Лазейка. Глава 1

«А ведь ты, наверное, прав...»

Сознание возвращалось обрывками, как сигнал на плохой связи. Сперва — тупая боль в виске, потом — холодный паркет под щекой. И лишь затем — осознание того, что я лежу на полу в собственной гостиной, и мне совершенно все равно, как я здесь оказался.

В голове звенела фраза, чужая и одновременно моя: «Ты прав... Наверное». От этих слов становилось горько и пусто, будто выскребли всю душу. Я попытался поймать мысль, понять, откуда это «прав», но она ускользала, оставляя после себя лишь чувство тяжелой, несправедливой вины. Вины без преступления.

Я заставил себя подняться. Тело ныло, протестуя против каждого движения. В комнате царил привычный бардак: на столе пылился недопитый стакан, его содержимое давно превратилось в мутную жидкость, на диване горой лежали книги. Обычная картина. Но сегодня все это — пыль, хлам, застывшая жизнь — давило с невыносимой силой.

«Наверное, прав...» — эхо прозвучало снова.
Я подошел к окну. За стеклом медленно гасли огни большого города, безразличные и чужие. Именно в такие моменты понимаешь, насколько тонка грань между тем, чтобы быть частью этого мира, и тем, чтобы просто наблюдать за ним со стороны, как за чужим спектаклем. Я был наблюдателем. И мне начало казаться, что сцена пустеет.


Незаметно для себя я начал вести внутренний диалог с тем, чей голос звучал в моей голове. 

— Ну и что с того, что ты прав? — прошептал я в стекло, запотевшее от дыхания. — Что это меняет? Мир от этого не станет добрее, а я — счастливее.

Ответом была тишина. Глубокая, всепоглощающая.

Вдруг резко зазвонил телефон. Рывок. Сердце на мгновение ушло в пятки. Я обернулся, глядя на светящийся экран, пляшущий на столе. Имя «Анна». Я не стал подходить. Просто смотрел, как устройство вибрирует, перемещаясь к краю стола с каждым новым вызовом. Еще секунда — и оно рухнет на пол.

Я не двинулся с места.

Звонок прекратился. В комнате снова воцарилась тишина, теперь еще более гнетущая, взволнованная этим внезапным вторжением извне. Я понимал, что этот звонок — лишь первая ласточка. За ним последуют другие. Вопросы, упреки, притворная забота.

Мое отражение в темном окне казалось призрачным, нереальным. «Кто ты?» — спросил я у своего двойника. Тот молчал.

— Ладно, — сказал я вслух, и голос мой прозвучал хрипло и незнакомо. — Давай разберемся. С чего все началось?

Память услужливо подкинула образ. Кафе. Дождь за окном. Ее лицо — уставшее, прекрасное, с легкой сеточкой морщин у глаз, которые появлялись, когда она о чем-то просила. И ее тихий, но твердый голос: «Ты не живешь, ты существуешь. И я устала существовать рядом с тобой».

И мой ответ. Холодный, отстраненный, выверенный. Логичный. Тот самый, что дал ей право сказать мне: «Ты прав».


Я был прав. И это было хуже, чем если бы я был виноват. Потому что вину можно искупить, а своей правоты не исправишь. Она, как клеймо, выжигает душу.

Я потянулся к стакану на столе, сделал глоток. Жидкость была противной, теплой и отдавала одиночеством.

Именно в этот момент в тишине квартиры снова раздался звук. Но на этот раз это был не телефон. Это был тихий, но отчетливый щелчок поворачивающегося в замочной скважине ключа.