В следующий раз, или Забытый пастырь коров

Степь в тот день дышала полной грудью. Солнышко пригревало ласково, не обжигая, а лёгкий ветерок гонял по необъятному небу пушистые, будто взбитые сливки, облака. Внизу, на изумрудном ковре, щедро усыпанном ковылём и шалфеем, медленно двигалось пёстрое, живое пятно – стадо.

 
Коровы, сытые и безмятежные, лениво жевали сочную траву, а их пастырь Иван Ильич, то лежал на пригорке, то прохаживался рядом с ними, то восседал на своём верном коне Буяне.


Он был здесь главный. Не начальник, а именно душа и хозяин этого травяного царства. Разговаривал со своими подопечными тихо, по-отечески. Вот тёмно-рыжую Бурёнку поругивал, видя, как та стремится расположиться на мягком бугорке в тени:
– Ты у меня, матушка, на отдых прибыла или молоко давать? Половина села на твоих трёх вёдрах держится, а ты разлеглась!


А вот белоснежную тёлочку хвалил искренне:


– Вот молодец-то! Глядите все на Зорьку! Пасётся добросовестно, на полный рот. Умница!


Работу свою он любил всей душой – простор, воля, да и погода с весны до осени здесь была ласковой. А уж зимой в бригаде дел хватало, и там Иван Ильич не был лодырем.


Но то были картины безмятежного прошлого. А сейчас тот самый Иван Ильич, сухонький и подвижный старичок, сидел на скамейке в очереди на приём к главе сельского совета. Комнатка была полна народа, каждый пришёл со своей заботой.
Женщина с озабоченным лицом жаловалась соседке:


– Вода, милая, опять пахнет ржой, пить невозможно! Говорю им, а они – «плановое промывание». Уже третью неделю «промывают»!


Мужик в засаленной телогрейке что-то горячо доказывал своему товарищу:


– Так ему, казённому-то дому, сто лет в обед, крыша совсем течёт! Я ж не прошу новую, мне бы рубероида немного, чтобы заплату поставить. А мне: «Сметы нет». Жди, значит, пока рухнет совсем?


Иван Ильич слушал этот шёпот житейских проблем и молчал. Люди пришли сюда по разным вопросам. А он – со своим, тихим и горьким: маловато пенсии начислили. Много лет терпел такую несправедливость, не хотел быть попрошайкой, а теперь вот терпение лопнуло. Вроде и не лентяй, трудился всю жизнь не покладая рук, а у товарищей по возрасту, таких же ветеранов, пенсия побольше. Сердце щемило от обиды.


Наконец зашёл в кабинет главы села. Стоит у порога, стесняясь даже присесть на стул, хоть хозяин и приглашает. Рассказал о своей проблеме, сбивчиво и путаясь.
Глава, мужик основательный и внимательный, выслушал, посочувствовал.
– Понимаю вас, Иван Ильич, дело житейское. Какая справка нужна, чем можем помочь? Может, какой стаж упущен?


– Вспомнил я, – тихо сказал Иван Ильич, и в его глазах блеснул огонёк надежды, – что несколько сезонов нанимался я пасти коров сельских. Платили по рублю с головы, честно. Никогда я не прогуливал, всегда с утра стадо выгонял и на обед пригонял. А вечером, бывало, до самого заката солнца держал их на лугу, чтобы вдоволь наелись. Надои тогда хорошие были, хозяйки меня хвалили. Может, этот стаж пастуха мне зачтут? Ведь работал я исправно.


Председатель сельсовета оживился:


– Давайте попробуем, Ильич! Это идея! Только вот скажите, когда коров пасли, бумаги какие-нибудь подписывали? Договор на эту работу оформляли?


Иван Ильич посмотрел на него с искренним удивлением. Какие документы в его зелёном, травном царстве?


– А на что ж тогда бумаги-то были? – прошептал он. – Слово давали – его и держались.

 
Глава только руками развёл:


– Тогда вряд ли можно что-то исправить.


Опечалился старик, помял в руках свою потёртую кепку, тяжело вздохнул. Казалось, последняя надежда растаяла, как тот степной ветер.


– Ладно уж, извиняйте, Сергей Анатольич. Если бы я знал, что справки понадобятся! В следующий раз уж поумнее буду.


И ушёл, тихо прикрыв за собой дверь. Ещё в центре у него дела есть. Жена, старушка Матрёна, с утра наказывала ему по пути зайти в магазин. Вечером гости у них будут – день рождения у него сегодня. Дата хоть и не круглая – 83 года, а отметить надо бы. Пока живой.


Идёт он по улице родного села, а на душе и горько, и светло одновременно. Поднял голову – а небо точь-в-точь как в тот день, когда он Зорьку свою хвалил:


бездонное, ясное, с плывущими в вечности облаками. И на сердце от этой мысли стало как-то теплее и умиротворённее. Ведь главное – он своё дело знал хорошо и честно служил ему. А бумаги… они, как та самая корова на боку, полежат да поднимутся. А доброе имя пастуха, его честное слово – оно навсегда остаётся в памяти людей и в бескрайней степи, что была ему настоящим домом.