Мина
Сара Абрамовна, 75 лет
Миша ее сын, 40 лет
Илья, ее племянник, 40 лет
Ксюша, ее внучатая племянница, 24 года
Марк Феликсович, профессор, ее дальний родственник, 68 лет
Дина, ее дальняя родственница, 38 лет
Нонна, жена Миши,40 лет
Давид, сын Миши и Нонны, двадцать два года
Соня, 22 года
Фрида, соседка, 50 лет
Фима, муж Фриды, 57 лет
Действие происходит в наши дни в одном из германских городов.
Гостиная в т. н. социальной квартире. Посредине накрытый стол с напитками и закусками. Справа кухня, слева спальня, где спит Марк. Сара в инвалидном кресле и Ксюша.
Ксюша. Бабушка, не упрямься, возьми таблетку. Нельзя же терпеть такую боль!
Сара. Он же ясно сказал: три в день, и подчеркнул, не больше. Осталось два с половиной часа. Все! Закрыли эту тему. Перетерплю, два с половиной часа это не вечность. (Звонок в дверь. Ксюша открывает, Входит Фрида с кастрюлькой в руках).
Фрида. Здрасьте, Сара Абрамовна! Я вам свекольник принесла, еще горячий. Объедение, так вкусно у меня еще ни разу… Болит? Не полегчало?
Сара. Спасибо, Фридочка. Болит, но что делать?.. Мне кажется, что-то горит.
Ксюша. Ты уже третий раз. Ничего не горит и гореть не может. Плита выключена.
Фрида. Я… не чувствую… какой стол! Ксюша, прими. (Отдает ей кастрюльку).
Ксюша. У бабушки юбилей, она не хотела, Миша заставил. "Мама, если ты не позволишь отпраздновать, я с тобой разведусь!
Сара. Такое эпохальное событие! Что, неужели в газетах ни слова? И по радио?? Даже телевидение прозевало??? Невероятно!
Фрида. И ничего тут смешного нет! Вы такой человек, Сара Абрамовна! Такой человек! И не только я, все соседи! Я, например, лучше вас и умнее не встречала! А ведь я в жизни всяких видела! И в Полтаве, и в Москве, и здесь у фрицев. Каждый под себя гребет, жить-то надо. А вы – нет! Вы…
Сара. Фрида, перестаньте. Я сейчас зардеюсь, как девица на смотринах.
Фрида. А я, дуреха, без подарка.
Ксюша. Тетя Фрида, я считаю, что напитков мало, как вы думаете?
Сара. Да кто пить-то будет? Мише я не позволю, он в последнее время…
Ксюша. А он, пай мальчик, тебя послушает
Сара. Послушает!.. Кто еще? Марк? Про него я действительно ничего не знаю. Последний раз я мы виделись сто лет назад у него на свадьбе. Кстати, он все еще спит? (Фриде). Это наш дальний родственник.
Ксюша . Даже храпит. Неужели не слышишь?
Сара. Не слышу, что делать. Что они там делают по ночам на этом конгрессе? Неужели и ночью доклады читают? Такой недосып у человека, а ведь тоже не молоденький, хоть и младше меня.
Фрида. Да, выпивки действительно … немного… А я знаю, что вам подарить! Нам Васька коньяк привез, армянский, говорит, из лучших. Я сейчас, одна нога здесь, другая там. Такие страсти, я обязана вам рассказать, обязана… (Исчезает).
Сара. А, может, и правда мало? Ведь есть еще Нонна. Она-то выпить может, что да, то да. Но не уверена, что придет. Развод и вообще… Как ты думаешь?
Ксюша. Уверена, что придет. Нонна ведь человек порядка, по крайней мере, пока с катушек не слетает. Орднунг ист орднунг. Развод еще не состоялся, ты ее свекровь, любимая-нелюбимая, неважно, поэтому присутствие на семейном торжестве по протоколу обязательно. (Возвращается Фрида с бутылкой).
Фрида. Вот. Сейчас мой благоверный припрется поздравить. И, конечно, заведет свою волынку, каких больших людей он стриг в Полтаве, вы уж не обращайте внимания.
Сара. Да что вы, Фрида, Господь с вами. Ваш Фима порядочный человек, а это в наш век дорого стоит.
Фрида. Насчет этого не спорю. Порядочный, это точно. Но я не о том. У него двоюродная сестра, на Баум штрассе они живут, Миррочка, она приходила к вам советоваться, не помните? Седая прядь у нее — вот здесь…
Сара. Помню. Так что с ней?
Фрида. Муж у нее русский, Василий, сибиряк, боксер бывший. И вот решил он посетить историческую родину, к брату съездить в Сибирь. Полетел. В Москве пересадка, пробыл там два дня. В столице – все хорошо, прекрасная маркиза. Но в провинции!.. Тихий ужас. Из трех предприятий только химкомбинат остался. Работает без фильтров и вся вонь –на город. Запах –как в вокзальном сортире, только хуже . Но жители привыкли, принюхались. А раз в день гудок, и все бегут скрыться и платок к носу, потому что выбрасывают в воздух такую отраву вонючую, что передать невозможно. Работы нет. Брат его за два года пять мест сменил, еле-еле на этот проклятый химкомбинат устроился, жить-то надо. Мужиков почти не осталось. Если кто живет и с женой, и с сестрой ее, да еще и с тещей, так никто не удивляется, обычное дело. Дом у них хрущоба, семь лет назад признан негоден для жилья. А есть дома и десять и двенадцать. Между панелями вот такие щели, затыкают, чем придется. А ведь это не Полтава, не Сочи. Сибирь… Безопасный секс –это если не бьет. Бандитизм –жуткий. На Ваську тоже хвост подняли, но он боксер, отмахался. Ну и еще много чего… Так у меня вопрос. Вернее загадка! Ведь богатейшая страна, все есть, о чем только мечтать: земля, вода, леса, все ископаемые! А людям жить негде и живут в нищете, Васька говорит, хуже скотов. Он приехал прямо больной.
Сара. Я месяц назад я дала вам Тору с русским переводом. Вы прочли?
Фрида. Не до конца еще, Сара Абрамовна. Как-то все руки не доходят, все время что-то мешает. Заботы. То дети, то внуки, то супруг драгоценный, три дня лежал с горлом, вы помните…Забот полон рот, никуда не денешься … Жить-то надо, Сара Абрамовна.
Сара. Про Авраама, праотца нашего, читала внимательно? Что Господь обещал ему? Сделаю тебя - тебя, это потомство твое - сделаю тебя великим народом и благословятся в тебе все племена Земли, и благословлю благословляющих тебя, а проклинающий тебя – проклят!.. Понимаешь? "Проклинающий тебя проклят". Так чего ожидать стране, где само имя Авраама- презрение и насмешка? Будь она еще в сто раз богаче природными данными. Хотя и так, богаче ее на свете нет. Ты забыла добавить еще великую культуру и великолепный язык , которые они получили. И что? Проклятие есть проклятие. Если Бог не благословил дом, напрасно трудятся строители его.
Ксюша. Ты мало пьешь, бабушка. Принести воды?
Фрида . Да, жизнь сложная штука.
Сара. Ты права, детка, принеси. (Ксюша выполняет просьбу. Звонок. Ксюша открывает, входит Фима. Ксюша и Фрида удаляются на кухню.).
Фима. Поздравляю, дорогая Сара Абрамовна, от всей души и чистого сердца! И чтобы вы были у нас здоровы. На радость всех, кто вас знает! Всех-всех-всех. У меня даже слов таких нету, чтобы вам сказать.
Сара. Спасибо, голубчик, спасибо. И я рада, что мне достались такие соседи.
Фима. Я извиняюсь, что нагружаю вас своим заботами, но не могли бы вы поговорить с Фридой, ведь кроме вас она никого даже слушать не станет. Ужасно она беспокойная, все ей мерещатся всякие страхи. Внучка поехала со школой на экскурсию - весь день бабка не находит себе места. Дочка перешла на новую работу –как бы ее не стали там обижать антисемиты… (У Сары звонит телефон).
Сара. Простите, Фима. Алло? Да… спасибо, дорогая… Как ты узнала? (Далее следует обычный с таких случаях разговор с невидимым абонентом).
Фрида. Мне кажется, что ты что-то пополнела, а?
Ксюша. Совсем не то что вы подумали. Просто против университета открылась новая кондитерская. Пирожные там - невозможно удержаться.
Фрида. Ты смотри… И помни: все мужчины –козлы!
Ксюша. Ну, прямо уж все?
Фрида. Молодые - все! Он с тобой обо всяких материях –Пушкин там или Лермонтов…
Ксюша. Какой Пушкин? Они о нем и не слышали. Здесь Германия.
Фрида. Ну, не Пушкин… э… Гейне…
Ксюша. Heine, тетя Фрида, Heine.
Фрида. Нехай, Heine, один черт. Он с тобой об Heine, а сам думает: даст она, или не даст. Может, надо ей еще и Hete впарить для верности.
Ксюша. Goethe, тетя Фрида, Goethe. Сейчас другое время, тетя Фрида. Мамаши сами дают дочкам таблетки и учат, как себя вести в постели.
Фрида. Знаю я, слышала… Но все равно помни: мужики - козлы! … Хотя что там говорить, без них тоже нельзя. Жить-то надо… (Звонок. Ксюша идет открывать).
Сара. (В трубку) Звонок, прощаюсь. Спасибо, что не забываешь. (Появляются Миша и Нонна).
Миша. Привет всем. Прости, мамочка, что задержались. На Кайзер штрассе жуткая пробка. Поздравляем, тебя родная.
Нонна. Поздравляю, Сара Абрамовна... Желаю вам долгих лет и здоровья.
Миша. Не знали, что тебе подарить…
Сара. Господи, да ничего мне не надо! У меня все есть.
Миша. И Нонна придумала: часы! Твои уже два раза за три года, а эти…
Сара. Я их еще в Москве, когда на пенсию вышла…
Миша. Совковое барахло. А эти …вот, держи… швейцарские, Лонжин. Сто лет проходят.
Сара. Очень красивые. Спасибо. Только какие там сто лет, сыночек? Я уже одной ногой там. Но все равно – спасибо. Когда Давид, Бог даст, женится, его жене отдайте… И все-таки я права: что-то горит. Вы не чувствуете? (Нонна качает головой).
Миша. И я тоже. У Ноны нюх как у собаки, Было бы что – почувствовала бы. А где же твой гость?
Сара. Спит.
Миша. Профессор в родне не хухры-мухры.
Сара. Твой отец, благословенной памяти, тоже был бы профессор, если бы его звали Иван Петрович, а не Израиль Исакович.
Нонна. И не дразнил гусей, добавим.
Сара. Говорить, что думаешь, не думая, о гусях, это большое счастье, Нонна. Оно стоит всех званий. (Звонок. Ксюша открывает. Появляется Соня с букетом.) . Сонечка! Господи, как я рада, какой подарок… И цветы прелесть! Ксюша… Это Соня, когда-то, когда-то были соседями.
Соня (Всем присутствующим.) Здравствуйте! (Целует Сару. Ксюша берет и уносит букет).
Сара. Прости, не могу тебя обнять, руки, черт бы их побрал…
Соня. Ничего, я рядом посижу, дайте мне ладонь, так не больно? (Сара не отвечает, только через силу улыбнулась). Ничего, ничего, сейчас пройдет, сейчас…
Сара. Ты и этому научилась…Девочка, моя родная, как я тебе рада! Как ты узнала?
Соня. Помните вашего гениального хулигана? А он теперь профессор в Гарварде.
Сара. Еще бы! Он мне все свои монографии присылает. С такими посвящениями…
Соня. Он вас обожает! "Если бы не Сарале – он вас на еврейский манер –если бы не Сарале, я точно стал бы либо уголовным авторитетом, дурачил бы милицейских олухов, либо меня пристрелили бы в какой-нибудь разборке".
Сара. Может быть, может быть. С его необузданностью и гиперактивностью…
Соня. У него и сейчас - энергии невпроворот… Он был влюблен в мою маму. И когда папа погиб, попытался снова, но она предпочла этого бугая. Так что я ему, так сказать, как бы утешительный приз. Страшно рад, что учу математику, через океан контролирует и наставляет, советует, что читать…Благодаря ему мне намного легче учиться, и интереснее. Это, я считаю, еще важнее, что интереснее. "Сарале, он сказал как- то раз, открыла мне важнейшую тайну, ее мало кто знает, а еще меньше – чувствуют: у математики есть душа. Учись не хорошо, а глубоко".
Сара. Лестно, конечно, даже очень. Но расскажи про себя, как ты и что ты?
Соня. Да все, как было, так и есть. Живу у бабушки, она тоже…не молодеет… учусь… Я ведь математиком тоже…благодаря вам! Помните… мне лет десять или одиннадцать было… мы с мамой к вам приехали в Черемушки, вы сказали фразу, которая меня потрясла. Что математика это не то, что другие науки, математика это язык на котором Бог записал законы природы. Поэтому если хочешь понимать мир, в котором живешь, учи математику…Меня поразило, что язык, и что вы верите в Бога.
Сара. Не помню… Ничего не помню. А мама? Часто видишь ее?
Соня. Надо бы чаще, конечно… Мне на рожу отчима смотреть тошно, ну, а мама вокруг него… танцует, скажем так. Вы сейчас ничего не говорите, минут пять… (Из спальни появляется Марк, не сразу замечает гостей, сладко потягивается)
Марк. О…Здесь целое общество…
Сара. Знакомьтесь, мой московский родственник, я от старости, никак не могу сообразить, кем мы друг другу приходимся?
Марк. То ли десятая вода на киселе, то ли одиннадцатая, какое это имеет значение. Позвольте представиться. Марк Феликсович Зальцман. Профессор Московского университета. Астрофизик. (Пожимает руки присутствующим.)
Фима. Я парикмахер, мы из Полтавы… Я многих больших людей стриг, и профессоров тоже, если кто хотел прилично выглядеть, но астрофизики не попадались. А у меня как раз вопрос есть. Я извиняюсь, может, он глупый, но лучше один раз задать глупый вопрос, чем всю жизнь не знать ответ.
Марк. Очень разумно.
Фима. А вопрос такой. Вот ваша наука проникла в космос аж на миллиард световых лет. Значит, здесь мы получаем какую-то информация о том, что где-то там произошло миллиард лет тому назад, верно?
Марк. Верно.
Фима. А на кой нам, простите, эта информация? За миллиард лет там все изменилось. Если и была какая-то населенная планета, так они ее там сами давно уничтожили, как мы свою уничтожаем, или Солнце ихнее погасло, или астероид врезался… Так на хрена нам все это знать? Допустим, какой-то ученый вычислит , сколько атомов в теле у моей жены, чтобы была здорова. Что это мне даст?
Марк. Знание – ценно само по себе. Насчет тела вашей жены, затрудняюсь, но астрофизика, в частности, старается разгадать, как возникла Вселенная.
Фрида. Не слушайте его, профессор! Но у меня тоже есть вопрос. Я в русской газете прочитала, что наука у вас там у жутко бедствует. У нас в Полтаве над нами доцент жил. Как сыр в масле. А теперь получать стал, как уборщица.
Марк. Да… Это проблема.
Фрида. Соседка писала, он институт и кафедру свою бросил, сначала лифчики шил, потом электричество в машинах чинил, сейчас мастерскую с приятелем открыл! Люди выкручиваются, кто как может. Жить-то надо.
Марк. Это верно. (Обращается к Мише). Мне кажется, что вы совсем не похожи на маму.
Миша. Что да, то да. Совсем как в анекдоте: пьяный муж признается жене: “Маша, наши дети не от тебя". Я в отца. Вы не были знакомы?
Марк. Нет, к сожалению. А эта прелестная дама, я понимаю, ваша супруга. Вы очень хорошо смотритесь вместе, очень. У вас есть дети?
Миша. Сын. Он Израиле, в армии, сапер.
Марк. О… сапер… серьезная профессия…
Нонна. Куда уж серьезнее. Как эти болваны взяли в саперы такого безалаберного оболтуса, как не проверить сначала, обладает человек нужными качествами или нет. Хваленая израильская армия.
Миша. Любая армия –это бардак по определению.
Нонна. Кроме немецкой, не забудь добавить.
Миша. Разумеется. Вот только высокоорганизованная немецкая армия две войны подряд проиграла. А израильская бардачная все пять… или уже шесть?.. - выиграла. В гораздо худших условиях, заметим.
Марк. Есть в этом нечто…. Интересно, в нынешний вермахт мусульман берут?
Нонна. Не в курсе.
Соня . Ну как? Поднимите руки, не бойтесь.
Сара.( Нерешительно поднимает руки). Потрясающе! Не болит!!! Совсем не болит!!!.. Так ты и это умеешь?
Соня. Нет, лечить я не умею, получилось только потому, что это вы. Вы ведь даже не догадываетесь, какую огромную роль вы сыграли в моей жизни!
Сара. Не преувеличивай, деточка. Каждая училка со стажем знает, что доброе, разумное вечное надо сеять на подходящую почву, иначе ничего не вырастет. Все проблемы человечества у в головах людей. Я вот сейчас Чехова перечитываю. Никаких ужасов ведь о него нет. Но ощущение у читателя: так жить нельзя! Более того: позорно. И вот сменили власть. И что? Вместо неба в алмазах получили в клеточку… Я тебе так скажу: если в головы людей, может быть, даже в генах, встроено убеждение, что государство –все, а человек –ничто, и оно может делать с ним все, что захочет, ГУЛАГ лишь вопрос времени.
(Ксюша , которая что-то обсуждала с Фридой и Фимой, подходит к Саре).
Ксюша. Бабушка, может быть все-таки…
Сара. Не надо никаких таблеток! (Поднимает руки) Видишь?! Это она, Сонечка. Я ужасно хочу, чтобы вы подружились. (Марк подходит к Саре. Ксюша и Соня отходят).
Марк. Говорил сейчас с твоим сыном и невесткой. Чудная пара, я тебе скажу.
Сара. Ну, ты прямо пальцем в космос, астрофизик.
Марк. А что? Не угадал? Надо же…
Сара. Мы ведь так с тобой до сих пор и не поговорили. Я хочу понять, чем ты живешь, Марик.
Марк. Чем живу? Работой. Очередной статьей… Подводные течения в институте тоже занимают время и мысли, академическая среда это хороший террариум, я тебе скажу… Но, в основном, работа.
Сара. Но нельзя же быть двуногим приложением к своей профессии!
Марк. Но такова селяви. Ну, а ты чем живешь?
Сара. Профессия моя в прошлом… Дай я тебе прочту, что написала тоже наша очень-очень дальняя родственница Дина Кац. Гиту Шмулевич ты знал? Ее мама. Неважно. Слушай.
Не ад страшит, не дьявол и не черти,
Не суд людской, хоть тыщу раз неправ,
Но ужас, что задушит раньше смерти:
Уйти, так ничего и не поняв.
Как она могла это понять , двадцатилетняя девчонка, то, что до меня доходит по-настоящему только сейчас? (У Сары звонит телефон).
Марк. Да… Есть о чем задуматься…
Сара. Прости… Алло… Да, это я… Спасибо… (Дальше следует обычный поздравительный диалог. Телефоны звонят у Марка, Миши , Нонны, Фриды и Фимы. Все говорят междометиями вполголоса, чтобы не мешать друг другу).
Сара. У Эйнштейна есть пророчество. Когда-нибудь успехи технологии сделают нормальное человеческое общение ненужным. И тогда мы получим поколение идиотов.
Ксюша. Ну, это когда еще будет. Мне бабушка о вас рассказывала. Как вы ударились головой и стали экстрасенсом. Давай на ты, а?
Соня. Конечно.
Ксюша. Что ты смотришь на человека и видишь все. Мне это жутко интересно. Я когда-нибудь сделаю фильм об экстрасенсах, я учусь на режиссера, я тебя сниму, ты будешь знаменита.
Соня. Боже упаси! Ни в коем случае!
Ксюша. Все девчонки мечтают, а ты… Странно… Знаешь, я вообще-то независтлива. А такому дару завидую. Белой завистью, но завидую.
Соня. Чему завидовать? Чему? У большинства людей маленькие серые мысли, серенькие ничтожные интересы. А сколько мерзости очень часто скрывается за благопристойной внешностью, ты знаешь? Глупость написана на лице, а подлость далеко не всегда. Ты встречаешься с людьми, приличные, вежливые, "данке шён, битте фрау", а душа гадкая. Думаешь приятно это видеть? Или у кого горе? Или несчастная любовь? Или болезнь? Когда ты ничем не можешь помочь?
Ксюша. Знаешь что… Посмотри на меня и скажи, о чем я думаю.
Соня. Ну, зачем тебе это, чтобы кто влезал в твою душу?
Ксюша. Ну мне ужасно хочется. Ну пожалуйста! Я очень прошу!
Соня. Ну, хорошо…хотя не понимаю… (Всматривается в Ксюшу). Ты думаешь о каком –то долговязом парне… думаешь с беспокойством…у него почти белые не густые волосы… косичка…Все? Достаточно?
Ксюша. Это мой парень. Мы учимся вместе. Его зовут Фридрих, а я его – Фри. Скажи, а характер по фотографии ты можешь?
Соня. Иногда. (Ксюша показывает фотографию). Он очень…не добрый... высокомерен… Очень типичное в Германии лицо…Такой альфа-самец… Ты знакома с его семьей?
Ксюша. Причем здесь его семья?
Соня. Полюбопытствуй, что делали его предки во время войны.
Ксюша. Мне наплевать, что делали его предки! Сейчас другое поколение!
Соня. Поколение другое, но генотип прежний. Если в генах нации заложена готовность безоговорочно подчиняться приказам и маршировать строем, то это никуда не девается. Сейчас у них сытая жирная жизнь, а случись что - что ты думаешь, не сыщется новый фюрер? И обойдется без погрома? Расовую чистоту , правда, турки, арабы и негры подпортили…
Ксюша. И все немцы такие? И нет таких, которые…
Соня. Есть! Ну, конечно есть! Это самые несчастные люди. Я знакома с такими. С двумя даже дружу. Собираются в Израиль, "искупать вину"…. Знать, что ты относишься к народу-преступнику – я представляю, какое это мучение…
Ксюша. Откуда ты знаешь, что Фри….
Соня. К этим он не относится. Такие, как он будут маршировать и с восторгом и орать "Дойчланд-Дойчлад юбер аллес".
Ксюша. Не верю! Не верю… Не верю… А твой парень кто? Еврей?
Соня. У меня нет парня. Я выйду замуж в Израиле. Если бы не бабушка, она очень больна, я бы здесь дня не жила. Мама с отчимом увезли меня сюда , когда мне было 13 лет. Бабушка –мать моего папы, отчим ее не выносит, они хотели оставить ее в Москве, но я сказала, что без бабушки я никуда не поеду, если заставите – сбегу.
Ксюша. А отец твой жив? (Соня качает головой). Понятно… Все равно... Не верю!..
Соня. Ты знаешь, где твой Фри сейчас?
Ксюша. Дома. Мать просила его, что-то срочное сделать по дому.
Соня. Позвони ему! По моему телефону. Твой он знает. На! Звони!
Ксюша. (Нерешительно берет телефон и звонит. Абонент подносит трубку к уху не сразу. Слышен женский заливистый смех и, наконец, мужской голос произносит "Алло". Ксюша отключает и возвращает телефон)… Это она… (Плачет)
Соня. Я же тебе сказала: альфа-самец… Поговори с бабушкой. Она мудрейший, чистейший человек, кого я встречала. Вот у кого красивая душа, наслаждение смотреть… Ну? Что плакать? Потом будешь рада, что это случилось сейчас, а не когда уже есть дети… Кроме того, люди такого типа неспособны примириться с тем, что кто-то способнее и умнее их. А ты, я уверенна, умнее и намного. А если еще окажется, что и талантливее – он тебя возненавидит! Плачь. Лучше сейчас, чем потом.
Марк и Миша закончили говорить по телефону и подходят к Саре.
Миша. Как ты себя чувствуешь, мама?
Сара. Соня просто волшебница. Не знаю, сколько это облегчение продержится, но сейчас - даже сравнивать нельзя! Принюхайся: что-то горит!
Марк. Не чувствую…Это потому что ты веришь. Я к таким вещам отношусь скептически, как Паули. Он сказал: реально существует только то, что можно измерить.
Сара. Бедняга…
Марк. Кто? Я или Паули?
Сара. Вы оба. Самые важные вещи в мире измерить невозможно: свободу, любовь, преданность, веру… И тысячу других. (Подходит Нонна).
Нонна. Сара Абрамовна, Димка, т.е Давид, я помню-помню, Давид. Давид не звонил?
Сара. Он должен был приехать, ему командир обещал, но вдруг назначили учение или что-то, я не очень поняла. Он очень торопился… Ксюша! В котором часу Давид звонил? Что с тобой, девочка?
Ксюша. Утром, без пяти шесть. Ничего со мной. Ой! Какая же я дура! Прости бабушка! Он же посылку прислал! Я получила позавчера, пришла домой, думала открыть, а тут мне позвонили… очень важный звонок…я ее второпях куда-то сунула… Куда?..
Миша. Невелики эти хоромы, найдется. (Звонок).
Сара. Еще гость. Открой, пожалуйста.
Ксюша. Вспомнила! (Открывает и сразу же исчезает в другой комнате. Входит Илья с букетом. Оглядывает гостиную, приветствует собравшихся и устремляется к Саре.)
Сара. Илюша, Боже мой, Илюша! Я сегодня даже могу поднять руки тебя обнять. Час назад еще не могла
Илья. Он самый. Не напрягайся! (Опускается на колени. Нежно целуются). Поздравляю! Это тебе!
Сара. Как хороши, как свежи были розы. Прелестные цветы. (Ксюша возвращается с посылкой в руках). Ксюша!
Ксюша. Сейчас, бабушка, сейчас. (Освобождает на столе место и ставит посылку).
Нона. Дайте мне, Сара Абрамовна! (Забирает букет и подходит к Фриде). Фрида, вы свой человек в этом доме. Куда это поставить?
Фрида. Что-нибудь найдем. (Уходят в кухню). Розы – ну просто роскошь!
Фима. Надо наш коньяк открыть. Где у них тут этот… как его… спутник агитатора? (Фрида подает ему штопор). Еще советский… Барахло, но открывает, это главное. (Возится и откупоривает бутылку.) Какой аромат! Амбре он и есть амбре.
Сара и Илья только смотрят друг на друга, чувствуя, что слова сейчас излишни. Ксюша воюет с посылкой, она закутана во множество слоев бумаги и упаковочной пленки с пузырьками воздуха, добраться до содержимого очень непросто, тем более, что у Ксюши дрожат руки.
Сара. Как ты узнал?
Илья. Месяц назад был в Бостоне, познакомился с профессором математики, тоже из Москвы, стали вспоминать, и он, не помню в каком контексте, сказал, что у него была потрясающая учительница математики, которой он обязан всем. "И зовут ее Сара Абрамовна," сказал я, это моя тетя. Я ей тоже обязан всем. Он аж взвился. Если бы я сказал что ихний президент и королева английская моя родня, на него бы это не произвело такого впечатления.
Сара. С Мишей ты знаком -(не подымаясь с колен, Илья жмет Мише руку и обнимает его) - а это Марк. Познакомьтесь. Марк, это мой самый любимый племянник. Из Израиля! А Марк, Илюша, наш родственник, хоть и очень дальний. Из Москвы. (Пожимают друг другу руки).
Илья. По виду вы профессор.
Марк. Ваша проницательность делает вам честь. Профессор московского университета. Астрофизик.
Илья. Искренне соболезную. (Марк удивленно вскидывает брови). Я полагаю, что у вашего начальства - кремлевского, я имею ввиду, - в списке бюджетных приоритетов астрофизика занимает три тысячи двести одиннадцатую позицию. Черные дыры они умеют создавать и без астрофизики.
Марк. Так вы из Израиля?
Илья. Из самого сионистского империалистического гнезда.
Марк. Прошу прощения, но должен вам заметить, что политика вашего правительства вызывает, мягко говоря, недоумение.
Я имею ввиду мыслящих людей. Будучи ничтожным меньшинством в арабском и вообще, мусульманском море…
Илья. Недоумение? Всего лишь недоумение? Разгул толерантности! У многих еще более мыслящих людей израильская политика вызывает злобу, у некоторых даже ярость, а у самых-самых мыслящих –но это между нами – даже бешенство. Вот так и живем, непонятно как.
Марк. Иронию понял. Но согласитесь, что долго это продолжаться не может.
Илья. Согласен. Тысячу раз - согласен. Но что в мире продолжается долго? Только вечность. Сара, я с дороги… Где тут у вас…
Сара. По коридору до конца. (Илья поднимается, по дороге в уборную торопливо обнимает Мишу).
Иль Я ужасно рад тебя видеть, Мишаня, я… Извини, простата требует свое… (Уходит. Видно, что Миша тоже очень взволнован встречей).
Ксюша. (Наконец-то справилась с упаковкой . Посылка оказалась круглой зеленой коробкой) Что это? (Гости пожимают плечами, не зная, что сказать. Звук спускаемой воды. Появляется Илья.)
Илья. Для чего вам здесь мина? Кого собираетесь взрывать?
Ксюша. Это Давид прислал.
Илья. Сапер…
Всеобщее изумление. "Мина?" - "Не может быть!" - "Зачем Мина?" - Бред какой-то!".
Нонна. Здравствуй, Илья.
Илья. Здравствуй, Нонна.
Нонна. Ты уверен, что это мина?
Илья. Конечно. Стандартная израильская мина. Сколько я их перетаскал в первый месяц в армии. Перебазировали склад, и нас, салаг, бросили на подмогу. (Всеобщее замешательство).
Нонна. Но ведь это опасно!
Фрида. Теперь понятно, зачем он так ее запеленал. Чтобы не взорвалась по дороге. Но зачем?! Зачем он ее прислал?
Фима. На почте они не церемонятся, швыряют, как хотят. Хотя в Германии, может, и не так. Все- таки европейская культурная страна. (Илье) Я извиняюсь, я человек невоенный, в армии – у них, у русских то есть - тоже служил парикмахером, у меня даже полковники стриглись, но ведь мина, если это мина, это казенное имущество. Если каждый захочет послать домой такой подарок, то и мин не останется.
Нонна. Надо звонить в полицию Срочно!
Илья. Зачем? Она тебя не трогает? И ты ее не трогай!
Сара. Ты хочешь засадить своего сына на несколько лет?
Нонна. Но что за идиотские эти шалости! Вечно он что-нибудь… но до такого не доходил.
Сара. Если он это сделал, значит, считал, что никакой опасности. Послезавтра приедет и все разъяснится.
Илья. Слушайте все! Израильские мины сами по себе не взрываются. Не наступайте на нее, не бейте по ней молотком, не бросайте на пол, и ничего не случится.
Сара. Сонечка! Иди сюда, детка. Как ты чувствуешь, есть от нее опасность.
Соня. Мне кажется, никакой.
Сара. Ну и славно. Илюша, потом поговорите с Мишей, иди сюда. Скажи, ты Давида часто видишь?
Илья. Нет. Он служит, баклуши не бьет. Принял гиюр, надо было всерьез учиться. Хотя идут навстречу, но все равно свободной минуты у него не было. Я приезжал к нему на базу пару раз
Марк. И пускали? Постороннего человека?
Илья. В Израиле, знаете ли, посторонних нет. Все свои. Пока не прошел тиронут – курс молодого бойца по-вашему - командир царь и бог. Закончили? К командиру по имени… Вот такая у нас армия. В ногу ходить не умеют, но воюют неплохо… Да, парень начал писать стихи на иврите.
Сара. Он говорил мне, но…
Илья. Я тоже сначала думал, что "но"… Писать на неродном языке?.. Но ты можешь успокоиться. Это несомненно стихи, а не версификация. Поверь мне, я ведь кое-что в поэзии понимаю… Мальчик заболел ивритом. У него практически нет акцента, у меня есть, а у него нет. Невероятно способный. Можете гордиться.
У меня личный вопрос. (Наклоняется к Саре. Остальные деликатно отходят). Ты про Дину знаешь что-нибудь?
Сара. Мало. Знаю, что замужем, что они в Германии, что муж физик…
Илья. Он умер недавно. А где она сейчас? (Сара качает головой). Ладно, найду. Я, ты помнишь, везучий. Прости, мне не терпится с Михой, но сначала… Господа! Джентльмены и джентльменки!Не пора ли нам выпить за именинницу?
Все устремляются к столу. Разливают напитки, опасливо посматривая на мину.
Сара, дорогой мой человек! Я полагаю, что ты сыграла важную роль в жизни в жизни каждого из здесь присутствующих…
Миша. В моей – безусловно! Твое здоровье, мамочка! (Выпивает).
Илья. Да подожди ты! Дай досказать. В моей жизни твое влияние было решающим, я не льщу, и ты знаешь, что я никогда это не умел. Что меня, когда я думаю об том задним числом, что меня поражает, трогает, волнует, что никогда не читала мораль. Просто замечание, как бы между делом, а впечатление на всю жизнь. Когда-то –мне лет двенадцать- ты была у нас, когда папа принес мне кеды – тогда все надо было доставать, вы помните, кто постарше -и я был очень раздосадован, что кеды ему достались второго сорта. Ты меня обняла и сказала: "Знаешь, Илюша, в мире есть много людей, у которых все вещи первого сорта. Но сами они –второго или даже третьего. До сих пор, как будто это вчера. Ты не помнишь?
Сара. Моя память, дорогой, давно уже дырявое корыто.
Марк. А меня Сара научила читать! Наши семьи вместе снимали дачу, и вышло так, что никто из взрослых не мог остаться, и нас оставили вдвоем: мне три с половиной, Саре десять. Риск, но они знали, что она ответственная девочка и рискнули. Она варила макароны и картошку, молоко, яйца и творог давала хозяйка, убирала дом и приглядывала за мной. Сначала читала мне, сочиняла для меня всякие сказки, а потом спросила: "Хочешь, я научу тебя читать?". Я, конечно, с радостью, тем более, что буквы я уже знал. И представьте себе: научила. С тех пор присмотр можно было свести к минимуму. Восторг от нового умения был огромный, и я читал!
Сара. Благодаря тебе я тогда поняла, что стану училкой. Так что мы обязаны друг другу взаимно.
Миша. Ну! Выпьем, "содвинем бокалы", наконец! Мамочка! Ты у меня и вправду самая лучшая! Помнишь, что говаривала Лукерья Никитишна: "люди зря говорить не станут". (Все пьют, закусывают). Илюха, пойдем, покалякаем. Они уходят в другую комнату и закрывают за собой дверь.
В комнате.
Миша. Ты давно стал религиозным?
Илья. Через год после алии. Алия это восхождение. В Израиль не приезжают, а восходят. Даже если ты прибыл прямиком из Тибета.
Миша, Знаем мы, что такое алия, читали… А я, знаешь, атеист.
Илья. Ну, какой ты атеист! Ты просто ничего про еврейскую религию не знаешь. Я помню, как Сара пыталась нам, болванам, что-то дать, а мы и слушать не хотели, идиоты.
Миша. Идиоты или не идиоты, но я не понимаю, как можно верить после Холокоста! И никто не может объяснить! Ты вот - можешь?
Илья. Для себя – да. Но никто другой мое объяснение принимать не обязан.
Миша. Ну и как ты это себе объяснил?
Илья. Прежде всего, я понял, что наш трехмерный мир является всего лишь проекцией истинной реальности, которая многомерна.
Миша. И какие тому доказательства?
Илья. Они на поверхности! Интуиция. И, конечно, великая поэзия, и вообще искусство.
Мне это счастье только указанье,
Что мне не лжет мое воспоминанье
И пил я воду родины иной.
Гумилев это ЗНАЛ. В математике А=А. Но в искусстве А всегда больше, чем А. Кроме того - феномен времени, когда в минуту смертельной опасности человек видит в одно мгновение в подробностях всю свою долгую жизнь. Это раз. Второе. Человеческая логика одномерна, если А больше В, то В меньше А. А божественная логика многомерна. Два наших великих законоучителя Гилель и Шамай очень часто придерживались противоположных точек зрения. И был Голос с неба: "И то , и то, голос Бога живого". Чему учит Талмуд? Много чему, и не в последнюю очередь тому, что мир многомерен, и соответственно могут быть одинаково верны противоположные ответы на один и тот же вопрос. Представь себе двухмерный мир. Клоп, чтобы выйти из круга, должен пересечь окружность. А пчела – запросто. То, что невозможно по одномерной человеческой логике, вполне возможно по многомерной, Божественной. Немыслимо представить, что Создатель, многократно требующий от нас справедливости, согласился на такую вопиющую несправедливость, как Катастрофа. Но у него другая логика и истинная реальность многомерна и там все видится иначе, чем в трехмерном мире….
Миша. "Темна вода в облацех".
Илья. Знаешь что? Я предлагаю тебе обдумать это наедине с самим собой. Я ужасно рад тебя видеть. Как ты живешь, Миха?
Миша. …Ты помнишь сумасшедшего в нашем доме, на верхнем этаже? Как он высовывался из окна и орал: "Все говно кроме мочи"? Так вот, я думаю, что он прав.
Илья. Твои сыновние и отцовские чувства, наша дружба - тоже подпадают под эту категорию? Есть звонкие и вместе с тем пустые фразы. Человек загоняет себя в какую-то чуждую ему ситуацию и ему кажется что мир говно. Другому, что мир -болото. Я, пока не встретил Дину, считал, что мир это волчья свалка. Брось это, Мишаня.
Миша. Ну, ладно, переменим пластинку, рассказывай!
Илья. Что? О чем?
Миша. О самом главном. Знаешь, о чем я думаю последнее время? О счастье.
Илья. Поразительно. Я тоже. Сто лет прошло, живем в разных странах, на разных континентах даже, а параллельность мышления у нас , как была, так и есть.
Миша. У меня, знаешь, появилась, не знаю, как сказать, мания какая-то. Гляжу на человека и мысленно спрашиваю: ты счастлив? А тебя не мысленно, тебя вслух. (Пауза)
Илья. Не так просто ответить… зависит, о каком уровне вопроса идет речь.
Миша. Еще раз. Не понял.
Илья. Скажем так… примитивно, но для ясности… Ты поймешь, о чем речь. Есть два уровня: тактический и стратегический. Сейчас поймешь, терпение. Любимое израильское выражение: совланут, терпение!.. На тактическом уровне я полный неудачник. Скоро сорок, Ни семьи, ни детей. Свою единственную неповторимую любовь из-за собственной подлости испоганил. Куда ни кинь, все клин.
Миша. Какая подлость? Ты дурацкий самоед, Илюха. Это у евреев бывает часто. Никакой подлости там близко не было!
Илья. Прости, ты ведь не знаешь подробностей, а в них все дело.
Миша. Знаю! Все подробности! Ноннка мне все рассказала, все, до единой.
Илья. Сама? В здравом уме и твердой памяти? Зачем?
Миша. Сама. Зачем –не знаю, сделать мужу больно, наверное, за этим. А насчет здравости ума -… иногда на нее находит, баба слетает с катушек. Псих такой. Например…Все бросает, сидит весь день и бормочет: зачем, зачем, зачем… Весь день, не вставая. Или начинает бесноваться. Или швырять из окна деньги. А утром встанет, как будто ничего и не было… Так что все подробности известны и, наверняка, не только мне. Прежде всего, она знала, что Дина обещала деду, что пойдет под хупу - дед у нее был верующий еврей и без хупы не мыслил, что пойдет под хупу девственницей. И что она это обещание выполняла.
Илья. Боже мой, откуда?! Откуда Нонна могла это знать?
Миша. Дина по большому секрету – лучшей подруге, а лучшие подруги… Так что об ее девственности знали все. Кто осуждал, кто восхищался. Ну и Ноннка знала, что как бы ты Дину ни любил, а сексуально голоден… Ноннка в тебя была влюблена как кошка –это она сама так выразилась, не я. По секрету скажу, что до сих пор не забыла. Я молчал. Она знала, что отбить тебя у Дины невозможно, вы были такая пара, что… Что говорить, сам знаешь… И взбрендила ей идея фикс, она так выразилась - любой ценой переспать с тобой, любой ценой! И подробно мне рассказала, как умоляла, как на колени стала , как в штаны к тебе полезла, и, наконец, последний козырь, пригрозила покончить с собой. Так это было или не так?
Илья. Да. Так… Я немного испугался, кто знает, а вдруг?.. бабы в минуты аффекта от любви или от похоти… могут много чего натворить, это известно. Ну и… Тем более, что она ведь очень сексапильна, прет из нее… Так что я и сам не знаю, что перевесило: эта угроза или похоть.
Миша. А наутро она первым делом Светке Сорокиной: семь раз за ночь на седьмом небе!!! Ну, а Света, всему свету.
Илья. В том и подлость. Если бы после первого раза я отвернулся к стене и захрапел, вправду или понарошку, Дина бы, может быть поняла и простила. Тем более такая угроза. А семь раз – это измена, полное падение, подлая измена…. Ведь такой любви, как была у нас с Диной, просто не бывает. Даже в романах для горничных. А я ее испоганил… Ты знаешь что-нибудь про Дину? (Миша качает головой). Жаль. Но я ее найду. Знаю, что она в Германии, и знаю, что овдовела. У меня есть неделя. Найду.
Миша. Найдешь. Ты ведь везунчик, найдешь… Да, а что со стратегическим счастьем.
Илья. В стратегическом смысле я действительно везунчик. Живу у себя дома, в стране, которую люблю, которой горжусь. Ты помнишь у Дины был такой стих, начало я опущу.
Ну что ж… за подвиги награда
Не поцелуи, не отрада,
А счастье быть самим собой.
Не думать о грехе. Он чадо
Тоски и музыки без лада,
Не чуда дожидаться надо,
А шепота души:"Домой"!
Искомое неуловимо.
А истина невыразима
И не равна себе самой.
Да, молодость неотразима,
Да, старость невообразима,
Покуда еле различимо
Не позовет:"Домой… Домой"…
Поразительно, что это написала двадцатилетняя девчонка. Да. За день до дня рождения… Откуда она могла знать, что ДОМОЙ это так бесконечно важно… Или что истина не равна себе самой… И про счастье быть самим собой... Ведь все это начинаешь понимать с возрастом. Это огромное счастье для еврея, Мишаня, знать, что ты дома. Огромное. Это не значит, что в стране нет проблем, и притом серьезнейших. Есть! Выше головы. Но ты ведь не любишь меньше свою маму оттого , что у нее целый букет болезней. Мой сослуживец в молодости поехал с какой-то шведкой в Египет. Тогда это было возможно. И в Александрии у него украли все деньги и документы. Сидят они с этой шведкой в кафе, и она говорит:"Я нисколько не удивлюсь, если прилетит сейчас израильский вертолет и заберет тебя отсюда". Знать, что твоя страна сделает все - и все это все! - чтобы вызволить тебя из беды, даже если ты попал в нее по собственной дурости, это…сам понимаешь, что это. Другой источник стратегического счастья, что я говорю и читаю на языке, на котором Бог говорил с человеком и живу в городе, где присутствие Бога чувствуется …ну, как движение воздуха… Я читаю Тору в оригинале и понимаю, что читаю!.. В- третьих, мне посчастливилось встретить людей огромного духовного роста и учиться у них. И даже удостоиться их дружбы…. Ну, и наконец, я хожу на работу с удовольствием. Есть мотивация. Какая –не скажу, догадаешься сам. Работа в охотку, это совсем другое дело, чем просто для заработка… Ну, а ты? Твоя очередь. Подожди, есть еще нечто. Я ведь всегда увлекался историей. И тут вдруг понял, что мы живем в самый-самый переломный момент: это не только создание своего государства. Кончается наше рассеяние по миру! Посмотрел на карту: больше, чем в тридцати странах с галутом покончено. Галут это изгнание.
Миша. Да знаю я, что такое галут. То есть, блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые?
Илья. Да! И без всякой иронии…Если число евреев уменьшилось в десять раз или больше, то галут в этой стране практически кончился. К-о-н-ч-и-л-с-я. И все это в кратчайший срок, если, конечно, в историческом масштабе. На протяжении жизни твоей мамы. Жутко интересно жить и видеть. Вас, кстати, тоже не минует чаша сия. И немецкие евреи, и французские и американские все вы будете в Израиле! Кто добровольно, кто после пинка под зад - но все!
Миша. Свежо предание… И как ты это себе представляешь?
Илья. Никак. Господь меня не известил. Но галут – кончился. Точка. Ну, все. Рассказывай! (Пауза).
Миша. Я неудачник, Илюха. И тактически, и стратегически, и спереди и сзади. Меня с нескольких работ увольняли, и не потому, что плохо работал. Фирма горит- сокращение штатов. Или прогорает начисто, все за ворота, и я в том числе. Последнее мое место в России было на заводе огнеупоров. Вот, думал, тихая гавань, до пенсии просижу. Хрен тебе с маком! Он сгорел.
Илья. Кто? Завод огнеупоров?!
Миша. Да. Начисто. Такие вот огнеупоры. А тут кризис, перестройка, предприятия совковые неконкурентоспособны, закрываются одно за другим, работы нет никакой, Ноннку тоже поперли , а нас пять душ, мама больная, двое детей, Димке три, Ксюше пять. Инженеры, у кого руки не из задницы растут, стали мастеровыми. Кто чинит, кто мебель делает – в магазине ничего не купить, кто наловчился торговать, а у меня, сам знаешь, обе руки левые, ничего не умею. Мама раньше уроки давала и была очень востребована. А когда у людей первая задача – выжить, то кому нужны частные уроки? Мы бы померли натурально от голода, если бы не Ноннка.
Илья. Что же вы мне не написали?
Миша. Мама запретила. Новая страна, он там один без родни, самому бы выжить. А Ноннка не растерялась. В магазинах пусто. Трусики, носки , майки, лифчики для баб - ничего нет. А в Турции этого барахла навалом и дешево. Ноннка загнала дорогое кольцо от бабки, поехала в Турцию, привезла два огромных мешка, полные всякого этого дефицита, продала с барышом и тут же назад в Турцию. После третьего раза она организовала из одноклассников и бывших сослуживцев бригаду, съездила с ними, научила –в Стамбуле целая улица была, где торговали с такими вот челноками и по-русски говорили - и больше сама не ездила, сбывала то, что бригада привозила. Купила киоск, меня посадила торговать –сам не верю, но торговал, а сама носилась по городу вынюхивала, на чем еще можно заработать.
Илья. Скажи… Ты до сих пор любишь ее?
Миха. Кто сгорел, того не подожжешь… Вся эта романтика имела сексуальную подоплеку и ничего больше… Но с другой стороны, самый мерзкий порок – неблагодарность. Ведь мы выжили благодаря ей. Этого слова из песни не выкинешь…
В гостиной.
Сара утешает заплаканную Ксюшу.
Сара. Ну, представь себе, ничего не случилось, и ты вышла за него замуж и родила детей. Кем они будут? Немцами или евреями?
Ксюша. Пусть сами выбирают.
Сара. Звучит прекрасно, но на практике, учитывая окружение, школу, язык, мощную культуру, скорее всего они будут немцами.
Ксюша. И вообще. Какая разница? Что мы носимся с этим своим еврейством? Есть умные евреи и ест немцы не глупее, есть подлецы немцы и есть сволочи евреи.
Сара. Все верно. С этой стороны никакой разницы. Но есть предназначение, для чего Бог посылает душу в это мир, и предназначение у нас совсем другое. Если Земля –это космический корабль, на котором миллиарды пассажиров, то евреи –это команда, обязанная поддерживать его в рабочем состоянии. Как? Выполняя Его волю. И никуда от этого предназначения не деться. Представь себе своего сына, он пьет пиво с приятелями и вместе с ними орет Дойчланд, Дойчланд юбер аллес. Но самое главное не это. Самое главное, что будет потом.
Ксюша. (Тусклым голосом). Что будет потом…
Сара. Потом будет погром. Не смотри так. Почитай историю евреев в Германии. Нас преследовали, грабили, громили , изгоняли по всей Европе. Но так подло, как в германских землях – нигде. Скоро им надоест каяться за Холокост, и тогда мы их снова увидим во всей красе. (Ксюша плачет, Сара ее гладит). Все равно, я чувствую, что что-то горит.
Фрида моет посуду в кухне, Нонна по телефону дает кому-то инструкции по-немецки, Соня и Марк изучают книжную полку, Фима подходит к Соне.
Фима. Я извиняюсь, у меня личный вопрос. Вернее, два. Можно вас спросить?
Соня Можно.
Фима. Вот вы сказали, что мина эта безопасна. Но в процессе перевозки не могла ли в ней ослабнуть или проржаветь какая-нибудь пружинка и…
Соня. Я в пружинках плохо разбираюсь, но мина, мне кажется, не опасна.
Фима. Это хорошо. Второй вопрос такой. В Ленинград, я читал в газете, была женщина, которая могла двигать предметы. Ее ученые специально приезжали проверять. Клали на гладкий стол компас, часы, спичечный коробок и закрывали стеклянным колпаком. Так она - под колпаком! - силой мысли крутила компас, двигала коробок, а что делала с часами я уже забыл. А вы умеете это делать? Силой мысли?
Соня. Нет.
Фима. (Разочарованно) Жалко… (Отходит).
Марк. Я тоже хотел спросить вас… Только учтите, я в экстрасенсов не верю.
Соня. И не верьте. Никто не запрещает.
Марк. Мне кажется, что это обман. Либо самообман, как в вашем случае, либо сознательный обман, как в огромном большинстве других.
Соня. Разве кто-то пытается вас переубедить?
Марк. Нет, но вот вы поглядели на эту мину и уверенно сказали, что она не опасна. На основании чего?
Соня. Своего ощущения. Сара Абрамовна ему доверяет, вы нет. Что из этого следует?
Марк. Ничего. Но у меня еще есть три часа до поезда, чтобы как-то скоротать время, позвольте мне- я ведь прежде всего ученый – позвольте мне проделать маленький эксперимент, хоть и в не моей области.
Соня. Эксперименты с туманностями и созвездиями производить затруднительно, я понимаю. А поэкспериментировать настоящему ученому хочется.
Марк. Считайте, что вашу иронию я оценил. Но тем не менее вернемся к теме. Сара сказала, что вы умеете читать мысли и видите, что у человека внутри.
Соня. Иногда.
Марк. Х-м… Иногда… Попробуйте на мне, пожалуйста. О чем я думаю?
Соня. Скажите, зачем вам это нужно? О чем вы думаете,
лучше вас никто не знает. И если озвучить мысли человека, то чаще всего ему это неприятно.
Марк. Ради науки я готов. Пожалуйста! Я вас очень-очень прошу. Хотя бы из уважения к возрасту и научному статусу.
Соня. Хорошо. Сейчас ваши мысли прыгают. Закройте глаза и сосредоточьтесь на том, что вас занимает последнее время. Когда будете готовы слушать, скажите.
Марк. Готов.
Соня. Вы думаете об очень полной даме, не будет ли ее полнота препятствием в постели для тех ласк, которые вы предполагаете с ней проделать и опасаетесь оказаться не на высоте… Все! Вам очень неприятно, но я вас предупреждала и отговаривала. И если уж мы начали этот эксперимент, то у вас не работает правая почка. Не пугайтесь слишком, потому что рак почки, как правило, не дает метастазов, и многие долго живут с одной почкой. Но я вам очень советую незамедлительно провериться, и операцию сделать здесь. У меня все. И еще. Насчет ваших интимных проблем –вы понимаете, что я имею ввиду -хорошо бы вам поговорить по душам с Сарой Абрамовной. И не зацикливаться на разнице в статусе. Она не училка, как вы думаете, она Учитель с очень –очень – очень большой буквы. И что касается духовного роста, рядом с ней вы карлик. (Поворачивается к книжной полке)
В спальне . Илья и Марк.
Марк. …Энергия у нее обнаружилась бешеная и точность, расчетливость, самодисциплина. Оказалось – никогда раньше не говорила - у нее дед был немец, а может, прадед, не помню... Заводы имел в Москве и в Самаре. Через столько лет гены сказались. Я ей сказал: если бы не твоя русская удаль и русская тоска, ты бы с твоей немецкой деловитостью стала бы миллионером. "Я и с тоской и удалью стану". И стала бы, но тут на нее наехали бандиты и пришлось нам делать ноги.
Илья. Но почему в Германию?! Почему в Германию? Вы же едите хлеб с полей, удобренных еврейским пеплом!
Миша. Мама, конечно, хотела Израиль. Я не рвался. Израилю нужны герои, а я ведь совсем не герой, ты же знаешь.
Илья. Глупости! Если ты скажешь израильтянину, что он герой, то он выпучит глаза или рассмеется, решит, что это у тебя такой юмор. Израильтяне работают, растят детей, строят себя и страну, когда надо ее защищать, защищают, но считать себя героями??? У любого майора в любой арабской армии больше орденов, чем у всего нашего генштаба. И вообще, в Израиле с подозрением относятся к высоким словесам.
Миша. Но все равно… "Израиль"? Ноннка ни в какую. Вы там будете евреи, а мы с Димкой гои? Ни за что.
Илья. Какие глупости! Сколько русских жен в Израиле, и не разу не слышал, чтобы их дискриминировали хоть в чем-то. Ну, хорошо, не Израиль. Но хотя бы в Америку!
Миши. В Америку надо было долго ждать, а мафия держала за горло, того и гляди прикончат. А Германия после Холокоста евреев принимала с дорогой душой, все условия, жилье, медицинская страховка, пособие… Не было выхода: Ноннка – только Германия! А ребенок - с матерью, это не оспоришь. А куда Димка, туда и бабушка, как бы она эту Германию ни ненавидела. Ну, и я на прицепе. Короче, потеряла она почти все, но мы спаслись. А здесь расцвела. Немецкий - через год шпрехала, как пулемет, открыла свою фирму и пошло у нее, и пошло и пошло… Я в ее дела не лезу, но не удивлюсь, если она уже миллионер, а если и нет, то вот-вот будет. А я – моя планида никуда не делась. Я снова безработный: фирма перекочевала в Китай… Семья? Любви между нами никогда не было. Она кроме тебя никого полюбить не способна... И женила меня на себе назло тебе , и только когда поняла, что даже после разрыва с Диной, все равно ей не видать тебя, как своих ушей. Я так понимаю, что надеялась вызвать ревность.
Илья. Назло маме отморожу уши.
Миша. Да. И кроме того, она мне призналась,- я же говорил, что с не случаются всякие…закидоны,- что надеялась, что раз мы братья, хоть и двоюродные, и так близки друг с другом…что и со мной иногда… будет у нее седьмое небо… Мы в процессе развода, Илюха. Она, дура, видно, боится, или адвокат предостерег, что я потребую разделить имущество. Всякий судит по себе. Взамен отказа обязалась платить мне ежемесячно , сколько я зарабатывал на последней работе. Оформит, наверное, работником свой фирмы, чтобы сократить налоги… А может, перед сыном совестно бросать отца, когда он на мели…
Илья. Но зато у тебя есть сын! И какой! Дай Бог каждому еврею.
Миши. И с этим не все так просто, как кажется со стороны. Понимаешь, его ранние годы пришлись на самое тяжелое время, мы с Ноннкой домой только ночевать, Димка был целиком на бабушке.
Илья. Знаешь, что? С ТАКОЙ бабушкой… - дай Бог каждому!
Миша. Все верно. Но ведь ребенку нужны прежде всего родители, эта связь ведь на всю жизнь и формируется в импринтном возрасте. А ее не было. Меня он видел чаще, а ее… Со мной у него еще как-то, а с матерью…Ноннка жутко переживает. И ревнует. Подозревает, дура, что мама против нее настраивает, потому что она русская. Глупость, конечно, я сам случайно подслушал, как мама объясняла ему, что такое чти отца и мать свою, что человек больше всех людей должен любить родителей. "Человек пусть любит, как хочет, а я больше всех люблю тебя!" И бабка в нем души не чает, он для нее свет в окошке. На родного сына не потратила и десятой доли того времени и сил, что на него. Я без обиды, все понимаю, работала тяжело, и папа был жив, и все такое. А Димка до сих пор ее обожает, другого слова нет. Обожает. Он звонит, когда есть возможность, не нам а ей. Мы у нее узнаем, что и как с нашим сыном. И то, что он уехал в Израиль - ее влияние. На горло собственной песне наступила, расставаясь с ним. Просто уверена, что там его место. А когда гиюр принял и Давидом стал – светилась от счастья. Ее дед любимый был Давид.
Открывается дверь, входит Нонна.
Нонна. О чем это вы секретничаете столько времени?
Миша. О чем говорят мужики? О футболе и о бабах. (Встает и выходит, закрыв дверь ).
В гостиной.
Фрида. Миша, он точно уверен, что эта сволочь не взорвется?
Миша. Уверен.
Фрида. Я все-таки не понимаю… -вам виднее, ваш сын…Прислать такой подарок любимой бабушке… Да еще на юбилей… Не понимаю.
Миша. Мы с вами как говорится, в одной лодке. Я тоже не понимаю. (Наливает себе рюмку, косясь на мать, но она говорит по телефону и не замечает. Выпивает. Повторяет процедуру).
Фима. Может, ему голову напекло? Там же жара дикая, в Израиле. У соседки там племянница. Пишет, жара на улице страшное дело. Мозги плавятся.
Фрида. Зависит, где. На севере у них, говорят, так ничего страшного.
Марк. Я вот что думаю… Вы, конечно, знаете поговорку: раз в год и полотенце стреляет.
Миша. Конечно, смеху будет, если и вправду взорвется. Но вообще-то полотенца у мамы – Фрида здесь свой человек, подтвердит- полотенца не заряжены. Ничего, профессор, пробьемся штыками, и десять гранат не пустяк, верно мама?
Сара. (Закончила разговор). Что?
Миша. Я успокаиваю гостей. Мина –не взорвется!!!
Сара. Конечно, нет. Илья сказал, и Сонечка.
Миша. И потом: что скажет мировая прогрессивная общественность, если мы наложим в штаны из-за какой-то мины? Сара. Миша!!!
Миша. В чем дело, мама? Это вполне литературное выражение. Я же не сказал, если мы обосремся.
Сара. Миша!!!... Ты уже пьян.
Миша. Ни в одном этом , как его, глазу. Просто мировая прогрессивная общественность решит, что евреи трусы. А этого мы допустить е можем!!! Мы не трусы! Трусы –не мы!
Фрида. Скажите, профессор, вы немецкий знаете?
Марк. Немного.
Фрида. А идиш?
Марк, Совсем не знаю.
Фрида. Ужасно похожи, а какая разница. Сара Абрамовна говорит, что идиш теплый, а немецкий холодный. Она-то оба знает.
Фима. (Марку) Я снова извиняюсь.
Марк. Прощаю заранее.
Фима. Вот вы ученый человек, даже профессор. У меня вопрос есть. Спрашивал Сару Абрамовну, но она все объясняет как бы из Торы, а я в религии ни бум-бум. Объясните мне пожалуйста простым языком... Вот гляжу я на немцев. Культурнейший народ. Всюду чистота, порядок, в магазинах не хамят, вежливы как какие-нибудь лорды. А Гитлер их в два счета превратил хуже скотов. Как это может быть?
Марк. Это не только вы, это весь мир не понимает.
В комнате.
Нонна. Трудно мне жить. Вроде все есть, а постоянное ощущение, что что-то давит, сама не пойму что.
Илья. Лифчик смени на размер или два больше.
Нонна. В этом ты не изменился. Те же дурацкие шутки.
Илья. Какие есть. (Пауза).
Нонна. Ты действительно уверен, что эта хреновина не взорвется?
Илья. Если не будешь бросать ее на пол, стучать по ней молотком или танцевать на этом столе канкан…
Нонна. А ты помнишь, как я его танцевала? Ни одной рюмки не задела, ни одной бутылки не опрокинула… Помнишь или нет?
Илья. Помню.
Нонна. Ты ведь мне всю жизнь исковеркал, ты знаешь об этом?
Илья. Я тебе?! Или ты мне?!
Нонна. После тебя мне все мужики кажутся пресными. Во всех смыслах.
Илья. Как говорил Остап, обратитесь в лигу сексуальных реформ, там помогут. Или дай объявление в газету: симпатичная богатая бизнес-леди ищет двух молодых секс-гигантов на должность личного секретаря и шофера. Работа посменная. Седьмое небо оплачивается дополнительно.
Нонна. (Пытается дать ему пощечину, но Илья легко уклоняется).Сволочь… (Пауза). Сколько воды утекло, а я не могу тебя забыть…. Ты одинок, я вот-вот разведусь… Женись на мне, я тебя люблю по-прежнему, лучше жены у тебя не будет.
Илья. (Смеется). Как хороши, как свежи были грезы. Ты что, сбрендила? Я в Израиле, ты в Германии, которую я в гробу видел, гениталии все стран соединяйтесь?
Нонна. Я все брошу, перееду к тебе, если хочешь, приму этот, как его… гиюр, буду все эти еврейские штуки соблюдать, язык выучу, я способная к языкам, а бизнес можно вести по Интернету…
Илья. Ты действительно спятила. Что значит люблю, по-твоему? Что ты знаешь обо мне кроме той ночи? О чем я думаю? Какие проблемы меня волнуют? Какие стихи меня трогают? Какие книги читаю? Какую музыку слушаю?..
Нона. А что знала о тебе твоя Дина?
Илья. Все! Она знала обо мне даже то, что я сам о себе не знал. (Пауза)
Нонна. Ты помнишь эту нашу ночь? Я помню во всех подробностях. Словно это вчера…. Хорошо, раз ты не хочешь жениться, тогда… Подожди, тебя останавливает…. Так мне эта официальность по фигу. Можно жить и так.
Илья. Матримониальную тему мы закрыли. (Пауза).
Нона. Скажи, только честно. Ты ведь никогда раньше не врал. Хоть какую-то благодарность ко мне ты чувствовал?
Илья. Нет.
Нона. Сволочь ты!.. Хотя бы ради приличия… Чтобы не оскорбить женщину… так трудно соврать по-человечески. (Пауза)
Скажи… Хоть с одной бабой тебе был так сладко, как тогда со мной?.. Ну?.. Что ты молчишь?
Илья. Как хороши, как свежи были позы…
Нонна. Не уклоняйся. Так было или нет?
Илья. Нет.
Нонна. Так давай повторим ее! Один только раз!
Илья. Один раз уже был и разрушил мою жизнь.
Нонна. Дурак ты, дурак!.. Если бы она тебя любила, она дала бы тебе давным-давно и наплевала бы на все обещания. Если женщина любит мужчину, она хочет с ним спать! Понимаешь ты это, дубина стоеросовая? Спать! Трахаться! И чем больше, тем лучше! Имея такого здорового парня с таким бешенным темпераментом! Целка тургеневская!
Илья. Знаешь что, Волкова! Таких как ты… не скажу десять на дюжину, но десть на сто! Хорошо, пусть десять на тысячу. А Дина – одна на миллион! Или миллиард! Вернее, вообще единственная! Ты против нее - это как учитель физики в каком-нибудь торфоперегнойном техникуме против Эйнштейна! (Она плачет. Илья встает).
Илья. Как хороши, как свежи были слезы .
Нона. Твое счастье, что у меня нет пистолета. Я бы тебя пристрелила!
Илья. Пристрелить израильского десантника, даже бывшего не так просто. Да и зачем самой ручки пачкать? Найми профессионалов. (Выходит из комнаты).
В гостиной.
Миша. Ну, что?
Илья. Несчастная истеричная дура. И вправду – с заскоками.
Фима. (Илье) Я извиняюсь за нескромный вопрос. Сколько вам лет?
Илья. Без малого сорок.
Фима. До ста двадцати и без виагры. Видите - угадал. Парикмахер со стажем, если Бог дал глаза, это психолог, хоть и без диплома. Я к тому, что это самый лучший возраст. Я имею ввиду чтобы судить здраво. Молодая дурь отошла, старческая еще не пришла. Я так понимаю, что вы в Израиле уже давно и Давида знаете. Как по-вашему, может так быть, что ему напекло голову, и он немножко… это самое… вот и придумал эту глупость?
Илья. Нет. Вряд ли.
Фима. Тогда у меня лично нет ответа.
Наливает себе рюмку и выпивает. Заметно, что он навеселе. Миша следует его примеру. Он пьян.
Фрида. Можно подумать, что все прямо кипятком писают, когда же Фима Прицкер даст ответ. Сказала Сара Абрамовна: послезавтра он приедет и все объяснит.
Фима. И еще я вам хотел сказать. Может вам не понравится, но все равно скажу. Израиль ведет себя по отношению к арабам неправильно.
Илья. Возможно. Большое видится на расстоянии, а маленькое, только вблизи. А мы страна крохотная. Издалека понять трудно. Простите, но простата дама не простая. (Уходит ).
Фрида. Ну и чего ты встрял? Чтобы он написал премьер-министру, что Фима Прицкер из Германии не согласен? Весь Израиль теперь спать не сможет, когда узнает, что Фима не согласен.
Фима. Немцы правильно говорят, где место женщины: кюхен, киндер и… где еще?
Миша. Кирхен. Церковь по-ихнему.
Фима. Ладно, от церкви освобождаю.
Фрида. Ты бы хоть раз в синагогу сходил. Сколько раз обещал.
Фима. Раз обещал, схожу. Я правду ищу. Но не нашел. Здесь ее никто не потерял. А вот в семнадцатом доме двое близнецов, старики. Лев Аркадьевич и Семен Аркадьевич. И женаты были на близняшках. И бездетные оба. Семен все жалуется: куда ни глянь, всюду фрицы. Они у меня всех бабушек и дедушек. И еще всех двоюродных и троюродных. Я, говорит, их ненавижу. А я говорю: тут Германия. Вам надо было в Штаты. Но их не пускают: оба сидели. Семен по торговой части, а Лев, тот, говорит, сел за правду. Если, говорю, вы за правду сели, так должны знать, где она и с чем ее едят. Откройте, говорю Бога ради. Скрывает.
Миша. А я правду знаю и скажу, и не ради Бога а за так. Бесплатно!.. Слушайте все! Всем! Всем! Всем! Говорит Москва! То есть не Москва, говорит Миша! Он скажет вам правду! Го-о-рькую, но! Правду.
Сара. Миша, ты опять надрался, ты же обещал!
Миша. Мама…. Не волнуйся… Правду говорить легко и приятно…. Я атеист… В Бога не верю, но похоже, что без Него не обошлось. Потому что Он устроил селекцию еврейского народа. Разделил по сортам… Евреи первого сорта едут куда? Правильно, в Израиль. В жару, под арабские пули, строят свой дом и защищают его. Герои! Хоть и не любят это слово. Евреи второго сорта они не герои, но хотят жить. Причем – хорошо! Они куда? В Америку. Зарплата жирнее, машины длиннее, дома просторнее. Но! Надо вкалывать несколько хороших лет, чтобы… И есть третий сорт. Эти в Германию. Можно не напрягаться, немцы и так все дают. У нас же родня погибла! А кто убийцы? Они, фашисты! Они же, гады, едят хлеб с полей, удобренных еврейским пеплом! Пусть теперь платят! Дедушек родных наших - в дым! Да мы за дедушек пасть порвем.! А бабушки наши любимые? Мало того, что убили, так еще и насиловали перед смертью. Нет им прощения за бабушек! Пусть, гады, платят, фашисты проклятые! Душа горит! Пепел бабушек и дедушек стучит в наши внучатые сердца!(Выпивает).Так что, к вам обращаюсь я друзья мои, братья и сестры. Признаем горькую правду. Мы – говно.
Нонна. Говори о себе.
Миша. Узнаю родной голос, узнаю! Только и ваша нация, моя славянская радость, ничуть не лучше. Нас немцы из человечества исключили, а вы у них untermenschen, руссише швайне. Сколько миллионов русских они убили, а? Сколько городов и деревень сожгли? А сколько девок и баб перетрахали? Правда, Молотов Вячеслав Михайлович – да-да, тот самый! - очень досадовал, что немок советские солдаты насиловали, "а наши сами давали за галантное отношение." Так что вам, майне либе фрау, лучше цу швайген в тряпочку, или, говоря по-простому, цу штилблайбен.
Марк. Ну, а те кто остался? Они какого сорта? (Илья выходит из уборной).
Миша. Понятно какого. Четвертого. Эти хуже всех. Я не имею ввиду, у кого обстоятельства: больные родители, нетранспортабельные близкие и прочее. Я говорю о тех, кто остался по доброй воле.
Сара. Миша!!!
Миша. Я знаю, что я Миша. Но уж если говорить правду, то до конца. Пить так пить, сказал котенок, когда несли его топить. Вот вы, профессор. Большой ученый, я про вас в Интернете прочел. Резюме "производит глубокое". Вас бы с руками и ногами зацапал любой престижный западный университет. А вы сидите в Москве.
Марк. Да! И горжусь этим! Я родился в Москве, вырос в Москве, учился в Москве, и всего, чего я добился, я добился в Москве! Это моя родина и я ей не изменю.
Миша. Я понимаю. Без запаха мочи в подъезде, без жидовской морды от любого нетрезвого люмпена как жить истинному еврейскому патриоту? Да, и не забудем про бегозки. Евгей без бегозок, что русский без водки. Евгейскому патгиоту без бегозок – смегть.
Марк. Мне, юноша, старому человеку никто никогда и нигде не сказал жидовская морда! Никто, нигде и никогда!
Миша. Ай-я-яй! Какой пробел в образовании! В воспитании чувств…
Марк. И дабы было вам известно, государственного антисемитизма в России больше нет.
Марк. С таким счастье и на свободе!.. Какой изощренный у вас избирательный слух. Да вас надо срочно в книгу рекордов! Гиннес будет в восторге. Организовать передвижную выставку. Еврей, ни разу не слышавший жидовская морда, это аттракция посильнее, чем волосатая женщина или двухголовая собака. Ксюша! Вот тебе готовая тема для дипломного фильма. Люди имели возможность уехать, но предпочли остаться в рабской стране с рабской психологией. И рабства не чувствуют. Принюхались. Так вот, дорогой профессор. Мы, выбравшие Германию – говно, а вы, выбравшие рабство – говным говно.
Марк. Все! С меня хватит терпеть эту пьяную клоунаду. Ксюша! Будьте добры, вызовите мне такси. Немедленно!
Уходит в спальню собирать веши. Ксюша вызывает такси.
Сара. Миша, пойди извинись!
Миша. И не подумаю. Как сказал твой любимый Жаботинский, люди определенного сорта должны знать себе цену, и не обижаться, когда другие называют ее вслух.
Сара. Неужели ты не чувствуешь, что это… вульгарно...
Миша. Так ведь эпоха наша такая, мамочка. Эпоха торжествующей вульгарности. Вот и я подвержен. Не у всех же есть врожденный духовный иммунитет, как у тебя и у папы. (Целует ее). Такой я у тебя уродился
Фрида. Надо же… мина еще не взорвалась, а мы…
Илья. Самые опасные мины – внутри нас. Мишка, я даже не знал, что ты у нас такой Демосфен. Но смешивать человека с дерьмом…
Миша. А кто есть человек, сознательно избравший рабство? Мне мама рассказывала, что у евреев тому, кто хотел остаться в рабстве, прокалывали шилом ухо. Так иди не так?
Илья. Так.
Миша. Свобода, я считаю, самое главное.
Илья. А еще смеешь обзывать себя атеистом! Свобода – это опорный столп иудаизма! Творец создал мир своей Свободной Волей, свобода это фундамент мироздания. Идея свободы это самый главный дар евреев человечеству, за это нас и ненавидят.
Фрида. (Мише) Насчет хлеба с полей, все конечно, верно. Но ведь и мы его едим, тот же самый хлеб. А что делать? Без хлеба нельзя. Жить-то надо.
Звонок. Ксюша открывает. Входит Дина с букетом. На пути у нее стоит Нонна. Дина обходит ее, ни слова не говоря, и идет к Саре.
Сара. Диночка, Боже мой! Диночка. Как я рада тебя…
Из комнаты выходит Марк с чемоданом и решительно направляется к двери.
Марик, вот автор стиха, который я тебе...
Но он не обращая внимания уходит, хлопнув дверью.
Диночка, девочка моя… Я ему читала "уйти, так ничего и не поняв", он и ушел, ничего не поняв. Как ты узнала? Какие цветы прелестные. Ксюша … (Ксюша забирает цветы и уносит. Илья стоит, так что Дина его не видит. Нонна напряженно наблюдает за обоими).
Дина. (Нежно ее целует) . Вы даже не знаете, чем я вам обязана. Как узнала… у мужа моего покойного был школьный товарищ, он сейчас профессор в Бостоне...
Сара. Генка Соболев. Он полмира оповестил. Ты давно… овдовела?
Дина. Уже месяц. Я на распутье, Сара Абрамовна. Хотела с вами посоветоваться.
Илья. Очень разумное решение. (Дина резко оборачивается).
Дина. Ты?! Ты в Германии? Что ты здесь делаешь?
Илья. Приехал за тобой.
Сара. Мы с тобой потом поговорим, деточка.
Илья. А мы с тобой – сейчас. (Уводит ее в комнату).
Сара. Сколько подарков сегодня подарил мне Господь.
В комнате.
Илья. ...Она работала в другом отделе, иногда нам приходилось контактировать по работе. Я понимал, что очень ей нравлюсь, но сам ничего такого не чувствовал. Но однажды увидел, что, задумавшись, она поправляет волосы точно твоим движением. Человек ведь, ты знаешь, существо иррациональное. Ну чем это можно объяснить, что это твое движение – ведь ты сама не придавала ему ни малейшего значения- почему оно так меня трогало, до спазма в сердце. И ту я это увидел снова…. Во всем остальном с тобой ничего общего. Ну, просто ничего. Но хотя бы это. Она за год до этого развелась, муж ей изменял, каялся, просил прощения, изменял снова, ну, в общем, обычная история. Сын остался с ней.
Дина. Сколько лет ему?
Илья. Тринадцать. Он обожает отца, и появление в другого мужчины… Словом, тоже вполне обыкновенная история. Мать, бедная, разрывалась между мной и им. И тут в доме начали куда-то исчезать вещи, а потом и деньги.
Дина. Наркотики?
Илья. Да. Тогда я решил, что пока не зашло далеко и можно пацана остановить, мне следует уйти. Вот такие дела… А как ты? Как ты вышла замуж?
Дина. Он физик, работал вместе с моим Борькой. И Борька как-то процитировал этот стих.
Илья. "…ужас, что задушит раньше смерти, уйти так ничего и не поняв"?
Дина. Да. Он загорелся. Просил познакомить. Без всяких романтических намерений. Просто любил поэзию, тонко ее чувствовал, а наизусть знал даже больше меня. На дне рождения Борька нас познакомил. Гриша звонил, всегда просил, чтобы я читала ему новые стихи. Приглашал в театр, если ему удавалось нанять кого-нибудь на вечер присмотреть за ребенком и отцом. А насчет намерений у него никаких иллюзий не было. Когда я мягко заметила ему, что он очень неухожен, и хорошо бы ему жениться, он, сказал, что двоюродная сестра ему разъяснила. "Гриша, ты должен раз и навсегда понять свою ситуацию. Ты сильно облучен, твоя дочь инвалид из-за этого, и жена твоя из-за этого сбежала. Да еще твой больной папочка-самодур. С таким приданым ни одна женщина за тебя не пойдет. И тут, сама не знаю почему, секунду до этого ни о чем таком не думала, я сказала: "Есть одна, что пойдет". Как он, бедный, был счастлив! Хотя я сразу же предупредила его, что люблю другого. "Я буду тебе верной и преданной женой, но люблю другого".
Илья. А что это за "приданое"?
Дина. Он очень боялся, что увидев, я передумаю… Дочка Раечка – по-первости страшно смотреть, такое искореженное тельце, ручки вывернуты, горб, правда очень небольшой. И очень чистая нежная душа, так благодарна за ласку… Так умела радоваться по малейшему поводу… Да…Ну, и папочка …. Самодур, сталинист упертый. Меня Гриша предупредил, чтобы я с ним не спорила. Когда жить в России стало невыносимо, встал вопрос об отъезде… "В Израиль? К сионистским агрессорам? Ни за что!", "В Америку? К американским империалистам? Через мой труп"… "Сионистские агрессоры и американские империалисты" - это все на полном серьезе, представляешь? "Только В Германию! Там и меня вылечат, а может быть, и Розку". Я говорю: Василий Иванович – да-да, как Чапаева – Василий Иванович, - чем боннские реваншисты лучше сионистских агрессоров?" - "Даже сравнивать нельзя. Мы им в сорок пятом зубы обломали, теперь они неопасны. А медицина у них лучшая в мире". Откуда он это взял, ума не приложу. Вот так мы оказались в Германии. Мужа взяли в Институт Планка, а дед через два месяца помер, не помогла немецкая медицина. А Розочка через год от менингита. Это Гришу и подкосило. Скоротечный рак. Хоть недолго страдал. Хотя терпеть такую боль, час как вечность.
Илья. Я знаю, что виноват перед тобой безмерно, но может быть когда-нибудь ты меня простишь…
Дина. Да я давно простила! Молодой парень, полный жизни, гормоны бесятся, и никакой разрядки я тебе дать не могу, не имею права.
Илья. Ты знаешь… самое поразительное… в это трудно поверить… Что никакого сексуального томления я не испытывал. Наша любовь была настолько полна, что секс, конечно, добавил бы в нее еще одну прекрасную грань, но и то, что было, заполняло меня полностью. Ты знаешь, какое самое лучшее любовное стихотворение в мировой поэзии? Это одна строчка в Торе. " И работал Иаков за Рахель семь лет; и они были в глазах его, как несколько дней, потому что он любил ее"… Ты ведь любишь меня до сих пор, правда?
Дина. Да.
Илья. И я тебя. Ни дня не забывал. Я помню наизусть все твои стихи.
Голодному – хлеба.
Холодному – огня.
А мне - чтобы видеть небо,
И чтоб ему – меня.
Это ведь эпиграф к жизни. Я попросил Давида, это внук Сары, он в Израиле, служит в армии, прошел гиюр, выучил иврит и пишет стихи на иврите! Представляешь? Он очень хорошо перевел несколько твоих стихов, и тот тоже. Ты тоже выучишь иврит, это замечательный язык! Язык Бога! Он сам по себе поэзия, и ты будешь на нем писать. Целый год не будешь заниматься ничем другим, только языком, только ивритом.
Дина. Нет, милый. Именно потому, что мы действительно две половины и наша любовь было так полна. Этой полноты уже никогда не будет. Ты думаешь, женская ревность? Ничего подобного. Я ее даже жалею. Несчастная баба. Разрушила твою жизнь, мою жизнь и свою собственную.
Илья. И Мишкину.
Дина. Да, и его жизнь тоже. Подожди, дай сказать. Мне часто снится эротический сон. Что мы с тобой поженились, и вот наша первая ночь, мы ласкаем друг друга, и я чувствую такое блаженство, что его невозможно вместить, но оно с каждой секундой удваивается и кажется, вот-вот взорвет меня, и за мгновение до взрыва словно черная молния в мозгу: вот так же он ласкал ее...и все! Я просыпаюсь в слезах, муж, деликатный человек, ничего не спрашивает. Заснуть я уже не могу.
Илья. Это все у нас будет! Наяву! Мы будем любить друг друга и…
Дина. Нет, мой хороший, не будет. Такой полноты уже не будет, а довольствоваться эрзацем даже с любимым… Труднее всего - именно с любимым. От первого своего брака я ничего не ждала. Был муж, опора. Я была его опорой. И ничего больше. Но с тобой ведь это невозможно! . Мы же две половинки! Полное совпадение, ни малейшего просвета. А сейчас между этими половинками трещина… Любовная лодка разбилась о жизнь, милый.
Илья. Не разбилась она, а треснула. Я починю ее! Ты же сама говорила, что у меня золотые руки. И трещину я заделаю. (Она качает головой.) Знаешь, какую первую пословицу мы выучили на иврите? "Ничто не устоит пред волей!" Ты тоскуешь по идеалу, который у нас был. Но я думаю, что идеал в нашем несовершенном, хоть и прекрасном мире недостижим в принципе. Стремиться к нему – да, но достичь - невозможно. Шрам от того, что я сделал, останется, но мы будем счастливы и с этим шрамом. Пойми, то, что было с ней, это только утоление похоти и ничего! И ничего больше! (Становится на колени и ее ладонями обнимает свою голову). То, что было с ней похоже на то , что будет у нас, как обезьяна на человека!.. Я увезу тебя домой! Ты даже не представляешь, какая прекрасная у нас страна! "И птицы за окном галдели, и поезда вдали гудели: ну, где ты, где ты в самом деле? Домой! Домой"! Ты же сама это написала! Как предвидела. И мы еще родим детей! Возраст не помеха. В моем доме надо мной семья – она в сорок пять лет родила ребенка, первенца. Мой учитель Торы говорит, что пока человек не родил ребенка, он не знает, что такое жизнь. Думает, конечно, что знает, но после рождения понимает, это не так. И ты родишь! Ты будешь замечательной матерью! Представь себе, зажмурься и представь: у тебя на руках наш ребенок и он сосет твою грудь. Я вчуже догадываюсь, какое это блаженство для настоящей женщины. И это то, что тебе предстоит! Хотя бы ради него, нашего сына, хотя бы ради него?
В гостиной.
Нонна. Чего это вы все такие квелые? У моей любимой свекрови юбилей! Выпьем за нее! (Все наливают и выпивают). А я в ее честь станцую!.. Канкан! (Подставляет стул, забирается на стол и начинает танцевать).
Сара. Нонна, довольно! Я не хочу!
Нонна. Через не хочу! Через тернии к звездам!
Фима. (Мише). Она спятила! Сделайте что-нибудь! Остановите! Она наступит на мину! (Фрида ложится грудью на мину).
Миша. Слетела с катушек! Сделать ничего нельзя. (Нонне). Браво! Но каблуком ты уже заехала в салат.
Нонна . Плевать! Салат или жизнь! Полцарства за салат ! (Сбрасывает испачканную туфлю). Эх, ты ,жизнь моя косолапая, что глядишь ты на меня, кровью капая!
Фима. (Фриде). Ты сиськами на нее особо не дави. Не дай Бог, еще взорвется. Сиськи-то у тебя тяжелые…
Звонок. Ксюша открывает. Стремительно входит Давид, мельком делает приветственный жест присутствующим, не замечая их, и устремляется к бабушке. Рухнул на колени и целует ее руки. Нонна опрокидывает бутылку, прекращает танец и с помощью Миши слезает со стола.
Давид. Родная моя… Любимая…
Сара. Мальчик мой…. Как хорошо… а мы же и не ждали… То есть звонка ждала все время…
Давид. Опять переиграли… Послезавтра я назад…
Нона. А на маму-гойку…
Давид. Мамочка, как тебе не стыдно! (Обнимает и целует ее).
Нонна. Откуда я знаю, как у вас там положено. Может, если мать не еврейка, то она уже не в счет.
Давид. Мама, ну зачем ты так? Ведь сама знаешь, что это глупость, так зачем…
Нонна. А мину прислать, это не глупость? Да еще и преступная?
Давид. Мину??? (Обнимает и целует отца).
Нонна . Это что? Не мина?
Давид. (Хохочет). Вы что тут , сбрендили? Неужели вы могли подумать, что я пришли мину? И зачем??? Зачем??? Бабушка, ты тоже поверила, что я способен на такое?
Сара. Нет. И Сонечка, подтвердила, что она неопасна.
Миша. А что это тогда?
Давид. Это корпус от мины. Всего лишь корпус. (Берет мину и снимает крышку). А внутри лучшие израильские конфеты. Кто хочет конфетку? Очень вкусные. Ну? (Все стоят неподвижно, пораженные такой простой разгадкой). Никто не хочет?
Соня. Я хочу! (Решительно подходит и берет протянутую конфету и так они и застывают, держась за эту конфету и глядя друг на друга).
Фима. Я дико извиняюсь… но что же получается… мы волновались зазря?
К О Н Е Ц
17.8.1915
Петах-Тиква.
Свидетельство о публикации №225112501710