Третья часть. Бег по спирали. Глава 11

Человек, не лишённый романтического восприятия окружающего мира, мог достаточно долго, с замиранием сердца наблюдать, как откуда-то от края горизонта, словно далёкая мерцающая звезда, появляется идущий на посадку самолёт. И постепенно становится слышен звук работающих турбин.
Двум созданиям, ранним утром ожидавшим прибытие интересовавшего их воздушного судна, романтика была чужда. Они лишь могли представить, как эта механическая птица несёт в своём чреве больше двух сотен человеческих душ, которые пока ещё не научились летать самостоятельно.
Металлическое сигарообразное приспособление для полётов с поперечными планками, которые люди амбициозно назвали крыльями, скрылось за зданием аэропорта.
— Сели, — сказал Нивелепов.
Патрис в знак согласия плавно моргнул.
Решили не заходить вовнутрь здания, чтобы не мешать трогательной встрече отца и сына. Пусть Моисеенко, не стесняясь их взглядов, в полной мере оценит состояние семидесятилетнего старика. В кого тот превратился после проведения процедуры коррекции, каким бодрым красавчиком (для своего возраста, естественно) он стал.
Они не были свидетелями потрясённого взгляда генерал-майора, когда он увидел шагающего к нему из зала прилёта и получения багажа бодрого пенсионера с белой, аккуратно остриженной бородой, через которую виднелась совсем не старческая улыбка. Глаза светились приветливым весельем, а в теле, по тому, как на плече висела увесистая спортивная сумка, ощущалась уверенность и сила.
Отец и сын обнялись, пожали друг другу руки и зашагали к выходу из здания аэропорта. На ходу отец интересовался, как поживает сын и его семья, как обстоят дела на службе. Сын же в свою очередь изучал отца продолжительными взглядами, подробно рассказывая обо всём, что того интересует.
— Помочь с сумкой? — выходя на улицу через разъехавшиеся в стороны стеклянные двери, спросил Моисеенко-младший.
— Нет, — махнул рукой Пётр Ильич, — спасибо, Гришаня. Я уже получше стал. — Он подбросил на плече сумку. Она подскочила немного и вновь повисла, упруго натянув матерчатый ремень. Без сомнения, ноша была тяжёлой.
— Как знаешь, — не стал возражать сын и повёл отца к служебному автомобилю. И ещё издали заметил стоявших чуть поодаль двух новых знакомых. Нелепые летние плащи серого цвета и такие же широкополые шляпы, которые он видел ещё при первой встрече в кофейне висящими на напольной вешалке возле оконного проёма, теперь красовались на этой парочке.
Чем-то ситуация напоминала шпионскую слежку под прикрытием. Только вот эти «спецагенты» и не думали от кого-либо прятаться. Их наглость вызывала, в некотором роде, уважение.
Не поплатится ли он, Моисеенко, за такой необдуманный поступок? Но цена подарка была столь высока — рядом шёл здоровый отец, поставленный на ноги в таинственной, чудодейственной клинике. Хорохорился, спрашивал о самочувствии, о семье, о своих правнучках и правнуках.
Пока генерал-майор решил не суетиться и принять выжидательную позицию. Посмотрит, какие условия выдвинут эти двое. Насколько могут вырасти их аппетиты.
Подошли к машине, и отец смутился, когда перед ним открыл заднюю пассажирскую дверцу молодой сержант в летней военной форме без головного убора.
— Здравия желаю, — улыбчиво поздоровался паренёк.
— И ты будь здоров, — неуверенно ответил старик. — Сынок, это твоя машина?
— Служебная, пап. Садись, — ответил Моисеенко. — Сумку всё-таки дай мне, я её в багажник положу.
— А, ну, хорошо, — и сняв с плеча, протянул сумку сыну.
Глазомер генерал-майора не подвёл. Сумка оказалась чертовски тяжела, будто отец привёз в ней все сбережения в виде золотых слитков. Моисеенко, не показывая вида, что ему тяжело, дотащил сумку до багажника, поднял, помогая коленом, и с облегчением опустил на резиновый поддон. Хлопнув крышкой, прошёл мимо открытого окошка водителя, сказав на ходу, что ему нужно кое с кем переговорить.
Двое в плащах своим присутствием внушали единственную мысль: они ждут, когда Моисеенко подойдёт.
— Вы меня ждёте? — остановившись на некотором расстоянии, не собираясь пожимать руку ни тому, ни другому, спросил Моисеенко.
— Перелёт прошёл успешно? — игнорируя вопрос, поинтересовался Нивелепов.
— Если честно, я не могу до конца поверить, что встретил своего отца. Он и так-то еле двигался последние года два, так у него ещё два месяца назад нашли онкологию. Прогнозы в таком возрасте однозначные. А то, что я увидел…
Вид у Моисеенко-младшего был такой, будто он снова превратился в пятнадцатилетнего подростка, которого застукали на балконе с дымящейся сигаретой в руке. Растерянность и чувство стыда.
— Нам незачем вас обманывать, — постаравшись изобразить искренность, сказал Нивелепов. — Это действительно ваш отец. Просто он — в порядке.
— Да, я понял. Что теперь?
— Подойдите ближе.
— Зачем? — Моисеенко слегка вздрогнул.
— Вы боитесь? — ухмылка на лице.
— Почему? Нет. — Два шага вперёд. Расстояние вытянутой руки.
— Вот теперь возьмите флэшку, — Нивелепов протянул знакомый Моисеенко продолговатый предмет. — В конце октября у вас плановое посещение центра управления стратегическими системами. Вы уже знаете, что я это тоже знаю. Флэшку просто нужно отдать нашему, ранее внедрённому человеку. Он такой же военный, как и вы. Ждал разработанной программы для встраивания её в общую систему управления.
— Если вы хотите отменить запуски, то это глупо, — без тени усмешки, на полном серьёзе заметил Моисеенко. — Протоколы запусков ракет работают абсолютно автономно. Вы что, не знали?
На эти обвинения в наивности, возможно, вызванные элементарным страхом, Нивелепов ответил:
— Товарищ генерал-майор, вы нас, мягко сказать, недооцениваете. Никто и ничего не собирается отменять. Программа лишь слегка изменит координаты ядерных ударов нескольких из шести тысяч ракет. Всего лишь сотню. В этом случае очень глупо считать себя предателем родины. — Хитрый прищур. — Все боеголовки полетят в том направлении и активизируются на территории именной той страны, которой и планировалось. Просто, небольшая корректировка.
— Если не секрет, куда хотите перенаправить эту сотню? — Моисеенко неожиданно почувствовал, что подмерзает на открытом пространстве стоянки, обдуваемой упругим летним ветром. Чувство казалось достаточно странным, но он решил, что это, возможно, от излишней нервозности.
— Полагаю, вы теперь на нашей стороне, — сказал Нивелепов, — и вас можно посвятить в тонкости. Наши цели — самые мощные вулканы. Спящие разбудим, еле пыхтящие раскочегарим. Дадим волю стихии. Пусть в небо вырвутся столбы дыма и пламени. Это будет похлеще, чем просто ядерная бомбардировка. Эффективный подход. Разве нет? Как вы считаете, товарищ генерал-майор?
— Ну, хорошо, допустим, я вам поверил, — Моисеенко взял флэшку, — и мы действительно за одно. А что, если меня вычислят, как шпиона?
— Не вычислят, — так же спокойно продолжил объяснять Нивелепов, — мы контролируем ситуацию. Программа, отслеживающая перемещение вашего служебного автомобиля, показывает, что он стоит возле подъезда вашего дома. И так мы в состоянии подкорректировать любые данные, проходящие через всеобщую паутину. Я прав? — он обратился к Патрису.
— Мы не боги, но умеем очень многое, — кивнул тот.
— Не переживайте, — вновь к генерал-майору, — мы вас прикроем. Если в этом, естественно, возникнет необходимость.
И опять Моисеенко задумался, глядя на флэшку, которую подбрасывал в ладони, словно мелкую игрушку от Лего. Это немного успокаивало.
— А как я узнаю этого вашего внедрённого человека?
— Очень просто. Вот, возьмите. — Нивелепов протянул Моисеенко предмет, похожий на обычную ручку.
— Ручка? — удивился военный, беря её свободной рукой.
— Ручка-фонарик, — уточнил Патрис.
— Не перестаёте удивлять, — хмыкнул Моисеенко.
— То, что в центре управления всегда достаточно светло, мы знаем, — чётко заговорил Нивелепов, — это не просто фонарик. Излучаемый им свет укажет на того, кому предназначена флэшка.
— Ах, вот как. Я включаю фонарик и один из операторов центра начинает светиться как новогодняя гирлянда? Может, даже с музыкой «Happy New Year»?
Нивелепов цокнул языком и с досадой сказал:
— Ваши нервы, Григорий Петрович. Зачем так переживать?
— С чего вы взяли?
— У вас веко на левом глазу дёргается. Плохой признак.
И снова Моисеенко почувствовал себя провинившимся ребёнком. Как же это было странно. В его мысли начали вкрадываться сомнения о собственном психическом состоянии. А не влияют ли на него каким-то образом? Лингво-психологическая интервенция в сознание? Возможно. О подобном он читал в специальной военной литературе.
Моисеенко поднял к лицу ручку-фонарик. Заметил, что, действительно, кончики пальцев слегка дрожат.
— Направите фонарик на шею оператора. Свет совсем неяркий и почти незаметный. Но его мощности вполне хватит, чтобы увидеть эффект. Кожный покров человека, прошедшего коррекцию, излучает особое, переливчатое, разноцветное поблёскивание. Как иней на морозе. Мелкие разноцветные искорки. Можете такое представить? Видели иней на морозе?
— Да.
— Значит, сможете определить. Уверен. И это всё, Григорий Петрович. Ничего сложного.
— Мой отец так же светится? — вдруг спросил Моисеенко.
— Да. На нём, кстати, и проверите работу фонарика.
Патрис молча закивал, давая понять, что идею одобряет.
— Куда его потом?
— Оставьте себе в качестве сувенира. После того, как всё сделаете, мы опять с вами свяжемся.
— Как?
— По телефону.
— Это обязательно?
— Нет, это необязательно, — усмехнулся Нивелепов. — Но в наших силах достойно отблагодарить за содействие. Скромный бонус.
— Чёрт, — сквозь зубы выругался Моисеенко, — всё меньше и меньше верится, что вы оставите меня в покое.
— Напрасно, — пару раз качнул головой из стороны в сторону. — Только если сами не захотите сотрудничать дальше.
— Даже так? — сдвинул брови генерал-майор.
— Вы ещё многого не знаете. Очень многого. Не торопитесь. Всему своё время.
— Хм, — Моисеенко зябко пожал плечами.
— Вас заждался отец, — кинул Нивелепов и повернулся к Патрису. — Поехали. Нам тоже есть чем заняться.
Патрис сел за руль, Нивелепов на пассажирское и они укатили на выезд, к ряду пропускных шлагбаумов.
Проводив взглядом удаляющийся автомобиль, Моисеенко понял, что они даже не попрощались. Просто уехали. Он сглотнул, вернулся к своему служебному автомобилю и уселся на заднее сиденье рядом с отцом.
— Всё в порядке? — заговорил первым Пётр Ильич.
— Не знаю, — честно признался Моисеенко-сын.
— Куда едем? — выхватил его из задумчивости сержант.
— Домой, — несколько обречённо ответил генерал-майор. Машина тут же тронулась с места.
— Нет, нет, нет, — громко начал возмущаться Пётр Ильич. Машина резко остановилась.
— Почему — нет? — округлив глаза, спросил Моисеенко. — А куда тогда?
Моисеенко-отец достал из внутреннего кармана куртки тонкое портмоне, вынул из него сложенный листок и протянул сыну.
— Это адрес, куда нужно ехать.
Генерал-майор, развернул листок, пробежался глазами по строчкам и тут же спросил:
— Ты не планировал жить вместе с нами?
Пётр Ильич улыбнулся искренней, светлой улыбкой.
— Во-первых, незачем вас стеснять. Во-вторых, это, — он указал пальцем на листок, — моя собственная квартира. Документы на неё и ключи лежат в сумке. И в-третьих, я теперь тоже при деле.
— Что значит — при деле? — удивление Моисеенко-сына не знало границ.
— Это значит, — Пётр Ильич принялся многозначительно кивать, — что твоего старика ещё не списали со счетов. С этого самого момента ты должен знать, что Пётр Ильич Моисеенко, твой отец и заслуженный пенсионер вооружённых сил России, участвует в подготовке внедрения государственной программы по коррекции и обновлению населения нашей страны, за что премирован руководством данного проекта однокомнатной квартирой по указанному адресу, — он снова ткнул пальцем в листок, — и является авангардом вновь созданного актива. Мне ещё и средства выделили, так что я от тебя финансово никак не завишу.
Старик вынул из портмоне красную пластиковую карточку и повертел перед носом сына. Генерал-майор только успел разглядеть логотип какого-то незнакомого ему банка, как Пётр Ильич убрал карточку обратно.
Моисеенко-сын протянул листок водителю и спросил:
— Костя, знаешь, где это?
Сержант бросил цепкий взгляд и ответил:
— Новый район. Знаю.
И машина двинулась к шлагбаумам.
— График работы и отдыха у меня будет особый. Я тебе позже объясню, — откинувшись на спинку, заявил отец сыну.
— Хорошо, — согласился тот. Затем добавил: — Рад тебя видеть.
— Взаимно, сынок, взаимно.
Затем генерал-майор отвернулся к окошку и тихо, с горечью в голосе произнёс:
— Папа, папа…
И продолжил мысленно:
«Как же они тебе мозги промыли».
Такого вслух отцу он, конечно же, сказать не мог. И вдруг его передёрнуло от следующей мысли:
«А у самого-то мозги разве в порядке?».