Дух Русской расовой Традиции Лица и иное 1

Дух Русской Традиции Лица и иное

Эссе 1

Расцвет Русской Культуры и Литературы, когда она приобрела статус Мировой, пришелся на вторую половину XIX века, плавно перешедший в Серебренный Век и далее в Русскую Катастрофу начала XX века. Тогда же, на Серебренный Век и времена Русской Катастрофы, приходится творчество поэта Высокой Русской Расовой Традиции Николая Клюева и его наиболее значимых последователей «новокрестьянских поэтов» С.А. Клычкова, В.П. Ширяевца, П. В. Орешина, С.А. Есенина, Павла Васильева. Собственно, творчество последних, и дало Нам с Вами затем поэтов Николая Рубцова, Юрия Кузнецова и художника Константина Великоросса (Васильева), которые и определили (конечно не только они) не проходящий интерес к Традициям и Возрождению Русской Расовой Имперской Типологической Культуры.

Из поля зрения историков, как то уходят поиски истоков процесса Русского Воскресения, проявившегося в том числе и через творчества поэтов направления русской расовой исторической Традиции XIX и XX веков.

Здесь надо отметить, что в большинстве исследований по русской тематике преобладает «винигрет» представлений, где в перемешку подаются: публицистика, аналитика и показ среза жизни общества за рассматриваемый период, а в результате у большинства авторов получается отображение «собственного представления» не выполняющее поставленные задачи и поэтому не имеющее необходимой творческой ценности. Мы с Вами еще обратимся к этой тенденции далее.

Вернемся к  Традициям русской расовой Имперской Типологической Культуры. Дух ее незримо витал в воздухе творчества XIX века, вспомним Лажечникова «Ледяной дом», А.К. Толстого «Князь Серебренный» и другие. Мощный импульс тематике Русского Воскресения дал Император Павел Петрович и Отечественная Война 1812 года, где законодатели мод французы и Запад в числе «двунадесяти языков» завоевателей заставили русское общество пересмотреть свои прежние западные приоритеты.

 А зачинателями этого направления по праву можно считать «славянофилов», Н.Я Данилевского, Ф.И. Тютчева, К.Н Леонтьева, как социологических русских расовых исследователей. Хомяков и «славянофилы» подняли вопрос своеобразия русского народа, то есть занялись исследованиями и поисками расовых корней русского народа, его отличия от других народов и предназначения в мире. Это в корне противоречило состоянию и настроениям тогдашнего имперского общества зараженного республиканскими идеями французской революции и «славянофилы» были взяты под подозрение и либералами и, так называемыми, консерваторами республиканского «западного» разлива и совершенно замолчаны.

Но течение русской расовой мысли затоптать не удалось и оно «выстрелило» в начале XX века поэзией Николая Клюева и продолжателей типологической русской темы.

Сам Николай Клюев это вершина русской поэзии того времени, связавший ее христианский этап, с до христианским ведическим периодом. Наверное, связь эта была природно обусловлена тем, что Клюев вырос в старообрядческой семье и окружении. И, наверное, Мы с Вами не совсем понимаем духовную связь старообрядчества с дохристианской Культурой русского народа. Да и существовало оно это ощущение неразрывной связи единой Культуры в старообрядчестве, во многом, на безсознательном, интуитивном врожденном уровне общинной соборной жизни русского крестьянства.

Наше представление искажают штампы о поголовной неграмотности крестьянской массы. Совершенно не отражается охват образования детей системой церковно-приходских школ и домашним образованием. Вот воспоминания поэта Николая Клюева, типичного крестьянского сына, о своей юности. В поэме «Песнь о Великой Матери» он так описывает круг своего чтения в годы ученичества под руководством матушки:

 Двенадцать снов царя Мамера
 И Соломонова пещера,
 Аврора, книга Маргарит
 Златая Чепь и Веры Щит,
 Четвертый список белозерский,
 Иосиф Флавий – муж еврейский,
 Зерцало, Русский виноград –
 Сиречь Прохладный вертоград,
 С Воронограем Список Вед,
 Из Лхасы Шёлковую книгу,
 И Гороскоп – Будды веригу
 Я прочитал в пятнадцать лет –
 Скитов и келий самоцвет.

В 16 лет, надев на себя вериги, Клюев ушел «спасаться» в Соловки, затем подвизался в роли псалмопевца Давида в раскольничьем «корабле».

Я в Галерее Русской Культуры уже писал: «такая творческая личность, как Николай Клюев неизбежно должна была появиться в нашем Русском Мiре, как уникальное явление, вернувшее нам связь и цельность Русской расовой Культуры Духа от ее истоков».

Эта песня велесова, старая,
 Певали ее и на поле Куликовом, –
 Непомерное ведкое слово!

Здесь в этих и других строках отражены поиски расовых природных истоков русской жизни, а именно поиски ее незыблемых основ. Меняется со временем многое, но что то, обязательно остается неизменной основой, и это Мы с Вами называем расовыми основами, которые ведут всех Нас с Вами дорогой Русской Расовой Типологической Имперской Культуры.

Изучению творчества Николая Клюева историк и писатель Сергей Станиславович Куняев посвятил более двадцати лет. Итогом работы стала книга-исследование «Николай Клюев», вышедшая в серрии ЖЗЛ «Молодая Гвардия». Я точно не знаю, сам ли Сергей Куняев занялся темой Клюева или повлиял отец, поэт и главный редактор литературного журнала «Наш Современник» Станислав Юрьевич Куняев. Перу Станислава Юрьевича принадлежат серии прекрасных статей о деятелях Серебренного Века, «Пролеткульта», «ЛЕФа», поэта Давида Самойлова в журнале «Наш Современник» начала 2000 годов.

Сергей Куняев в своей работе о Николае Клюеве освещал события жизни и творчества поэта, как историк-исследователь, я же хочу рассмотреть срез эпохи второй половины XIX века и начала XX века и сущность проявления в творчестве русских расовых Традиций.

О творчестве Николая Клюева писали многие, уж очень своеобразна была эта личность. И во мнениях звучит полная разноголосица. Вот в работе И.В. Гречанник «РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКОЕ И СТИЛЕВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ЛИРИКИ Н.КЛЮЕВА» в преамбуле пишет: - «прослеживая творческие и жизненные вехи Н.Клюева, мы видим, что в его судьбе было немало страданий, сближающих  с поруганными собратьями по перу: с  А.Ганиным, П.Васильевым, В.Наседкиным, И.Приблудным и другими. Но было и то, что резко отдаляло позицию Клюева от «крестьянских» поэтов. Многогранный, как магический кристалл, Николай  Клюев выражал интересы лишь малой части народа, которая выбрала духовное уродство и жизнь сектантов. С приходом советской власти поэт был на стороне революции,  это длилось не долго».

 То есть сразу вместо обозначенной Гречанник темы на первый план выходит препарирование жизни Клюева и его окружения и социологическая обстановка.

И далее: «говоря о России, автор часто использовал выражение «пригвождённая страна». Развернувшаяся в целый сюжет, эта фраза вырастает в прозаическом произведении «Красный конь». Мы можем отметить здесь общую для А.Блока и Н.Клюева ненависть к «буржуазии» и культуре.

Поэт-«оппозиционер», будучи против советской власти, подрывал государственность и духовность с другой стороны, создавая тайные общества, поднимая сектантское движение.


Николаю Клюеву был близок христианский мир, более того, он стоил дороже для него, чем что-либо другое. Несомненно, часть «рая» Клюева  и  находилась в Православной вере, и поэт, видя это вокруг себя, и отобразил яркие живые искры чистого и святого, но наряду, и на одной ступени с ними поставил дохристианские и «околохристианские» ценности, которые никак не могли выражать народного идеала».

   Итак, Н.Клюев являлся носителем мировоззрения, противостоящего традиционному русскому мышлению, опирающемуся на Православие. Стремление поэта найти идеал за пределами отечественной культуры, русского народа приводит к отдаче своих приоритетов духовному заблуждению, так называемой «архикультурности» (скопчеству, магии, разным видам сектантства).

И разговорный язык «рядового читателя» равно, как и литературный язык русской культуры «не обогатится» словарём Клюева никогда, поскольку существует понятие литературной нормы, которая не позволяет стать широкоупотребительным диалектизмам, вульгаризмам и словам, чуждым духовно русскому народу (сектантская лексика). Языковой материал творчества Н.Клюева может представлять интерес для русоведов, особенно, диалектологов и религиоведов, но было бы странным, если бы на нём заговорили «школы и газеты», а так же «вся русская словесная культура» (здесь газеты не обязательно, а школа только обогатиться изучением творчества Клюева В.М.).

Сама Гречанник, опираясь в своем материале в основном на работу Эмануила Райса, в конце рассуждений о Николае Клюеве делает этакий литературный кульбит и меняет тему.

«К слову о методологии. В противовес таким исследователям как Эм.Райс хочется привести свой классический ряд: В.Кожинов, Ю.Селезнёв, И.Золотусский, В.Непомнящий, С.Небольсин, К.Кокшенёва, Ю.Павлов и другие» приводя пример и выделяя только Кожинова, определяя его, как литератора у которого «сухой академизм никогда не был стихией, но он был строг к подбору фактов, блестяще образован и совершенно оригинален в продуктивном русле соединения литературы, истории, философии, политики».

Мое впечатление о Кожинове говорит, что он по своим убеждениям скорее евразиец, но уж никак не представитель русского национального сознания. Замечу также, что я полностью присоединяюсь к Б.Усову, который в своём «Отлупе..» показывает, как В.Кожинов сводит любой сложный и интересный вопрос даже не к препирательству, а к какой-то игре и жонглировании цитатами не русских авторов, что сводит, на нет, его литературную доказательную базу.

Но у Гречанник: - «Кажется, нет нужды повторять, что имя В.Кожинова вызывает ассоциации не только со значительными достижениями современного литературоведения, яркими страницами литературной критики и публицистики, но и, что гораздо более важно, с русским национальным сознанием в литературе, противостоящим социологизму, формализму и структурализму».

Вот такая у Нас с Вами получилась преамбула, вступление в эту сложную тему и продолжим в следующем эссе.

Галерея Русской культуры Дух Русской традиции