Однажды в... СССР Глава 39
дрожал, чувствовалось, что она вот-вот расплачется. Глеб же, напротив,
говорил очень спокойно, даже немножко с иронией. Договорились
встретиться на голубятне - так рано там никто не сидел, поэтому можно
спокойно всё обсудить, так сказать, без свидетелей.
Глеб пришёл первым. «Мать моя, как же давно я здесь не был! И птиц совсем
забросил!» Он зашёл в клетку к голубям, подходил к каждому, брал на руки,
гладил, вроде прощения просил. «Нужно пацанов поблагодарить, без них
пропали бы мои птички!»
Настроение с утра задалось – Наталье спасибо! Есть у ней знакомая
врачиха - в два счёта от беременности избавит, осталось только
Надю уговорить. Но здесь Глеб вообще трудностей не видел: во-
первых, она слушалась его во всём, во-вторых, она же не дура.
Ребёнка оставлять – себе же судьбу сломает, считай –
прощай молодость, а про образование так вообще забудь! Ладно,
всё будет пучком!..
Заскрипели деревянные ступени – а вот и она, собственной
беременной персоной! Глеб улыбнулся своей шутке.
Дверь отворилась и вошла Надя… Он не видел её всего-ничего,
каких-нибудь месяца полтора, но как же она изменилась.
Лицо опухшее, нос вроде как увеличился в размерах и
даже веснушки стали как бы крупнее, а это портило цвет лица.
«И жалко её, и… нафиг я вообще с ней связался?!»
Он вспомнил Наталью – умная, молчаливая… Ну и что, что
взрослая, зато в постели – львица! Да и жениться на ней он не
собирался, всё равно скоро ехать поступать, так что это всё само и
рассосётся. Жалко, конечно, что Надя с дачи нагрянула, теперь
никакой возможности не будет с Натальей покувыркаться, а он уже
так привык.
Вот же ситуация: никак не ожидал, что у него будут
отношения с такой зрелой женщиной! Она ведь в два с лишним
раза старше его! И к тому же домработница! Он, кстати, думал, что
эта профессия исчезла после революции, ан нет!
И вот ещё что! Наталья – с характером! Ну как Вера, например!..
Выходит, Глебу нравятся сильные женщины.
Вот на Вере бы он женился! Но тут друг между
ними! Дружба важнее. Так что – облом!..
Глеб подошёл к Наде и обнял её. Она, не ожидая этого,
крепко обхватила его руками и заплакала навзрыд.
«Ну, ёлки-палки, чего реветь-то, как будто кто-то умер?»
— Надюш… Ты это… Не плачь… Я не могу, когда девчонки плачут.
Она сквозь слёзы:
— Ты… ты меня любишь?
«Ну ничего себе вопрос!»
— Надюш, ну ты что?.. Конечно, люблю! – и чмокнул её в нос, -
Давай присядем… Ты, кончай, не раскисай. Всё образуется.
Она подняла на него глаза:
— Что образуется?
— Ну… Это… Ты что сама не понимаешь? Беременность твоя. Слёзы мгновенно высохли и Надины глаза превратились в два огромных блюдца: —— Моя беременность?! Я что, одна в этом участвовала? — казалось, она сейчас, в сию же минуту, разрыдается опять. Глеб понял, что сморозил глупость; он встал с дивана и пошёл вышагивать по голубятне: туда-сюда, туда-сюда, как часовой у своей будки: -— Конечно, Надюша! Конечно мы вместе!.. А кстати, как ты узнала, что беременна?.. Это что, точно? — Чёрт, как же хотелось, чтоб она сказала, что всё-таки сомнения есть…
Его надежда разлетелась вдребезги: -— Меня тошнит и… выделений нет… которые каждый месяц, — она густо покраснела от того, что первый раз говорит об этом с парнем. Глеб и не думал, что человек может так быстро и сильно покраснеть! — А твои родители об этом знают? — Надя взглянула на него и отрицательно покрутила головой. «Уже хорошо!», - подумал Глеб и сел рядом с ней. Он обнял её за плечи и носом уткнулся в её волосы. Она сразу расслабилась, размякла. «Как всё-таки ей мало нужно — чуть приласкаешь и она твоя; вот в таком состоянии и нужно убалтывать её на аборт!» — Подумал Глеб. А вслух сказал: —— Девочка моя… У нас с тобой впереди целая жизнь… Поедем в столицу!.. Учиться будем! Потом поженимся. Ты хочешь этого?
Она молчала. И Глебу это не понравилось... Совсем не понравилось!.. Ну неужели она не понимает, что это настоящее предательство по отношению к нему, к его молодости, к его жизни! Неужели не ясно, что в свои семнадцать с хвостиком лет он совсем не готов стать отцом! Что жизнь и молодость даётся только раз! Глеб снова встал. Прошёлся мимо дивана туда-сюда. Пора сказать напрямую: -— Надюш, нужно сделать аборт, пока не поздно, и продолжать жить дальше… У меня есть знакомая врач, она всё сделает, и никто ничего не узнает. Ведь об этом знаем только мы с тобой. Да? Надя упорно молчала, и это Глеба начинало злить. «Да хватит уже изображать из себя невинную жертву! Кто в первый раз меня к себе тянул? Да и второй–то раз вся млела и стонала. А то получается, что я – прямо исчадие ада, а она – Зоя Космодемьянская! Мне что теперь — повеситься?!» И тут она заговорила, вернее, зашептала, опустив голову в пол, как будто сама с собой общается, и Глебу надо было прикладывать немалые усилия, лишь для того, чтобы её услышать: -— Я не поняла — ты предлагаешь мне аборт?.. Ты… ты хочешь убить нашего ребёнка? И из меня убийцу сделать тоже? А ты потом не будешь всю жизнь себя казнить и мучиться убийством этим? А, Глеб? — И вдруг она сползла с дивана, упала на колени, обвила его ноги руками и головой прижалась:
— Глеб! Милый мой, родной! Я всё обдумала. Ты поезжай, учись… Я здесь рожу и к тебе приеду… тоже поступлю… А ребёночка Наталья выходит... Она хорошая… Закончим учёбу и поженимся! А сыночку или доченьке голубоглазой — в тебя, конечно, — уже пять лет тогда будет. Представляешь? А чтобы быть с ребёнком нашим, мы каждые каникулы будем с ним проводить. И зимние, и летние. Увидишь, я ведь всё учла и обо всех подумала. Что скажешь? Ты согласен? Глеб, ты — первая и ты — последняя моя любовь. И наш ребёнок — продолжение тебя. Я не могу его убить…
Она подняла голову и с такой мольбой посмотрела на Глеба, что сердце его дрогнуло, ну хоть в петлю бросайся. «Господи! Да что же это такое?! Ведь не хочу я на ней жениться! Ни сейчас, ни после. Никогда! Но как сказать, чтоб не обидеть? Ведь мне её реально жаль. Хорошая девчонка. И будет ли когда-нибудь другая любить меня так преданно и так же беззаветно?» — подумал он и вдруг, как будто со стороны, услышал свой холодный и твёрдый голос: — Надюш, или аборт, или мы разойдёмся! Ребёнка ещё нет, и я не хочу своими руками губить и твою, и мою жизни. И всё не так просто на той пасторальной картине, которую ты мне сейчас нарисовала. Пойми, мы сами ещё дети и до родителей пока не доросли. Нам нужно строить жизнь, а это совсем не так легко, как тебе кажется. Сначала — поступить, потом пять лет учиться. Найти работу по душе и закрепиться в ней. Я как мужчина должен быть уверен, что прокормлю свою семью. И вот тогда уже о детях думать. Галя, ты просто постарайся быть взрослей и думать не только о себе, а и о нас обоих, если ты действительно хочешь, чтоб мы были вместе. Поняла? — Он повернулся, открыл дверь и вышел вон.
Вера стояла перед зеркалом совершенно голая и с интересом разглядывала своё тело. «Шея, грудь, талия, бёдра – всё свежее и молодое, сильное и упругое… Кому достанется?.. — Задумалась… И почему-то перед глазами сразу возник Глеб: умный, начитанный, во многом разбирается и руки золотые; высокий и красивый… Очаровашка! — Уж если с кем в постель ложиться каждый день, да так, чтоб в радость, и чтобы мышцы от наслаждения сводило, так только с Глебом!.. А самое главное —отец его в горисполкоме заседает — элита. А это — перспектива на всю жизнь. И я, чего бы мне не стоило, в элите быть должна! Другого мне не нужно!.. Значит, Глеб?.. Эх, слишком ты порядочный, парнишка… Хотя… возможно это даже лучше –манипулировать тобою будет проще. И надо было ему с Надькой связываться… Ну ничего, развяжем…» Звонок трезвонил слишком настойчиво, из чего выходило, что у кого-то что-то случилось, и это что-то пахло отнюдь не добрыми новостями. Вера подошла к двери и заглянула в глазок – Оп-па! Надюха собственной персоной. Открывать не хотелось, но любопытство было сильнее. Вера вздохнула, натянула на себя маску добрейшей души человека и открыла дверь.
;Надя, у которой вместо лица была заплаканная трагическая маска, тут же бросилась к Вере, повисла на ней и зарыдала в голос. Вера резко захлопнула дверь – соседям точно этого слышать не нужно! Она бережно обняла «подругу» за
;плечи и повела на кухню, усадила на табурет, налила в стакан минералки и села напротив:
;— Давай-ка успокоимся, дружочек. Водички выпей.
;Стуча зубами о стакан, мелкими глотками, Надя выпила воду. Вера молчала: «Зачем расспрашивать? Немного терпения и сама всё расскажет. А что она, собственно, может рассказать?! Может с Глебом поссорилась?!.. Так это так себе трагедия!..
;А может Глеб её испортил? Эх, Глеб… Красавчик! Умница! Ещё и с таким папашей! Лучшей партии не сыскать! Уж лучше б ты меня испортил! Да мы б с тобой…»
;— Вер… Я беременна!
;Словно обухом по голове! «Обалдеть!.. Просто обалдеть!.. И как я сразу не догадалась!.. Ай да Глеб! Всё-таки оприходовал девчонку!.. Интересно, родители знают?.. Если – да, могут и поженить… Ведь дочь самого Первого! Ну, тогда что? Прощай, Глеб?.. Прощай?! Как бы не так!»
; Не раз и не два Вера видела, как он на неё смотрит. Кому-кому, а ей знакомы эти взгляды – они о многом говорят! Но… «Глеб никогда не пойдёт против Яна! Как никак друзья ещё с горшка! И свою дружбу ставят выше, чем любовь! Начитались книжек про эту пресловутую дружбу и носятся с ней, как с писаной торбой!» — Виду, конечно, не подала:
;— Рассказывай!
;Всхлипывая и размазывая слёзы по покрасневшему лицу, Надя поведала подруге всё от самого начала и до сегодняшнего дня. Вера её не прерывала – пусть выскажется. Ясно, как божий день, она хочет оставить ребёнка, а Глебу, видно, это нафиг не нужно. Надюха, понятное дело, ждёт помощи от Веры или хотя бы совета. Вера придвинулась ближе к Наде и, поглаживая её по волосам, обнадёжила:
;— Не переживай ты так! Он просто испугался. Все пацаны такие — боятся резких изменений в жизни. У вас ведь первый разговор. После него и ты подумаешь, и он, поверь мне, тоже думать будет. И я подумаю. А вы ещё не раз поговорите… Короче, вместе мы что-нибудь придумаем так, чтобы это устраивало всех. Ты веришь мне?
;— Конечно, верю! Спасибо, Вера! Поговорила вот, и легче стало. Ну, я пойду…
; Вечером Вера позвонила Глебу:
— Привет!
;—Привет, Вер!
;— Приходила Надя.
;Глеб не ответил…
;«О чём он думает? Начнёт орать, что это не моё дело? Было не моё, пока не пришла Надюха».
;— Чего молчишь? Что думаешь?
;Лучше б не спрашивала, потому что враз его прорвало:
;— Достала она меня! Замуж ей охота! В семнадцать лет! Ты представляешь?! — он помолчал, видимо собираясь выдать очередную порцию накопившейся злости. Вера не перебивала, не спрашивала, не успокаивала. И была права – Глеб продолжил в том же духе:
—Говорю ей – давай на аборт и дело с концом, так, ей, видишь ли, ребёнка жалко!.. А меня ей не жалко?!.. Да и нет там ещё никакого ребёнка – так себе – почка на ветке!.. Связался на свою голову… —
Последняя фраза порадовала Веру. Она даже улыбнулась, но ничего не сказала… А вот Надюху не жалко… Совсем! А чего её жалеть – в такой семье родилась! Папаша – первый секретарь, бабла до той матери, дом свой и «Волга» во дворе… Короче, с самого рождения все блага на блюдечке с голубой каёмочкой. Такие вещи ценить надо, а она как дурында: слюни-сопли, к тому же мамаша предохраняться не научила!.. —Что делать думаешь?, - Вера излучала спокойствие: ни ненужных вопросов, ни укоров из солидарности, (бабы – они все такие, когда дело ребёночка касается), ни наоборот, слов поддержки. — Да чёрт его знает!
Там, в заоблачных высях, эта фраза достигла Малума: «Да чёрт его знает!» — повторил он и громко рассмеялся. Бесконечные просторы мраморного зала поглотили его раскатистый смех. Он восседал на троне, тоже из мрамора, и глядел вниз, туда, где глупые людишки создавали себе проблемы, а потом долго мучились в поисках решения. «Что ж вы, ребятушки… Когда тяжко вам, так чёрта поминаете?.. Трудно, родимые, без меня! — Он, вдруг, резко нагнулся к мраморному полу и прокричал: — Страстей, страстей, ребятушки!.. Страстей от вас я ожидаю!.. Один шажок остался, чтобы возвысится! - и снова захохотал.
———————————–
Продолжение в главе 40.
Свидетельство о публикации №225112501499