Неудачное покушение

Мой мир сузился до стены, до оконного стекла,
Где тень моя измотана, истерзана, светла.
В ней бьётся память о тебе, как раненная птица,
И некуда от совести безумной приютиться.
Ведь каждый взгляд, неосторожный шаг, любое слово —
Я пытался убить тебя снова и снова.

Я строил стены из молчанья, из колкостей и зла,
Чтоб мысль о нас с тобою навсегда умерла.
Я дал зарок, я поклялся забыть твои черты,
Но в этих клятвах лишь твои пронзительные сны.
И вот, срываясь в тишине, как тягостный оков,
«Обещал не любить, ты прости ради бога».

И я б хотел быть холодным металлом иль камнем на дне,
Где нету боли о тебе, ни страсти, ни огня.
Не чувствовать, что по тебе скучает вся душа,
Не помнить, как ты от меня когда-то далеко дыша.
Но против воли, против разума, против самого былого
Не хотел бы любить тебя снова и снова.

А вместо этого — позор. Безволье и тоска.
И промозглый ветер осени, выдувающий из века песок.
И нет ни сил уйти, ни права переступить порог,
Лишь жесть подошвой остывает о бетонный пол.
Вот мой удел, мой крест, моя нелепая икона —
Но сижу у дверей твоего дома.

Я верил в мудрость и в закон, что всё излечит свет,
Что новый день развеет тень и скажет: «Больше нет».
Что унесёт река секунд всё на своих крылах,
И я твой образ на песке сотру в конец стира.
Но сквозь часы, сквозь дни и месяцы я понял лишь одно:
Я думал, время всё расставит по своим,
Но время, точно как ты, уходит к другим.

И вот мой трон — холодный пол, мой скипетр — тишина,
Я страж, что стережёт покой твоего сна.
Я внемлю каждому шороху, шагам в твоей квартире,
Горящему в лифте огню, что освещает мне мир.
И, притаившись, как вор, от всех своих тревог
И я опять сижу в подъезде ниже этажом.

Мне не нужны твои слова, не нужен твой ответ,
И этот малодушный подвиг не рассеет чёрных лет.
Я не сорву твой новый мир, твой настоящий, без прикрас,
Не постучу, не обожгу последним «здравствуй» глаз.
Вся цель — унять безумный страх, что гложет под ребром,
Просто чтоб узнать, что у тебя всё хорошо.

И рвётся с губ, против рассудка, шёпот, как конвульсия,
Последняя надежда, что рушит все барьеры:
«Можно, я буду хотя бы иногда звонить?
Чтоб только гудки в трубке слушать, знак, что ты ещё живешь».

И в тишине, что воет, как ураган в твоей трубе,
Готовый на позор, на униженье в этой просьбе:
«Хочешь, молчи, а я с тобою буду говорить?
Я выговорю за двоих всю боль, что съела нас внутри».

И снова тишина в ответ. И снова пустота.
И в четырёх стенах звучит души метаморфоза.
Снова этот пустой монолог веду,
Без слушателя, без смысла, в пустоту.

И на экране, что мерцает, как твой призрачный портрет,
Рождается и умирает мой неотправленный ответ.
Снова тебе пишу и снова удалю.
Вот и всё. Любовь как приговор. И я её палач.