Размером с молекулу 7-4

Пока планета Клопунпай — не ад тебе и даже не рай,
Ищи в себе разбитом половинки мира,
И миру не кричи ты «Дай!».

NB: реконструкция исторических/мифологических событий или объектов осуществлена в сотрудничестве с ИИ.


Глава 1

Они остановились перед ажурными воротами нового Гефсиманского сада. Кругом было очень темно, и лишь сам сад освещался ярким светом, который не проникал никуда дальше…
Ему стало грустно: он покидал давно привычное кафе, а совсем недалеко затерялся его дом с вечной детской площадкой…

— Почему «вечной»? — спросил кот.
— Потому что я никак не хочу взрослеть, прямо как Питер Пэн.
Рыжий кот выразительно посмотрел на его длинные, почти седые волосы, строгие очки на носу и величественный, подобный айсбергу профиль… и вздохнул.
— Конечно, ничто уже не смогло бы спасти тебя в обычном мире, разве ты еще не понял? Поэтому ты и оказался в моей скромной, но столь непонятной тебе компании…

В голову полезли строчки. Это было трудно, но он старался:

Если жизнь земная просит,
хочет что-то от тебя,
А потом тебя забросит —
ты возьми с собой кота…

— Ну, идея, вообще-то, понятна, — поморщился кот. — Но с рифмой не очень. Хотя чего ждать от тебя вечной ночью в странном месте и в компании, куда более странной, чем тебе кажется?

Луч света из яблоневого сада случайно выскочил за ограду и осветил место, где стоял рыжий кот. Вместо кота он увидел худого юношу с черно-фиолетовыми волосами и романтическим, но суровым взглядом. Тот напоминал спутника Уэсибы Морихэя с фотографии, сделанной во время путешествия по Китаю. Юноша смотрел на мир отрешенно, а его взгляд будто проникал сквозь измерения. Лучик скользнул обратно за ограду, и он понял: его другу проще быть рыжим котом, чем человеком, — чтобы не напоминать себе о бесконечном круговороте на Клопунпае и о том, что всё это могло закончиться гораздо, гораздо раньше, если бы…

— Да, да, — послышался голос. — Дальше можешь не говорить…

Вот время странное летит,
оно и губит, и манит.
Но если времени не станет,
тебя никто не одурманит…

Жизнь в безвременье, прямо как сейчас, представлялась ему очень странной. Он давно слышал истории о том, что рыжий кот еще в юности (только в какой?) сумел побороть поток времени и жил в вечности, хотя никто из окружающих его иллюзорно-клопунпайских личностей об этом не знал. А те, кто знали, всё равно не могли понять.

— Да я, собственно, и не просил их понимания, — сказал рыжий кот. — Зачем оно мне было нужно? Я просил понимания у Бога, у Пустыни, но только не у клопунпайцев, которые с трудом различали добро и зло и научились хорошо обманывать разве что самих себя.
А потом с горя, когда мне всё стало ясно — потому что не осталось никакого «меня», у которого были бы вопросы, не осталось Говорящего, не осталось даже космического скафандра, который ты так любишь, — я решил (слово «я» здесь лишь фигура речи) стать рыжим котом. Потому что это удобно, не романтично и скрывает мою истинную природу, о которой другим лучше ничего не знать — для их же собственного спокойствия.





Глава 2.


У ворот Гефсиманского сада,
Не спросив ничьего разрешенья,
Молча к свету припали три взгляда,
С пирожками и вкусным печеньем.

Странный, тихий и отдающий чем-то хрустальным голос послышался далеко из сада, и ворота сами открылись.

— Пока ты еще не перешагнул через порог, хотел бы дать тебе несколько советов, которые точно не касаются меня и Лахесис, но будут полезны именно тебе.
Ты путешествовал в рамках своей иллюзии, рождаясь и рождаясь снова, пока мне наконец всё это не надоело и просто не стало скучно одному вечно плестись на своём космическом корабле. Ты до сих пор считаешь, что суетливая иллюзия, которая каждый раз заканчивалась ровно через три дня, — это что-то важное, длиной прямо во всю клопунпайскую жизнь, и тебе было страшно умирать каждый раз, потому что сделать это легко и изящно было не так-то просто.

Он молча кивнул. Все его смерти были заранее записаны в бортовом журнале корабля, чтобы рыжий кот не забывал, когда снова нужно поближе подлететь к планете, перехватить его на корабль и разбудить.
Каждый раз, читая отчёт, он удивлялся собственной непоколебимой лени, безынициативности и прочим отрицательным качествам, затягивавшим его в трясину клопунпайской суеты снаружи и внутри неизменного говорятора.

Говорятор-провокатор,
Въелся в сон, как в кофе в вены,
Докучающий оратор,
Пощади хотя бы стены.

Стихи рождались у него сами собой. Они были невысокого качества, но часто олицетворяли то, что он испытывал, постоянно слушая навязчивый голос у себя в голове, почти беспрестанно показывающий разные видеоролики с его участием в главной роли.

— Ты закончил? — спросил рыжий кот. — Итак, если мы с Лахесис, заходя в сад, теряем то, чего у нас уже нет, и нам даже смешно от этого, то что случится с тобой, я не могу точно сказать. Возможно, продолжатся твои фокусы с перемещением по кроличьим норам, воспоминаниям из Клопунпая или даже чему-то такому, когда тебе приходилось бы бабочкой или цветком. Но чтобы ни случилось, если я не смогу быть рядом с тобой, просто подожди меня. Ты понял?

Он покорно кивнул. Самый большой страх был — потерять себя или, точнее, сойти с ума, оставшись без говорятора. Кажется, он был ещё к этому не вполне готов.

Лахесис посмотрела на него нежным взглядом:

— Странный у тебя, конечно, друг, — сказала она, разворачиваясь к рыжему коту. — Он как бы одновременно здесь и не здесь, как будто какая-то сила носит его между мирами, не давая остановиться. И мне кажется, что это не только сила его говорятора, а тут, возможно, что-то глубже.

— Да, я тоже не раз над этим думал, если так можно сказать. Заглядывал в прошлое и будущее. Мне показалось, что когда-то он слишком много хотел земного, а потом его душа решила перепрыгнуть с помощью говорятора этот рубеж и потерпела неудачу. Поэтому он стал вечным путником, а точнее — вечным моим спутником, что вообще-то лучше… Ещё в юности он написал про себя стихотворение, точно отражающее его последнюю задачу на Клопунпае:

В миры любви и торжества
Продолжим путь земной,
Пусть даже праздник “Рождества”
Пройдёт нас стороной.

Земной урок устав читать,
Мы в бесконечных днях
С улыбкой будем вспоминать
О бурях и страстях.

И ночь в созвездиях миров,
Встречая каждый раз,
Мы будем странники ветров
За гранью слов и фраз.

Раскроет тысячи дорог
Опасных и прямых
Среди людей и нелюдей
Коллизий временных...

О Боже, скитание Твоё
Нам всем — надежды луч,
Мы странники Твоих дорог,
Не видных из-за туч.

— Действительно, прямо странник в космосе, по-другому и не скажешь. Но за то, что был слишком ленив, ему пока не позволили продолжить дальше своё путешествие, но и не нужно возвращаться на Клопунпай или в иллюзорные миры, про которые многие писали в своих книгах, считая их раем, адом и мирами искупления, — сказала Лахесис.




Глава 3

Наконец-то они все вместе зашли за ворота сада и попали в ослепительно белый свет. Глаза сами собой закрылись, а потом стали медленно открываться.

Сад был не местом на карте и не воспоминанием в истории. Также как битва при Курукшетре касалась чего-то глубоко божественного, а не клопунпайского. Сад был пространством внутри и снаружи бесконечной песчинки бытия, названной человеком. Песчинки, которая соединяла объективное и субъективное…

Он был пространством, где время замедляется и растворяется, как утренний туман под первыми лучами солнца. Он почувствовал, что в нем нет прошлого с его ошибками и будущего с его тревогами. Только вечное Сейчас, густое, насыщенное и пульсирующее, как редкие минуты всех его жизней.

Яблони казались сгустками присутствия, уходящими в саму вечность. Яблоки были формой настоящего. Они были спелы не по приказу змия-говорятора, а сами по себе, как вечная форма жизни, которая была не только за пределами мира говоряторов, но и мира эмоций, за пределами странных и нелепых органических форм, которым давно бы следовало преобразиться.

Рука уже сама потянулась к яблоку, но рыжий кот толкнул его в бок. Он упал на землю и опомнился.

— Тебе еще рано, эти яблоки подходят только для меня и Лахесис, а ты просто умрешь, вернешься в океан нерожденных душ и будешь там плавать до следующей юги, если сожрешь его.

Он с трудом поднялся с земли и ощутил, что когда его желание скушать яблоко прошло, на смену ему пришло ощущение, как его мысли останавливаются, обнажая пустоту, которую он так боялся.

— Кот, я боюсь. Мне кажется, что мое маленькое «я» еще не готово к таким приключениям.

Рыжий кот ловко вынул из своего рюкзака баллон с кислородом и протянул ему.

— Дыши глубоко, — сказал он. — Если уж я приключаюсь с тобой, то и ты будь готов к приключениям внутри себя.

Еще немного — и будет твоя персональная яблоня, а мы с Лахесис возьмем с собой несколько яблок с этой, которая тебя так напугала.

И они весело рассмеялись.

Рыжий кот и Лахесис вели его под руки, видя, что ему тяжело идти. Минут через десять ходьбы он уже порядочно отдышался и почти пришел, только вот во что — сказать ему было трудно.

Они остановились у небольшой молодой яблони, на табличке рядом с которой было заботливо написано: «Юной душе с КП, уже прожившей шестнадцать циклов, мои поздравления. Кушай — не стесняйся. Можешь закусить яблоко своим пирожком. Разрешаю». Надпись, похоже, была сделана местным садовником…

— Тише, тише. Не называй его так, вдруг ему не понравится…

Из глубины сада раздался хрустальный голос:

— Да пусть, ему можно…

Голос напомнил ему голос рыжего кота по межпространственному коммуникатору. Иногда казалось, что мембраны динамика были сделаны из стекла, а говорил не сам рыжий кот, а кто-то величественный и всезнающий. Но обычно это чувство быстро проходило.

Он сорвал с ветки небольшое спелое яблоко и надкусил его. Лахесис и кот смотрели на него, ожидая, что будет дальше. Он понял, что не должен пропасть в никуда, телепортироваться на другую планету или попасть в океан душ, чтобы друзья не бросились спасать, ведь это могло занять не одну вечность.

С первым кусочком яблока перед глазами промелькнули все шестнадцать муторных циклов на Клопунпае. Он увидел, как на корабле ему пришлось стереть из памяти момент первой встречи с Рыжим Котом, потому что кот спас его от полного растворения в Говоряторе, а про такие вещи ему было не положено знать…

Продолжение следует…