Однажды в... СССР. Глава 34

А в это время «такая женщина» тарабанила в дверь Яна. Она могла бы и позвонить — звонок в наличии — но предпочитала стучать, чтобы он сразу понял, кто явился по его душу.
Душа же Яна находилась в полном смятении: с одной стороны, он уверял себя, что Вера ни в малейшей мере не разделяет его чувств, с другой — никак не мог прогнать надежду. А вдруг?!
И каждый раз, когда он слышал её стук, сердце моментально прыгало под горло, и долго не успокаивалось.
— Привет, блондин! Чем занимаешься?
 «О, этот голос! Этот тон! Так и хочется жить, бежать, и горы свернуть!» — невольно подумал Ян.
— Заходи, Вер! Я тут читал…
— Да кто бы сомневался! Бросай свои книжки, в них ведь чужая жизнь, а мы погнали жить своей! Давай на речку! Скупнёмся, пока солнышко не зашло?
— Да, запросто, — обрадовался Ян.— Что взять?
— Ну, одеяло я взяла, а ты чего-нибудь перекусить. Найдёшь?
Ян проворно метнулся к холодильнику и выудил из него колечко «Краковской», пару плавленных сырков «Дружба» и начатую бутылку сухого вина.
 — Вчера вечером день смерти бати был, помянули с мамой. — Объяснил Ян. — Ну что, погнали.
Они вышли на улицу. На горизонте Ян заметил тучу.
—  Вер, а дождик нас не накроет?
— А ты что, сахарный? Не бойся, не растаешь! Ну, разве что от любви? — кокетливо стрельнула глазками Вера, и от её взгляда приятное тепло разлилось внутри, а угасающая надежда вспыхнула с новой силой.
Они сели в старенький «Пазик» и уже через полчаса, держась за руки, спускались по крутому берегу реки к воде. И тут как хлынуло! Небольшая тучка разразилась таким тропическим ливнем, что ребята вмиг оказались наверху.
— Давай туда! —  Ян схватил Веру за руку и потащил к одинокой копне старого сена, непонятно как оставшейся тут с прошлого года. Пока они добежали и, как кроты, стали зарываться внутрь копны, промокли до трусов.
Ян, усердно работая руками, соорудил что-то вроде соломенной пещеры внутри копны, а Вера расстелила одеяло.
— Постой, не ложись! Промочим ведь, — и на глазах изумлённого Яна она стянула с себя мокрое насквозь платье. — Что смотришь?  Раздевайся! — скомандовала она.
Ян последовал её примеру, не в силах оторвать взгляд от её точёной фигурки, гибкой белоснежной шеи, крепких бутончиков грудей с чуть вздёрнутыми сосками и крутого изгиба тугих бёдер.
— Ян, шейку не сверни! — Обрушилась на него Вера. — Ты кормить-поить даму собираешься?
Ян как очнулся. Он быстро перочинным ножом нарезал колбасу и сырки, зубами вытащил пробку из бутылки. Виновато взглянул на  Веру:
— Стаканы не взял…
— Ян, ты разве не гусар? А гусары пьют из горла. Давай покажу. — И Вера, ничуть не смущаясь, взяла у него бутылку и приложилась к ней так, что ровно
 половина и осталась. И это оставшееся она протянула ему.
— Заканчивай, гусар!
Два раза просить Яна не пришлось. Одним духом он почти опустошил бутылку, и растянулся на одеяле, искоса посматривая на Веру, которая с аппетитом уминала колбасу и плавленый сырок. Затем она допила оставшееся вино и растянулась рядом, коснувшись бедром его ноги, от чего его тело будто шарахнуло разрядом тока.
«Господи, да вот же она, рядом! Даже руки протягивать не надо. И что же я застыл? Боюсь, что вновь смеяться будет? Или того, что я в её глазах — никто, и ей совсем не нужен? Ну, разве что как друг? Да сто пудов — не нужен! Ведь знает же, что я люблю её давно! И видит, как я мучаюсь! И что? Да ей по барабану мои муки!» — а в голове уже шумело и тело стало лёгким, невесомым. Минута, две, четыре, пять… Он повернулся к ней.
— Вера! Я… ну ты же всё прекрасно знаешь! — Она повернула к нему лицо, и своим неподражаемым тоном —тоном королевы,:
— Ты о чём?
— О том, что я люблю тебя! Понятно! Любил, люблю и чтобы там ни произошло, любить тебя не перестану! Ты — жизнь моя! Понятно?! — вдруг заорал Ян так, что она вздрогнула.
А он, приподнявшись на левой руке, словно коршун, пал на неё сверху всем телом и впился в губы, как к живой воде припал. Он ожидал, что отлетит сейчас, что отшвырнёт она его, как тряпку.
И вдруг… её язык обвил его язык, а руки обняли за плечи, и этот страстный поцелуй, казалось, длился вечно. А затем, она сама сорвала с него мокрые трусы, сняла свои и… без всяких ласк, о которых он столько раз мечтал, рисуя в своём воображении, что зацелует её всю: от кончиков пальцев ног, до розовых мочек ушек; что заласкает своими музыкальными пальцами самые потаённые уголки её изумительного тела; что наговорит ей мириады нежных слов, которых накопилось у него за это время —  без этого всего — блеснула молния — он оказался в ней.
Мозг вынесло, и чувства все, кроме одного, мгновенно испарились. Восторг — осталось только это чувство! Он будто был внутри горячего шального шторма — шторма наслаждения, объявшего его целиком. И необъятные крутые волны то подхватывали и воздевали его вверх, а то швыряли в бездну. Каким же сладким этот был полёт! А её стоны, страстные стоны Веры, взорвали в нём невиданные силы, звучали самой лучшей музыкой, которую когда-нибудь он слышал. И вдруг:
— Ты только не в меня…. Без глупостей… Лады? — убийственно спокойно произнесла она.
Он сразу и не понял, не врубился, не дошло. «Что-что? Она сказала что-то…»
— Сдержи себя, детишек нам не надо! — уже чуть громче произнесла Вера.
Ян скатился с неё и разрядился в тот же миг.
«Как больно падать с облаков на землю! Как больно… Но она права… Она права… Не может счастье длится вечно.  Но я запомню это на всю жизнь…»  Ян лежал рядом, крепко сжимая пальцы Веры, всё ещё чувствуя, что от них, как от раскалённых проводов скользят по его телу токи-биотоки, словно муравьишки, легко и приятно. Они долго молчали, и каждый думал о своём.
«И что это на меня накатило?! Не надо было… не надо было этого делать. И ведь ещё за мгновение до того, как он медведем на меня навалился, я и мысли не держала, что будет так. Но… видно, не всегда нам удаётся владеть собой. Слава богу, хоть вовремя опомнилась. А то бы пришлось на чистку идти. Вот удовольствие! Ему то что, а мне — аборт. И почему так всё несправедливо: как наслаждение, так для обоих, а как страдать, так только нам. Эх, Ян, был бы ты как… Но ты — не он. И, значит, надо мягко соскочить. А то гляди, ещё и свататься придёт…» — она искоса посмотрела на Яна.
А он лежал, закрыв глаза, и перед ним, как волны, пробегали мысли:
«Ну что, добился своего?! Добился? И что я чувствовал? Восторг и… пустоту. Восторг, которого забыть я не смогу и всю оставшуюся жизнь к нему стремиться буду. Ведь я такого не испытывал ни разу. И пустоту… она, как смерть, возникшая внезапно. Ну как она могла в такой момент испортить всё?! Ну неужели у неё совсем нет ни души, ни сердца, только камень? Холодный камень! Но… почему тогда стонала так отчаянно, так страстно? Она ведь не из тех, кто притворяется. Но… а по сути дела-то она права. Куда сейчас детей? Ведь скоро поступать, учиться, на работу устраиваться. Пока не до детей. Хотя иметь ребёнка от неё — награды для меня другой не надо! Такую же рыженькую зеленоглазку с курносым носиком и смехом её мамы! Да, надо подождать и минимум лет пять. Да и куда спешить — жизнь только начинается. А я.. я всё сделаю, всего добьюсь, чтобы она меня и вправду полюбила. И чтоб гордилась мною! Ничего… Она меня ещё узнает!»
Домой они возвращались молча, но Ян не отпускал её руки. Она не возражала.
Искоса поглядывая на совершенно невозмутимое лицо своей любимой, Ян думал:
«А не приснилось ли мне всё то, что только что произошло? Что извивалась подо мной она и так стонала? Нет, не приснилось. Значит, верно говорят: у женщины всегда есть два обличья. И угадать, какое будет нынче— мужчине не дано. Она сама не знает. Возникло чувство, и она — одна. Пропало вдруг — она другая. И что нам остаётся? Только ждать, надеяться и верить. Только так…»
И в эту ночь уже в своей постели заснуть ему не удалось.
                ——————————————
А у Глеба с Мишкой были совсем другие заботы.
Через неделю и слежка и действия цыган повторились с точностью до одной минуты. Только в этот раз барон осчастливил своим посещением рынок в субботу.
 Как видно, цыгане были до того уверены в своей безопасности, что и на этот раз машина у корчмы дремала одна, пока её пассажиры наслаждались блюдами щирой украинской кухни.
И снова Мишка рвался в бой, и снова Глеб его остановил. Не время. Бог троицу любит.
А в воскресенье они поймали Жёлудя, и тот сообщил: «Товар на исходе. Следующая неделя — последняя. В понедельник кочуем домой».
Парни переглянулись. Последний шанс.
— Пацаны, а может ну их к чёрту! — на Веру это было не похоже.
Они сидели в ресторане днём и, как голодные волки, сметали со стола блюдо за блюдом.
— Не, я серьёзно. Ну, если там орава цыган с пушками, то есть ли смысл рисковать. Вы были правы, бабла у нас хватает. А месть — о ней забыть несложно. Не думать, да и всё. Тем более, что цыганам, которые в Мишку стреляли, впаяли по четыре года.
— Веруся, я тебя не узнаю, — усмехнулся Мишка. — А кто нам вечно пел, что денег много не бывает?
— Так это ж Глеб сказал. Нет, ну он прав. Да только степень риска должна хоть как-то соответствовать величине успеха. А если степень риска слишком высока… Что скажешь, Ян?
— Ну, я с тобой согласен. Мы с этими деньгами не знаем, что делать. А через пару месяцев нам поступать. Нет смысла рисковать. Глеб, поддержи!
— Не поддержу. Тут личное. Мишаню чуть не хлопнули. И что, не отомстить?
Мишка согласно кивнул:
— Ладно. Попробуем. И рисковать не будем. Получится — класс. Не выйдет — не заплачем.
На том и порешили.



В субботу «Чезет» брать не стали. На дело отправились рейсовым автобусом и уже к трём часам заняли заранее облюбованное местечко в ста метрах от корчмы « У СОЛОХИ».
Время текло необычайно медленно.
— И чёрт их знает, сегодня появятся или завтра? — нервничал Мишка, покусывая губу.
— Не о том ты думаешь. Не о том переживаешь. — Заметил Глеб, запивая свои любимые глазурованные пряники минералкой «Боржоми». — Главное, чтоб они вообще появились, а ещё главнее, чтобы, как и раньше, всей кодлой жрать в корчму завалились. Вот тогда и не зевай. Ноги в руки и вперёд за орденами! Вернее, за «Мерседесом». Понял?
— Понял. А ты точно завести без ключа сумеешь?
— Мишаня, а ты точно пятёрку на макиваре выбьешь?
— Я?! Я уже и семёрку выбивал!
— Да? А ко мне ещё есть вопросы? Нет. Ну и хорошо.

Зря Мишка беспокоился.
Уже через час знакомый «Мерседес» с визгом тормознул у корчмы. Друзья напряглись. Вот из правой задней дверцы показался один охранник, из левой — вылезли двое. Первый открыл переднюю дверцу, и его высочество барон соизволил явиться миру. Он степенно оправил пиджак и впереди тройки телохранителей неспешно зашагал в корчму.
Водитель на этот раз оставался в машине. Пацанов дружно пробила дрожь, они переглянулись.
— Неужели пролёт? — шёпотом проговорил Мишка, как будто бы водитель их мог услышать. — Ведь это последний шанс! Ну, давай, мужик, иди уже, обедать пора. Пошёл! Пошёл! — не отрывая взгляда от блестящего на солнце вороного кузова «Мерседеса», и приказывал, и просил он цыгана.
И тот, как будто услышав, этот шипящий приказ, отворил дверцу, вышел и, захлопнув её, устремился вслед за товарищами, исчезнувшими в корчме на несколько минут раньше.
— Есть! — возликовал Мишка.
И как только входная дверь, впустив цыгана, захлопнулась, друзья, инстинктивно пригнувшись, бросились к автомобилю. Глеб острой, но крепкой деревяшкой отогнул верхний угол передней дверцы, засунул в образовавшуюся щель толстую стальную проволоку, конец которой был согнут под 90 градусов, нащупал ручку дверцы и потянул её вверх. Дверца открылась, и Глеб нырнул в машину. Мишка плюхнулся рядом. Ещё несколько секунд, и «Мерседес» сначала мягко тронулся с места, а потом всё быстрее и быстрее рванул подальше от города.
Они не видели, как хоть и поздно, но всё же заметившие удаляющийся «Мерс» цыгане вывалили на крыльцо корчмы и отчаянно махали руками, будто это могло им помочь. Друзей охватила эйфория:
— Ура-а-а! — орал, не в силах сдержать эмоций Глеб. — Мы всё-таки сделали их! Мишаня! Мы сделали их!
Потомку самурая не меньше Глеба хотелось орать от восторга, но он лишь скупо заметил:
— Не мы, а ты. Всё сделал ты, Глеб. А я… так… на подхвате. Охранником у тебя пристроился, — но всё же не выдержал — сердце переполняла радость — и с силой хлопнул Глеба по плечу. — Жми, жми давай, цыганский конокрад!
И Глеб жал. Они мчались по трассе из города, и стрелка спидометра переваливала за сто двадцать. Мерс то подпрыгивал на ухабах, то проваливался в ямы на асфальте, так что их гонка было скорее похоже на Ралли Дакар.
Город остался далеко позади. То и дело оглядывающийся назад Мишка ничего подозрительного не увидел, и, успокоившись, достал из кармана бумажку с адресом покупателя. Пилить, чтобы достичь цели, им предстояло ещё километров двести. Слава богу, что бак был почти полон бензина, так что беспокоиться было не о чём.  И вдруг…
Они увидели это одновременно.                Впереди около съезда на проселочную дорогу распластался кувыркнувшийся в глубокий кювет и опрокинутый на крышу «Запорожец».  А чуть поодаль на земле — два тела.                Ребята переглянулись.                С одной стороны, нужно срочно помочь, нужно спасать людей, попавших в аварию.                С другой — если погоня уже в пути и цыгане их поймают... Убьют, не задумываясь!
 В мраморном зале сидят за столом и наблюдают за иномаркой Двое.                Малум делает вид, что ему неинтересно и предлагает закрыть картинку:                — Нечего и смотреть. Если остановятся, им не жить. Цыгане им припомнят и украденный наркотик, и стрельбу с голубятни, и тюремный срок двоих ромал, и похищение машины.                Бонум:                —   Подожди, не закрывай! Они устроены не так, как ты думаешь, и иногда, несмотря на смертельную опасность, совершают алогичные поступки. Я часто наблюдал такое…                Малум отмахивается: — И охота тебе зря тратить время?..               
Глеб утапливает вниз педаль тормоза, и необычайно послушная машина мягко тормозит и замирает на месте:                — Быть вором — не значит быть сволочью! Вперёд, Мишаня!                Они выскочили из машины и, не сговариваясь, как будто занимались этим всю жизнь, аккуратно и быстро перенесли в иномарку окровавленного стонущего пожилого мужчину и потерявшую сознание девочку лет десяти с приличной ссадиной на лбу.                Развернувшись, помчались обратно в областной центр к ближайшей больнице.                — Скорее! Глеб, скорее! — аж выскакивал из штанов Мишка, — жми до упора! Жми!
Они даже не заметили, как навстречу просвистели две «Волги» с цыганами за рулём, в противоположность друзьям, заметившими свою вороную иномарку. Цыгане на полном ходу с визгом, как в американских боевиках, попытались развернуться, выжав тормоза до отказа и ожесточённо вертя рулём.                При этом одна из машин слетела с дороги в кювет еще глубже, чем тот в котором упокоился «Запорожец» и перевернулась на бок, а у второй взорвалось переднее колесо, и она тоже слетела на обочину.               
— А где больница? Куда ехать? Я же в этом чёртовом городе совсем ничего не знаю! — в отчаянии прокричал Глеб. —  Надо спросить у местных…               
Малум, поднимаясь и-за мраморного стола:                — Развлекаешься?! Зачем ты достаешь из них то, что им уже давно не присуще? Там всё уже укрыла тьма.
Бонум, оставаясь сидеть:                — Не всё. Не обольщайся. Ведь если есть хоть одна искорка, она, как пить дать, разгорится в пламя. И это пламя рано или поздно рассеет тьму.                Малум:                — Ты всегда был склонен к высокопарным фразам. А я – попроще и практичней. Поверь, я глубже понимаю их натуру.
Двухэтажное жёлто-белое здание с широко раскрытыми железными воротами и огромной вывеской «Областная больница» будто само наехало на них — и сворачивать не надо.                Залетев во двор и увидев справа вывеску чуть поменьше главной —«Отделение скорой помощи», Глеб мягко затормозил, и они осторожно сначала девочку, а потом и её отца занесли внутрь больницы и уложили на стоявшие рядом стулья.                Остановив пробегавшего мимо то ли врача, то ли медбрата в белом халате, указали ему на раненых:                — Автоавария, спасайте, срочно! —  и, убедившись, что он бросился к ним, испарились.                — Знаешь, я думаю, погоня за нами будет, это даже к бабке не ходи, — рассуждал Глеб, — по трассе нам теперь ходу нет, надо ехать в объезд.                — А ты дорогу знаешь?                — Не знаю, так спрошу. Спешить нам некуда. Когда приедем, тогда приедем. А вон водила «Скорой». Он наверняка все дороги в округе знает.                И Глеб угадал. Пожилой водитель «Скорой помощи» подробно рассказал им, как попасть на объездную дорогу, немало удивившись, ведь они были всего в нескольких километров от трассы.                Весь остальной путь они проехали без приключений, правда заночевать пришлось в машине и наутро животы сводило от голода. Пришлось заехать в ближайшее село, прикупить булку белого хлеба, кружок колбасы и по бутылке молока.                Позавтракав, они тронулись дальше, и Мишка решил проверить «бардачок». Открыв его, он нагнулся, одновременно сунув туда руку, и с трудом извлёк … весомый пакет, обёрнутый грубой коричневой бумагой и перевязанный крест-накрест изолентой. Разорвав бумагу Мишка обнаружил ещё один теперь уж целлофановый прозрачный пакет, под завязку набитый купюрами.                — Глеб, ты посмотри! Они что, совсем с головой не дружат?! Мало того, что Мерс бросают, где попало, так ещё и бабки в нём оставили! Ну, я глазам своим не верю!                — А это нам премия, брат. За доброе дело. Боженька, он всё видит! Даже не сомневайся, — радостно вторил ему Глеб, то и дело бросая взгляды на чудесный приз. Посчитай.
Мишка перелез на заднее сидение и стал считать помятые рубли, трояки, пятёрки и десятки. Вышло чуть больше шестнадцати тысяч.                — И это за неделю?! Неплохо живут ромалы. Совсем неплохо… — задумчиво произнёс Глеб. — А за сколько ты собираешься загнать Мерса?                — Ну, Саня сказал от десяти до пятнадцати. Потому, что не видел тачку. Попросим пятнашку, а там посмотрим.                Въехав в конечный пункт своего путешествия, они первым делом нашли хозяйственный магазин, где купили небольшую сумку и пару столовых ножей (береженного Бог бережёт). Назад предстояло возвращаться на автобусе. Да ещё и с такими деньгами. К шестнадцати тысячам из пакета добавились двенадцать за «Мерседес».                «Вот же упорный барыга попался. Никак не хотел добавить хоть штуку. Всё искал причину снизить цену: то ключа к машине нет, то угол дверцы погнут. Да, ладно. Всё равно, учитывая бабки в бардачке, считай за двойную цену тачку загнали». — размышлял Глеб, трясясь в «Пазике» по дороге в Кремень.                Их с Мишкой одолевали одни и те же чувства: ведь если радость от опасной добычи уже изрядно притупилась, то осознание, что отомстили, и круто отмстили — будоражило и придавало им вес в своих глазах. Мужчины!
                —————————————
 
                Продолжение в Главе 35