Синдром Воланда 7

      Что-то на этой планете изменилось радикально.
В прошлом сближении  с ней – а за это время планета совершила около ста витков вокруг своей звезды – он отметил лишь слабые намёки на то, что подобный сдвиг может произойти.

      Тогда сигнал о возникновении потенциальной угрозы поступил от одного из его логико-рецептивных каналов. В таких случаях следовало прежде всего проверить всю перспективную цепочку прохождения и  импульса возбуждения по коммуникативным каналам организма и его обработку. В своих ощущениях он не сомневался, но ТОРА к тому обзывала.

      С некоторой неохотой он активировал встроенную систему самодиагностики. Интуитивно он догадывался, что причиной тревоги мог стать существенный прорыв обитателей планеты в одной из областей научного знания — активировавшийся  рецептор уже реагировал на подобные изменения в прошлом, но тогда они были вполне безобидными. Безобидными для Системы. И эту вынужденную проверку можно было бы игнорировать — слишком муторной и дотошной была сама процедура, а ее результаты всегда поступали в Центр, неусыпно следящий за всеми ними. Можно было бы, если бы не уровень сигнала. Он был необычайно высок.

      Как он тогда и предполагал, диагностика не выявила никаких отклонений, что потребовало от Смотрящего подвергнуть объект наблюдения всестороннему анализу. К тому обязывала всё та же тотально-объективная рациональная аппроксимациия, будь она неладна — слепое следование ей нередко повышало риск быть обнаруженным, что пока не входило в его планы.

      К тому моменту раса гуманоидов, как они себя называли, уже довольно глубоко проникла тайны микромира и вплотную приблизилась к способам высвобождения гигантских по их меркам запасов энергии, хранящихся в недрах вещества. Проблема заключалась в том, что, получив доступ к ней, они могли воспользоваться этим в разрушительных целях — весь его опыт предыдущего наблюдения за ними показывал, что подобные прорывы использовались, как правило, для создания средств уничтожения друг друга. Ибо, в головах у этих созданий, судя по самоанализу наиболее продвинутых из них, одновременно уживались бог и дьявол – кажется, так они называют те эфемерные сущности, которые олицетворяют для них добро и зло. Те самые понятия, которых в природе в чистом виде не существует и чему они приписывают ход развития всего и вся. Чудаки.
      Неспособность адекватного контроля над использованием открывшихся возможностей грозила непредсказуемыми последствиями, наиболее опасным из которых было преждевременное самоуничтожение цивилизации — извечная непримиримость локально-изолированных популяций, ее составляющих, легко могла привести именно к такому исходу.

      В том, что рано или поздно эта цивилизация, как и любые другие, погибнет, он не сомневался. И, если не в результате естественных причин, то вынуждено: рано или поздно её неизбежно следовало подтолкнуть к такому исходу. Ибо сама логика существования Системы не допускала возможности возникновения равновеликой ей по могуществу структуры во вселенной даже в зародыше. Но, в любом случае, решение о моменте и способе её ликвидации принимали такие, как он.
      Впрочем, до этого здесь было пока далеко, и до поры она еще должна была послужить интересам Системы. И его тоже.

      Сопоставив потенциальные угрозы с имеющимися возможностями их купирования, Смотрящий решил тогда ограничиться минимальным точечным воздействием. Он уравновесил шансы сторон и слегка смягчил вектор их научных поисков. Попутно ограничил доступ к получению разрушительных технологи крайними силами и подтолкнул элиты враждебных популяций к созданию того, что они назвали системой сдержек и противовесов. Более активная стратегия поведения здесь усиливали риски, которых он старался избежать.

      Результат воздействия отчасти обнадёживал, но уверенности в том, что ситуация надолго сохранится стабильной, не было. Тем не менее он несколько загрубил уровень чувствительности сработавшего рецептора,  все чаще дающего о себе знать. Подобным образом была устроена нервная система у многих представителей органического мира: когда раздражение становилось нестерпимым, в ней повышался болевой порог. Кое-чему все же у них можно было поучиться.

      Отчасти это решение было оправдано. По большому счету, активировавшаяся перцептивно-логическая цепочка отвечала за возникновении угрозы лишь для самой цивилизации, что было не столь критичным. В худшем случае это могло обернуться  провалом порученной ему миссии.

      Для успокоения того, что можно было бы назвать совестью, Смотрящий изменил своё положение, несколько приблизившись к планете. Руководствуясь соображениями скрытности, он облюбовал себе место среди схожих с ним космических объектов, которым так и не суждено было слиться в подобие планеты. Осторожность не была излишней: технические возможности средств наблюдения за удалёнными объектами у поднадзорной цивилизации за последнее время существенно возросли.

      И вот — снова сигнал опасности. Но теперь негативный сценарий, похоже, обретал реальные очертания: сработали сразу три рецептивных канала.
Если бы активировался только загрубленнный им, было бы ещё полбеды. Но сейчас поступил импульс от канала, который отвечал за безопасность самой Системы. А это грозило потрясением для них всех, ибо последствия могли стать непредсказуемыми. Впрочем, как подспудно подсказывала ему интуитивная оценка риска, этого тоже можно было избежать. С помощью того же Центра и правильно сформулированной задачи.

      Но вот сигнал от третьей рецептивной цепочки свидетельствовал о возникновении угрозы самому способу их контроля над юниверсумом. Похоже, к его принципам сумел вплотную подобраться кто-то из обитателей планеты. Блокировка канала или даже его частичное нарушение могли лишить Систему не только информации о состоянии протекающих здесь процессов, но и контроля над ними. Потому, как потребная для него энергия с помощью этого же канала высвобождалась из темной материи, находящейся в непосредственной близости от объекта воздействия. И если поднадзорным удастся это здесь, нет никакой гарантии, что они не пойдут дальше...

      В этот раз результатов диагностики он ждал с нетерпением. Но надежда на сбой в работе органов не оправдалась. Теперь для выполнения остальных положений аппроксимации необходимо было ещё более сблизиться с планетой, чтобы детальней разобраться в причинах, приведших к срабатыванию цепочек. После чего конкретизировать дальнейшую стратегию поведения.

      Смотрящий выполнил необходимые манипуляции. Скорость его  движения немного замедлилась, но этого оказалось вполне достаточным для того, чтобы траектория орбиты теперь полностью подчинялась гравитационному полю планеты. Она трансформировавшись в эллипс, в одном из фокусов которого находилась сама планета. Это существенно улучшило не только условия для мониторинга происходящих здесь процессов, но и, самое главное, для принятия экстренных мер.
      
      Прежде всего, необходимо было устранить угрозу системе контроля. И здесь считаться с экономией ресурсов не стоило.
      Буквально с первым подлётом к планете выяснилось, что опасность исходила от группы учёных, работающих в одном из исследовательских центров. Конечно, связанных с изучением космоса — он даже не сомневался в этом.

      Окажись он здесь впервые или с инспекционной миссией, он не стал бы утруждать себя поиском оптимальной стратегии и прибегнул к простому физическому воздейстивию. Хотя и это не приветствовалось Центром, но в исключительных случаях всё же допускалось. При том условии, что выглядело бы, исключительно как внутреннее дело подопечных.

      Но он выбрал менее инвазивный путь — несмотря на отсутствие у него даже намёка на то, что здесь называлось эмпатией, к этим существам он уже относился с некоторой бережливостью. Впрочем, поступал так далеко не бескорыстно. Да и остаток ресурсов следовало беречь.

      Характер воздействия заключался в отвлечении их внимания от критически важной темы, что позволило бы выиграть столь важное сейчас время. Перебрав возможные способы, он остановился на том из них, который основывался на извечном стремлении этих существ к получению материальной выгоды. Он уже довольно неплохо изучил их мотивационные импульсы — это почти всегда работало.
      В то же время он прекрасно понимал, что только за этим дело не встанет.



      Макс коротал вечер в компании своего давнего приятеля. Уже ставшие традиционными посиделки, которыми товарищи завершали конец трудовой недели (Максу нравилась эта архаичная идиома — от неё веяло стабильностью и верой в справедливое устройство мира), постепенно переходили в ту стадию, когда разговор из рутинного обмена новостями перетекал в мировоззренческую сферу.

      Эдик — теперь уже не юркий сухопарый паренек, а вполне основательный мужчина с наметившимся брюшком — по традиции задавал тон беседы. Внешность его изменилась несильно — те же рыжеватые кудри и тот же пристальный взгляд сквозь очки. Хотя, шевелюра уже утратила былую солидность, в отличии от очков — здесь всё обстояло ровно наоборот. С годами их стекла обрели толстую роговую оправу, а сами же они существенно добавили диоптрий. Всё это делало его еще более похожим на замшелую легенду Голливуда — Вуди Аллена. Уже порядком истрепанную бесчисленными ремейками с применением ИИ, без которого нынче не обходилась ни одна киностудия.

       Но в остальном это был всё тот же Эдик, не изменивший ни манеры  мышления, ни далеко не самых невинных привычек. Правда, теперь в его руке дымилась не сигарета, а сигара, а на столике красовалась не бутылка с фигуркой бодро вышагивающего человека, а толстостенный хрустальный графин, неплохо компанующийся с очками — скотч был всё той же марки, что и десять лет назад. Неизменным было и то, что всякий раз после небольшого глотка виски ход его рассуждений принимал неожиданный оборот. За это, наверное, Макс прощал приятелю его маленькие слабости. Сам он не курил, а к спиртному давно утратил интерес.

       Впрочем, сегодня в привычной обстановке присутствовал и элемент новизны. Таковым был мерцающий голографический рисунок на донышке стакана Эдика. И даже не совсем рисунок, а разбросанные в хаотичном порядке разноцветные светящиеся искорки. Всякий раз, когда Эдик наклонял стакан, искорки приходили в движение. Они начинали медленно вращаться вокруг центральной, наиболее яркой точки – каждая по своей орбите и со своей скоростью. Картинка чем-то напомнила Максу модель солнечной системы – в свое время нечто подобное демонстрировал им на экране мониторов школьный учитель астрономии.

      Наблюдая за этими искорками, Макс заметил, что через какое-то время они застывали в новом положении, располагаясь всё ближе и ближе друг к другу с уменьшением уровня напитка в стакане. Похоже, это интересовало и Эдика. Наверное, когда стакан окончательно опустеет, подумал Макс, точки выстроятся в строгую линию, что, видимо, будет символизировать парад планет. Судя по всему, скоро они в этом убедится. Эдик сегодня в ударе — мысли у него так и скачут.
      Да и освещение в комнате тоже  довольно экстравагантно: его создает проецируемое на потолок изображение расширяющейся спирали. Наверное, галактика, прикидывет Макс. Раньше ничего подобного за товарищем не замечалось.
      В какой-то момент Эдик поймал недоуменный взгляд приятеля.

      – Ты знаешь, меня с некоторых пор всё больше увлекают тайны космоса. Многих с годами начинает тянуть к земле, а меня вот небо поманило.
      Он ухмыльнулся и пыхнул сигарой.

      – Недаром меня, видимо, называли в честь Циолковского – отец был фанатом этого гения-самоучки. К тому же он не без оснований подозревал, что тот был нашим дальним родственником – корни отца уходят в Вятку, а там в своё время жила обширная польская диаспора. Циолковский тоже провел там немало времени.
      – Не удивлюсь, если так оно и окажется.
      – Да ладно, это я к слову. Хотя, эта проснувшаяся во мне тяга представляется довольно символичной. Потому, как я всё больше склоняюсь к идее, что человечеству следует искать свои истоки не в земле, а в космосе. Ты ведь знаком с гипотезой креативизма?
      – Что-то слышал об этом.
      – Ну, это про источник возникновение жизни в различных её формах и проявлениях. В том смысле, что без создателя здесь не обошлось. Возьмём, к примеру, устройство жгутикового механизма у бактерий. Механизм этот настолько мудрён, что никак мог может получен путём эволюции. И я в этом убеждён. Ну, хорошо, аминокислоты могут случайно упорядочиться таким образом, чтобы в итоге получился идеальный электромагнит. Но для того, чтобы этот процесс был поставлен на поток, нужно очень сильно постараться. И непонятно, с какой целью. А затем ещё и собрать их в определённом порядке в кольцевой статор. И в центр этого кольца засунуть жгутик, тоже, кстати, c определённой магнитной проницаемостью и поляризацией. Собранный на соседнем конвейере. А потом всю эту приблуду вставить в задницу рыхлой амебе – на тебе, красавица, погоняло, для употребления по собственному разумению. И не просто – на, а вот тебе ещё впридачу инструкция по эксплуатации, как всем этим хозяйством пользоваться – то есть как последовательно возбуждать эти электромагнитики. Чтобы правильно хвостом вилять. Заучи, предварительно законспектировав – приду, проверю! Потому как инструкций на всех не хватает.
      Так вот, никакая эволюция не способна постепенно вылепить эту хреновину по частям. Она может возникнуть только сразу, целиком и в сборе, как готовое решение. С такой же вероятностью можно рассчитывать на самовозникновение компьютера на тщательно перемешиваемой промышленной свалке. Особенно квантового.

      Возразить ему было нечего. В этих компьютерах Эдик разбирался досконально. Макс же, как ни силился, никак не мог взять в толк, за счет чего эти, по сути, сугубо вероятностные устройства обладают столь прецизионными свойствами.

      – А ты знаешь, мы ведь с космосом тоже немного сблизились. — сказал Макс. – С тех пор, как в моду вошли изделия из метеоритного металла, из этого, как его называют, мемета – нет отбоя от заказов.

      Действительно, к ним в контору всё чаще стали обращаться владельцы  различных амулетов и оберегов, желающих убедиться в аутентичности своих талисманов. Мало того, что металл сам по себе был сверхпрочным и не утрачивал блеск, считалось, что изделия из него обладают, якобы, целебными свойствами. Макса всегда удивляло подобное суеверие: парадокс – на дворе середина двадцать первого века, а тут такое дремучее мракобесие!
      Но, что поделать: спрос есть спрос.  А раз так, то будут и подделки. Изделия из мемета стоили немалых денег, и экспертиза хорошо оплачивалась.
      
      – А как вы их различаете? Насколько я знаю, и там и здесь используется ручной труд.
      – Очень просто. В ауре оригиналов присутствуют особые цвета с характерной модуляцией. Я полагаю, что это следствие длительного воздействия на сырьё космическим излучением. Которое нельзя смоделировать в земных устройствах даже с помощью ваших коллайдеров.
      Эдик стянул массивный перстень с безымянного пальца.

      – А ну-ка, взгляни на это.
      – Мог бы и не снимать, я сразу обратил на него внимание. Не сомневайся – оригинал.
      – Собственно, другого я и не ожидал.
      – Откровенно говоря, я тоже не ожидал – увидеть его на тебе. С твоим-то скепсисом относительно подобных побрякушек! Какими судьбами?
      – Да так, подарок одной старой приятельницы, Кристины. Она работает в «Space-X» – наверняка слышал об этой компании.
Макс кивнул.
      – Они-то как раз и организовали этот околометеоритный бизнес, причём, весьма успешный, как догадываешься. Дело уже дошло до обручальных колец. Они даже бренд запатентовали – «Кольца Сатурна». И слоган соответствующий: «С кольцом Сатурна из мемета медовым будет даже лето». Этак они и про реликтовое излучение скоро совсем забудут. А ведь уже наткнулись на одну его особенность, к корне меняющей представление о нем.
      Но реакцию эту вызвала вовсе не фраза о догадке учёных, как самонадеянно показалось Эдику – вечно он найдет, чем огорошить приятеля.


    
     Продолжение следует