Привычно с детства

В небосводе еле -еле заметно проступают неподвижные белесые кудряшки облаков.
Рассветало. На востоке алела заря. Вот и показался малиновый круг солнца. Утро зыбко прохватывало прохладой.
Из ближнего к деревне Филипово болота тянуло сыростью, холодком. Просёлочная дорога осталась позади, вот наконец, смешенный лес.
Я подхожу по тропинке к пруду примыкающему к сосновой опушке. туман лёгкой поволокой подёрнул водную гладь,зеркало отражающее береговой кустарник, рослые бородавчатые берёзы.
В тёмной торфяной воде пруда торчали чёрные коряги. Рослые берёзы, набравшие силу, в молчанье  застыли по берегам, берега заросли вереском, тростником, мелким орешником, кустами ивняков, а торце густой щетинистой осокой.
Дикие утки вразнобой, пролетели к камышам. Просвистел крыльями селезень, шлёпнулся недалеко от камышей, поднял брызги, по чёрной зеркальной глади пошли веером широкие круги ряби.
Возглас, будто рыбий плеск, повторился, словно неподвижные чёрные точки обозначились в правом углу - утки, то расплывающиеся широко, то собирающиеся в кучки, как на китайской картине.
В другой стороне пруда, отделившись от остальных, одиноко плавала старая утка, ударившая крыльями по воде, готовясь к отлёту, с большими чёрными глазами и длинным тупым носом. Громко, шумно крикнул селезень и взметнулся с воды. Старая утка поднялась навстречу, по своему закрякала.
И вдруг в торце пруда послышался над водой - Шварк...Шварк...Шварк... Другой нарядный селезень сел на чёрную гладь воды и поплыл на самую середину.
Сразу послышалось сварливое кряканье пожилой утки, она с шумом взмыла, поднялась ввысь. Всё как у людей. Утки дружно выплывали из камышей, переговаривались громче, то слева, то справа раздавался свист утиных крыльев- начался перелёт.
Свист утиных крыльев нарастал, слышался тихий шелест тростников, шорохи береговых берёз - всё это было мне знакомо и привычно с раннего детства.