской Руси, певцом которой я являюсь.

Осуществляемое при диктатуре пролетариата строительство социализма в СССР окончательно разрушило мою мечту о древней Руси. Отсюда моё враждебное отношение к политике коммунистической партии и советской власти. Практические мероприятия, осуществляющие эту политику, я рассматриваю как насилие государства над народом, истекающим кровью и огненной болью. Мой взгляд, что Октябрьская революция повергла страну в пучину страданий и бедствий и сделала её самой несчастной в мире.  Я считаю, что политика индустриализации разрушает основу и красоту русской народной жизни, причём это разрушение сопровождается страданиями и гибелью миллионов русских людей. Это я выразил в своей «Песни Гамаюна»…

Окончательно рушит основы и красоту той русской народной жизни, певцом которой я был, проводимая партией коллективизация. Я воспринимаю коллективизацию с мистическим ужасом, как бесовское наваждение…

«Пролетарские» писатели восторгались кардинальной переделкой природы и картинами затопления прежней жизни. И Клюева пишет свою адову картину разрушения Русского Мiра: -

То Китеж новый и незримый,
То беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров, да тётка Фёкла,
Великороссия промокла
Под красным ливнем до костей
И слёзы скрыла от людей,
От тачки, заступа и горстки
Они расплавом беломорским
В шлюзах и дамбах высят воды.
Их рассекают пароходы
От Повенца до Рыбьей Соли —
То памятник великой боли…

И Клюев выговаривает до конца грядущую кару «красной» революционной нечисти: -

Метла небесная за грех
Тому, кто, выпив сладкий мех
С напитком дедовским стоялым,
Не восхотел в бору опалом,
В напетой кондовой избе
Баюкать солнце по Судьбе.
По доле и по крестной страже…

Скрипит иудина осина
И плещет вороном зобатым,
Доволен лакомством богатым,
О ржавый череп чистя нос,
Он трубит в темь: «Колхоз, колхоз!»
И подвязав воловий хвост,
На верезг мерзостный свирели
Повылез чёрт из адской щели —
Он весь мозоль, парха и гной,
В багровом саване, змеёй
По смрадным бёдрам опоясан…

И его пророческая «Песня Гамаюна», 30-е годы: -

К нам вести гоpькие пpишли,
Что зыбь Аpала в мёpтвой тине,
Что pедки аисты на Укpаине,
Моздокские не звонки ковыли,
И в светлой Саpовской пустыне
Скpипят подземные pули!
К нам тучи вести занесли,
Что Волга синяя мелеет,
И жгут по Кеpженцу злодеи
Зеленохвойные кpемли,
Что нивы суздальские, тлея,
Родят лишайник да комли!
Hас окликают жуpавли
пpилётной тягою в последки.
И сгибли зябликов наседки
От колтуна и жадной тли,
Лишь сыpоежкам многолетки
Хpипят косматые шмели!
К нам вести гоpькие пpишли
Что больше нет pодной земли,
Что зыбь Аpала в мёpтвой тине,
Замолк Гpишко на Укpаине,
И Севеp - лебедь ледяной -
И стен бездомною волной,
Оповещая коpабли,
Что больше нет pодной земли!

И картины Руси Николая Рубцова. Русская деревня, русская глубинка и ее глубоко расовая внутренняя Культура, ее внешне незатейливый быт, преломлялись в душе поэта в шедевры поэзии: -

Спасибо, скромный русский огонек,
 За то, что ты в предчувствии тревожном
 Горишь для тех, кто в поле бездорожном
 От всех друзей отчаянно далек,
 За то, что с доброй верою дружа,
 Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
 Горишь во мгле — и нет тебе покоя.

 Россия, Русь—куда я ни взгляну...
За все твои страдания и битвы
 Люблю твою, Россия, старину,
 Твои леса, погосты и молитвы.
 Люблю твои избушки и цветы,
 И небеса, горящие от зноя,
 И шепот ив у омутной воды,
 Люблю навек, до вечного покоя...

 Россия, Русь! Храни себя, храни!
 Смотри, опять в леса твои и долы
 Со всех сторон нагрянули они,
 Иных времен татары и монголы.
…………………………………………………….
Я резко отниму от глаз ладони
 И вдруг увижу: смирно на лугу
 Траву жуют стреноженные кони.
 Заржут они — и где-то у осин
 Подхватит это медленное ржанье,
 И надо мной — бессмертных звезд Руси,
 Спокойных звезд безбрежное мерцанье...

Привет, Россия— родина моя!
 Как под твоей мне радостно листвою!
 И пенья нет, но ясно слышу я
 Незримых певчих пенье хоровое...

 Как будто ветер гнал меня по ней,
 По всей земле — по селам и столицам!
 Я сильный был, но ветер был сильней,
 И я нигде не мог остановиться.


Душа, как лист, звенит перекликаясь
Со всей звенящей солнечной листвой,
Перекликаясь с теми, кто прошел,
Перекликаясь с теми, кто проходит...
Здесь русский дух в веках произошел,
И ничего на ней не происходит.