Звёздное небо семьи Лозино- Лозинских

15 ноября 1988 года был успешно совершен первый и последний полет космического корабля «Буран». По такому случаю всех сотрудников «Молнии» 22 ноября пригласили на торжественное заседание в конференц-зал.
Людские потоки стекались к молниевской башне, как реки стекаются в море.  Как всегда, грузовой лифт не работал, и большая живая очередь тянулась к двум пассажирским лифтам, вместимостью четыре человека каждый. Очередь шумела, разговаривала, смеялась. Настроение - праздничное. 
Вдруг по очереди прошло какое-то волнение: вдоль нее шла группа необычных людей.   По одежде, по осанке и по походке угадывались Первые люди Молнии – Главные конструкторы. 
Они подошли к лифтам. Народ расступился, пропуская ученых мужей к дверям, но человек с седой головой, самый старший среди них тихо сказал: «Ничего, ничего, мы поднимемся пешком», - и зашагал вверх по лестнице.
 С каждым этажом численность этой группы уменьшалась, и к конференц-залу на двенадцатый этаж человек поднялся в гордом одиночестве. Этим человеком был Генеральный конструктор НПО «Молния» Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский.
 Было ему - без малого 80 лет.



5 декабря 1909 года, на Рождество, в Киеве (предположительно - в Пуща-Водице), в семье государственного адвоката Евгения Лозино-Лозинского родился сын, которому родители дали имя Глеб.
По происхождению отец мальчика был столбовым дворянином, относившимся к древним потомственным дворянским родам, с XVI века заносившимся в специальные "столбцы" - родословные книги. В 1914 году семья Лозино-Лозинских переезжает в Кременчуг, им дают пятикомнатную квартиру.

 Детство и юность Глеба проходили в бурные и тяжелые годы начала ХХ века. Новая рабоче-крестьянская власть жестко обходилась с интеллигенцией. Семью Лозино-Лозинских выселяют из собственной квартиры и дают две комнаты в другом доме. «Однако заснуть на новом месте в первую ночь мы не смогли: там было полно вшей».

1918 год - Гражданская война.  Вот как об этом вспоминает Г.Е. Лозино-Лозинский: "... власть в городе стала то и дело меняться. Кто только у нас не был... То зеленые, то красные, то белые, то Махно, то атаман Григорьев. Рядом с нашим домом был городской суд. Там, во дворе, всегда стояли автомобили очередных «отцов города»... И мы знали: если ночью заводят машины, значит, завтра произойдет смена власти. Иной раз кроме макухи (семян подсолнечника, из которых выжато масло) есть было нечего......"

В таких условиях не могло быть и речи о нормальной учебе в гимназии и с Глебом по всем предметам занимался отец. В 1920 году удалось вернуться жить в старую квартиру, которую "уплотнили", поселив еще одну семью.
 
Мирная жизнь стала налаживаться. У кременчугских мальчишек был свой способ узнать, кто чего стоит. Для этого они отправлялись на пасеку одного из местных жителей и там, надев на лицо, сетку проходили сквозь пчелиный рой. Чтобы пчелы тебя не ужалили, нужно было сохранять абсолютное спокойствие. И 12-13 летний Глеб с честью выдерживал эту проверку. Весной любил он с товарищами прыгать по льдинам на Днепре.
Благодаря домашним занятиям, в 1923 году Глеб пошел сразу в 7-й класс трудовой школы. Затем - два года учебы в профтехшколе, где получил специальность слесаря.
По совету родителей, в 1926 году он становится студентом Политехнического института (ХПИ) в Харькове - тогдашней столице Украины. После первого и второго курсов обучения дважды едет на Кавказ, добираясь до Терскола на крышах вагонов, и совершает с товарищами восхождения на Эльбрус.
В 1930-м ХПИ реорганизуется в 5 самостоятельных отраслевых институтов и в этом же году Глеб Лозино-Лозинский стал выпускником одного из них - Харьковского механико-машиностроительного института, получив квалификацию инженера-механика по специальности "Паротехника".

По окончанию института он распределяется на Харьковский турбогенераторный завод. В связи с тем, что при разработке авиационных двигателей внутреннего сгорания едва удавалось преодолеть мощность в 1000 л. с., в 1932 году Лозино-Лозинскому предлагают принять участие в создании паротурбинной двигательной установки невиданной по тем временам мощности в 3000 л. с. для бомбардировщика ТБ-4, который с 1931года проектировал А.Н. Туполев.

Глеб Евгеньевич вспоминает: "Страшный голод 33-го пережил в Харькове. Я видел, как люди падали и умирали прямо на улице. Видел, как в 37-м люди исчезали. И я мог тоже сгинуть, оказавшись жертвой доноса.
Но я был уверен в своих товарищах". Тогда вряд ли можно было скрыть для бдительных "органов" титул "столбовой дворянин", передавшийся по наследству от отца, но для коллег по работе и других людей он был "сталинским инженером", а это тогда было главное...

В то время он встречает свою спутницу жизни - Елену. Она работала бухгалтером в Харьковском авиационном институте, в котором Глеб Евгеньевич    занимался созданием двигателя. Ее отец был машинистом паровоза. В 1939 году, у них родилась дочь Ирина. Молодая семья жила на территории ХАИ в домике для сотрудников...

В феврале 1941 года вместе с женой Еленой Филипповной и двухлетней дочерью Ириной, Глеб Евгеньевич возвращается в Киев. Киевский авиационный завод "N43", образованный в 1920 году, в то время занимался ремонтом военных самолетов. В должности инженера, а затем - начальника тепловой группы он приступил к созданию комбинированного двигателя для самолета.

Но жить и работать в Киеве помешала Великая Отечественная война: «22-го июня, в воскресенье, мы с женой проснулись от грохота зениток. Мы тогда еще возмущались: как это можно устраивать маневры в выходной день, да еще с такой стрельбой? А в 9 утра узнали, что это не маневры». 
 "Какая злость брала, когда на высоте всего 250 метров шли немецкие бомбардировщики, а наши зенитчики их не могли достать!" - вспоминает Глеб Евгеньевич.

 «Мне сказали: «Нас будут эвакуировать». И предупредили: не берите, мол, с собой много вещей. Оставьте их. Мы позаботимся, чтобы ничего не пропало. И я, Лозино-Лозинский, дурень дурнем, так и сделал. Хорошо еще, что моя жена кое-что все же захватила с собой.
Когда приехали в Куйбышев, нам дали угол в хибарке. В другом углу поселились двое пожилых людей. Все бытовые заботы легли на мою жену, Елену Филипповну, которая и в Куйбышеве продолжала работать по своей специальности — бухгалтером. Она ухаживала за нашей дочкой и иногда, когда предоставлялась такая возможность, обменивала на продукты те немногие вещи, что были у нас».

Тяжелые пути эвакуации привели его в Куйбышев (ныне - Самара) в конструкторское бюро А.И. Микояна, с которым он свяжет последующие 35 лет своей жизни, создавая силовые установки для истребителей "МиГ" и где впервые прикоснется к космосу, работая Главным конструктором воздушно-орбитальной системы "Спираль"...

Вспоминает дочь Глеба Евгеньевича: «Моя бабушка Елизавета Исаевна была свято убеждена, что ее сын, мой отец, — человек исключительный. Такая вера бабушки, безусловно, помогала папе добиваться впечатляющих успехов.
Бабушка считала, что ее сын достоин гораздо более интересной женщины. Дело в том, что мой отец был из зажиточной интеллигентной семьи. А мама — из бедной многодетной. Я видела украинскую хату-мазанку, в которой она выросла с четырьмя братьями и сестрами: две маленькие комнатушки, рядом сарайчик для кур. Уже с апреля старшие дети жили на улице, в хате только ночевали".

В феврале 1942-го было решено вернуть КБ Микояна в Москву, а летом 1943 года приехали в Москву жена и дочь. Они поселились в 12-метровой комнате.
Вспоминает Ирина Глебовна: «Три кровати стояли в ряд, больше никакой мебели, естественно, не было; еду мы готовили на керосинке и на керогазе. И только после войны в этот дом провели газ, а в общей ванной установили газовую колонку. Помню, как мы показывали ее отцу, вернувшемуся из одной из своих бесчисленных командировок (он постоянно ездил то в Капустин Яр, то в Горький).

По окончании Великой Отечественной войны, майор Лозино-Лозинский, едет в Германию принимать трофейные реактивные моторы ЮМО и БМВ, перенимать технологии. Под его руководством создаются двигатели для первых реактивных истребителей МиГ. Форсажные камеры конструктора помогают самолетам СССР летать быстрее звука.
В 1969 году Лозино-Лозинский попал в автокатастрофу, однако даже ее тяжкие последствия не смогли заставить его изменить свой образ жизни, и на время забыть о работе.
«Тогда, — рассказывал он, — у меня от удара сломался «зуб» шейного позвонка. Как потом мне объяснили врачи, еще чуть-чуть и был бы поврежден нерв, в результате чего наступил бы паралич рук и ног. Размеры этого «чуть-чуть» были ничтожно малы — всего лишь доли миллиметра».
 Уже через две недели он, сидя в гипсовых «доспехах» за своим письменным столом, работал точно так же, как и всегда. Разница была только в том, что кабинетом конструктора стала теперь одна из комнат его квартиры, где теперь с утра до вечера сменяли друг друга сотрудники КБ.

Работая в ОКБ Микояна, Глеб Евгеньевич получил наукоёмкий авиакосмический проект "Спираль", состоящей из гиперзвукового самолета-разгонщика (ГСР) и военного орбитального самолета (ОС) с ракетным ускорителем.  Хотя планы у бюро Микояна были «наполеоновские», наибольшую техническую проработку в системе «Спираль» получил лишь один элемент — экспериментальный пилотируемый орбитальный самолёт.
Проект «Спираль» вызвал большой интерес у Королева. Сергей Павлович предложил использовать вместо гиперзвукового самолета-разгонщика ракету, которая выводила в космос корабль «Восток» с Юрием Гагариным на борту. Однако осуществить этот замысел не удалось. Вскоре Сергей Павлович лег в больницу, из которой уже не вышел.
Со смертью Артёма Микояна, работы по теме «Спираль»   стали сворачивать, а — Лозино-Лозинский в 1971 году стал главным конструктором перехватчика МиГ-31,а затем и  МиГ -29. МиГ-29. Сегодня этот самолет, один из лучших фронтовых истребителей четвертого поколения, знаменит на весь мир; он состоит на вооружении более 20 стран.

Руководство страны утратило интерес к «Спирали» и бросило все силы на соперничество с американцами в лунной гонке. «Заниматься фантазиями мы не будем», — заявил, ознакомившись со «Спиралью», министр обороны маршал Андрей Гречко, и работы по этой теме стали свертывать.
Лозино-Лозинскому очень трудно было пережить такой удар.   Тогда обращались за помощью к М. В.Келдышу, но и ему не удалось добиться поддержки проекта.

Вручение Сталинских и Ленинской премий достатка нам не прибавили. Может быть, позволили поехать на курорт или родителям купить что-нибудь из одежды. Как жили в коммуналке с двумя соседями, так и продолжали там жить. Вообще, по нынешним меркам, мы были очень бедными — в комнате из мебели — только железные койки, какой-то кошмарный стол и стул. Бабушка работала учительницей математики, снимала угол в другом доме.

В 1960-е годы отцу дали небольшую двухкомнатную квартиру. Думаю, он мог бы получить большую жилплощадь, но этого нужно было добиваться. А папа не хотел никому быть обязанным. Когда у нас появилась отдельная квартира, бабушка переехала к нам. И хотя они с мамой были людьми, так сказать, несовместимыми, тем не менее уживались мирно.

Отец с мамой жили в гражданском браке. Расписались, когда мне было десять лет. Прекрасно помню тот воскресный день! Мы отправились на прогулку по Москве (к тому времени отца перевели на работу в столицу), как всегда, зашли в книжный магазин, а затем — в какое-то красивое здание. Потом узнала, что там находился загс.
Моих родителей называли идеальной парой — им было хорошо вместе, они никогда не ссорились. Когда мы уезжали на дачу, папа с мамой, бывало, уходили на полдня на прогулки. Многим нравится устраивать на даче огород или цветы высаживать. А родителям это было неинтересно. Они гуляли, мама восторгалась красотами природы, а папа с удовольствием ее слушал — человеком он был немногословным.

Когда отец возвращался с работы домой, то сразу же включал радио, чтобы прослушать последние известия. Мешать ему было нельзя, поэтому никто не произносил ни слова. Радио был для него неким обязательным фоном; он в это время учил английский язык — для того, чтобы читать техническую литературу. 20 слов в день — такой, если не ошибаюсь, была его норма.

Глеб Евгеньевич обожал свою дочь Ирину, но никогда не вмешивался в процесс обучения в школе.  У него было глубочайшее убеждение, что дочь со всем справиться сама. Раз она его дочь, значит, должна хорошо учиться. Иначе и быть не может.
После окончания школы Ирина поступила в МАИ на двигательный факультет и успешно его закончила. В это же время в космос начали летать первые космонавты, и Юрий Алексеевич Гагарин определил мою судьбу, потому что без двигателей ракета никуда не полетит.
Папа не возражал, но прямо говорил: мол, вряд ли добьюсь на этом поприще успехов. Однако я доказала, что он неправ — участвовала в создании двигателей для ракеты «Энергия», которая вывела космический корабль многоразового использования «Буран» на околоземную орбиту. Так что в этом проекте мы оказались с отцом в одной упряжке».

Впервые я узнала, что у папы довольно высокая зарплата, когда после первой сессии в Московском авиационном институте оформляла стипендию. Претендовала на нее потому, что оценки у меня были хорошие. Принесла в деканат справку о доходах семьи и услышала: «Ваш отец много зарабатывает, поэтому стипендия вам не положена».
Родители бытовые технические новинки приобретали сразу после их появления в магазинах. Скажем, начала отечественная промышленность выпускать первый советский телевизор «КВН», и мы его незамедлительно купили. Тот телевизор был с линзой; в нее нужно было заливать дистиллированную воду, а так как отцу был интересен процесс ее изготовления, то мы сами ее добывали: на кухне кипел чайник, а на полу вечно стояла лужа…
Когда в продаже появился автомобиль «Москвич», похожий на немецкий «Опель», отец тут же его приобрел. Мы ездили на нем на дачу».

Вершиной творческого пути Глеба Евгеньевича станет, когда он, с 1976 года, на должности Генерального директора - Главного конструктора научно-производственного объединения (НПО) "Молния" приступит к созданию орбитального корабля "Буран", совершившего триумфальный полет в космос и автоматическую посадку на посадочном комплексе космодрома Байконур 15 ноября 1988 года.
 
Несмотря на предложение НПО "Молния" применить схему орбитального самолёта "Спираль" в системе "Буран", головной разработчик системы НПО "Энергия" настоял на использовании компоновки, близкой к американскому «Шаттлу».
«Когда было решено приступить к созданию авиакосмической системы, — рассказывал заместитель Лозино-Лозинского Л.П.Воинов, — мы предложили свой давний проект. Но нам сказали: «А американцы-то идут другим путем. А они что? Дураки? Нет, они умные. А в вашем проекте, возможно, есть подводные камни». И поскольку схема «Бурана» представлялась ответственным лицам менее рискованной и требовала вроде бы меньших усилий, нежели наша, то решено было осуществлять именно её.

И всё же за постройку самого «Бурана» Глеб Евгеньевич взялся, во многом благодаря тому, что, официально возглавив один проект, он неофициально смог продолжить другой. И так он поступал всегда – работая над любой официальной программой, он умудрялся в её рамках проводить нужные ему испытания и исследования, чтобы довести собственный проект до совершенства.

Лозино-Лозинский понимал, что главный советский космодром - это главная цель для американских стратегических ракет, поэтому, если бы разразилась большая война, то он был бы уничтожен в первые же полчаса взаимного обмена ядерными ударами. А потому ни один "Буран" не успел бы даже оторваться от земли.
 
"Спираль" же крепилась к тяжелому самолету, который мог подняться с любого аэродрома, которых сотни. Спираль - это простой и дешевый уничтожитель многомиллиардных Шаттлов, с уникальными техническими характеристиками.    Опыт работы над "Спиралью" значительно облегчил и ускорил создание "Бурана".
«Лозино-Лозинский очень категорично отстаивал свои позиции, — рассказывает И.С. Силаев (министр авиационной промышленности СССР с 1981 по 1985 год) — Он, если так можно сказать, всегда был в атакующем режиме. И, конечно же, резкость и даже беспощадность, которые были ему присущи, осложняли его взаимоотношения с руководством.
 
Рассказывает Ирина Глебовна: «Глеб Евгеньевич умел чувствовать психологию и мобилизовать человеческое усилие. Я просто присутствовала при разговорах дома, когда что-то не получалось на том конце провода, и когда выдавались указания. Много раз я присутствовала при этих разговорах. Я бы не хотела быть на той стороне провода. Это очень тяжело вынести. Это даже не кнут. Кнут он просто боль приносит, а тут тебя просто ставят на место по твоей компетенции. Это другой способ общения. Ты понимаешь, что не можешь ни правильно поставить задачу, ни правильно рассчитать свои силы, ни взаимодействовать со своими товарищами, и вообще ты никто. Ударить – ничего страшного, всё пройдет. А это – психология. Это не забывается».
 
Лозино-Лозинский был очень волевой человек, а когда надо, бывал очень строгим. Два раза были случаи, когда у него «на ковре» люди в обморок падали, мужчины закаленные — такие он разносы устраивал. Но как конструктор он был признанным лидером. С ним все считались, в том числе и министр авиационной промышленности.

Лозино-Лозинский, которого после рождения внука все называли дедом, был довольно молчаливым человеком, потому что его и дома одолевали мысли о работе. Затем родилась внучка, потом уже быстро довольно надвигалась работа по «Бурану». Обсуждения или какие-то долгие разговоры как-то не были свойственны, но в семье хорошо понимали друг друга.
Вспоминает заместитель Г. Е. Лозино-Лозинского М.И. Осин: «Общаясь с Лозино-Лозинским, сотрудники не могли отделаться от мысли, что имеют дело со своеобразной вычислительной машиной, имеющей к тому же органы чувств. Хорошо зная людей, он ловил их на отводе взгляда, на дрожи в голосе, и безошибочно выходил в разговоре на самое больное место. Похоже, что он чувствовал это и своеобразно развлекался, решая за начальников отделов и бригад их, казалось бы, неразрешимыми вопросы.

Рассказывает А. Лукашев, начальник отдела 8 ГНИИ ВВС: «После выполнения очередного полета аналога ОК «Буран» специалисты испытательной бригады выполнили послеполетный осмотр корабля, а на другой день запланировали подготовку к следующему полету.
К девяти часам утра бригада от 8 ГНИИ ВВС прибыла на стоянку ОК «Буран». Каково же было мое удивление, когда я увидел, что около корабля установлены стремянки, технологические платформы и какие-то люди снимают теплозащитные плитки с кормовой части корабля. На мой вопрос: «Что здесь происходит?», ответили, что рано утром позвонил Глеб Евгеньевич и дал указание вскрыть теплозащиту в корневой части киля и провести целевой осмотр этой зоны.
Когда специалисты сняли метра полтора теплозащиты, мы стали осматривать это место и остолбенели от неожиданности. На обшивке фюзеляжа и киля были трещины. Сразу подумалось, что мы были в одном шаге от катастрофы. Работы были прекращены. Глеб Евгеньевич немедленно прибыл, лично осмотрел все и провел техническое совещание со специалистами. Вскоре были проведены доработки по усилению корневой части киля.
Мы тогда все были поражены интуицией Генерального конструктора. Как его осенило проверить именно это место, остается загадкой. Очевидно, громадный опыт практической работы, высочайшая эрудиция и чувство высокой ответственности лежали в основе этого озарения. Дорогостоящая машина и людские жизни были спасены благодаря вмешательству Генерального конструктора».

 Лозино-Лозинский был вежлив в общении с инженерами и рабочими. Он ко всем обращался на «вы»: и к уборщице, и к молодому специалисту, и к зрелым специалистам. Было только 4–5 человек, его соратники, с которыми он общался на «ты».
Продолжает свой рассказ заместитель Г. Е. Лозино-Лозинского М.И. Осин: «Однажды в 90-х годах в Италии на технологической выставке, где я впервые рассказывал о "Буране", мне пришлось вечером услышать от Лозино-Лозинского фразу, что без него не было бы "Бурана". Как же так? А мы, что, ничего не стоили? Нет, стоили, но Лозино-Лозинский мог бы вместо нас набрать других.
Некоторые мои родственники и просто знакомые спрашивали меня в начале 60-х годов примерно так: "А Главный конструктор - голова?". На вопрос о Лозино-Лозинском я бы ответил быстро: "Да, это уникальный ум и энциклопедические знания". Он   руководил пятнадцатитысячным коллективом инженеров и рабочих и контролировал миллиардные траты.

Рассказывает Ирина Глебовна: «Работать над «Бураном» я стала приблизительно с 78-го года, когда только началась отработка двигателей. Я работала, и работаю сейчас, в научном центре, который сейчас называется «Центр Келдыша», а тогда это был НИИ тепловых процессов. Мы занимались вопросами по созданию ЖРД (жидкостных ракетных двигателей) первой и второй ступени ракеты-носителя «Энергия».

Надо обратить внимание на рабочее сотрудничество руководства «Энергии» и руководства «Молнии». Два руководителя, Глушко и Лозино-Лозинский, взаимодействовали на равных правах, с равными обязанностями и с равной ответственностью.  У них были разные задачи. Но, если бы они вместе не согласовывали все планы, если бы они не работали вместе, мы бы ничего не имели в результате.  Необходимо было не просто работать, а реализовать то, что нужно.
По планеру были новые задачи в информационном плане, в макетном плане. А для ракеты Валентин Петрович Глушко поставил задачу на создание 4 блоков – это была совершенно гигантская миссия.  Американцы ещё даже не подошли к ней! Они и сейчас покупают аналог, по сути, половину того двигателя, который обеспечивал «Буран».

НПО «Энергомаш» имеет в своем портфеле два крупных контракта с американскими партнерами. По первому предприятие поставляет в США двигатели РД-180 для тяжелой ракеты Atlas V, по второму — РД-181 для среднего носителя Antares. Стоимость первого контракта превышает миллиард долларов, второго — 220 миллионов. Именно первый контракт позволил «Энергомашу» относительно безбедно существовать в последние 20 лет.
Благодаря своим знаниям и организаторскими способностям Ирина Глебовна стала, начальником сектора, начальником отдела, Кандидатом технических наук, Главным специалистом отделения жидкостных ракетных двигателей Научно-исследовательского института тепловых процессов.  Написала множество трудов по двигателям.
Кандидат технических наук, главный специалист ГНЦ ФГУП «Центр Келдыша» Ирина Глебовна самым большим достижением в рамках программы «Энергия-Буран» считает обеспечение работоспособности окислительных трактов двигателя. На эту тему была написана кандидатская диссертация.

«Каким было ваше 15 ноября 1988 года?»- спросили Ирину Глебовну.
«Сначала я ждала звонка: ждала, что мне позвонят и скажут, что двигатели первой ступени выполнили свою задачу, и всё это продолжает двигаться в заданном направлении. Но, никакого звонка от Глеба Евгеньевича не было.
Мне очень хотелось, конечно, поехать на запуск, но мне не удалось. Это одна из самых больших обид по отношению к Глебу Евгеньевичу, что мне не удалось увидеть старт. Однако такие специалисты, такого уровня, там не нужны. Ответственные решения принимаются по каждому моменту. Народу и так было там полно. Это же понятно».

«После запуска «Бурана» папе сделали подарок, правда не бесплатный: предоставили возможность купить новую «Волг». Водителем же он был прекрасным… А самой крупной покупкой была двухкомнатная квартира, которую папа купил, когда я вышла замуж».

Продолжает свой рассказ М.И. Осин: «Однажды после поздравления с десятой годовщиной успешного и единственного полета "Бурана" и после высказанного сожаления, что больше полетов не было, пришлось услышать от Лозинского тихо сказанную фразу: "А может и хорошо, что не было...".
Он так сказал, потому что заложенная при проектировании система управления «Бурана» при её четырёхкратном резервировании имела в районе приземления бреши, при попадании в которые успешная посадка на аэродром становилась невозможной. Угроза попадания во втором полёте в брешь и неминуемая катастрофа на посадке сильно «смазали» бы блистательную удачу первого полёта, названную выдающимся достижением отечественной космонавтики.
"А может и хорошо, что не было...". В этот момент он стал как-то ближе, и от облика железного Генерального, словно бы отделился пожилой, усталый и совсем такой же, как мы, обычный человек. Впервые мы поняли, что ему 88 лет и его стремление создать новую авиационно-космическую систему МАКС для него несбыточная идея».

Лозино-Лозинский (в свои 80 лет!) начинает проектирование многоцелевой авиационно-космической системы (МАКС) когда, по техническому заданию ракетно-космического НПО "Энергия", в 1988 году был создан самый большой в мире транспортный самолет Ан-225 "Мрія".
Глеб Лозино-Лозинский разработал специальный самолёт Геракл (Молния -1000), исполняющий роль первой ступени. «Молния-1000» по своим размерам была сопоставима с самолетом Ан-225, который считался самым крупным из когда-либо спроектированных самолетов Советского Союза. Однако несущие свойства «Молнии-1000» были почти в два раза больше, чем у Ан-225 – 450 тонн против 250 тонн соответственно. Ракетоплан же  разрабатывался на базе одного из тестовых проектов «Бурана».
Имеющаяся на "Геракле" система подъема и опускания грузов сокращает цикл и упрощает операции погрузки и разгрузки, не требуя оснащения аэродрома громоздкими кранами. Самолет "Геракл" может базироваться на внеклассных аэродромах или аэродромах 1 класса с доработанными при необходимости рулежными дорожками. Но и этот проект оказался невостребованным.

Лозинский защитил докторскую диссертацию довольно поздно: он собрал результаты создания сверхзвуковых воздухозаборников истребителей, то есть с запозданием оформил материалы прошлой работы, не имеющие отношения к аэрокосмической тематике.
«После успеха «Бурана» я по рекомендации ряда академиков РАН подал документы на присвоение мне звания академика. Но, когда Гурий Иванович Марчук, тогдашний президент Российской Академии наук, показал Горбачеву соответствующий список, тот, увидев в нем мою фамилию, сказал: «Зачем вы выдвигаете какое-то старье? (Мне тогда было 78 лет). У нас и так средний возраст академиков недопустимо высок. Если же этот ваш Лозино-Лозинский и в самом деле такой заслуженный, то он и без научного звания станет известным. Для этого вовсе не обязательно быть академиком».
В конце концов я стал действительным членом еще и Академии космонавтики, а также Академии авиации и воздухоплавания — академий сейчас много… Ну и кроме всего прочего, являюсь членом Международной космической академии с центром не то в Вашингтоне, не то в Париже…».

Рассказывает Марк Либерзон, доктор физико-математических наук, профессор. «Глеб Евгеньевич принял мое предложение занять должность профессора на руководимой мною кафедре «Аналитическая механика» в МАТИ – РГТУ им. К.Э. Циолковского. Годы профессорства Глеба Евгеньевича оставили ярчайший след и на кафедре, и в университете. Его специальный курс по многоразовым космическим транспортным системам не имеет аналогов по тому эффекту и интересу, который он вызвал у слушателей.
Аудиторию привлекала не только замечательная манера изложения и интереснейший подбор фактов, но и совершенно необычная, я бы сказал необузданная, энергетика, которую лектор излучал на слушателей и заражал их ею. А ведь в то время возраст Глеба Евгеньевича «перевалил» за 90!
Никогда не забуду наш последний разговор по телефону. Глеб Евгеньевич позвонил мне из больницы и сказал: «У меня неожиданно появилось время. Приезжайте, мы можем поработать над нашей совместной книгой». Присутствовавшие при этом телефонном разговоре – и его коллеги, находившиеся около него в больнице, и я – понимали, что его предложение неосуществимо.
Он ушел из жизни на следующий день. Но какая ясность мышления до последнего дня жизни, какое неистребимое стремление к деятельности, какая глыба по имени Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский!»

Рассказывает О. Богданов, заместитель генерального конструктора АНТК им. О.К. Антонова: «Раз меня свела судьба с Глебом Евгеньевичем в совместной командировке в 1989 году на американский континент. Делегацию разместили в гостинице далеко от города, в районе аэропорта. Расстояние от гостиницы до города – приблизительно 7–8 километров.
И вот в один из дней, когда выдалось свободное время, я решил пройтись пешком в город. И каково же было мое удивление, когда на своем пути я встретил Глеба Евгеньевича, который шел один из города мне навстречу. В свои 80 лет, без сопровождения, в незнакомом городе он проделал этот путь в город и обратно – зачем?
На мой вопрос: «Что Вас заставило одного пойти так далеко? Почему Вы не пригласили пройтись с собой кого-нибудь из нас?» – Глеб Евгеньевич ответил: «Неудобно было кого-либо беспокоить, да и повод был чисто личный: выполнить семейные поручения». И нужно было видеть, как светилось от удовлетворения его лицо: он выполнил просьбу детей и был очень доволен».


Глеб Евгеньевич известен своей упорядоченностью, безразличием к азартным предприятиям, играм, его отдых был, как правило, в санаториях с супругой. Даже на отдыхе Лозино-Лозинский совершал длительные пешие прогулки и, конечно же, плавал. Просто так сидеть на пляже и загорать он не любил...

Аскет и физически тренированный, Лозино-Лозинский пешком через три квартала ходил на работу. В свои 80 лет он демонстративно поднимался по лестницам на шестой и даже на двенадцатый этаж легче и быстрее молодых. Он легко, как кузнечик, разгибал ноги и буквально выпрыгивал из машины после длительной поездки к смежникам. Он придерживался жесткого режима дня, хотя работал до 8 часов вечера, гулял поздними вечерами, иногда даже совершал пробежки.
 
Многие Тушинцы запомнили гениального старца, гуляющего со свое супругой по парку около канала, или идущего из «Универсама» с продуктами в авоське. Правда, зрение подводило — оно заметно ухудшилось после кровоизлияния в глаз. Поэтому в последние годы читал, пользуясь огромным увеличительным стеклом.
Лозино-Лозинский  очень дорожил своим временем, однако всегда находил минуты, а то и часы для того, чтобы позаботиться о своей физической форме.
- По утрам, он обязательно делал зарядку, - рассказывает Ирина Глебовна, - с тех самых пор, когда в советское время по радио передавали «Утреннюю гимнастику», которую вёл Николай Гордеев.
В 5-6 часов вечера съедал яблочко и не злоупотреблял пиршествами. Глеб Евгеньевич мало ел. Это вообще-то весьма полезно — вставать из-за стола с легким чувством голода.
Мама превосходно и, что очень важно, быстро готовила. Самым, пожалуй, любимым нашим блюдом были вареники с вишнями. Ели их, сняв верхнюю одежду, чтобы не забрызгаться вишневым соком. Папа к кухонной плите даже не прикасался, полагал, что приготовление еды — не мужское дело. Кстати, он считал, что женщины не должны заниматься техникой. Поэтому, когда Светлана Савицкая заявила, что станет космонавткой, отговаривал ее.
 
Всего за полгода до своей кончины Лозино-Лозинский без посторонней помощи взобрался на Великую Китайскую стену — обожал путешествия! Это даже для молодого человека задача не из легких. Он до последних дней сохранил хорошую память и ясность мысли Он с успехом "запрограммировал" себя на активный жизненный цикл до 90 лет. (Он умер 28 ноября 2001 года).

Проекты Глеба Евгеньевича Лозино- Лозинского знают не только в нашей стране, но и в научных кругах за рубежом.  Многие разработки Лозино- Лозинского американские конструкторы уже воплотили в жизнь. Одним из самых ярких примеров является американский орбитальный корабль Dream Chaser, который был воспринят как прорыв в аэрокосмической промышленности Соединенных Штатов. Однако оказалось, что Dream Chaser является лишь копией советского беспилотного орбитального ракетоплана «БОР».
31 Мая 2017 года состоялась презентации американского самолета StratoLaunch. Для журналистов данное воздушное судно является венцом технологий авиастроения, а советские и российские инженеры знакомы с этим самолетом. Все дело в том, что StratoLaunch похож на уникальный сверхмощный советский триплан «Геракл», который более известен как «Молния-1000». Этот самолет был также разработан Лозино-Лозинским.

Когда спросили Глеба Евгеньевича: «В чем причины Вашего редкостного, завидного творческого долголетия?». Он ответил: «Во-первых - гены, за которые я благодарен моим родителям. И, во-вторых, определенный моральный настрой. Пережито много. Гражданская война на Украине, холера, голод 1933 года, страшные годы войны с фашистами. Но как бы ни было трудно, я всегда говорил себе: «Не поддаваться унынию!».
- Если будешь всё время нервничать, чувствуя себя беспомощным перед кем-то или перед чем-то, то вряд ли проживешь долго, - сказал он. – Чтобы подольше прожить , надо быть уверенным, что живёшь не зря, и что своё дело, в основном, делаешь так, как надо!

Вся жизнь Глеба Евгеньевича была связана с небом. И теперь взглянув на него ночью среди звезд в созвездии Лебедь можно увидеть звезду №KIC 9151578, названную 17.12. 2009 году именем Великого конструктора.
 
Звезду зовут «Глеб Лозино-Лозинский».