Он выносил смертные приговоры

   
        Изложенное  основано на реальных фактах, совпадение имён и  мест  происходящего случайно.
 
     С этим человеком  я познакомился ровно полвека назад.  Я тогда уже был инженером, а он только учился на юридическом факультете. В ту пору его родители уже умерли, и чтобы доучиться ему пришлось работать ночным сторожем. Перебивался он с хлеба на воду.  Это был высокий стройный красивый парень. Когда я узнал, что  в армии он служил в кремлёвском полку, то захотел узнать его поближе.  Но, про свою службу рядом с хозяевами мира сего он наотрез отказался говорить.  Единственное что я у него выведал – это, то, что было  великолепное  качество формы и обуви, в которую их нарядили,  и  требование соблюдения строжайшей дисциплины.
     Поразил меня ещё один факт. Он прочитал  несколько своих стихотворений на чистом украинском языке. Они носили сатирический характер.  Я хоть и не разбираюсь в стихах, но понял, что у парня есть талант.   
            Уехав в командировку, я с ним не общался года  два.  Иногда через  общих знакомых узнавал, что он окончил институт, подрабатывает юрисконсультом в разных конторах. Но, тут наступили лихие времена.  На  волне демократических преобразований   народ выбрал его  районным   судьёй огромного города.    Писать стихи он не мог, был сильно загружен на работе. 
        При встречах я постоянно ему говорил: «Павел, опубликуй свои стихи. Они очень хороши».  На что он отвечал: «Когда я был студентом, мне их публиковать   не было   времени.  А теперь и подавно. Как это ты себе представляешь? У меня есть стишок про прокурора нашего, который, напившись, потерял уголовное дело. Его крепко наказали, так и я ещё вдогонку должен ему поддать стихами?»  - «Так ты напиши не про прокурора,  а про какого-нибудь другого чиновника». – « А пошёл ты к чёртовой матери!»
      Однажды он пригласил меня на рыбалку, от чего я отказаться, конечно, не мог. Мы приехали в Белоруссию, в какую-то глухомань, и он повёл меня к своему другу. Этот друг оказался довольно интересным человеком. Он был уже признанным поэтом, но восхитил меня другим.  Он ухаживал за местом, где в Первую Мировую Войну находился военный госпиталь.  А рядом было небольшое кладбище солдат и офицеров русской армии.   Я полдня ходил от могилки к могилке и читал надписи.    Чуть ли   не в каждой могиле лежал Георгиевский кавалер или офицер награждённый орденами. Были и женские могилы служащих госпиталя.  Ведь это место немцы часто обстреливали.   Теперь между  могилами  стояли вековые сосны.
     Вечером  мой спутник и хозяин крепко поддали, и хозяин развязал свой язык.  Он без остановки крыл власть за то, что до сих пор не удосужилась  отдать последние почести погибшим  воинам. Особенно его возмущало свинское отношение властей к не захороненным    воинам Великой Отечественной Войны 1941-1945г.г. 
     Наутро Павел мне сказал: «Ты, Василич, шибко не трепись. О том, что мы вчера говорили.  У этого мужика и так хватает проблем».   
         Рыбалки в той поездке не было.  На обратном пути мы заглянули в опрятную деревеньку, зашли  в небольшой аккуратный домик с большущим фруктовым садом. Здесь жила мать одного сокурсника Павла, который   ожидал нас там.  Сюжет встречи повторился.  Они устроились за столиком под яблоней и стали распивать коньяк.  А я затеял разговор с хозяйкой дома пожилой женщиной.  Говор у неё был странный,    в её речи было много польских, белорусских и частично русских слов. Но понять её я смог.  Оказалось, что эта деревенька до 39 года входила в состав Польши.
 - «И как же Вы жили тогда?» - спросил я.    – «Хорошо жили. У моего отца было 15 десятин пашни (1,5 га).  А ты кто?»  - «Я не судья и не прокурор, я научный работник. Меня очень интересует   крестьянский труд». – «Ну, так что я тебе скажу.  Я, как помню, у нас был хороший огород с парниками. Вот этот сад. Его заложил ещё мой дед. И двуколка.  Год жито, год пашня, год трава. И всё говно коровы, коня, свиней, овец и кур на огород и на поле. Огородом занимались в основном бабы и мы, дети». - «А наёмные работники были?»   - «А зачем? Отцу помогали два старших брата, а мы с сестрёнкой   матери на огороде и смотрели животных. Но, в 39 году всё порушилось.  Колхозы у нас не успели сделать. Началась война. Братья мои попали в Красную армию и  погибли где-то под Смоленском. Немцы нас шибко не трогали. Они  больше за евреями охотились. Их, правда, в нашей деревне не было.   Отца,   как только немцев прогнали в начале 45, тоже    в армию забрали. После победы он вернулся весь пораненный и  вскоре помер».  – «А как Вы потом жили?»   - «Так начали  образовывать  колхозы. У нас забрали коня и  десять десятин пашни, но корову оставили, как семье погибших красноармейцев.    Я вышла замуж  за парня из соседней деревни, который пришёл к нам в дом. Сестрёнка  уехала учиться  в Гродно на врача. Я вскоре родила вот этого выпивоху, который вон там сидит».
        - «Когда порядка было больше,   сейчас или когда вы были в Польше?»    - «В Польше у нас был такой порядок.  Раз в неделю полицай на велосипеде объезжал всю деревню, заходил даже в усадьбы и там,  где  находил беспорядок,  строго наказывал вплоть до большого штрафа.  А сейчас никому дела нет. Посмотрите, как всё замусорено кругом».  Мы ещё немного с ней поговорили. Я с некоторым усилием вытащил своего попутчика из-за стола, и мы подались в сторону Минска.
        Так случилось, что  полтора  десятка лет я с Павлом не общался, поскольку уехал на работу в Сибирь. Но, знал, что он опять избирался судьёй и уже возглавляет областной суд.  У него росло два сына. Он от государства получил хорошую квартиру, обзавёлся дачей. И все у него было хорошо.
         Оказавшись в Москве, я  возобновил с ним общение. Как-то созвонился с ним по телефону, поинтересовался насчёт рыбалки.  Его область находилась в 300 км от Москвы. Тут же  был приглашён с обещанием устроить  для меня хорошую рыбалку.
   И вот, мы сидим у него на даче. Жена его Зина оказалась очень приветливой и хозяйственной особой.   Огород, сад содержались в идеальном порядке. На усадьбе была баня, две теплицы, беседка. К ужину на хорошей иномарке подъехал мужичок, как оказалось, областной прокурор, приятель Павла и заядлый рыбак. Я тут же нашёл  с ним общий  язык.  Немного выпив,  мы поехали  в какое-то рыболовное хозяйство, где переночевали и рано утром подались на рыбалку.  К обеду  в наших садках  плескались по несколько сазанов. Три штуки общим весом 7 кг достались Зине, она их  запекла в духовке,  поставила на стол маринованные огурчики, грибы, помидоры и зелень.  Под эту великолепную закуску мы  крепко выпили. И чёрт меня дёрнул  спросить  Павла  выносил ли он за свою практику смертный приговор.  – «А ты как думаешь? Совсем недавно я   вынес смертный приговор».  Я  в ответ ляпнул: «Так ты же, выходит, палач?»  Павел побледнел, изменился в лице, встал из-за стола  и, ни слова не говоря,  вышёл  на улицу. 
          Проснувшись утром, не застал Павла дома, хотя было воскресенье.   А Зина мне сказала: «Вы же смертельно оскорбили мужа.  Я-то вижу, что с ним происходит, когда он вынужден принимать такие решения. Вряд ли он простит Вам такое оскорбление». Так и произошло.
       Следующий раз мы с Павлом встретились, когда  уже оба были на пенсии. Он успел поработать и в прокуратуре после судейства, и, видимо, два десятка лет сгладили его обиду на меня.  У меня хватило разума при встрече  повиниться. А он сказал: «Кто старое помянет, тому глаз  вон».  И, улыбнувшись, приобнял меня.      
        Я всё же решился при этой встрече обосновать свою позицию относительно смертной казни.  Привёл известные всем  факты  о  расстрелах ни в чём не повинных людей за преступления других, например Чикатило.   – «Ты же, Павел, не будешь отрицать, что среди наших правоохранителей полно подонков, которые ради карьеры и наживы фальсифицируют дела, сажают и калечат  людей и их судьбы.  Я уверен, что и судьи не все чисты».  – «Тут мне возражать нечего. Я вспомнил один случай, как на приём ко мне пришла женщина – мать убийцы. И рассказала о судьбе своего сына. А я  как раз изучал дело этого парня за второе убийство.  И сомневался, какой окончательный приговор  вынести.  Она мне говорила, что до окончания школы сын был очень хорошим парнем. Интересовался искусством, наукой, хотел поступать учиться на инженера. А в парке, защищая свою девушку, так трахнул  одного парня по голове, что тот тут же скончался. Ему за это убийство дали всего 6 лет. В тюрьме его  перевоспитали,  и  вернулся уже совсем другой человек. Она не просила меня для него снисхождения, просто поведала мне об этом. А я после этого разговора не колебался, а вынес смертный приговор за второе убийство.  Потому что понял, он  убийца и будет продолжать убивать, если его не остановить». 
      Мне  эти его слова   крыть было нечем. Я всё же попытался  аргументировать, ссылаясь на американцев и китайцев, которые держат  осуждённых в тюрьме  до десятков лет, не  приводя приговор в исполнение.  А китайцы пытаются искоренить коррупцию, пачками расстреливая взяточников, а они не переводятся.   Мой собеседник задумался  и сказал: «За всю свою практику судьи  я вынес одиннадцать смертных приговоров, и ни разу не усомнился в том, что был прав. Вот тебе ещё один пример.  Мне попало дело двух парней-курсантов высшего военно-технического училища.  В увольнении возле какого-то клуба  познакомились с девушкой, уговорили её поехать с ними на квартиру послушать музыку. Там вдвоём её изнасиловали. Она,  придя в себя,  пригрозила им , что  засудит. Тогда они  её оглушили, увезли  на машине в лес, убили и закопали. Я, рассматривая это дело, убедился, что оперативники и следствие собрали убедительные доказательства того, что именно они убили девушку.  Весь вопрос заключался в том, что они валили вину друг на друга. Кто конкретно душил её, а кто помогал.        Я долго сомневался, но приговорил обоих к максимальному сроку наказания.  Мне пытались из некоторых высоких кабинетов сказать, что может быть, я погорячился, дав им по 15 лет.  Я настоял на своём. 
      Эти  прохвосты, отсидев две трети срока, вышли на свободу. Один из них, кажется, уехал из страны. А второй буквально через 2 месяца после освобождения убил таксиста. По стечению обстоятельств этого таксиста я знал,    будучи студентом. Я подрабатывал сторожем в школе, где директором был его отец.  Парнишка был прекрасный, окончил военное училище, служил в армии, имел жену и двух детишек. После разгона армии вынужден был работать таксистом.  И этот подонок его убил из-за несколько десятков рублей.  Меня опять пытались склонить к более мягкому наказанию. Его папаша был довольно крупным чиновником.  Но тут я закусил удила.  Для меня важно было всегда убедить себя  неопровержимыми фактами, что дело имею  с  убийцей, какими бы мотивами он это не оправдывал».  Было видно, что этот рассказ  даётся ему тяжело, задевает его за живое. Он не забыл тот наш разговор, когда  я его обозвал палачом.
       Гнетущую обстановку я попытался разрядить,  спросив его, помнит ли он украинский язык и пишет ли стихи.  – «Отвяжись ты от меня с этим украинским языком и стихами. Давай лучше выпьем. У меня растут две прекрасные внучки. И теперь главная моя забота помочь их родителям поставить их на ноги. Если я помру раньше тебя, то тебе передадут две тетрадки с моими стихами. Делай с ними что хочешь».  – «Ты, Павел, обалдел. Я же на 14 лет старше тебя. Если помру,  тебе передадут ещё раз мои извинения и восхищение твоим талантом поэта, который ты пытаешься  похоронить,  и твоей честностью настоящего, неподкупного судьи. Последний вопрос: сколько ты дал бы мне за мою страсть к самогоноварению?»   Он улыбнулся и сказал: «Я бы тебя взял на поруки».
       Он  своими аргументами убедил меня в справедливости его приговоров к  высшей мере наказания.
       Однако, размышляя на эту тему, я всё же против смертных приговоров, учитывая что не все судьи такие как мой друг Павел.
         Свою историю я хочу  закончить  тем, что  мы до  сих  пор с ним дружески общаемся.  Он за последние три года сильно сдал, но свои взгляды и отношение к жизни  и людям не поменял.
     Если бы нынешний судейский корпус состоял из таких людей как он, то наша страна развивалась   бы совсем по-другому.
   25.11. 2025 г. Минск