Колбасячка и хлебочек

Мнение автора может не совпадать с мнением читателей. Автор и не претендует.

-А ты стареешь, мать,– грустно улыбнулась я своему утреннему отражению и не стала задерживаться у зеркала. Не то чтобы сильно расстроилась: подумаешь, открытие! Что мне больше заняться нечем, как новые морщины находить. Вообще, весь этот процесс естественный и относиться к нему следует спокойно. Зря что ли нам умные люди днями и ночами об этом твердят во всяких там сообществах. Тут немножко другое.

       Кажется, Жванецкий говорил что-то про мудрость и возраст, который иногда приходит один. И хоть мои мысли вряд ли когда-нибудь станут афоризмами, поразмышлять на эту тему захотелось. И захотелось, чтобы возраст  в моём случае в одиночестве не остался. А как понять, что они встретились? Думаю, думаю и, наконец, прихожу к выводу: всё просто, необходимо, чтобы совпала адекватность оценки окружающей действительности и  умение общаться с людьми. Другими словами, не спеши делать выводы о том, что видишь и слышишь и не лезь с разговорами и советами, если тебя слушать не хотят. Ясное дело, что это уже сто миллионов раз кем-то сказано, но  сама - то я до этого первый раз додумалась!
        Осталась самая малость: научиться быть мудрой. А где, скажите, этому учат? Правильно, везде, где  оценивают и много говорят. В поезде, например.
      Вспомнила свои последние четыре летние поездки  и осторожно порадовалась. Училась я прилежно, хотя тогда ещё не знала, что чему-то учусь. Помните про синдром попутчика? «Но  открывается другим всё то, что  близким берегут...»– подпевали? Милое дело - с соседями по плацкарту поговорить. Но, увы, автор песни был прав. «Давай с тобой поговорим! Да ты, приятель, спишь...»Мой вариант: не спишь, но общаться  со мной не хочешь.
1

     Итак, мы с мужем вошли в вагон, забросили рюкзаки, заняли свои любимые боковушки, осмотрелись. Напротив разместились попутчики. Муж и жена. Молодые. Лет сорока, плюс – минус. Я уже было открыла рот – поздороваться хотя бы, но вижу: игнорируют, и быстренько его закрыла. Стала только смотреть по сторонам и слушать. Слушать получалось само собой: уши - не рот, их естественным путём сразу не закроешь. И почему это я их, собственно говоря, должна закрывать?  Знака специального нет. Не подслушиваю, специально не прислушиваюсь, говорят громко.
    - А сейчас капельки. По одной в каждую дырочку,– нежно пропела светловолосая миловидная соседка, вставая с места и протягивая пузырёк с каплями кому-то на верхней полке.
     « Там ребёнок, - догадалась я по её умильному тону и подумала, что логичнее бы его на нижней полке разместить, такого маленького, но, наверное, ему наверху интереснее, а перед сном он с отцом местами поменяется. Папаша был весь очень какой-то длинный. Не просто высокий, хотя и это тоже, а именно длинный. Длинные ноги, длинное тело, руки, очки на длинном носу. Коротковата ему полочка, если вытянется, как раз до моего сидения достанет.
       И тут с верхней полки свесились две тонкие голые ноги в белых носках.  Я даже подумала, что тот, чьи ноги, легко с верхней полки может спрыгнуть, даже не наступая на нижнюю. Нет. Наступил. Неуклюже цепляясь за всё, что попадалось под руку, опустился рядом с матерью. Парнишка был такой же симпатичный, как мама, и длинный, как отец. На первый взгляд ему можно было дать лет шестнадцать, судя по росту и телосложению, но потом стало понятно: одиннадцать. Максимум – тринадцать. Его «триумфальный» спуск вызвал у родителей бурный восторг. «Вот видишь, уже лучше получается,»– ликовали они. А я, грешным делом, подумала, уж не из особенных ли он детей? Чему  уж тут так радоваться – то? Потом, конечно, многое поняла. Обычный пацан. Но если каждый твой шаг контролируют и обращаются с тобой как с пятилетним, другим не будешь. Или, например, из середины вагона провожают в туалет, чтобы ты переодел шорты, как в трёхдневный поход повышенной сложности, и на всём пути твоего следования  туда и обратно не спускают с тебя глаз? Правда, когда выясняется, что во время переодевания и мытья рук ты эти шорты намочил, ругают по - взрослому. Или когда папа вдруг включает строгого воспитателя и приказывает убрать телефон, а сам ни на минуту не выпускает свой из рук, говоря при этом: «Твои ровесники уже что-то там, а ты...» А что он? Что он?
      Говорил в основном глава семейства. Не замолкая говорил. Причём настроение его резко менялось по непонятным причинам от благодушного, весёлого до  раздражённого, по-настоящему сердитого. Без перехода, без разгона, без видимых причин. Раз – и всё:   другой человек.
      Ехали мы так , ехали, и я даже порадовалась, что взаимное общение наше не состоялось, хотя поначалу расстроилась: первый раз за шесть лет в этом плане так с соседями не повезло. Все их разговоры были только о еде. На всём пути следования они скрупулёзно вели подсчёт продуктов, которые были взяты в дорогу. По мере того, как их запас уменьшался, изменялись и  названия. Сначала это были просто хлеб,  колбаса.. Позже они стали хлебушком, колбаской. Понятное дело: мало их осталось, поэтому будь добр: уменьшай и ласкай. После они превратились в колбасочку и хлебец. А потом мне захотелось, как в кино, приставить к виску два пальца, спустить воображаемый курок и сделать: Пуф-ф! На очередной вопрос сына, что поесть, мама ответила: «Там есть ещё колбасячка и хлебочек» На полном серьёзе, без намёка на улыбку. Именно: колбасячка и хлебочек. Страшно захотелось  впасть в уныние по поводу такого издевательства над великим и могучим, но  мудрость уже во мне просилась наружу, и я решила,  что  это не повод впадать. И вообще ничто не повод. Потому что пройдёт ещё каких-то пять - семь часов,  мы приедем и расстанемся навсегда на вокзале под часами.
       Правда, один раз я чуть не вмешалась в их разговор. Я была, как отличница на уроке, которую не спрашивают. Прямо из всех сил тяну  руку, трясу ей даже, а меня не вызывают. А мне есть, есть, что сказать. Ребята, а вы знаете, что в том месте, где вы будете отдыхать, нет моря? Ближайший пляж в сорока километрах! Но про море никто не говорил. Мальчик спрашивал у родителей, далеко ли от снятого жилья магазины, мама радовалась, что рядом рынок, папа твердил про кафе и пиво, а про море – нет, никто ни разу не упомянул. Ну скажу я, что изменится? Может, даже отдых им испорчу этой информацией. На месте разберутся. И я вовремя опустила воображаемую руку.
2
       Назад ехали полные до краёв солнцем, морем, новыми впечатлениями, радостью от встречи со старыми друзьями, поэтому сначала даже не обратили внимания, что соседи посматривают на нас несколько свысока. Вернее, на наши огромные рюкзаки.(Из одного торчали довольно длинные тонкие белые пластиковые водопроводные трубы .Это муж придумал, как  с их помощью устроить навес от солнца над палаткой. Что на берегу что ли бросать? А вдруг в следующем сезоне пригодятся?)Чопорная дама серебряного возраста с аккуратной причёской и прямой спиной, казалось, шагнула в вагон прямо из какой-то советской конторы середины семидесятых. Видно было, что её привычки и внешний облик с тех пор не менялись.Только таких пластиковых чемоданов на колёсиках тогда не было, и отдыхающие  не носили на запястье узенькие браслеты с названием отеля. У дамы на руке был такой голубенький. Может, про сие украшение в хлопотах отъезда забыла, может, нарочно с каким-то умыслом оставила, может, снять не смогла?  Но она так хотела соответствовать своим молоденьким соседям! Посмотрите, мол, я тоже в санатории отдыхала, а не где-нибудь, как нищеброды  с рюкзаками.( Выразительный взгляд в  нашу сторону) А молодожёны такие красивые, холёные, модные, яркие! Словно только что снялись для обложки глянцевого журнала , но по недоразумению оказались  в переполненном плацкартном вагоне.

      Молодой человек с  первых же минут движения поезда начал искать душ. Он , душ то есть, оказался ему жизненно необходим. Чуть ли не ехать без душа отказывается. Бедная проводница, наверное, тысячу раз пожалела, что сообщила этому чистолюбивому (здесь нет ошибки, дети так говорят, проверяя словом чисто) пассажиру, что душ в таком-то вагоне имеется, и стоимость услуги назвала, только просила подождать некоторое время. Покоя он ей не дал. Ждать  не мог и ежеминутно всеми доступными способами давал понять, как страдает морально и физически. Не попадёт в душ через пять минут - душа из него вон! Вынь да положь! Наконец ушёл. Вернулся с сухим полотенцем и с  искренним негодованием стал рассказывать, как поскандалил с какой-то наглой бабкой. Она, видите ли, раньше очередь занимала. Разозлился и ушёл. А если учесть, что судя по возрасту, ему в бабки годилась любая женщина чуть старше пятидесяти, можете себе представить  лицо его семидесятилетней соседки. Уж она - то точно не  бабка. И не наглая. Она его понимает, так понимает!

          Молодая жена была чудо как хороша. Правда, всю дорогу пролежала на своей нижней полке под простынкой. Сначала они - дама и молодожёны – сообщили друг другу, в каком месте отдыхали. Юный муж так часто упоминал своего папу, что не трудно было догадаться, кто им это десятидневное путешествие оплатил. И вообще, оказалось, что он самый деловой и практически всемогущий. Я тогда была ещё не очень мудрой и подумала: почему же он тогда не нашёл вам билеты на крайний случай в купе? Заставил мучиться в плацкартном без душа? Но повторяю: учусь хорошо и быстро, поэтому ехидничать на этот счёт не стала. К тому же быстро поняла, что в собеседники я этой троице точно не гожусь. Почти всю дорогу соседи оживлённо  говорили... Па -бамм! О еде. Молодые подробно делились, чем их кормили на завтрак, обед и ужин. Шведский стол, и всё такое. Жаловались, что им никогда почти не доставалось каких – то особенно вкусных не то булочек, не то беляшей, а может, это вообще были чебуреки, словом, какие-то наглые дети из многодетной семьи всё успевали схватить и съесть. Мало того, они – дети – видимо объевшись этих самых чебуреков, потом так кричали и бегали по пляжу – никакого спасу. Зачем этих многодетных только в приличные места пускают? А родителям хоть бы что: загорают себе спокойненько, словно не видят, как их отпрыски многочисленные  нормальных отдыхающих терроризируют. Даже замечания ни разу не сделали. Кошмар!

         Меню обсуждали долго,подробно, с удовольствием. Потом речь зашла об условиях, в которых жили.Отметили свежий ремонт в старом здании санатория, порадовались,что на их этаже всё было новое и современное. Одно огорчало: в  номере столы и стулья были какие-то совдеповские. Несколько раз это слово жена повторила.Каюсь, тут же захотелось эту красивую девочку  оценить, ибо стало обидно за... мебель. Не побоюсь признаться: слово это, как самое ругательное ругательство всегда воспринимаю. Но не стала. (Молодец! Возьму со шведского стола чебурек) Меня дама удивила, потому что прямо в рот им заглядывала и поддакивала, словно на таких стульях за таким же столом в молодости не сиживала, хотя из её коротких реплик было понятно, что курортница она бывалая, полвека точно отдыхает .Получалось, страдала, конечно, но всё равно её каждое лето заставляли по профсоюзным путёвкам ездить. Куда деваться было.(Если что, это не оценка. Это попытка сарказма)  Кстати, питались попутчики не в вагоне – ресторане, как следовало бы из их претензий , а банальными бэпэшками, яйцами, колбасой, хлебом и огурцами. Колбасячка и хлебочек. Ха-ха-ха. Короче, порадовалась я за соседей: отдых  у людей в целом удался, а дальше слушать не стала.Не интересно.

   Честное слово, всё вышло не нарочно. Вы тоже, наверное, заметили,что первые и последние километры пути самые трудные?Когда сердце готово к вокзалу бежать из груди,как к вершине в известной песне. Игры в телефоне надоели, интернета нет, кроссворды разгаданы, последние кусочки колбасячки и хлебочка   в горло не лезут. Даже попутчики умолкли. Не знаю,что на меня нашло, но вдруг я довольно громко спросила мужа что-то о.... границах Рязанского княжества в ХII веке и о том, какое  впечатление на него произвела новая археологическая выставка. Надо сказать, что мы ни разу не археологи, даже близко ничего такого. Интересуемся иногда. Почему вдруг меня именно на тему раскопок пробило, до сих пор не пойму, но муж меня поддержал, хотя и удивился немного, и минут пять, не больше,( иначе внимание зрителя не удержать), мы с ним достаточно оживлённо спорили  об этих самых границах, будто  это самое княжество на вотчины делили. Потом муж сказал: а какая, собственно говоря, нам разница, и мы  в полнейшей тишине стали готовиться к выходу, рюкзаки свои огромные с верхней полки снимать .Лица у наших соседей были почему-то несколько смущёнными.

           Надо сказать, что в юности занимались мы в народном театре, и был у нас совершенно замечательный друг - Игорь Палыч. Хорошо, что это была студия пантомимы, иначе мы бы прямо на сцене  умерли бы со смеху от его шуток на первой же репетиции. Вспоминается, например, такой случай. Идём как-то осенью или в конце лета - это важно: листьев было много -   всей компанией с репетиции, человек пять - шесть нас было, Час пик. Перекрёсток. Высокое раскидистое дерево на углу тротуара .Часть из нас перешла дорогу, другая стоит под деревом, ждёт, когда проедут машины. Вдруг Игорь Палыч поднимает голову и внимательно всматривается во что-то в пышной кроне дерева. И так он старательно пытается что-то там на вершине увидеть, так его что-то там заинтересовало, испугало даже, что всем тут же захотелось это «что-то» увидеть. Почти ни говоря ни слова, кроме «смотри», «вот это да», «ничего себе» мы начали по одному присоединяться к его розыгрышу. А то, что это, как сейчас говорят, прикол, мы почти сразу сообразили: Игорь Палыч же...Сначала включились те, что стояли под деревом. Показывали руками, подсказывали, откуда лучше видно. С противоположной стороны дороги доносились крики типа: вижу, вижу, ух, ты! Кто-то даже  завопил: сейчас точно прыгнет! и присел, закрывая голову. Прохожие поначалу бежали мимо, иногда оборачиваясь на ходу и задирая голову. Потом остановился один, другой, третий... Собралась толпа человек на десять. Стоят, смотрят на дерево, другим проходить мешают. Всё это безобразие продолжается минут пять, не больше, это я рассказываю долго. Вдруг Игорь Палыч опускает голову, говорит: показалось, нет там ничего, и быстро переходит дорогу. Мы, хохоча, бежим рядом. Народ под деревом безмолвствует и в неловкости расходится. Вот почти такие же лица, как у тех, под деревом, были сейчас и у наших попутчиков.

             В самые последние минуты до выхода на перрон меня всегда почему-то охватывает страшное волнение. Вот прямо страх, что все ка-ак ломанутся к выходу со своими чемоданами на колёсиках и сумками, а мы с рюкзаками останемся и не успеем. Особенно, когда знаю, что поезд стоит всего пять минут. Напрасно муж меня убеждает, что успеем мы по - любому , я психую и стою в тамбуре или проводнице мешаю минут семь точно. Вот и в этот раз я убежала, а он принципиально задержался.
Потом, на перроне, поставив рюкзак на лавку(надо же покурить во благе, прежде чем двинуться к выходу), муж рассказал, как дама попросила его разрезать голубенький браслетик и поинтересовалась, в каком месте мы отдыхали и что там хорошего. Успел только разрезать. Название посёлка уже на ходу. Что особенно понравилось, рассказать  не хватило времени. Ну да, ну да. Согласитесь, что двадцать два часа пути - это вообще мало.
       
3
          Наступившая зима была такая тёплая, что её и не заметили. Опомнились в мае, когда нужно было брать билеты на предстоящую поездку. Но нет - нет да и вспоминались прошлогодние попутчики и полученные уроки. Когда в августе садились в поезд, я, умудрённая опытом, уже знала ,что придётся себя чем-то занять.
     Ну, а дальше всё, как всегда. Рюкзаки наверх, даже места те же самые. Соседи по вагону – симпатичная темноволосая девочка лет семнадцати и приятный молодой человек с военной выправкой и короткой стрижкой. Две полки свободны, Значит, подсядет кто-нибудь по пути. Девочка – на верхней, юноша – на нижней. Я им прямо залюбовалась: такой он был аккуратный, собранный, поздоровался даже. Постелил постель, сходил переодеться, достал ноутбук.
Девочка же была какая-то нервная. Она почему-то всё время скакала с полки на полку. То на свою верхнюю, то на свободную нижнюю. То принималась что-то писать в толстеньком ежедневнике, то хваталась за телефон, то доставала книгу и пыталась читать. Говорю, пыталась, потому что больше пяти минут этот процесс не занимал. Молодой человек тем временем что-то немножко писал, потом  стал смотреть...турецкий сериал. Если я их не смотрю, то это не значит, что они не достойны внимания, хотя на мой взгляд выбор для бывшего военного был несколько неожиданным. Но, повторяю, я ведь решила учиться, поэтому выводов никаких делать не стала.
 
     Когда в вагоне погасили свет, девочка никак не могла угомониться, потому что ей все мешали. Видите ли вздумали храпеть и ходить по вагону. В плацкартном переполненном вагоне, какие бессовестные. Была бы её воля, она бы всех - храпунов и ходоков в первую очередь - высадила в чистом поле и ехала бы дальше одна. Часа в три ночи нижнюю полку заняла женщина средних лет.
А утром с беспокойной попутчицей произошла неожиданная метаморфоза. Не сказавшая накануне никому и пары слов, она без умолку щебетала с новой соседкой, и скоро из её щебетания стало понятно, что она склоняет ту к объединению против молодого человека. Он, видите ли, всем мешает со своим сериалом, и  ему следует достать наушники. Об этом нарушителю тишины должны все сказать. Кто все? Я, наверное, потому что женщина именно ко мне обратилась за поддержкой. А мне он как раз  и не мешал. Я бы скорее посоветовала девочке самой познакомиться с таким чудесным изобретением как беруши , но вы ведь помните моё отношение к советам. Молодой человек, кстати сразу извинился и  сделал потише, а потом и вовсе ноутбук выключил, потому что сериал кончился.
       Разговор с нижней соседкой завязался как-то сам собой. Через некоторое время я уже знала, откуда и куда она едет, кем работает, какой у неё чудесный сад, и сколько какой ягоды она там вырастила, сколько денег от продажи урожая выручила. И голос приятный, и речь правильная.  Казалось бы, радуйся, ты же хотела общения. Но это был монолог с бесконечным повторением одного и того же, и я бы не смогла вставить ни одного слова, даже если бы захотела. А я, представьте себе, не имела ни малейшего желания. Сама себе удивлялась, но помалкивала.


         Перед нами на боковых местах ехала семейная пара .Женщину я не очень рассмотрела, а вот мужа очень даже. Лет тридцати. Среднего роста, плотный, спортивный, с круглой бритой головой, с приятными чертами лица. Он почему-то очень часто вставал со своего места, становился в проходе лицом к окну и что-то читал на экране телефона. Интересно, что, сидя читать нельзя?  А потом я поняла, почему вставал. Когда это произошло снова, я не отвела от него взгляд и увидела, как через некоторое время он поднял глаза от экрана и...перекрестился. Это было так неожиданно, так ...Я даже не могу описать то чувство, которое меня охватило. Словно вокруг никого. И это было замечательное ощущение.
            Пока они не сошли на одной из станций, я всё украдкой на него посматривала.       
Потом стала смотреть в окно, за которым уже бескрайние краснодарские поля мелькали
  Нам повезло. Вагоны новые, чистые. Кондиционеры, туалеты работают исправно, кипятку – хоть залейся. Проводники - молоденькие, симпатичные девушки и парни из студотрядов туда-сюда летают пчёлками. То пол протирают, то мешки мусорные таскают. А к их мужеству так я вообще искренним уважением в те тревожные два лета прониклась!
           Вдруг слышу: верещит кто-то на весь вагон : « Я буду жаловаться! Я Валентине Матвиенко письмо напишу! У меня времени много: я на пенсии! Знаете, сколько я таких недобросовестных на чистую воду вывела!» Вопила женщина, которая ехала с сыном на боковых возле туалета. Что  это она так разошлась? Почему гневается? А нарушительница спокойствия тем  временем уже чуть ли не подписи под письмом собирает. Суть претензии – грязные туалеты: унитазы – пардон – забиты,  вода везде, бумаги до потолка и т.п. Кипит правдоискательница, как бойлер возле купе проводника, хочешь - чай заваривай, хочешь лапшу. Странная,  от силы полчаса прошло, как мимо неё огромный мешок мусора протащили, с ведром, шваброй и щёткой прошли. Перчатки ещё голубые хозяйственные на руках у девушки были. Не успокаивается. Мне бы промолчать, когда мимо неё шла, но нет. Уж очень мне за проводников обидно стало, мало им нервы мотают бесконечные оповещения об угрозах атаки и задержки поездов. Возмущаюсь: «Какие всё-таки бессовестные!» Скандалистка недоверчиво и вопросительно на меня смотрит - до этого на её крики никто не реагировал - и на всякий случай уточняет: «Кто?» «Проводники, конечно. Натаскали в туалет всякой дряни, воды налили. Того и гляди в другой вагон бегать придётся!» Смотрит уже подозрительно, чувствует подвох, но в чём он, пока не понимает: «Разве проводники? Они же вроде убирали только что. Я сама видела». Изо всех сил удивляюсь: «А кто тогда?» Трудно не рассмеяться, когда такая работа мысли на лице! «Да сами же пассажиры и безобразничают !» – торжествующе делает она вывод.
«А на кого ж тогда жаловаться Валентине Матвиенко?  Вряд ли у неё время найдётся  с каждым пассажиром разбираться. У проводников наших вон мозоль на языке от бесконечных просьб: не лейте, не бросайте, не сорите! Всё бесполезно.»   Махнула рукой и дальше пошла. Слышу за спиной ликующее и в то же время несколько зловещее: «Я знаю, что делать!»  Даже боюсь себе представить, что она задумала. А она всего-навсего начала ...следить за чистотой и делать замечания каждому, кто нарушал правила поведения в местах общего пользования. Ни больше, ни меньше. Проверяла состояние этих мест после каждого визита. Нарушителей не ленилась догнать и вернуть. И , знаете, все спокойно на это реагировали. Часа два ей понадобилось, чтобы все пассажиры привыкли. Я даже не удивилась бы, если бы в Симферополе наш поезд встретила комиссия от транспортной компании «Гранд Сервис Экспресс» и вручила этой милой даме букет цветов и грамоту «За любовь к порядку».

4
           Отпуск удался на славу. Лучше не придумаешь. И море, и погода, и всё – всё - всё на пять с плюсом. Поэтому, когда заблаговременно заказанное фирменное такси до вокзала вовремя не приехало, мы поначалу не очень заволновались. Даже когда после пятнадцати минут ожидания и двух стандартных ответов: «Мы ищем машину» стало ясно – такси не будет. Только после того, как мужу отказали три местных таксиста, стало немножко тревожно. Тут я вспомнила про телефон частника, который предлагал подобные услуги. Через три минуты подъехала старенькая, но ухоженная иномарка. Усатый высокий водитель лет семидесяти трёх помог погрузить вещи. Слава Богу. Едем. До отправления поезда - два с половиной часа, до вокзала  сорок семь километров. То есть ехать нам по-хорошему минут сорок - не больше. Ещё  придётся на перроне посидеть. Но стоило  выехать на трассу, как стало ясно, путь простым не будет. Из-за серьёзной аварии на трассе образовалась такая пробка, что вместо сорока минут мы ехали два часа. Ну, как ехали. Больше стояли. Ни вырваться из потока машин, ни объехать. Спасибо, спасибо, спасибо тебе, наш спаситель, наш спокойный опытный водитель, который не только сам не потерял самообладания в этот момент, но и нам не дал. Он говорил  на отвлечённые темы, не упуская при этом ни одного свободного метра, уверенно, но не нагло перестраивался, пропускал, тех, кто вежливо просил, особенно машины с маленькими детьми. А у нас всё внутри тряслось от мысли, что на поезд мы, скорее всего, опоздаем, хоть мы и не подавали вида. Мы просто никогда до этого не опаздывали и не знали,  что будем делать. Билеты, повторяю, взяли ещё в мае. Да и ещё на один, на проходящий. Конечно, сейчас, спустя три месяца, понимаю, что, без сомнения, нашёлся бы какой-нибудь вариант.  Но тогда, в машине, зажатой со всех сторон, в опускающейся темноте нам, честно, было очень страшно не уехать.

            За десять минут до отправления мы влетели в пункт досмотра. Когда добежали до своего вагона, начался ливень. Уселись и всё не могли отойти от пережитого. Даже говорить о чём-то, кроме того ,что чуть не опоздали, не могли. Помогла соседка. Она спокойно и доброжелательно произнесла: «Но ведь успели же. Что теперь - то переживать. Всё хорошо». И сразу всё стало хорошо. И мы успокоились. И через сорок минут позвонили нашему спасителю, узнать, как он доехал, сказать, что мы успели и ещё раз  поблагодарить. К тому времени стало ясно, что все, все  уже знали об этой пробке, и он не мог не знать, но всё равно нас повёз, даже цену не увеличил , что оказывается тоже за нас волновался, хотел звонить.
             Через двадцать с небольшим часов пути, в полночь мы были на вокзале, где нас ждала пересадка. И был слабо освещённый полупустой зал ожидания, и другой поезд, который показался нам каким-то грязным и оттого неуютным, повёз нас домой. И было раннее холодное утро, и первый попавшийся таксист, и острый, свежий, неповторимый запах ранней осени и яблоневого сада, которого мне так не хватало. А ещё пришло понимание, что на мой век, сколько бы он ни продлился, хватит и умных интересных разговоров, и замечательных людей. Появилось ощущение, что моя новорождённая мудрость маленькими шажочками всё-таки догоняет мой возраст. И я обрадовалась.