Река, скала, песок

                Пьеса в 7 картинах

               


                Действующие лица

                Э м и л ь, 50 лет
                Р о з, его жена, 48 лет
                А н т о н, их сын, 27 лет
                К а т е т (он же М а р к), 50 лет
                Л и н о р, 26 лет
                Н е к т о








                К А Р Т И Н А   П Е Р В А Я
               
Дом Эмиля и Роз.  Мы видим салон и кухню. Роз, уже не первой молодости, но все еще красивая женщина. Очень естественная. Главное в ней – неотразимое обаяние. Она занята по хозяйству. На полу у двери приготовлена сумка на колесиках для покупок. Звонок. Роз  идет открывать. Входит Катет. Спортивного вида, подтянутый, выглядит молодо. На нем мотоциклетный шлем.

Р о з.  Катет??? Боже мой, Катет! (Они обнимаются и целуются, но в этих объятиях и поцелуе чувствуется некоторая обоюдная неловкость).
К а т е т.   Не ожидала?
Р о з. Конечно, нет! Когда ты приехал? И как ты нас нашел, мы же только недавно сменили адрес!
К а т е т.    Неделю назад. По телефонной книге.
Р о з.     Так почему не позвонил?! Я бы...
К а т е т.   Для полноты эффекта.   Хотел осмотреться... Как и что...
Р о з.   И по-прежнему на мотоцикле.
К а т е т.   Старая любовь не ржавеет. Знаешь, какой у меня мотоцикл?
Зверь! Привез из Америки...  Ну, как  вы тут,  Роз  ? Как живете?
Р о з.   На такие вопросы… Жизнь ведь вещь многослойная… Ответ зависит от того, в каком слое задан вопрос. Бытовом… материальном… семейном…
К а т е т.    Во всех сразу. Ты же меня знаешь.
Р о з.   Во всех сразу не сразу и ответишь… Сколько лет, сколько зим…
К а т е т.   Да…Иногда мне кажется, что прошла вечность, а иногда – все было вчера.
Р о з.    Правда?  И мне тоже… Как быстро пролетела жизнь… не прошла, а пролетела… Ладно, пофилософствуем позже. Как тебе показался город?
К а т е т.  Не узнать, так разросся . Думал, после землетрясения... Я очень волновался...
Р о з.   Нас не затронуло. Представляешь? Два города рядом,  всего–то 23 километра, один наполовину разрушен, а у нас только люстры качнулись. Даже не все заметили.
К а т е т.   Чудеса.
Р о з.   Эмиль говорит, что все дело в почве: они на скальном грунте, а мы на песке.
К а т е т.  Черт с ним с грунтом. Все-таки расскажи про себя. Внешне ты почти не изменилась,   такая же красавица...
Р о з.   Какая красавица, перестань льстить. Знаешь, какой у меня теперь размер?
К а т е т.   Плевать на размер, ты смотришься – в Америке говорят "на миллион долларов". Работаешь? Или дома? (Входит Некто. Он выглядит больным   и старым. Одет неряшливо. На протяжении всей пьесы его присутствия не замечает никто, кроме Катета).
Р о з.   Работаю. Дома. Впервые в жизни у меня свой дом, работать на земле — это такое наслаждение. Но хлопотно, даже очень. Кроме того, всякие добровольческие дела... Больница... Трудные дети... Без дела не сижу.
Н е к т о.    Сколько раз тебе повторять, дураку: Тот, кто носится быстрее, чем может летать его ангел-хранитель, сломает себе шею!
К а т е т.  Отвяжись.   (Осматривает салон). Красиво. Со вкусом. Ты молодец,   Роз  .
Р о з.  Для приемов тесновато, для  жизни – просторно. Как ты? Женился, наконец?
К а т е т.  А ты бы хотела, чтобы я женился?
Р о з. (Твердо) Да. Пора остепениться, Катет. И родить детей.
К а т е т.     Оставим эту скользкую тему. Как Эмиль? Как сын?
Р о з.   Эмиль в университете, вот-вот должен прийти, все расскажет сам. Есть, что рассказать. Ты легок на помине.  Вчера он сказал: как жаль, что Катет далеко, он бы мне ох как помог.
К а т е т.     Что случилось? Он тоже кому-то врезал по морде?
Р о з.    Ну, что ты!  Вообще-то,  на самом деле - хуже. Но лучше он сам.
К а т е т.   Ну, хорошо. А Тони?
Р о з. Он теперь требует, чтобы его называли только Антон.  Очередной бзик... Что тебе сказать...  Очень талантлив. Стихи, живопись... архитектура.   Он у нас архитектор...
К а т е т.    Прекрасно.
Р о з.  Но ужасно разбрасывается  Может быть, поэтому  жутко невезучий. Просто невероятно.  И со здоровьем... Низкий гемоглобин. Железа не хватает... Причем...   Понимаешь? В обоих смыслах. И в крови и в характере. Полтора года назад открыл свое бюро. Конечно,  с нашей помощью. И глухо! Никаких заказов. И вдруг – выиграл конкурс: новое здание мэрии, 12 этажей. Мы даже не ожидали. Хотя проект отличный, я  беспристрастна, поверь...
К а т е т.  Ну так в чем дело? У всех сначала... Он сделает себе имя и...
Р о з.   Увы, не сделает... Есть тут одно большое «увы». Эмиль тебе все расскажет.
К а т е т.   «Тайны мадридского двора»... Но он женат? Подарил тебе внуков? Если будет конкурс бабушек, первое место тебе гарантировано.
Р о з.  Если бы!.. Я мечтаю о внуках! Даже без конкурса... Женщинам он нравится, а до сих пор... Хотя вчера позвонил: мама, я женюсь.
К а т е т.    Ну!!!
Р о з.   Они живут вместе уже месяца три. «Я влюблен по уши и чем дальше, тем больше. Она согласилась. Женюсь»
К а т е т.    Тебе и Эмилю она нравится? Главное тебе? Женская интуиция...
Р о з.    Мы ее еще не видели. Несколько лет он приводил своих баб  - чуть ли не каждую неделю новая. И я сказала: пока не решишь, что это серьезно, не приводи. А то у меня в голове имена путаются. Завтра  он придет с ней. Видишь, я в мыле и пене. Будущая невестка, сам понимаешь, надо подготовиться.  В четыре тридцать. Ты тоже, естественно.
К а т е т.  Спасибо. Но я попозже, часов в семь, раньше никак. Садитесь за стол без меня. Я все равно после шести не ем. А на Тони, то есть на Антона –  надо привыкнуть, - на Антона очень хочу посмотреть. Ну и на невесту тоже, само собой.
Р о з.   По тому, что он говорит, девушка серьезная. Делает докторат по психологии, не хухры-мухры. Только вот семья...
К а т е т.   Что-то уголовное? вроде моей?
Р о з.   Наоборот, аристократы, древний род.
К а т е т.   Понимаю. Боишься, что избалована. И правильно боишься.
Р о з.  Антон был у них. Портреты на стенах, старинное семейное серебро... Как в фильмах... но приняли его прекрасно. Очень сердечно.
К а т е т.    Скажи ему, чтобы не очень обольщался.  Это вопрос воспитания. Как зовут ее?
Р о з.   Линор.
К а т е т.   «Молвил ворон: «Never more!»
Р о з.      Знаешь, что....  Мы же свои люди... Мне надо подскочить  в супер... А ты подожди, вот-вот должен быть Эмиль... Как хорошо, что ты приехал! Ты даже не представляешь... Так я ненадолго.  Приду – покормлю вас. У меня есть что-то - пальчики оближешь. Располагайся! Здесь ты у себя дома, Катет. Понял меня? У себя дома. Я пошла. (Подходит к двери)
К а т е т.  Розита!
Р о з. (Вздрагивает и резко оборачивается) Что?
К а т е т . Ничего. Так.
 
Роз ушла... Катет проходит по  комнатам, Некто остается на сцене. Катет возвращается.

Н е к т о.   Екнуло сердечко-то, а?
К а т е т.    Не твое дело.
Н е к т о.   Если не мое, то чье же? Хоть бы ты чему-нибудь путному в жизни научился, кроме своей бумажной науки, да гонять, как псих, на этом идиотском мотоцикле.
К а т е т.  Ты превышаешь свои полномочия. Читать мне мораль тебе никто не поручал. Где у них уборная?
Н е к т о.   Думаешь, приятно читать мораль такому остолопу? Если бы не читал, ты бы давно лежал в могиле, болван. Поднимись на пол-этажа и направо. (Катет уходит. Некто слоняется по комнате, поднимает и рассматривает безделушки, потом вздыхает и усаживается в кресло.

Стремительно открывается входная дверь. Влетает Эмиль. Это моложавый, высокий, красивый человек, хотя и несколько полноватый.

Э м и л ь.    Катет!  Где ты? (Звук спускаемой воды. Появляется Катет. Друзья обнимаются). Мне  Роз позвонила... Я все бросил... Какой ты молодой... Совсем не изменился.  Как здорово, что ты приехал, подарок с неба, ты даже не представляешь!
К а т е т.    Ты тоже ничего.   Только килограммов  десять лишних...
Э м и л ь.   Пятнадцать, минимум.  Роз виновата, очень вкусно готовит. Чудо, что я еще пролезаю в дверь. Боже, как я рад тебя видеть!
К а т е т.    Я тоже! Столько лет, столько зим... Ну, как ты?
Э м и л ь.    Как я…  Живу. Что уже хорошо.  Работаю с удовольствием, даже не замечаю, как пролетает день. Что замечательно.   Но загадку бытия  - помнишь, как мы бились над ней? - до сих пор не разгадал. Это плохо. Вот вкратце и все... А ты?
К а т е т.    А я… Вообще-то, то же самое… Кроме загадки бытия, все то же.
Э м и л ь.   Разгадал???
К а т е т.     Я пришел к выводу, что ее, скорее всего, и нет вовсе.
Э м и л ь.     Есть. Безусловно есть. Я просто чувствую, как она дышит мне в затылок.   Да и ты, я уверен, тоже.
К а т е т.   Может быть, когда-нибудь напишу  книгу о человеческих иллюзиях.  Если это еще не сделал кто-то другой...  Роз   сказала, что у тебя неприятности...
Э м и л ь.     Еще какие! Причем встрял не по своей воле...
К а т е т.     Так вперед! Излагай!
Э м и л ь.    Прямо сейчас? С порога? Хорошо, хорошо, излагаю.    Про наше землетрясение ты слышал?
К а т е т.       Естественно.
Э м и л ь.      Представляешь, два города рядом, всего-то 23 километра, один на треть разрушен, а у нас - - -
К а т е т.     ...Только люстры. Я знаю,  Роз   сказала. У них скальный грунт, а здесь песок. Дальше!
Э м и л ь.     А про реку она тоже тебе рассказала?
К а т е т.    Реку?! Какую реку? Здесь нет никакой реки.
Э м и л ь.    Есть. Подземная.
К а т е т.      Подземная?! Бывают реки под землей?!
Э м и л ь.    Бывают. И озера тоже.
К а т е т.     Первый раз слышу.
Э м и л ь.   Есть еще миллион вещей, о которых ты не слышал. Итак, есть одна подземная река, от которой нас отделяет скальная дамба или естественная плотина - назови, как хочешь. Тоже, конечно, подземная.
К а т е т.    Откуда это все известно?
Э м и л ь.  От верблюда. Неважно откуда! Есть приборы. Так вот: из-за  случившегося землетрясения эта подземная плотина треснула. В нескольких местах.
К а т е т.    Это приборы показывают ? Что треснула?
Э м и л ь.   Приборы показывают цифры. А интерпретируют их люди.  По этим показаниям я понимаю, что плотина треснула. Причем, в нескольких местах.
К а т е т.  И что?
Э м и л ь.    Если  грунт песчаный, здание ставят на  сваи. Сваи держат его, потому что между боковой поверхностью сваи и слежавшимся песком есть сильное трение.  А дальше сообрази сам. Ну? Напряги извилины!
К а т е т.  Если плотина треснула,...
Э м и л ь.   Ну, ну, дальше...
К а т е т.  ...то вода станет просачиваться сквозь трещины... песок намокнет... И свая перестанет держать?
Э м и л ь.   Форму не потерял. Соображаешь.  Все верно. Сваи перестают быть сваями.
К а т е т.     И здание рухнет?
Э м и л ь.    Безусловно.
К а т е т.      Апокалипсис.... И ты уверен, что...
Э м и л ь.    Уверен.
К а т е т.  А может, приборы врут? И что говорят другие специалисты? Прибор он дурак, может и соврать.
Э м и л ь.    Прибор, действительно, дурак, но он не врет. По крайней мере невероятно, чтобы начали врать  - и притом одинаково! – все сразу. А вот насчет коллег...то они со мной не согласны. Они интерпретируют иначе. Я был бы счастлив ошибиться и согласиться с ними. Но проблема в том, что я знаю, чего они стоят, эти мои коллеги.
К а т е т.    Все-таки согласись, что все не так просто. Городу уже сколько: лет триста, не меньше?
Э м и л ь.  Почти четыреста. So what? 
К а т е т.    Четыреста лет город стоял и ничего, а теперь вдруг...
Э м и л ь.  Почти сорок лет человек был здоров, ел пил, веселился, и вдруг рак. Притом уже неоперабельный. Многие неприятные вещи случаются вдруг.
К а т е т.   Да-а...  Тоже верно... И когда это произойдет? Я имею в виду  - этот апокалипсис?
Э м и л ь.    Не знаю. Может, через месяц, может, через пять лет... Надо что-то делать.
К а т е т.   Например, что?
Э м и л ь.   Не знаю. Давать советы в том,  в чем не смыслю, не мое хобби... Например, можно вспрыснуть в песок какое-нибудь вяжущее вещество. Но опять же, это предложение невежды. Не знаю... Я написал президенту, премьеру, пяти министрам и в газеты.
К а т е т.    Ну и?
Э м и л ь. Ну и. Получил три  ответа.   Одинаковых.  «Ваше письмо получено. Спасибо». А газеты не напечатали. Чего я не понимаю! Косная бюрократия – понимаю,  не мальчик. Но газеты? Это же для них сенсация!
К а т е т.    Ты действительно мальчик, Эмиль. Прожил жизнь в теплице. У газеты есть хозяева,  догадываешься?
Э м и л ь.   Догадываюсь. Представь себе. Хоть и мальчик.
К а т е т.     И, по-видимому, это очень и очень состоятельные люди.
Э м и л ь.   И об этом тоже.
К а т е т. И у этих состоятельных людей имеется, кроме газет, еще кое-какая собственность.   Например, дома. Супермаркеты. Заводы.  Торговые центры. Участки... И тут является какой-то психованный профессор и заявляет, что все это богатство на самом деле ничего не стоит, потому что прорвало какую-то идиотскую скалу где-то там под землей и все это когда-нибудь рухнет.
Э м и л ь.   Но это правда!
К а т е т.   Да кому она нужна эта твоя  правда? Если он теряет все свое состояние? (Пауза).
Э м и л ь.    Так что же делать?
К а т е т.  Дай подумать.   (Расхаживает по комнате. Вытаскивает из кармана два мраморных кубика – вроде тех, что бросают дети, определяя ходы в игре. Подбрасывает. Смотрит на результат)
Э м и л ь.    Кубики?!..   Покажи! Те же самые? !
К а т е т.     Те же. Мой амулет. Амулет атеиста.
Э м и л ь.  И ты до сих пор этими кубиками определяешь свои жизненные ходы?! Не ожидал...
К а т е т.  Очень редко. Только, когда действительно не уверен, что мое решение правильно.
Э м и л ь.   Когда ты дал в морду тому типу – тоже подбрасывал?
К а т е т.    Нет. Тогда я был уверен, что поступаю правильно на все сто. А в данной ситуации... . Вот что. В данной ситуации я считаю, что  тебе надо отсюда рвать когти,  и чем раньше, тем лучше.
Э м и л ь.   Ты с ума сошел.
К а т е т.   Подумай сам, только спокойно. Кроме владельцев газет, в городе есть еще тысяча-другая-третья очень богатых людей. В том числе мафия.
Говоря очень-очень мягко, ты им всем  наступил на  чрезвычайно больную мозоль. Может быть, не все еще об этом знают, но это дело времени, причем недолгого времени.
Э м и л ь. Ты помнишь наш спор... Это было на втором курсе, если не ошибаюсь... О Галилее и Джордано Бруно?
К а т е т.      Ошибаешься. На третьем.
Э м и л ь.  На третьем, неважно. Ты стоял на том, что прав Джордано Бруно... Подожди, не перебивай!  «Прав Бруно, потому что истина важнее личной судьбы ученого». А я считал, что прав Галилей. Покаялся, солгал - да, но зато потом принес огромную пользу науке.  Так вот: сегодня я думаю, что прав был ты.  В науке есть...не знаю, как назвать, – есть некий дух, ее движущая сила, ее душа, то, что побуждает молодых людей посвящать ей жизнь. Поиск истины. И этот дух, эта душа важнее ее частных достижений. Даже огромных. Чего ты улыбаешься?
К а т е т.  Я думаю, что прав был ты, а не я. Галилей не солгал, когда покаялся, хотя именно так принято думать. Он просто глубоко презирал этих дураков, вот и все. Вся разгадка. Солгать надутым дуракам – никакой моральной проблемы.
Э м и л ь.  Нет, милый. Галилей солгал. И они не были дураки. В  кардиналы и епископы дураки не попадают. Они были ограничены, это да. Но не дураки. Как и мои коллеги. Дураки третью степень не делают. Но ограничены. Ограничены до ужаса. Вот главная проблема человечества, причем  во все времена. Не глупость, нет! Ограниченность.Только не думай, Бога ради, что я пыжусь сравняться с Галилеем. Он стоял перед проблемой земного шара, а я всего лишь одного третьестепенного города. Но от меня зависит жизнь множества людей. 
К а т е т. Оставим высокие материи до другого раза. Я хочу, чтобы ты понял, что, прежде всего, опасность угрожает лично тебе и твоим близким. Хочу, чтобы ты это усвоил! Тебе еще не угрожали?.. Что ты молчишь?
Э м и л ь.   В общем, да.
К а т е т.  Кто?
Э м и л ь.  Ну, например, ректор. Он... как бы это сказать... гибкий мужчина.С гибким позвоночником. Советовал не настаивать и даже взять свои слова обратно. Его тоже можно понять: без пожертвований университету крышка.
К а т е т.  Ты, конечно, отказался.
Э м и л ь. Естественно.
К а т е т.   Еще?
Э м и ль.  Были еще два звонка...
К а т е т.   С угрозами?
Э м и л ь.  Да. Только не говори Роз.   
К а т е т.   Дальше. Выкладывай все.
Э м и л ь.  Может быть, это слу чайность. Не исключено...
К а т е т.    Исключено.  Выкладывай, черт тебя подери.
Э м и л ь .Меня дважды чуть не сбил мотоциклист. Мне даже кажется, что один и тот же.
К а т е т.    Понятно. Что ты намерен делать?
Э м и л ь.  Не знаю.   Надо бороться, но я еще не знаю как.
К а т е т.    Ждешь третьей попытки?
Э м и л ь. Я ничего не жду. Стараюсь по своему разумению поступать так, как надо. А остальное… – (Кивает головой вверх). От Него и только от Него зависят все эти попытки. Третья или тридцать третья – без разницы.
К а т е т.  (Присвистнул)   Да ты что – ты это все всерьез???
Э м и л ь.   Разумеется. О таких вещах, знаешь ли, не треплются.
К а т е т   Ты поверил в Бога? Ты??!.. Эмиль?! Чушь какая-то. Я помню, как четко, логично, не повышая голоса,  ты уложил на обе лопатки этого вшивого святошу. Все его  вшивые доводы.
Э м и л ь.   Просто он был бездарный противник, без понятия о логике… Атеизм – это ведь тоже вера, только предмет веры другой. Отрицательный .  Роз говорит, что мы оба – ты тоже, тоже! - всегда были верующими, всю жизнь. Родились такими... Просто не знали об этом. А  ты и до сих пор не догадываешься... «Катет- один из самых религиозных людей, которых я в жизни встречала». Ее слова. Слово в слово.
К а т е т.  Вы тут сбрендили без меня. Слетели с нарезки. Роз, бесспорно, умнейшая женщина, но...     Ладно. Оставим, к черту, теологию. Сейчас есть дела поважнее. Тебе и твоей семье грозит опасность. Пойми, когда в деле замешаны огромные деньги, а ведь речь идет о миллиардах! о миллиардах! -    действуют совсем иные правила. У тебя нет и не может быть союзников в этой борьбе. Осознай это! Так называемые простые люди будут против тебя ничуть не меньше, чем миллиардеры или мафиози. Человек работал всю жизнь, копил, наконец –то, приобрел жилье и на тебе: из-за какого-то идиота оно обесценилось! Что он оставит своим детям, что? Люди хотят жить спокойно. Пусть это спокойствие построено на песке, но пока  ведь все в порядке? «Четыреста лет город стоял и  ничего, а теперь вдруг  развалится?.. На наш век хватит» - слышал такую поговорку?
Э м и л ь.   В том-то и дело, что не хватит.
К а т е т. Ты меня агитируешь? Меня не надо... (Пауза). Неужели ты не боишься?
Э м и л ь.  Конечно, боюсь. Я же не сумасшедший... Но с другой стороны – ведь смерть — это самое значительное событие в жизни. Не может такого быть, чтобы она была случайна. Пока человек не исчерпал все возможности, которые ему даны на Земле, Бог его не заберет. Так я думаю. А мне еще надо завершить несколько очень важных работ. Так что я, хоть и боюсь, но не очень верю, что  со мной что-то случится.
К а т е т.  Это «что-то» не обязательно смерть. Паралич, например, не помешает тебе завершить эти работы. Провести остаток жизни в инвалидной коляске – как тебе эта перспективочка?
Э м и л ь.   Я хочу каждый день бриться.
К а т е т.    Не понял.
Э м и л ь. Чтобы побриться, надо смотреть в зеркало.  И желательно, чтобы смотреть было не противно.


                К А Р Т И Н А   В Т О Р А Я
               
Там же.   Роз, Эмиль, Антон и Линор  встают из-за стола.

А н т о н.   Мама, ты видишь, что я не преувеличивал? Ты видишь, какая она красивая?
Л и н о р.   Антон, перестань.
Р о з.         Конечно, вижу.
А н т о н. А глаза! Папа, ты обратил внимание, какие у нее глаза – как на маминой фотографии у тебя в кабинете... Я написал ее портрет. То есть почти написал. Это будет моя лучшая работа.
Э м и л ь.  Очень красивые. Конечно.
Л и н о р.   Антон!!!
А н т о н.   С каких это пор запрещено говорить правду? Тем более
в  своем доме?
Л и н о р.    Перестань дурачиться. Спасибо,  Роз  . Все безумно вкусно.
А н т о н.  А я тебе что говорил? Так как мама, ни в одном ресторане не накормят.
Р о з.   Тут ключевое слово - мама.  Ты просто привык к моей кухне , вот и все.
Л и н о р. Нет-нет, Антон прав. Особенно баклажаны. Я их, по правде сказать, не жалую, всегда у них какой-то металлический привкус, а ваши –нет слов. Вы научите меня? Я,  правда, повариха неважная. Антон вам, наверное, говорил.
А н т о н.   Ничего такого я не говорил! Не верь ей, мама, она  очень хорошо готовит, только не любит.
Р о з.  Спасибо. Знаете, Линор, я ведь когда-то тоже терпеть не могла кухню. Пока замуж не вышла. Когда женщина живет  своим домом и у нее появляется семья - все меняется. Вы уж мне поверьте.
Л и н о р. У меня есть замужние подруги, но никаких-таких перемен я в них что-то не заметила.
Р о з. Тут есть маленькая, а вернее сказать, если по-настоящему,  грандиозная тайна. И заключается она в том, что все, что ни делаешь, надо делать с любовью. Никакой такой высшей математики. Делать все с любовью. Просто, правда? Но и проживешь  дольше и, главное, счастливее. Когда я это открыла, моя стряпня стала вкуснее и, вы, конечно, не поверите, но она стала и здоровее.
Э м и л ь.   Почему же? Я как раз поверю, в этом что-то есть. 
Л и н о р. Что жизнь удлиняется, я верю. Если с любовью, то меньше стрессов, со всеми вытекающими, это ясно. Но как это может влиять на вкус пищи – не понимаю. Скажу честно.
А н т о н.   И давно ты сделала это открытие?
Р о з.        Как родила тебя. Через год.
А н т о н.   Почему же до сих пор молчала? Могла бы открыть раньше.
Р о з.       Папе это не нужно. Свою работу он делает с любовью и без моих открытий. Что касается тебя...Надеялась, что ты дойдешь до этого сам. Когда сам – это совсем другое дело, это твое. Но... В общем, это  - мой самый важный вам обоим свадебный подарок. Если, конечно, у вас хватит ума им воспользоваться.
Л и н о р.  Мы постараемся. (Звонок.  Роз   идет открывать. Входит Катет в шлеме мотоциклиста и  вслед за  ним через минуту    запыхавшийся Некто) .
Р о з.     Ну, наконец-то!  Все остыло.
К а т е т.    Я же сказал тебе: после шести я не ем. ( Роз   и Эмиль целуются с гостем).
Р о з.   Знаешь, я, пожалуй, тоже перестану есть после шести.
К а т е т.  Тебе не обязательно. Над тобой время не властно.
Р о з.   С каких пор ты стал льстецом? Тебе не идет. Познакомься, Катет. Линор и Антон. (Обращается к Линор) Это друг нашей далекой юности. (Знакомятся. Катет бросает  быстрый угрожающий взгляд на  Некто и знакомится с молодыми. Обнимает Антона. У Антона на поясе пистолет.).
К а т е т.  Очень рад тебя видеть, Тони.  У тебя симпатичная невеста. Но главное  не в этом.  Главное – если она для тебя единственная.
А н т о н.   Еще бы. Но она к тому же…
Л и н о р.    Антон!!!
К а т е т.  Что худого в том, что он вами восхищается? Тем более перед свадьбой.
Л и н о р.  Я не люблю напоказ.   
К а т е т.  Это похвально. (Антону). Я бы тебя, наверное, не узнал. Какой ты стал огромный. Совсем, как папа. А пушка тебе зачем?
Р о з .   Вот и я говорю.
А н т о н.    Я видел, хотя и издалека,  как один сумасшедший перестрелял людей на остановке. Если бы у меня был пистолет, я бы его...
Р о з.     Он прикончил  бы тебя раньше.
Л и н о р. Это известная в психологии проблема: мужчины, которые в детстве не наигрались в войну. Что тут поделаешь: мужчины не взрослеют.
К а т е т.  Какой волшебный удел нам уготован, Тони:  вечная юность. Но если серьезно: вероятность того, что тебе когда-нибудь придется  из него стрелять, весьма мала. Спроси у отца, он классный математик.
Э м и л ь.   Я говорил ему.
К а т е т.     А вот шанс испортить себе позвоночник, в тысячу раз выше.
А н т о н.    Я не хочу быть дичью. .
К а т е т. И это правильно. (Обнимает его еще раз). О твоих успехах наслышан.
А н т о н. Не успехи, а успех, да и тот мнимый. Когда все начнет рушиться…
К а т е т.     Все великие начинали трудно, Антон.
А н т о н.    Тогда будем считать, что я уже на полпути к величию.
К а т е т.     Я тебя видел в последний раз, он же и первый, когда тебе было года три. Ты сидел на горшке и строил какой-то необыкновенный замок.
А н т о н.   Не забыть бы довести этот факт до будущих биографов великого человека.
Л и н о р.    Но необыкновенные замки, дорогой,   строят все дети.
А н т о н.    Но не сидя на горшке!
Л и н о р.    Это да. Двойной творческий процесс.
К а т е т.     Тройной. Он еще и распевал во в все горло.
Л и н о р.      "Тореадор, смелее в бой"?
К а т е т.     Нет, что-то свое. Оригинальное.
А н т о н.  Будущему  биографу следовало бы отметить необыкновенную естественность этого малыша. Пришел чужой дядя, а он, нисколько не смущаясь, продолжает делать свои великие дела.
Л и н о р. Рада отметить, что ты сохранил в какой-то степени  эту детскую естественность. Что еще раз доказывает верность банальной истины: художник  — это большой ребенок.
А н т о н.   Особенно, когда влюблен. Вы не обращайте внимания на мои глупости. Влюбленный мужчина теряет 90 процентов разума, как говорит мой друг М. 
К а т е т.    А влюбленная женщина?
А н т о н.   Насчет женщин, умалчивает.
К а т е т.   Твой друг М., видать, джентльмен. Но приземленный. Не слушай его.  Влюбленность – это  болезнь, говорили древние. Но сколько людей были бы счастливы променять  на нее свое постылое здоровье... Ты похож на папу. Особенно глаза. 
А н т о н.   Это, кажется, единственное, в чем я на него похож. К сожалению.
Л и н о р.  При чем здесь «к сожалению»? Каждый человек должен быть самим собой. Не папой, не мамой, не тетей и не дядей. Самим собой.
Н е к т о.  (Стоя за спиной Катета, чешет у него за ухом). Неглупая дама. Обрати внимание.
К а т е т.    Верно. (Стряхивает руку Некто).   Звучит, как манифест. М-да.
Л и н о р.   Это плохо?
К а т е т.  Почему же плохо? Скорее восхитительно. (Обращается к Эмилю).    Ну как ты?  Решил что-нибудь?
Л и н о р.    (Антону вполголоса ). Какой-то он странный...
А н т о н.     Мой друг М. говорит, что странность — это знак качества.
Э м и л ь.  Так сразу и не расскажешь...Третья попытка кончилась плачевно: он разбился. Я успел встать за столб, а он не успел увернуться...
К а т е т.    Да,  реакция у тебя всегда была – позавидуешь. . Я помню, как ты ...
Э м и л ь.   Набежали люди, и я незаметно смылся... Ладно поговорим о чем-нибудь более веселом. Кстати, почему ты прислал нам свою последнюю книгу, не написав на ней ни единого слова?  Роз, где она?
Р о з.     Перед тобой. Протяни руку, Эмиль. Не эту, левую!
Э м и л ь.    Вижу. (Передает книгу Катету). Надпиши.
К а т е т.   Надпишу.  (Задумывается. Некто что-то шепчет ему на ухо. Катет надписывает книгу).
Л и н о р.   Можно посмотреть? (Берет книгу)  «История и ложь.  Ложь и история». А почему двойное название?
К а т е т.    Среди читателей попадаются тупицы. Для них. Чтобы дошло.
Л и н о р.   Интересно.
Э м и л ь.   Интересно, это не то слово. Замечательная книга. И глубокая, и захватывает, как детектив.
Р о з.  Ты знаешь, Катет, я не охотница до таких вещей. От исторических изысканий обычно веет скукой и плесенью, а твоя книга...Блеск и ум, редкое,  между прочим, сочетание.
К а т е т.  Еще немного, и я задеру нос до потолка. Что тогда будем делать?
Л и н о р.  А почему вас зовут Катет? Тут написано Марк.
К а т е т.    Спросите у того, кто придумал.(Кивает на Эмиля).
Э м и л ь. Мы учились вместе, только  на разных факультетах. И в общежитии жили в одной комнате. Ну, а характер у него - всегда против, всегда наперекор. Мы с ним без конца спорили. Если я скажу А, то он обязательно Б. Или М. Или Z. Его надо было бы прозвать перпендикуляр, но слово длинное. А катет всегда перпендикулярен другому.
Л и н о р.   Но не гипотенузе.
К а т е т. Гипотенузу мне как-то за пятьдесят лет так и не удалось найти (Некто с осуждением  смотрит на Катета и качает головой). Все мелковатые попадаются. Или кривые. (Эмилю). Ты чего такой смурной?  Из-за ситуации или не рад меня видеть?
Э м и л ь.  Ты что, поглупел там в Америке? «Не рад». Надо же сморозить такую чушь.
К а т е т.    В Америке  поглупеть — это запросто.  Страна непуганых идиотов. Посидишь с ними рядом, посмотришь ихнее телевидение – поневоле поглупеешь. Политкорректность их погубит. Если бы я не был атеистом, то не сомневался бы, что политкорректность – изобретение дьявола.
Э м и л ь.   Надеюсь, ты там с этой теорией не  возникал?..
К а т е т.   Почему же? Я говорил  им все, что  думаю про ихнюю вшивую политкорректность. Прямым текстом, ты же меня знаешь.
Э м и л ь.   И тебя не вышвырнули из университета? Разгул демократии.
А н т о н.    Вшивая политкорректность, это хорошо сказано.
К а т е т.    Никакого разгула, тем более демократии,  в стране победившей политкорректности быть не может.  Для нашей цивилизации политкорректность - аналог СПИДа: разрушает внутреннюю систему защиты.
Э м и л ь.  Все-таки удивительно: столько лет не виделись, а думаем в одном ключе. Коммунизм и нацизм были  врагами цивилизации и осознавались таковыми...  А политкорректность поражает нравственный иммунитет Запада, это ты точно определил. Так почему тебя не выкинули?
К а т е т .  Не было нужды . Мой контракт и без того кончился. Но Америку мне  ужасно жалко. Прекрасная страна! Прекрасная! И во что эти идиоты ее превратили. 
Э м и л ь.  Ладно, Бог с ней с Америкой. У нас свои проблемы... Да, чуть не забыл. Этот... ну... которому ты в Вене по морде дал... Ахмед. Он ведь у нас год проработал. Его новый декан выжил. За бездарность...
К а т е т.    Знаю.  Мой ученик.  Знаю.
Л и н о р.   Это что – всерьез?
К а т е т.    Что именно?
Л и н о р.   Что вы человека ударили по лицу?
К а т е т.  Не по лицу, а по морде. По лицу я в жизни никого не бил. По морде – случалось, не скрою. А по лицу – Боже упаси.
Л и н о р. Это семантика. А суть...
К а т е т.  Ах, милая барышня, - вас, кажется, Линор зовут? Какое романтическое, литературное имя... Так вот, Линор: вся наша жизнь семантика. По крайней мере,  на три четверти. Люди употребляют одни и те же слова, а имеют при этом в виду совершенно разные вещи.
Л и н о р.    Меня поражает, как цивилизованный человек...
К а т е т.    И, заметьте,   не просто цивилизованный, а профессор!
Л и н о р.   Тем более профессор!
К а т е т.  Притом, не просто профессор, профессоров нынче больше, чем собак. Профессор, имеющий весьма весомое имя в ученом мире.
Л и н о р. Считайте, что вашу иронию я поняла. Даже без удвоения. Поэтому продолжу. Как цивилизованный человек может поднять руку на другого человека?
К а т е т.   Ай-яй-яй-яй!... Действительно... У меня в испорченной  моей душе заскреблись кошки. И даже пробудился огрызок совести. Но... попробую оправдаться. Вы позволите? Или  приговор уже вынесен и обжалованию не подлежит?
Л и н о р.    Валяйте.
К а т е т.   Это уже живой язык. Приветствую и валяю. Итак, место действия Вена, научный конгресс. Среди действующих лиц историк благородных кровей, его предок - рыцарь Готфрида  Бульонского. Кто это такой, знаете? Я имею в виду Готфрида.
Л и н о р. Что-то  связанное с крестовыми походами?
К а т е т. Когда крестоносцы завоевали Иерусалим и основали свое королевство, Готфрид Бульонский был провозглашен Правителем и Защитником Гроба Господня.  Да... И вот этот историк, потомок рыцаря и сподвижника самого Готфрида, принял ислам.
Л и н о р.   И за это вы его ударили?
К а т е т.  Боже упаси!  Да пусть хоть в огнепоклонники запишется. Или в вуду. Я атеист, не мое собачье дело, кто в какую чушь верит...  И вот в последний  день, в столовой, зашла речь о Холокосте. И этот Ахмед – это его мусульманское имя -  говорит нам, историкам: «Господа! Но мы-то с вами прекрасно знаем, что на самом деле это выдумка евреев, и никакого Холокоста не было». А я сидел рядом. Так вот, я вас спрашиваю: мог цивилизованный человек, тем более историк, тем более профессор, тем более с именем, не дать этому подонку  по морде? Как бы я   потом  брился и смотрел  на себя в зеркало? И в глаза своим студентам?  (Пауза) 
Р о з.    Тебя могли посадить. (Некто кивает в знак согласия).
К а т е т.  Могли. Если бы не в Австрии – запросто. Но в Австрии есть закон: за отрицание Холокоста – тюрьма. У них же самих рыльце в пушку, то есть в крови.  Поэтому они не захотели раздувать это дело и выпроводили нас обоих подобру-поздорову.  Тем более на завтра у меня билет на самолет и у Ахмеда тоже. Так  и улетел, сучий потрох,  со сломанным носом и без двух зубов. Я ему классно врезал! 
Л и н о р.   Да, у  вас язык,  действительно, живой. Среди профессоров не часто встречается.
К а т е т.    Стараемся. (Эмилю).Ты обещал проверить еще раз. Может  быть, все-таки ошибка?
Э м и л ь.    Проверил еще раз.  Все подтверждается. Разве что несчастье гораздо ближе, чем я считал раньше. Что делать? Вот в чем вопрос.
К а т е т.   Что делать — это вечный неразрешимый вопрос человечества. По крайней мере, лучшей его части. У   меня нет ответа.  Куда ни кинь, все клин.  Сматываться отсюда,  вот что  вы все должны делать.  Чем скорее, тем  лучше.
Л и н о р. Знаете, Эмиль,  я пыталась говорить со своими родителями. Антон им очень ясно все объяснил. Ни в какую. Наша семья живет здесь более трехсот лет, говорят они. Если мы оставим родовое гнездо – предки перевернутся в своих могилах.
Э м и л ь. Скорее, они в них поплывут... (Пауза).
Р о з.  Я так  радовалось: наконец-то у нас свой дом... (Пауза) Но допустим, мы все бросим и уедем. А назавтра начнут падать дома и погибать люди. Что тогда? Могли предотвратить и не предотвратили.
Э м и л ь.   Ты правильно обрисовала ситуацию.
К а т е т.   Как вы можете предотвратить? Как? Все, что можно было сделать, Эмиль сделал. Причем, с риском для жизни.  От человеческой глупости нет лекарства и нет защиты. Это я вам как историк говорю.
Л и н о р.   Вы знаете, Эмиль, я все время думаю об этом. Такой ужас! Город катится  в пропасть,  а люди даже не подозревают.
К а т е т.     А что вся наша цивилизация катится в пропасть — это меньший ужас?


                К А Р Т И Н А   Т Р Е Т Ь Я

В доме  Роз и Эмиля.  Роз, Эмиль  и Антон.

А н т о н.   Сегодня утром поехал на стройку,  а там уже Браун... Кстати, ты знаешь, что его выбрали председателем Союза строительных подрядчиков?
Э м и л ь .  Нет.
А н т о н.   Я его поздравил, а он словно не слышит. «Передай отцу, чтобы держал язык за зубами и сматывался отсюда. И чем раньше, тем лучше». Сказал, повернулся и ушел. Я даже не успел ответить.
Э м и л ь.   Мне очень жаль, сынок. Из-за меня ты...
Р о з.  Не только из-за тебя… Может,  ты все-таки нам скажешь, что случилось? Дело ведь не в  Брауне, хоть он и скотина. Я же чувствую.
А н т о н.   (Эмилю) Я пытаюсь понять, найти смысл. Вот ты открыл для себя Бога. Стало быть, понял нечто, чего раньше не понимал.
Э м и л ь.   Допустим.
А н т о н.    Тогда объясни мне, почему все шишки сыпятся именно на меня?
Э м и л ь.    Они сыпятся на миллионы людей, не только на тебя.
А н т о н    Хорошо, сформулирую иначе.   Спроси, наконец, кого-нибудь там, наверху: почему моему сыну так катастрофически не везет? Почему? Я хочу знать ответ! Что я - настолько хуже других?  Убил кого-то? Украл?.. Я, если хотите знать, даже с чужими женами ни разу не спал, хотя были возможности, были...  И всегда, всю жизнь  у меня в последнюю минуту – все к черту!
Э м и л ь.  Свет клином не сошелся на этом проекте, сынок.
А н т о н.  Между прочим, вчера  закончили  седьмой этаж. Браун хочет получить  денежки прежде, чем все рухнет... (Шепотом) Не могу отделаться от безумной мысли, что все это, что вся эта... Что прорыв этой скальной дамбы не случайность, что все это имеет какое-то отношение ко мне, что существует  связь...
Э м и л ь. Не сходи с ума, Тони!  Эта катастрофа принесет горе еще миллионам людей, кроме тебя. Лишить тебя заказа можно было и каким-нибудь менее драматическим способом.
Р о з.     Есть вопросы, на которые нет ответа, Антон.
А н т о н.    Это не ответ.
Р о з.  Конечно, не ответ... Я просто думаю, что каждому приходится держать в жизни свой собственный экзамен. Если мне задано решать задачу про велосипедистов, бессмысленно жаловаться и требовать про бассейны,  как у мальчика на соседней парте.  Хотя это тоже не ответ... Не знаю...   Успех тебя обходит стороной. Причем систематически. Это факт, это обидно, это горько, спору нет. Но ведь не все плохо, согласись. Ты молод, здоров, красив, умен, талантлив, у тебя есть любящие родители, а теперь, слава Богу, и невеста.  Я, по правде сказать, ужасно боялась, что ты с отчаяния женишься на какой-нибудь стерве. А Линор – очень милая, серьезная... хоть и не красавица, но и не дурнушка, отнюдь. Прекрасная партия, и я уверена, что мы с ней будем, как подруги.
А н т о н.    Не будете.
Р о з.   Почему же? Уверена, что будем.
А н т о н.    Потому что она уже не невеста!!! По крайней мере, не моя.
Р о з.   Боже, что случилось?
А н т о н.    То и случилось!!! Моя планида!!!  Моя планида сработала, как всегда, как ей и положено!.. Разлюбила она меня, вот что случилось.
Э м и л ь. Так вдруг, накануне свадьбы?
А н т о н.       Влюбилась в кого-то! Как школьница в  рок-певца!
Р о з.  Н-н-е-т. Это на нее не похоже... Да и какая школьница в 26 лет... Это что-то другое...
А н т о н.  Я  так сказал со зла...  Она и сама этого не говорит. Говорит, что просто по кому-то сходит с ума и не может объяснить себе самой, что происходит. Что никогда с ней такого не было, хотя и до меня были связи... (Пауза) Просила не держать на нее зла, потому что она не совсем в себе. Вернее, совсем не в себе.
Р о з.  А ведь мальчик прав: тут уж  точно видна рука судьбы. Его личной судьбы... Господи, и в такую минуту я должна вас оставить! У меня сегодня дежурство в госпитале и заменить некем!.. Останься с папой, Тони! Прошу тебя, не уходи! У тебя самый умный отец на свете!  (Крепко обнимает его, целует и убегает. Долгая пауза)
Э м и л ь. Как странно, сын: почему-то раньше у нас не было случая поговорить по душам. Поговорить по-настоящему.
А н т о н.    У меня больше нет сил, папа. Нет сил жить. (Автоматически дотрагивается до кобуры)
Э м и л ь.  (Тихо и с большой силой)  Не делай этого, сынок. Господь не спросит тебя, зачем ты покончил жизнь самоубийством. Он спросит, почему ты убил Антона?  Ведь не ты дал ему жизнь. Как же ты посмел отнять ее?
А н т о н.    Откуда ты знаешь, что Он скажет? Он тебе это по телефону  сообщил?
Э м и л ь.     Неважно, откуда я это знаю.  Долго рассказывать.   Знаю. А ты знаешь меня. Двадцать семь с половиной лет.   Ты когда-нибудь слышал, чтобы я говорил о вещах, которых не знаю?
А н т о н.    Нет.
Э м и л ь.     Так поверь мне и на этот раз. .... Я надеюсь, что ты... что ты понимаешь,.. последнее, чего я хочу -— этообидеть тебя. Понимаешь или нет?
А н т о н.    Понимаю. Только не понимаю, к чему ты клонишь.
Э м и л ь.    Есть трусость физическая и есть  трусость метафизическая.
А н т о н.    Не очень понятно, но допустим.
Э м и л ь. Метафизическая трусость — это страх взглянуть в глаза реальности. Экзистенции. Красивое слово, но правильное.
А н т о н.   Читал я про экзистенцию, читал.
Э м и л ь. Не сомневаюсь, что читал. Но ты ни разу не дал себе труда выбрать свободную минуту, свободную от всех дел, от забот, от  суеты,  чтобы встретиться с самим собой, со своим истинным Я и спросить себя, вернее твое истинное Я: чего ты от меня хочешь? Что я должен сделать? Что представляет мир, в котором я живу?
А н т о н.    Понял, куда ты клонишь. Но я не верю в Бога! И не поверю! Благой Бог не мог создать такой гнусный мир! А если Он не благой, то мне его не надо!
Э м и л ь.   Поразительно, как все повторяется... Поразительно....
А н т о н.    Что ты имеешь в виду?
Э м и л ь.     Я говорил то же самое, причем, слово в слово. Поразительно.
А н т о н.    Ну и кто тебя переубедил? Вернее, как?
Э м и л ь.  Один мудрый человек. Предложил обдумать, что такое свобода воли.
А н т о н.      А что тут долго думать? Свобода есть свобода есть свобода.
Э м и л ь.     Есть о чем  долго думать, ты уж мне поверь. Одно дело рассуждать о свободе, особенно в салоне,  в интеллектуальной компании, и совсем другое – осознать,  ч т о  это. Разница, как между обезьяной и человеком. И вот, когда я осознал - этот гнусный, как ты выразился, мир предстал передо мной совсем в другом свете.
А н т о н.   Похорошел.
Э м и л ь.   Не надо иронии, сынок. Ирония - чаще всего защита трусливого разума. Мир не похорошел, но я понял, как я, именно я, должен поступать в заданных мне обстоятельствах...   Я не могу объяснить тебе яснее, да и не надо. Каждый должен проделать этот путь сам. То есть не проделать, а проложить – свой собственный. Это очень важно, чтобы свой собственный. Так что ищи свой путь. Тебе это будет легче, если  будешь помнить: мой отец это прошел. Значит, и я могу.
А н т о н.  ...Я ночью сочинил стих...
 Прочесть?
Э м и л ь.  Читай.
.А н т о н.    Стих такой.

                Река течет. Течет песок.
                И жизнь течет куда-то вбок,
                Куда-то наперекосяк,
                И все не то, и все не так.

                Металл  течет. Течет ледник
                Течет мой век – за мигом миг,
                Течет в великое Ничто,
                Где все не так и все не то.

Ну, как тебе?
Э м и л ь. Пожалуй, нравится. Чувствуется индивидуальность. Возможно, это и есть твой путь. Время покажет.  И еще я понял, что ты...
А н т о н. Что я?
Э м и л ь.   ...что Линор - не последняя твоя любовь. И ты от нее излечишься. В состоянии отчаяния не пишут философские стихи.  Заметь, что все поэты, великие или малые, мужчины или женщины, лучшие свои стихи писали либо о том, что прошло, писали с болью и грустью, либо в надежде на будущую встречу с новой любовью. И очень редко - в момент пика любви. Такая вот сублимация… Отдай мне свой пистолет, сынок.  Когда все будет позади, я тебе его верну. А сейчас – отдай. (Антон несколько мгновений  колеблется, потом отстегивает кобуру и отдает отцу)… И еще очень  важно, чтобы ты понял: профессиональный успех — это далеко не все. И даже далеко не главное. Недостойно человека быть только средством для выполнения профессиональных обязанностей.  Кроме того, очень может быть, что на тупиковом пути, на котором ты сейчас, успех тебе противопоказан или даже опасен. А на новом  - очень может быть, что он придет сразу.  Помнишь, что мама  говорила: у каждого свой экзамен.  Со школьного экзамена можно сбежать, а с экзистенциального нет.


               
                К А Р Т И Н А   Ч Е Т В Е Р Т А Я
Катет за столиком в  кафе. Перед ним бутылка и стакан. Появляется запыхавшийся Некто.

К а т е т.   Явился, не запылился.  Какого черта, что тебе от меня надо?
Н е к т о.    Дай отдышаться... Сколько раз повторять тебе, сукин ты сын, что нельзя ездить быстрее, чем может летать твой ангел-хранитель! Что это плохо кончится. 
К а т е т.     Жизнь вообще плохо кончается. И одинаково у всех. Кто ездит быстро, кто медленно, кто вообще не ездит.  Конец может быть разный, но всегда конец. Разнообразное единообразие.
Н е к т о.  Банальность есть банальность есть банальность. Даже в изящной упаковке.  Что ты мне сейчас сообщил? Что люди смертны? Потрясающая новость. А мы и не знали. (Наливает себе из бутылки и пьет. Потом еще стакан).
К а т е т.  Ты это,  не увлекайся. А то мне придется потратиться еще на одну бутылку.
Н е к т о.    Небось, не обеднеешь.
К а т е т.    Тебе по ангельскому чину положено пить нектар и амброзию.
Н е к т о.    Не дают.
К а т е т.  Я бы такому тоже не дал. Посмотри на себя.  У других ангелы тоже так выглядят?   
Н е к т о.     У кого как.
К а т е т.      У Эмиля, например?
Н е к т о.  У Эмиля ангел-хранитель  в лабораторном халате. Молодой, энергичный. Выдумщик...
К а т е т.     Зачем ему такой? Со скуки, что ли? Эмиль правильный мужик. В морду, конечно, никому не даст, но и поступиться чем-нибудь от него не дождешься. Если бы не эти покушения, такому вообще ангел-хранитель не нужен.   Ну, а... у   Роз?  Какой у нее ангел-хранитель?
Н е к т о.    У  Роз  не он, а она.    Девочка лет десяти. Прелестная. Такие глазки у нее, ясные, чистые. Ангельские глазки. А голосок... Так ведь и  Роз    женщина необычная, не тебе чета,  сам знаешь. Теперь таких не делают. 
К а т е т.  Да... Это верно... Теперь таких не делают...  А мне, значит, достался старый шаромыжник. Понимаю. Божественная месть за атеизм.
Н е к т о.  Да ничего ты не понимаешь! Возомнил о себе много!  Какая может быть месть у Создателя? Кто Он  тебе - сосед с нижнего этажа, которому ты затопил салон?..  Ты получил такого хранителя, какого заслужил. И не носись ты со своим атеизмом... «Атеист»... Ты не атеист, ты невежда. Настоящих атеистов на Земле очень мало.  Остальные невежды, которым лень или страшно думать о действительно серьезных вещах. До тебя я  охранял  командира парашютистов.  Так вот: перед прыжком атеистов не бывает. Не видел таких. Ни разу.
К а т е т.   Ну и что с ним стало?
Н е к т о.   Погиб.
К а т е т.  Хреновый ты, значит, хранитель. Доверили тебе, а ты не сохранил.
Н е к т о.    Такой же безрассудный был дурак, как ты. Против упрямства и глупости ангел-хранитель бессилен. Про свободу выбора слыхал? Не знаю, зачем Господь подарил человеку эту опасную игрушку. Мало того, что себя - вы ведь весь мир Божий того и гляди...  То же и с моралью. Ты, например,  уже вполне созрел для того, чтобы разбить жизнь сыну своего лучшего друга.  Скажешь – нет?
К а т е т. Каким же все-таки подонком ты меня считаешь!  Да если бы я даже был от нее без ума, я бы никогда этого не сделал! Можешь ты в это поверить или нет?!  Эмиль и  Роз, наверное, остались единственные люди на земле, кому я и не хочу, да и не могу причинить ничего дурного. У Антона с ней все равно ничего не  склеится. Она его не любит.  Если бы не влюбилась в меня, рано или поздно бросила бы его ради кого-то другого... Клянусь тебе, что был бы счастлив, чтоб этот «кто-то» был не я.  Но ты же сам мне вдолбил в голову, что это неизбежно. Так или не так?
Н е к т о. Я просто все  увидел собственными глазами… Но ведь у человека всегда остается свобода выбора, не так ли?.. Вот и решай.
К а т е т. Мне, наверное,  самое время  добровольно идти в психушку.
Н е к т о.    Это еще зачем?
К а т е т.  Потому что почти поверил в реальность собственного бреда... Или набить тебе морду. Представляешь, какие заголовки: «Пьяный профессор избил своего ангела-хранителя».
Н е к т о.   Ну-ну.   Даже бред у тебя агрессивный. Ладно. Она идет. Легка на помине. Не буду мешать. (Входит Линор).
Л и н о р.   Здравствуйте, профессор.
К а т е т.     Как официально... «Профессор»...
Л и н о р. Но не по имени же. Тем более, что я не знаю, какое вы предпочитаете: Катет или Марк.
К а т е т.   Любое.  На ваш вкус... Что будете пить?
Л и н о р.   Надо подумать.
К а т е т.    Вы одна или с женихом?
Л и н о р.   Одна.
К а т е т.  «Одна». Х-м...
Л и н о р.    А что в этом такого необычного?
К а т е т.  Да ничего, в общем-то. Одна так одна. Просто голубков ожидаешь увидеть вместе. Особенно перед свадьбой.
Л и н о р.    Свадьбы не будет.
К а т е т.      Вот как? Жених происхождением не вышел. Ясно.
Л и н о р.     Ничего вам не ясно! Причем здесь происхождение?
К а т е т.  Очень даже притом. К примеру, пригласят ваши родители Роз и Эмиля на семейный прием, ну хоть на день рождения. А новые родственники даже не знают, какой вилкой мясо, какой рыбу. Скандал! Высший свет лопнет со смеху, то есть, конечно, хохотать не будут, не матросня в кабаке, но брови вздернутся.
Л и н о р.   Это такие у вас представления о высшем, как вы изволили выразиться, свете? Откуда  вы  их  почерпнули? Из  романов для горничных? 
К а т е т.   Удар под дых. Браво.
Л и н о р.   Мои родители интеллигентные люди! Запомните это.
К а т е т.    Запомнил.   А вы полагаете, что интеллигентность это вакцина от высокомерия, предрассудков, чванства и прочих качеств в том же роде?
Л и н о р.  Нет. Но мои родители не страдают ни чванством, ни высокомерием, ни предрассудками, ни прочими качествами в том же роде.
К а т е т.   Поздравляю. Вы прекрасно выбрали себе родителей. Но и Антон, согласитесь, сделал выбор не хуже. Эмиль, чтоб вы знали,  не просто чистая душа, он биологически порядочный человек. То, что у других вопрос нравственного выбора – у него естественная  биологическая реакция. А  Роз  ...  -  теперь таких не делают. (Пауза. У Катета звонит мобильник). Алло! Роз? Говори в трубку, я плохо слышу...Сволочи! Суки!  Как это случилось? Вас не было дома?.. Розита, я сейчас приеду!.. А когда он возвращается?.. Хорошо, завтра в пять. ...Не вешай носа,  Розита!.. Я знаю, что ты не из тех, но все-таки... До завтра, Розита! (В его голосе невольно прорывается долго сдерживаемая нежность. Линор внимательно наблюдает за ним. Катет отключает телефон). Им сожгли гараж. Эмиль в отъезде, а  Роз   работала в больнице, она там доброволка.  Соседка заметила огонь и вызвала пожарных. 
Л и н о р.    Боже мой, как все ужасно...Какой ужасный век.
К а т е т.  Поверьте историку: другие века не лучше. Люди ведь не меняются и их пороки тоже. Просто в каждую эпоху они выражаются по-разному, поэтому нам кажется, что раньше было лучше.
Л и н о р.  Скажите... Вас назвали Марком в честь знаменитого родственника?
К а т е т.    Знаменитого, но не родственника. Знаменитых в моем роду не было. Даже по уголовной части. Назвала мама,  она была очень набожная. В честь евангелиста Марка. Мама почему-то любила его больше других.
Л и н о р.   А вы? Кого из них больше любите? Я имею в виду евангелистов. 
К а т е т. Я же сказал вам: я историк. И органически не перевариваю вранья. Так что никого.
Л и н о р.  Какое же вранье в евангелиях???
К а т е т.  Ох, увольте. ...Жарко сегодня.
Л и н о р.  Ну хотя бы для примера...  Мне, правда, интересно.
К а т е т.  Ну, если для примера... Представьте себе, что во время немецкой оккупации Польши гауляйтер спрашивает поляков (о евреях я уже не говорю), кого из двух восставших повесить, а кого помиловать. Возможно такое? А Пилат – гауляйтер Иудеи - спрашивает, хотя предпочел бы  распять их всех, как у них, у римлян, принято.
Л и н о р. И это главный аргумент?
К а т е т. Нет, почему же...  Возьмем ту же Польшу. Варшаву, например. Можно понять, что там, в сущности, происходило во время Второй мировой войны,  не упоминая о немецкой оккупации? А в евангелиях про римскую оккупацию, кстати тоже очень жестокую, нет ничего, или почти ничего.  Ч т о б ы    н е   р а з д р а ж а т ь   р и м с к и е  в л а с т и, милая девушка.  Такой вот социалистический реализм в евангельской версии.   А фарисеям евангелисты приписали  идеологию их злейших врагов – саддукеев. С тех пор «фарисей» и «фарисейство» - бранные слова. Есть еще десятки примеров всяких нелепостей, на сегодня, я полагаю,  достаточно... Жарко. Давайте лучше выпьем. 
Л и н о р. По-вашему получается, что...что  миллионы людей на протяжении веков верили в явную ложь.
К а т е т.   Миллионы людей на протяжении веков верили и продолжают верить в прекрасный миф огромной мощи, который сыграл в истории мировой цивилизации гигантскую роль ... Нынче, правда, все это выглядит несколько искусственно... утекает куда-то. Как вода в песок.... А на песке опасно строить.  Город или религию, неважно. Рано или поздно прорвет какую-то подземную плотину, о которой раньше никто не подозревал,  и песок поплыл. Они-то думали: скала. «На этом камне я осную свою церковь». Хотя  насчет  религии — это личное дело каждого. Но мы отвлеклись от главного. Так что – с Антоном разрыв? Накануне свадьбы?
Л и н о р.   Да.   
К а т е т.    Бедная  Роз  ... Больше всего мне жаль ее...
Л и н о .    А меня вам не жаль?
К а т е т.   По правде сказать, нет. Потому что я уверен, что инициатор этого разрыва - вы. Просто я видел, как он смотрит на вас и как вы на него... Sapienti sat, как говорили древние. Что это значит, знаете?
Л и н о р.  «Разумному достаточно». Я училась в иезуитской школе. Мы учили латынь тоже.
К а т е т.   Это хорошо. Дисциплинирует  мозги. А как вы оказались здесь? Если не секрет.
Л и н о р.   Случайно.
К а т е т.     «Случайно». Надо же...   Скажите, об артистической карьере вы не думали?
Л и н о р.    Почему вы спрашиваете? Думала. Каждая девочка думает.
К а т е т.  ..(Достает из кармана мраморные кубики, бросает и смотрит на результат. Прячет).  Вы хорошо играете. Есть, конечно, шероховатости, но театральная школа их  бы сгладила.
Л и н о р.    Что вы имеете в виду?
К а т е т.     Не стоит озвучивать... По крайне мере, пока. 
Л и н о р.    Вы грубы! (Встает и делает несколько шагов к выходу)
К а т е т    (Спокойно)  Вернитесь на место. (Она возвращается, дрожа всем телом). Так-то лучше.
Л и н о р.    (С мукой в голосе).Чего вы от меня хотите?
К а т е т.  В точности того же,  что вам не терпится получить от меня. Пошли! (Он кладет деньги на столик, и они выходят. Некто, вздыхая, плетется за ними).


                К А Р Т И Н А   П Я Т А Я
                (Через полтора месяца)
               
Квартира Катета. Катет и Некто. Катет в майке, достает из шкафа
клетчатую  рубашку.

Н е к т о.    Надень ту,  что она купила тебе в пятницу.
К а т е т.     Слишком роскошная. Не мой стиль.
Н е к т о.     Хм...  У него, оказывается, свой стиль. Принц Уэльский.  Тебе-то на самом деле наплевать, а ей будет приятно. Надень, послушайся хоть раз.
К а т е т.     Ладно. Лишь бы ты отстал. (Вынимает  из упаковки новую рубашку и надевает).
Н е к т о.      И еще.   Не будь дураком, женись на ней. Такой, как она, у тебя никогда не было и, что важнее, никогда не будет. Это твой счастливый билет.
К а т е т.  Да она мне в дочки годится!  Через двадцать лет я буду развалина, а она  в самом соку. И что тогда?
Н е к т о.  Двадцать лет при таком образе жизни ты не протянешь. Свернешь себе шею  раньше. А если женишься, то, во-первых, Бог даст, наконец,  остепенишься, а во-вторых, она  будет за тобой преданно ухаживать и  через двадцать, и через тридцать, и через сто лет. Ты для нее все!  Было бы у тебя хоть на каплю больше ума, сам бы это понял. Знаешь, что у них написано на родовом  гербе? «Долг и верность. Верность и долг»!
К а т е т.    Слушай, чего ты лезешь не в свое дело?  Если ты ангел-хранитель, так и охраняй. А совать нос...
Н е к т о.    А я что делаю? Такая жена - лучшая охрана, какая только может быть. Где ты еще найдешь такую в  наше время? Нынче  не жены, а партнерши. Умный бы человек такую женщину на руках носил.
К а т е т. Чего ты добиваешься? Чтобы я согласился с ней и сделал ей ребенка? Волшебная перспектива для юноши пятидесяти лет...
Н е к т о. «Сделал ребенка»... Тебе самому-то не смешно? Когда человек что-то делает, он хотя бы представляет, что в результате получит. А ты понятия не имеешь, кто родится. С каким характером, темпераментом, склонностями...Ты лишь даешь семя, а «делает» кто-то совсем-совсем  другой.

             Из ванны выходит Линор  в купальном халате.

Л и н о р.   А я думала, догадается или нет. Догадался. (Целует его) . Только к такой рубашке нужны другие брюки. А еще лучше – костюм. Но  без тебя я его купить не могу. Сегодня и пойдем... (Он привлекает ее к себе и целует в губы). А пока я сохну (вытирает волосы), расскажи мне, как ты стал историком. Ты уже столько раз обещал. Хотя я думаю, что ты мог бы преуспеть в любой профессии. 
К а т е т.   Мог бы... Cначала я хотел быть математиком. И преуспел бы. Тут ты права... Но стал историком. И не жалею. Почти... Сегодня модно относиться к истории, словно она не более чем хронологический список событий, в котором нет никакого внутреннего смысла.
Л и н о р.   «История учит нас тому, что люди от истории ничему не научаются». Это?
К а т е т.    Не только. Что не научаются – верно. Но это не значит, что в ней нет смысла. Я сейчас скажу тебе вещь, за которую коллеги поджарили бы меня на медленном огне...
Л и н о р.    Что же ты замолчал? Я слушаю.
К а т е т.     Я убежден, что история — это живое существо.
Л и н о р.     Круто...
К а т е т. Чтобы быть историком... я имею ввиду  н а с т о я щ и м    историком, ученый должен быть в интимных отношениях с этим живым существом. В историю надо входить, как входишь в женщину. Поняла, что я имею в виду?
Л и н о р.     Ты, конечно, сумасшедший, но мне это нравится.
К а т е т. В награду история дала мне понимание многих процессов, происходящих в мире, о чем люди даже не подозревают, несмотря на то, что эти процессы изменят их жизнь до неузнаваемости. Причем не когда-нибудь в отдаленном будущем, а сейчас, в течение десяти или даже пяти лет.  Но... буду честен... есть в истории сокровенная тайна. Я знаю, я чувствую, что она есть. И ее я не постиг. И вряд ли постигну.
Л и н о р.   Такие  тайны  есть в любой профессии.
К а т е т.    Там  это не тайны! Там это временное отсутствие информации. А тайна – это не информация, а уровень понимания. Такой уровень, что ты видишь все сразу, всю целокупность. Как тебе объяснить...Уже полтора месяца, как мы спим вместе, ты отдаешься мне полностью и мне хорошо с тобой.  Не думай, что я это не ценю.  И если я иногда забываюсь и называю тебя другим именем, - я знаю, тебе это больно, -  это лишь  подтверждает, что я...   Но мне не только сладко в постели, мне еще и интересно общение с тобой,  что тоже очень и очень немало. Но сказать, что я познал тебя? Нет.
Л и н о р.    Милый, чтобы познать женщину, недостаточно войти в ее тело. Ты должен позволить ее душе  войти в твою душу. А этого ты мне не разрешаешь.
К а т е т.   Что могу, то могу. Да и никто не может, я думаю...
Л и н о р.   (Пауза).    Ладно, в каком возрасте ты понял, что станешь историком?
К а т е т. В шестнадцать лет.  Это долгая история. 
Л и н о р. А я никуда не тороплюсь. Рассказывай. Ты же обещал. (Устраивается поудобнее рядом с ним)
К а т е т.    Хорошо...   Про наше городское дно повторяться не буду.
Л и н о р.   Ты знаешь...   иногда мне даже как-то стыдно, что у меня было счастливое детство, любящие, умные родители... И что я даже не подозревала о том ужасе,  как ты рассказывал...
К а т е т.    А я долго не подозревал, что это ужас.  Для меня это была данность. Как погода, как климат. Так вот, во втором классе, в самом начале года, наша училка случайно встряла в перестрелку между двумя бандами и схлопотала пулю. Чему мы, стая безжалостных и жестоких волчат, обрадовались. Директор сказал, что пришлют новую. И не просто, а еврейку. Фамилия Кац, а зовут ее Рейзл.  Рейзл Кац – обхохочешься. Представляешь? Ну мы, конечно, подготовились к встрече, предвкушая потеху. А потехи не вышло. Она вошла, оглядела   класс, и всякое желание потешиться пропало. Даже у самого-самого хулиганья, где я был далеко не последний... И потом тоже: никаких проблем с дисциплиной, никаких наказаний, никаких выговоров или там наставлений, ни в угол, ни к директору. Ей достаточно было посмотреть в глаза и все. Выяснилось, что три четверти класса не умеют читать и писать, а про такие высоты, как таблица умножения,  и говорить нечего. Все это мы наверстали за полгода...Однажды я задрал подол девочке, которая мне нравилась, и тут вошла Рейзл.  «Останешься после уроков». После уроков она села проверять тетради, - я думаю, она единственная из учителей в нашей поганой школе, кто это делал, поэтому Рейзл всегда знала, кто и как усвоил пройденное, - она проверяет, а я, значит, сижу рядом.  Она проверяет, На меня не смотрит, а я, как на сковородке. Час, потом второй – хоть бы раз взглянула! Наконец, закончила. «Ты все понял?» -«Да».-«Тогда иди домой.... Ты что, не торопишься?».- «А чего торопиться? Папаша пьяный, бить будет. Успею». – «Тогда пойдешь ко мне». Так я первый раз оказался у нее дома. «Робинзон Крузо» читал? На вот, начни. А я пока приготовлю нам что-нибудь поесть».  А читаю я очень быстро. Книгу в 300 страниц максимум за двадцать минут.
Л и н о р.    Невероятно!
К а т е т.  Почему же? Я еще двоих таких встречал. Мы читаем не по словам и не по строчкам, а сразу всю страницу. .... Да... Она вернулась с едой. «Что, не понравилось?»- «Очень понравилось. Я уже прочел» - «Уже???  Не может быть!» - «Проверьте». Она проверила.  С тех пор я стал бывать у нее часто, она сама выбирала для меня книги, а я их глотал... Иногда даже оставался ночевать.
Л и н о р.  А дети у нее были?
К а т е т.   Нет. Она не выходила замуж, хотя была еще достаточно молодая и красивая, но об этом после... Она нас любила. Вообще любила детей. Поэтому и попросилась в самую худую школу, чтобы из волчат сделать людей.  Ее метода была, она мне потом объяснила, когда я повзрослел, ее метода была разбудить в ученике сознание собственной неповторимой ценности. Это - фундамент личности.
Л и н о р.  Ей это удалось?
К а т е т. Не со всеми.  Но из нашего класса пять человек получили аттестат зрелости, чего раньше в этой школе не бывало. А  я даже с отличием. Однажды она крепко обхватила мою голову и, глядя в глаза не отрываясь,  сказала, словно вколачивая, понимаешь? Вколачивая слова мне в мозг: «Ты получишь аттестат с отличием, поступишь в университет и станешь ученым». А  у  нас что аттестат зрелости, что докторский диплом – и то и другое было где-то за облаками.
Л и н о р.    Ну, а если бы она сказала, что ты станешь не ученым, а, например,  президентом?
К а т е т.    Значит, я стал бы президентом.
Л и н о р.    Н-да... А стать историком - тоже ее приказ?
К а т е т.  Нет.  Разве что косвенно... Она носила платья и блузки с длинными рукавами даже в самую жару. Но однажды упала и поранила руку, и пришлось заголить рукав. И на руке обнаружился номер. «Что это?» - «Телефон моих родителей». Мы, конечно, удивились, но она вообще была необычный человек. Забыли. А я читал много,  и в конце концов мне попалась книга, из которой я понял, что означает такой номер. И тогда она рассказала мне, ровным, бесстрастным голосом, как погибли ее родные. И много чего другого.  И почему замуж не вышла...
Л и н о р. Почему?
К а т е т. Считала, что не имеет права. Поэтому...  Немцы проводили над ней медицинские эксперименты. Из-за этого она не могла иметь детей...    И ты знаешь... Я ведь сотни книг прочел про Холокост, на пяти языках, сколько документов, сколько фильмов видел, но этот рассказ – почти бесстрастным  голосом ...(На глазах у Катета слезы).
Л и н о р.    Ну не надо... Если тебе тяжело, не надо...
К а т е т.  Она это  п е р е ж и л а!!! А мне, сукину сыну,  тяжело рассказывать?!...  (Пауза)  Да, я забыл сказать, что к тому времени, я уже был довольно начитанный мальчик и в общих, конечно,  чертах представлял себе историю культуры. И меня поразила мысль, что  немцы – они ведь самый культурный народ Европы, если не всего  мира... Как же они превратились в такое зверье? И ведь нацисты были у власти всего 12 лет.   С исторической точки зрения – миг! Мгновение!.. Эта загадка мучала меня, не отпуская. Поэтому я стал историком. Но и по сей день  не разгадал.  Для этого должна открыться  та тайна, о которой я говорил...
Л и н о р. Так ты  у нее был как сын!
К а т е т.   Да. Только очень мало матерей, которые сделали для своих родных детей то, что она для меня. Она  многому научила меня, но самое главное:  никогда не полагаться ни на какие авторитеты, всегда думать  своей головой и привила острое, можно даже сказать, органическое отвращение ко лжи...Ты начинаешь ощущать  ложь, как вонь. Когда работаешь в архиве, это неоценимо. Потому что многие документы нарочно составлены так, чтобы ввести в заблуждение будущих историков. Но они попахивают, и я это чую...
Л и н о р.    Ты видишься с ней? Она еще жива?
К а т е т.  Нет.   Она слегла в больницу за месяц  до церемонии с этими идиотскими шапочками и мантиями... Я  получил свой докторский  диплом и в тот же вечер вылетел. Она была очень слаба. Показал ей диплом. «Это твой диплом, не мой, без тебя  его бы не было». Она слабо так улыбнулась, даже улыбаться ей было трудно, и сказала: « У тебя завтра день рождения». А я и забыл совсем. «Я тебе сделаю последний подарок. Я завтра не умру».  Я крепился все время, как мог, а тут разревелся, как ребенок...  Она сдержала слово, умерла через день... Никто не любил меня так сильно и так бескорыстно. После ее смерти какая-то часть меня как бы окаменела.
Л и н о р. Ты оттаешь, когда у нас будет ребенок. Ты увидишь, как твой сын растет, как усложняется его психика, как будто раскрывается прекрасный бутон... Потом  ты сможешь с ним  говорить  на серьезные темы. Ты будешь ему рассказывать – ты ведь так хорошо рассказываешь! – а он впитывать, как губка, и гордиться своим отцом. Ты дашь ему то, что сам не получил  в детстве или не сумел... Я думаю, что мужчина, который не познал отцовства... по большому счету не состоялся. Даже если он профессор...
К а т е т. Как ты не боишься? Ты ведь даже не представляешь, в каком мире ему придется жить, когда все катится к черту!.. С кем общаться?!... Когда-то рожали много, но выживали только сильнейшие и умнейшие. А теперь  практически все. И любой кретин, любой недоумок, даже любой преступник, любая сифилисная шлюха  имеют полное право произвести  на свет себе подобных. Более того, государственная помощь поощряет  их рожать.   Чтобы водить машину, надо сдать на права. А чтобы родить ребенка -  лечь в постель и получить удовольствие. (Пауза) ...А генетика? Ты ведь знаешь, какая у меня генетика... Не боишься?
Л и н о р. Нет.  У тебя нормальная генетика. И  у меня нет твоего апокалиптического восприятия мира.
К а т е т.    Скажи... ты боишься смерти?
Л и н о р.   Конечно, боюсь.
К а т е т.   Врешь.   В двадцать шесть лет – что ты можешь знать о ней?
Л и н о р.    Я видела людей разорванных на куски. Мне до сих пор иногда снятся кошмары. Я даже маме ничего об этом не рассказала.
К а т е т.    Это были  д р у г и е  люди. Понимаешь? Другие. Их смерть, не твоя смерть.  А я говорю о твоей собственной.
Л и н о р.     Когда это случится со мной, я ничего уже чувствовать не буду,  и думать не буду, и бояться. А ты боишься?
К а т е т.    Боюсь.   Мгновенной не боюсь: вот ты есть, и вот тебя уже нет, ничего нет. Но медленной, гниения в матрацной могиле, как умирал Гейне, этого боюсь. (Пауза).   Интересно: когда я произношу слово смерть и когда Эмиль, - мы ведь имеем в виду совершенно разные вещи... Любопытно, что имеет в виду  Роз  ...
Л и н о р.    А что имею в виду я, тебе не интересно?
К а т е т.  Что ты там можешь иметь в виду? Ты молода. Молода и здорова... Я  умру, а ты будешь...
Л и н о р.  Что я буду?
К а т е т.    Не знаю, что... Будешь. Что-нибудь будешь... (Пауза)
Л и н о р.  Что ты вдруг замолчал? (Катет неожиданно вскакивает и начинает быстро ходить по комнате, как зверь в клетке).Что случилось?
К а т е т. (Со злостью). Сейчас сама поймешь! (Звонит по телефону. Высвечивается часть дома Эмиля и Роз.  Она снимает трубку. Линор слышит разговор с обеих сторон).     Роз  ? Это я . Ну как вы там?
Р о з. Катет?  Куда ты пропал? То звонил по три раза в день, то...Подожди секунду.  Эмиль! Это Катет. Возьми параллельный. (Эмиль берет второй телефон).
К а т е т.  Да так... Уезжал ненадолго. .Разные дела... Как вы там? Были еще попытки?
Р о з.  Еще бы! Я до сих пор не могу прийти в себя! (Эмилю) Рассказывай, чего ты молчишь?..
Э м и л ь.  Да. Последняя вчера, на шоссе. Понимаешь, я не люблю ехать, когда не вижу, что впереди, стараюсь либо обогнать, либо на другую полосу, но он, этот грузовик,  не дает. Я жму на газ - и он тоже. Я замедляю – он тоже. А дорога однополосная.  И я понимаю, что дистанция между нами явно недостаточна.    
К а т е т.   Это называется веревочка. Элегантный способ убийства. Убитый сам виноват: не держал дистанцию. Как же ты выпутался?
Э м и л ь.    Чудом. Не знаю почему, я вдруг резко затормозил. И он тоже, но на долю секунды позже. Поэтому я в него и не врезался.  И тут он совершил ошибку: вышел из кабины. Ну, я быстро развернулся,  только он меня и видел.
К а т е т.   Невероятно. Это просто невероятно, как тебе везет. Это уже шестое покушение, верно?
Э м и л ь.    Пожалуй, что десятое.
К а т е т.  Мой каменный атеизм, похоже, дал трещину. Как  твоя подземная плотина...  Рука Провидения... Иначе не назовешь. Но полагаться на это нельзя! Не будь идиотом, Эмиль. И не испытывай судьбу...  Роз! Жена ты или не жена?
Р о з.   Что я могу сделать? Изнасиловать его волю? Чтобы он себя презирал всю жизнь?
Э м и л ь.    Насиловать не надо. Сегодня я получил приглашение в Сидней. Мой ученик там декан и, кажется,  даже будет ректором. Тони мы  постараемся убедить поехать с нами. Новые впечатления, новые знакомства...
К а т е т.  Ты даже не представляешь, как я за тебя рад!  За всех вас...  У меня просто камень с души...
Э м и л ь. Ощущение у меня, конечно, гадкое, но...   Ведь вся эта история – я не имею в виду  покушения... Но в этой  прорванной подземной плотине... ведь во всем этом есть какая-то важная весть, которую я не могу разгадать. То, над чем мы с тобой еще в юности бились. Какой-то тайный  знак.
Р о з.  Катет, прости, мы очень рады, что ты позвонил и что с тобой все в порядке, но сейчас мы должны бежать! И не пропадай так надолго!
К а т е т . Не пропаду. (Отключает телефон) Ну? Довольна?..  (Пауза. Он морщится, как от боли. И потом в продолжении этой сцены выражение боли время от времени возвращается).
Л и н о р.   Марк, сядь, наконец. Успокойся... Со всеми случается. Это я виновата, я знаю...
К а т е т.  Ты???  Причем тут ты?  Ты лишь  оказалась  с л у ч а й н о й свидетельницей того, как знаменитый профессор, который только-что прочел блестящую лекцию о лжи, - СОЛГАЛ  СВОЕМУ  ЛУЧШЕМУ  ДРУГУ.

                Д о л г а я   п а у з а       

Ладно, попробуем сменить тему...   Вот скажи, ты ведь психолог, что мною двигало, когда я дал по морде этому Ахмеду в Вене.  Ведь все произошло, можно сказать, мгновенно. Он едва успел закончить фразу, как уже валялся на полу и выл от боли. Раньше я думал,  что во мне был оскорблен историк, Теперь  думаю - обида за Рейзл...
Л и н о р.  Пожалуй.  Трудно сказать. Доказано, что люди часто не осознают  истинные мотивы своих поступков. Хотя  может быть и другое объяснение.  Ведь он изменил вере отцов.
К а т е т.    Мне это все равно... Я атеист.
Л и н о р.  Не спеши. Ты атеист, но твои предки сотни лет были христианами. Это наверняка отпечатано где-то в генах или в подсознании. Как и естественное возмущение: потомок такого древнего и славного рода...
К а т е т. Ты что – всерьез?!  Всерьез считаешь, что можно воспринимать человека каким-то иным способом из-за его происхождения? ...Этого говнюка, у которого нет ни единой собственной мыслишки в голове! И что я на  это способен? (Пытается держать себя в руках, но его ведет  к эмоциональному взрыву).  Это я, я, который всего – и немалого!- достиг сам, учился на медные деньги, без папы-мамы и прочих богатых родственников....
Л и н о р. Но я же совсем не это имела в виду, Марк!  Ради Бога успокойся! Это же  чисто теоретически, я не представляла, что ты так болезненно... Ты же знаешь, что я  не хотела причинить тебе боль!
К а т е т. (Не слушая).  Вот ты часто цитируешь свою бабушку: «Бог даст день, Бог даст пищу». Такие сентенции просто умилительны в устах богачей!  Беднякам Бог тоже дает день, а вот пищу почему-то  не всегда. Да что ты вообще можешь понимать в этом!
Л и н о р.   Марк, что ты такое говоришь? И причем здесь моя бабушка? Побойся Бога!
К а т е т.   Не боюсь я ни Бога, и ни черта! Когда мои предки пахали и сеяли, предки этого гада - и твои предки тоже! тоже! - ваши предки развратничали, пьянствовали,  дрались на дуэлях и убивали без малейших угрызений совести и за что? За кривой взгляд, за неудачную шутку, за благосклонность великосветской потаскухи !
Л и н о р. (Возмущенно).  Я действительно плохо понимаю, для чего ты все это вдруг приплел к нашему разговору...  Можно подумать, что твои предки не развратничали, не пьянствовали и не убивали.
К а т е т.   Верно. Если благородные ведут себя, как скоты, то чего ожидать от плебса?
Л и н о р.    Они были воины! Защитники  своей страны!
К а т е т. А кто были солдаты? Не воины? Кто  терпел  все тяготы войны? Не крестьянские сыновья?.. А вы вытаптывали их посевы и лишали куска хлеба! И чтобы я, который все это  з н а е т...   (Срывает с себя новую рубашку). 
Л и н о р.  (Стараясь держаться спокойно  и с достоинством). Ты преступаешь все границы, Марк.
К а т е т. (Вскипая еще больше). Ах так? Преступаю, как вы изволили выразиться? ... А чего от меня ждать? Я ведь плебей! Плебей!
Л и н о р.  Рейзл воспитывала в вас «сознание собственной неповторимой ценности». Иными словами: воспитывала аристократов.  С тобой, значит,  не преуспела. (Линор быстро уходит в другую комнату).
Н е к т о.   Гнусно! Гнусно вымещать свои комплексы на тех, кто слабее! Беги, извинись перед ней! Она не виновата, что твой отец сидел за мордобой, а дед – за изнасилование! И за то, что слышала, как ты лжешь Эмилю!
К а т е т. Пошел вон!
Н е к т о.   Ты такая же скотина, как  твой отец, будь ты хоть десять раз профессор! Он пинал твою мать ногами, а ты  - словами, но еще больней! ...И в отношении ее у тебя ведь была свобода выбора, не так ли? 
К а т е т.  Убирайся!!! И чтоб я тебя больше не видел!
Н е к т о.   И уйду! Охранять такого мерзавца?  Даже ангельскому терпению есть предел!
К а т е т.     Скатертью дорога! Не просил я меня охранять. Обойдемся!

Некто исчезает.  Из другой комнаты выходит Линор, переодетая, в шляпке, с сумочкой, чемоданом и ключами. Открывает дверь и швыряет ключи на стол, почти в лицо Катету. Уходит. Катет некоторое время сидит, обхватив голову руками, затем срывается с места, хватает шлем и перчатки и убегает.          
   
             

                К А Р Т И Н А   Ш Е С Т А Я

В доме Эмиля и Роз. Видно, что хозяева готовятся к отъезду.  Роз   и Линор.

Л и н о р.   Я понимаю, чего вам стоило согласиться со мной встретиться...Наш разрыв... Дело не в Антоне... Он прекрасный парень... Думаете, я не понимаю?.. Но есть вещи, которые выше наших сил и возможностей....  Когда ты изучаешь это в рамках профессии – это одно... А когда сталкиваешься в жизни... испытываешь на своей шкуре... Любовь может быть величайшим благом, как у вас с Эмилем.... Я это потому, что Антон мне сказал, что лучшей пары, чем его родители, он не видел... Но она же может быть и мучением... Изнуряющим, унизительным...
Р о з.   Я понимаю. Вы влюбились  и потеряли голову. Такое бывает... Но мне, как матери, все-таки хотелось бы знать, кто же он.
Л и н о р.    Человек, который любит вас уже тридцать лет.
Р о з.  Марк???   Вы с ума сошли! Линор, вы сошли с ума!
Л и н о р.    Это так и есть...  Как только он вошел... Как только он вошел, у меня все  внутри оборвалось, и я поняла, что пропала....
Р о з.  Вы, вероятно, действительно, пропали, потому что увлечься Катетом очень даже легко....  Только оставьте эти бредни: «тридцать лет любит»...  Не бывает такого. Только в романах.  ПОМНИТ – это да. Как помнят молодость и молодую остроту ощущений...  У нас, действительно, была очень яркая любовь, именно яркая... (Пауза)... Конечно, где Тони тягаться с Катетом... Бедный мальчик...
Л и н о р.   Я сопротивлялась. Бесполезно. Он парализовал мою волю, ничего для этого не делая... Думаете, что я не понимаю, что по человеческим качествам Антон лучше?.. Что Марк мне не пара?
Р о з.    Он  вам в отцы годится.
Л и н о р.  Я знаю! Господи, умом я все это понимаю...  Тут же - как дубиной  по голове... Но, ради Бога,  не подумайте, что он соблазнил меня, предпринял какие-то шаги... Нет! Я не хочу, чтобы вы к нему... я сама, сама! Это я виновата, я!  Никто другой... А вас он до сих пор любит, именно любит. Ведь бывают однолюбы! Редко – но бывают... Несколько раз он называл меня... забывался и называл вашим именем. Я знаю, что так он меня никогда любить не будет, но не могу ничего с собой поделать. Господи! Ну почему вы не вышли за него замуж!?
Р о з.    Да почти что вышла... Все уже было решено: через месяц свадьба. Как раз вернется его самый близкий друг, и... Вернулся. Приехал к нам... И точно, как вы описали... Все внутри у меня оборвалось, и какой-то  незнакомый, вроде как детский голосок  внутри меня произнес: ЭТО ТВОЙ МУЖ...     Этот кошмар, когда надо было всем троим объясняться!.. Марк,  как только понял, что это у меня серьезно, тут же уехал.  А Эмиль... Чего мне стоило женить его на себе! Он ведь считал себя виновным в несчастье самого близкого друга! И хотя он потом признался, что тоже... с первого взгляда... но затащить его под венец... Он ведь очень щепетилен... он человек, как бы это сказать, высшей пробы.
Л и н о р.    Марк сказал: «биологически порядочный человек».
Р о з.    Да, это именно так.
Л и н о р.    И как же вы разрубили этот узел?
Р о з.   Я написала Марку. Так, мол, и так. Он позвонил Эмилю, и мы, наконец, поженились...
Л и н о р.  Какой же он благородный человек! Я не знаю, кто  еще был бы способен на такое...  Другой бы сказал: раз так - ни мне, ни тебе! Какой благородный!
Р о з.  Марк?  А вы и не знали? Или не понимали? А еще говорите: «Голову потеряла!»
Л и н о р. ...а я его так оскорбила! Понимаете, он иногда бывает очень жесткий... даже немного жестокий... (Пауза)  Как я его оскорбила!..
Р о з.  Я так понимаю, что вы в ссоре.... Когда вы видели его последний раз?
Л и н о р.   Почти месяц назад.  Второго числа, утром. Супермаркет взорвали первого? А это было второго. Я крепилась. Долго крепилась. Две недели. Как будто меня поджаривали на медленном огне. Все надеялась, что он позвонит и извинится. Потом позвонила сама. Не отвечает. Ни по домашнему, ни по мобильнику. Поехала к нему – заперто.  Приехала второй раз - в полночь. Звоню, никакого ответа. И света в окнах нет. И мотоцикла его тоже. И ключей у меня нет. Я, когда уходила, - швырнула их прямо ему в лицо . ...Он наверняка уже нашел себе другую ... это ясно.  ... Женщины на него заглядываются, даже совсем молоденькие начинают вибрировать, когда он рядом... А он не может без женщины, физически не может. «Для того, чтобы голова работала, мне нужны две вещи: женщина и скорость». Но поверьте: сейчас  меня не это заботит.  Меня пугает отсутствие света и мотоцикла. Я поэтому и пришла к вам...  (Вдруг, как бы очнувшись, подозрительно:) Почему вы меня спросили, когда я видела его в последний раз? Вы что-то знаете?.. Я уверена, что вы знаете. Где он?..
Р о з.   Да.... Знаю... Он в больнице, Линор. Второго числа он разбился на своем проклятом мотоцикле.
Л и н о р.   Но он жив? Жив? Он будет жить?
Р о з.    Жить будет, а ездить... только  в инвалидной коляске. Парализован от пояса и ниже.
Л и н о р.    Боже мой! Боже мой!.. Второго числа... После этой проклятой ссоры... Если бы я... Если бы я не была такой обидчивой дурой...Мне нет прощения... (Плачет).
Р о з .   Перестаньте, Линор. Не вините себя! (Гладит ее по голове). Он всегда ездил, как сумасшедший... Удивительно, что это не случилось раньше...
Л и н о р.   Он  и раньше! Знаете, сколько на нем швов и шрамов? Только он всегда  отделывался легким испугом. То есть, испуга-то и не было! В том-то и дело,  что никакого испуга не было! Никакого урока! Безрассудство, неисправимое безрассудство. Как будто до седых волос  остался подростком. «Женщины и скорость». Он в сознании? Как он?
Р о з.   Мужчины не взрослеют. Вы правильно тогда определили...Он в сознании. Уже неделю в сознании.  Держится.  Даже иногда шутит.
Л и н о р.   Я немедленно еду к нему! Где он? В какой больнице? Не выгонит же он меня, правда? Даже если погонит, я не уйду.
Р о з.    Успокойтесь... Успокойтесь... Сейчас к вам его не пустят. Только с пяти часов, а сейчас еще трех нет. Если поедете, то поедем вместе. Успокойтесь и обдумайте ситуацию.
Л и н о р. Что значит: если поедете?   Что тут думать?  (Нервно расхаживает по комнате).
Р о з.  Сядьте и послушайте меня. Я ведь постарше. Не умней, а старше. Кое-что в жизни видела...   Он парализован – от пояса и ниже.
Л и н о р.   Вы сказали.
Р о з.    Вы должны понять и осознать, что это означает. Вы молодая женщина, у вас вся жизнь  впереди. Вы можете и должны устроить свою судьбу. Родить детей. С Антоном ли, который вас любит без памяти, или с кем-то другим – Бог велик. А Катета мы возьмем c собой в Австралию. Он, вероятно, сказал вам, что мы уезжаем. Сами понимаете, что мы  его не оставим.  Но вы должны предельно трезво оценить ситуацию, понять и осознать то, что случилось.
Л и н о р.   Поняла и осознала. Вы имеете в виду, что секса с ним у меня больше не будет, верно?
Р о з.   Никак не могу привыкнуть к тому, как ваше поколение ставит точки над i… Иногда для верности даже несколько: вдруг эти старые хрычи не поймут... Вы верно меня поняли. Как бы высоко душа ни парила, тело требует свое. И в один прекрасный день...
Л и н о р.   Прекрасных дней больше не будет.  И прекрасных ночей тоже. Я знаю. То есть, может быть, и будут, но иначе... Я готова... Только в пять? А раньше никак?
Р о з.   Никак. Проверено. Тем более, что (смотрит на часы) через десять минут его повезут на процедуры.
Л и н о р.   Я с ума сойду за это время... А позвонить ему можно? Там есть телефон?
Р о з.  Есть. Я отдала ему свой мобильник.
Л и н о р.   Давайте позвоним, а? Ну, пожалуйста! Я вас очень прошу! Очень!
Р о з.   Позвонить можно, конечно, только нужно ли? Я все меньше и меньше понимаю, зачем я вам рассказала. Вы бы помучились какое-то время, а потом забыли...
Л и н о р.    Вы бы своего Эмиля забыли? Почему вы думаете, что другие хуже вас? А вдруг нет?
Р о з.   Хорошо... Пусть будет по-вашему...(Набирает номер).   «Катет! Это я...  К пяти, как всегда.  Я приду не одна... Нет, Эмиль раньше семи никак... Догадайся.... Подожди... (Передает трубку Линор). Говорите.   
Л и н о р.    Марк... Это я...  Что же ты натворил, а ? На полчаса тебя нельзя оставить...  Дурак ты! А еще профессор! Да еще и с мировым именем. А на самом деле – дурак... Ничего ты в людях не понимаешь, тем более в женщинах. Сколько баб у тебя было, а ты ничего не понял...Что люблю я тебя, дурака, люблю! На всю жизнь!..  Роз мне сказала. Вернее, деликатно намекнула...(Слушает).  Потому что без секса тоже есть жизнь! И у нас она будет! И ты теперь от меня никуда не денешься!..  Да, правильно: «Верность и долг. Долг и верность». Откуда ты знаешь? Копался в архивах, чтобы исследовать мою родословную?.. Откуда я знаю, почему сдвоено?  Наверное, предвидели, что их праправнучка влюбится в тупицу, которому одного раза недостаточно... В пять. Целую...». (Отдает трубку Роз)   .... Он плачет.... Надо же... Плачет...( П а у з а).
Р о з.   Плачет?!  Катет плачет... Худой признак...Вы не подумали, что такой человек, как он, может, в конце концов, вас возненавидеть? За ваше благородство, за вашу преданность, за ваше самопожертвование? С гордыми людьми это бывает.  Им невыносимо быть объектом благодеяний. Даже от самого близкого и любящего человека. А то, что вы так молоды, - лишняя причина для его страданий и... желания освободиться от вашей опеки. (Пауза) Я не уверена, что он примет помощь даже от нас с Эмилем... И, сказать правду, я  вообще боюсь, как бы он...
Л  и н о р. Я не сказала  ему самого главного. Я беременна. 
Р о з.   (Подходит и  целует ее). Поздравляю вас.  Может быть это что-то изменит. Может быть...  (Телефонный звонок).   Алло!.. Плохо слышно, говори в трубку....   Что?? Ты сам видел?    Звонишь оттуда...   (Бессильно опускается в кресло. Из оставленной трубки слышны гудки. Смотрит в одну точку невидящим взглядом)
Л и н о р.   Что случилось? Бога ради! Что случилось?
Р о з.    (Ровным голосом) Пострадал больничный комплекс... Весь квартал...
Л и н о р. (Бросается к ней и трясет ее) Едем! Немедленно!.. Ну едем же!!
Р о з. (Устало). Некуда ехать, Линор. Там ничего нет. Огромная яма, до краев наполненная водой.    
Л и н о р.  (В ужасе молчит)               

Входит Некто. Они видят его впервые, но не проявляют никаких эмоций: им все равно. Некто вытаскивает из кармана мраморные кубики Катета. Подбрасывает их, и по тому порядку, в каком они ложатся, протягивает каждой из женщин.

Н е к т о.  Это  его кубики. Он просил передать их вам обеим.
О б е   в м е с т е. Он жив?!!!
Н е к т о  отрицательно качает головой и исчезает.
               
               
                К О Н Е Ц

2009, Хайфа