Однажды в СССР. Глава 37

Серёга Бойко с детства ни в чём не знал отказа.                Батя шоферил не только в рабочие дни, но и в выходные. Находил халтуру, отвозя знакомым и не очень знакомым то стройматериалы на дачу, то по мелочи что-то: мебель там или холодильник с телевизором.                Мать работала в военторговском магазине, а там за дефицитные тряпки всегда свой наварчик имела. Они переехали в Кремень год назад, сестра матери позвала. Та выскочила замуж за начальником управления торговли, и, конечно же, первым делом взялась сестричку на тёпленькое место пристраивать.                Так Серёга и попал в девятый «А» класс второй школы, в которой на год старше учились Ян с Глебом, и конечно же про подвиги их наслышан был немало. Ему бы и хотелось задружиться с крутыми ребятами, да они как-то на него, да и на других особо внимания не обращали. Всё в своих делах. Ну и ладно. Ему и самому с собой неплохо было.                Особенно после того, как на первом же дне рождения тётки познакомился со своим двоюродным братом Женькой Крысько.                Пока взрослые выпивали да застольные песни затягивали, Женька, заговорщицки мигнув, позвал Серёгу во двор за гаражи. Там он достал уже приготовленную самодельную цигарку, запалил, затянулся и передал Серёге:                — На, попробуй!                — Да я не курю… — виновато промямлил Серёга, отметив странный запах дыма.                — Так и я не курю… Гадость всякую… — улыбнулся Женька. — Это ж не никотин. Попробуй, ты что очкуешь?                — Я?! — Серёга почти выхватил из пальцев Женьки самокрутку и затянулся. Раз и другой. Женька, не отрываясь смотрел на него. Потом забрал сигарету.                Он тоже пару раз затянулся, и передал её Серёге.                А тот уже чувствовал себя так, будто он всё может, и ему всё по барабану. Он еще несколько раз затянулся, и Женьке пришлось вырывать у него самокрутку.                — Забалдел? — довольно улыбаясь, спросил Женька. Серёга кивнул.                — Слышь, а классно как! А что это?                — Травка, — всё так же продолжая улыбаться, ответил Женька.                Серёга тоже улыбался. Он подобрал с земли камень, прицелился и бросил его в мусорный контейнер, стоявший метрах в двадцати от них. И… попал. Ещё один камень — и ещё попадание. А настроение — улёт.                — И где ты достаешь?                — А у цыган, на рынке в области. Так что, будут бабки, заходи. По-братски уступлю.                Так потихоньку Серёга и подсел на анашу, хотя употреблял не часто — брат братом, только счёт деньгам он знал.                А тут и новая беда случилась. Влюбился вдруг Серёга. Да  так, что ни есть, ни спать не мог. Впервые, но до гроба. Девчонку звали Надей, и она училась в девятом параллельном классе той же школы.                Однажды, покурив для смелости и будучи под кайфом, он подстерег её почти у дома. Остановил, и выпалил в упор:                — Надь, меня зовут Серёга. И я хочу с тобой ходить! — при этом попытался взять её за руку.                Но она, отпрянув от него, развернулась и умчалась домой.                Он повторил попытку и услышал:                — Я никогда с тобой ходить не буду! Не подходи ко мне! И… я люблю другого.                Серёга обомлел.                «Она меня послала?! Меня?! Да я её… И жениха её…» — но это лишь до вечера. А когда кайф прошёл, он понял, что в лепёшку разобьётся, перевернёт все горы на Кавказе, но добьётся её любви.                С тех пор он каждый день преследовал её, но так, чтобы она не замечала. На расстоянии. Когда же он узнал, что папа у его любимой первый секретарь горкома партии, то стал ещё более осторожным.                При этом чувство обожания и любви к Наде, такой с виду скромняжки, но недоступной абсолютно, разгоралось всё сильней и сильней, как будто кто-то невидимый подбрасывал сухие веточки в костёр его страстей.                Серёга каждый день провожал её из школы. Незаметно. Шёл на большом расстоянии, а она и не оглядывалась. Всё хотел разузнать, кто же его счастливый соперник. А когда убедился, что никого-то у неё и нет — «Иначе обозначился бы как-то…» — решил попробовать ещё раз.                Он раньше слинял с уроков, купил шикарный букет на базаре и стал ждать её у дома. Она шла, что-тот весело напевая и размахивая портфелем в такт песни. Причина была, но её знала только она — к ним в гости приглашён предмет её мечтаний. Голубоглазый Глеб. Отец договорился, что вся семья придёт.                «Во повезло, — подумал Серёга, — раз настроение у неё классное, может на этот раз и мне повезёт…» — он вышел из-за угла и перегородил ей дорогу.                — Надя, я это… Это тебе! — Он протянул букет, но по мгновенно изменившемуся её лицу понял, что опять ошибся.                Она остановилась, а потом резко подалась вперёд, обойдя его и кинув через плечо:                — Серега, ты непонятливый?! Не приходи больше! Я уже всё тебе сказала в прошлый раз…
И хоть сгоревший от стыда Серёга, тупо уставившийся на непринятый ею букет, чувствовал себя так, будто ему в лицо плеснули серной кислотой, но даже мысли перестать её преследовать у него не возникло.                Это преследование превратилось в самую настоящую манию: на переменках он следил за ней, по-прежнему пытался тайно провожать. А когда потеплело, он углядел отличный сторожевой пост — окошко спальни Нади выходило во двор, и как раз напротив него стояла детская горка и деревянный домик, раскрашенный сюжетами народных сказок.                Вот в этом домике и проводил Серёга вечера, наблюдая за окном и высматривая Надю. Когда она закрывала шторку, ловить было нечего, и Серёга, тяжело вздохнув топал домой.                Но иногда задёрнуть шторку она забывала, и вот тогда он наслаждался живым кино с любимой главной героиней. А после ночью в кровати, прокручивая увиденное, выплёскивал эмоции известным способом, после которого потом приходилось бросать простыню в стирку.
Так было и в тот самый день, когда, не дождавшись Глеба, расстроенная Надя задремала в своей комнате. Серёга жёг её глазами сквозь стекло окна, будто хотел впитать в себя каждую клеточку её тела: лица, рук и ног. Он был под кайфом, покурив недавно.                Вид спящей и такой беззащитной любимой девушки держал его в состоянии непреходящего восторга. И вдруг…                Плечистый крепкий парень подошёл к дому и по-хозяйски постучал в дверь. Его фигура в вечерней темноте показалась Серёге знакомой…
А Надя продолжала спать. Ей снилась река. С голубой водой. Если посмотреть на небо, то можно увидеть, что цвет воды и цвет неба – совершенно одинаковы. Оранжевое солнце смеялось ярко и радостно. Надя сидела в лодке на самой середине спокойной реки и наслаждалась природой и тишиной. Всё вокруг дышало совершенством, только Глеба не хватало. Она прилегла на край лодки и стала смотреть в бездонное небо. Ни единого облачка, голубая бездна, которой нет ни конца, ни края… Но что это?.. Далеко-далеко, чуть ли не у горизонта, появилась какая-то точка, едва различимая – только если глаза прищуришь, тогда увидишь. Точка не стояла на месте, она двигалась… Но не из стороны в сторону, а как будто приближалась… Через некоторое время Галя поняла, что это – живое существо… Похоже на птицу… Да, верно! Уже различимы крылья – всё-таки птица! Она всё ближе и ближе!.. Птица всё больше увеличивается в размерах – размах крыльев изумляет! Ещё никогда в жизни Надя не видела таких огромных птиц. Чёрного, с отливом, цвета и крупная голова! Такое ощущение, что летит прямо на лодку! Это немного беспокоит… Уже можно увидеть глаза, в них – стеклянное равнодушие… Она ещё ближе – это становится опасно! Нужно взяться за весла и плыть к берегу, но нет сил, физически невозможно оторвать глаз от пустого взгляда огромной птицы. Это сродни гипнозу, Надя читала про такое… Птица почти рядом, вот-вот накроет Надю и тогда…
Глебу открыла Наталья Сергеевна.                — Здравствуйте. Надя дома?                Безупречное поведение домработницы изумляло: она не ответила – вежливо открыла перед ним дверь и чуть склонила голову.                Глеб снова отметил про себя:                «Не молода, но как сохранила себя! И совсем не похожа на других тёток, которые давно махнули на себя рукой и только и заняты тем, что рыщут в поисках, где что-то «выкинут» — курицу тощую или тряпку какую…»                Константин Петрович сидел в кресле напротив телевизора, а Алла Валентиновна чуть поодаль – вязала на спицах.                — Здравствуйте, — Глеб остановился посреди комнаты, — а я — к Наде, можно?                Константину Петровичу определённо нравилась дружба дочери с отличником Глебом. Он встал с кресла и широко улыбаясь, подошёл к парню:                — Здравствуй, дорогой! Рады, рады… Конечно, проходи… Она в комнате. Да, а как твои дела? Куда поступать надумалл?                — На юридический, в Москву.                — Хорошее дело. Прямо как отец твой. Он, если я правильно помню, тоже юридический только в Харькове заканчивал. Надеюсь, поступишь. А потом и к нам, в родной город вернёшься. Нам молодые и профессиональные кадры ох как нужны. Работу подыщем, так чтобы отцу не стыдно было. Ну, ладно, иди, не буду задерживать.                Мама, не бросая вязания, молча улыбалась. Глеб для приличия постоял немножко и затем пошёл в комнату Нади. Подошёл к двери… Постучать?.. К чёрту, просто зайду и всё! Бережно приоткрыл дверь и заглянул.                Надя лежала на кровати и, кажется спала… Короткий халатик не прикрывал обнажённых коленок. Задержав взгляд на них, Глеб вспомнил вчерашнюю сцену, когда он неожиданно зашёл в ванную и увидел её, абсолютно голую. Всё случилось так быстро… Но он точно помнит – Надя сама потянула его к себе, значит сама хотела.                Он почувствовал возбуждение. Оглянулся  – в зале Константин Петрович смеялся очередной пародии Александра Иванова. Бесшумно зашёл в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
Когда Серёга сквозь окно увидел, кто оказался рядом с Надей, он чуть не заорал: «Глеб?! Проклятый Глеб?! Подходит к спящей и — три тысячи чертей! — ложится?..  На неё?! Сейчас она его сбросит!» — Серёга замер, как парализованный. А он и вправду был сейчас таким. Даже если захотел, не смог бы двинуть ни рукою, ни ногой. Он перестал дышать. В нём умерло всё, живыми оставались лишь глаза…                И мысли в голове набатом: «Всё кончено! Всё кончено! Ему не жить! И ей не жить! Ему не жить! И ей не жить!..»
…Поздно, поздно что-либо предпринимать – птица так близко, что чувствуется даже её запах! Запах силы и решимости! Мамочки, у птицы вместо клюва – губы! Птица приземлилась прямо на неё, объяла мощными крыльями, да так, что нет возможности шевельнуться и… прильнула своими губами к её губам! Надя проснулась и открыла глаза!.. Глеб?!..                Он лежал на ней, прильнув к её губам, одной рукой обняв её за голову, а другой стягивал с неё трусики. Ей хотелось крикнуть, что так нельзя, что рядом папа и мама и что они могут услышать, и вообще, она этого не ждала и не давала своего согласия.  Да где там!..                Во-первых, он был сильнее, а во-вторых, она и в правду боялась, что родители могут услышать. Поэтому она просто слабо пыталась оторвать от себя его руку, понимая, что ничего не выйдет, и они снова станут мужем и женой теперь уже в её комнате. Сейчас. Сию же минуту…                Он резко вошёл в неё! Она бы вскрикнула, было немного больно, но Глеб, предусмотрительно мягко, но сильно прикрыл её рот ладонью.                И снова Надя почувствовала Его в себе!  Он был в ней… властен и напорист, как будто знал, что всё здесь принадлежит ему и только ему. Его движения действовали на Надю странным образом: исчез страх, беспокойство — ушло всё! Мир поплыл неизвестно в каком направлении… Внутри себя она чувствовала разливающееся тепло и… бессилие. Это было необыкновенно приятно, как в лодке – бросаешь вёсла, и она плывёт сама по себе, качаясь на волнах и убаюкивая лодочника… Такого с ней никогда ещё не было…                Потом они долго лежали рядом. Она перебирала его волосы, покрывала его лицо лёгкими поцелуями, и ей до крика хотелось, чтобы он тоже обнимал и целовал, и ласкал её тело.  И Глеб, будто уловив её желание, медленно, чуть касаясь, погладил её по руке.                А когда она замерла, закрыв глаза и ожидая продолжения, он рывком поднялся с кровати и стал одеваться.
Надя провожала его до двери. Родители уже спали, поэтому ребята старались не шуметь. Он видел – она сияет от счастья. Ну и здорово, ему тоже было хорошо.                — Завтра папа отвезёт нас с мамой на дачу, -— она прижалась к его плечу. — Я буду готовиться к поступлению.                Глеб молчал. Он не понимал, что с ним происходит, но сейчас хотелось лишь одного — уйти.                — Подумать только, милый, целых два месяца не увидимся! — Она ещё сильнее прижалась к нему, — придешь завтра проводить?.. К                обеду мы уедем… Поцелуй меня!                Глеб быстро коснулся её губ:                — Я должен идти. Спокойной ночи, Надя!                Она хотела ещё, но он открыл дверь и скрылся в темноте…                Надя вздохнула, закрыла дверь и отправилась в свою комнату, вспоминать его руки, его губы, его всего, такого родного и любимого. Она не заметила домработницу, прячущуюся в темноте комнаты, хотя Наталья Сергеевна совсем не пряталась. Она просто сидела в кресле и наблюдала за молодёжью.
Глеб не шёл, бежал домой. Он вдруг понял, что чертовски голоден! Слона бы
съел! Ещё тогда, когда это случилось в первый раз, в ванне их квартиры, Глеб тоже ощутил голод. Вот и сейчас, та же история.                «Интересно, это у всех так? Представляю, Надя сейчас сидит на кухне и рубает котлеты, которые остались от ужина!»                Лицо само растянулось в улыбке:                «Надя, Надя… Чудесное создание… Любит меня – видно не вооружённым взглядом. Наверняка рисует себе картины нашей свадьбы и всё такое».                Он представил, как они с Надей по вечерам сидят напротив телевизора, и она вяжет какие-нибудь дурацкие носки… или варежки.                «Ну уж нет!.. Нафиг мне эта женитьба сдалась, и пожить то ещё не успел».                Глеб вспомнил Веру: в ней всё по-другому! Нет тех телячьих нежностей, как у Нади; а когда она говорит – получается по делу, без сюсюканья… Интересно, какая она в постели?!.. Вера, Вера…»                Он так ушёл в свои мысли, что быстрые шаги на неосвещённом участке улицы позади себя услышал лишь в последнее мгновенье, а развернулся в тот момент, когда разъярённый Бойко с перекошенным от ненависти лицом уже занёс руку с тяжёлым обломком кирпича, подобранным по дороге.                Единственное что Глеб успел — чуть отвернуть голову влево, и правую скулу разорвало болью. Голова Серёги с открытым ртом и перекошенными глазами вмиг оказалась рядом, но тут же, как футбольный мяч, отлетела вверх и назад от мощного апперкота —  любимого удара Глеба. Ещё один удар в живот — с криком, под дых, почти до позвоночника — сложивший нападавшего.  И сверху локтем по макушке — хрясь!                Серёга рухнул, как подкошенный...                И тут раздался женский крик:                — Милиция! Убивают! — вопила прохожая, и к ней присоединилась ещё одна.
Разбираться, кто на него напал — а в темноте и из-за взрыва адреналина он не узнал Серёгу — времени не было. Глеб рванул в ближайший переулок и дворами, дворами, переулками — добрался до своего дома.
А оклемавшийся чуть-чуть Серёга, выплюнув два выбитых зуба и прополоскав рот собственной кровью, поплёлся домой, кляня Глеба и продолжая зомбировать себя:                «Ему не жить! И ей не жить! Ему не жить! И ей не жить!  Не жить… Профура… сука!..»               
 
Приблизившись к дому, Глеб увидел Яна, одиноко сидящего на скамейке. Ян был задумчив и не сразу заметил друга.
 «Сказать ему, что у меня было с Надей? Вот удивится!  Нет, выйдет, будто хвастаюсь.  Не буду».
— Здорово, брат! А ты чего здесь? Поздно же уже, — Глеб уселся рядом с другом и, не дожидаясь ответа, предложил:
— Слушай, жрать охота – сил нет, пошли ко мне, а?.
— Привет, Глеб, — Ян как будто не слышал приглашение Глеба..
— А ты чего такой смурной? Случилось что?
Ян помолчал:
— Поговорить хотел…
Глеб, сообразив, что Ян пришёл не просто так, решил не торопить лучшего друга… Он посмотрел на окна своей квартиры: в большой комнате уже темно, а вот в спальне родителей ещё горит ночник.
«Значит отец не спит, читает, наверное. Интересно, встречаются ли они ещё с тётей Тусей? Как будто дома вечерами. А там, кто знает. Ну да ладно. Раз в доме тихо, значит, всё в порядке».                Он поднял голову и окинул взглядом небо: совсем чёрное и без единой звёздочки.                «Интересно, если лететь на ракете сколько угодно времени, чего достигнешь?  И если существует грань, то что за нею?»                Наконец, Ян заговорил:
— Я думаю, Глеб, пора нам завязывать с этим.
— С чем — этим?
—  Да с Вериными делами, вот с чем. — Он повернулся к Глебу. — О! А это что у тебя? — он показал на скулу, с которой до мяса была содрана кожа.                — Да так… какой-то полоумный, причём, знакомый, кажется. Наверное, перепутал с кем-то… — пожал плечами Глеб.                — Так ты в порядке? А он где? Ты знаешь, как его найти?                — Да всё уже нормально. Я уложил его подумать на асфальте. Ты не волнуйся, не прибил, не изувечил. Так, поучил маленько. — Глеб улыбнулся.
Оба замолчали, думая об одном и том же. А что говорить-то?.. Глеб и сам об этом задумывался. О школе, пролетевшей незаметно. Об их лихих налётах.                «Всё до поры, до времени сходило с рук, и, если рассудить, то даже слишком всё удачно было!  Есть бабки и в карманах, и в заначках… И на неприятности серьёзные не нарвались. Правда, с цыганами чуть не попали?!.. Ладно, чуть-чуть не считается… А вообще-то нужно завязывать. Ещё полтора месяца и прощай родной город – разъедемся, кто куда… А Мишаня в армию хочет… Чудак-человек! Чего там делать-то? Строем ходить и тупые приказы слушать? Лучше бы в физкультурный поступал!..» — Глеб вздохнул:
— Ты прав, братишка. Так завтра на голубятне и объявим?
Ян кивнул головой:
— Ладно, пойду я…
— А пожрать?
Ян улыбнулся и положил руку на плечо другу:
— Ты где пропадал-то? У Нади?
—У неё, — Глеба так и подмывало похвастаться другу, что он теперь тоже мужик.
Ян встал со скамейки:
— Она любит тебя, не обижай её.
Глеб развёл руками, мол, я – что, я – ничего!
— А у тебя как с Верой?
Ян задумался:                — Глеб… Вера – голова… И что творится в этой голове  – никто не может знать… — он вздохнул и пошёл прочь.

                Продолжение в Главе 38