Синдром Воланда 7

      Что-то на этой планете изменилось радикально. В прошлом сближении  с ней – а за это время планета совершила около пятидесяти витков вокруг своей звезды – он отметил лишь слабые намёки на то, что подобный качественный сдвиг может произойти. Тогда сигнал о возникновении потенциальной опасности поступил от одного из рецепторов, что вынудило Смотрящего проверить всю логико-перцептивную цепочку прохождения импульса возбуждения и адекватность его интерпретации. Для этого он активировал встроенную в организм системой диагностики и вскоре убедился в отсутствии сбоев его функционирования. Собственно, другого он не ожидал, но инструкция к тому обзывала.

     Как выяснилось, причиной тревоги послужили робкие попытки обитателей планеты решить одну научную проблему, что могло  радикальным образом повысить производительность уже имеемых у них вычислительных устройств. К тому моменту они уже довольно глубоко проникли в тайны микромира с его уникальными пространственно-временными связями, и теперь, похоже, они были на верном пути к успеху. Это грозило нарушить тщательно поддерживаемый баланс между уровнем их сознания и инструментальными возможностями постижения мира. И даже не столько познания, сколько его трансформации, причём самым неожиданным образом. Потому как в головах у этих созданий, судя по самоанализу наиболее продвинутых из них, одновременно уживаются бог и дьявол – кажется, так они называют те эфемерные сущности, которые олицетворяют для них добро и зло. Те самые понятия, которых в природе в чистом виде не существует и чему они приписывают ход развития всего и вся. Чудаки.

      Другой угрозой могло стать преимущество, которое получила бы там одна из противоборствующих сторон — уж больно непримиримыми и воинствующими были локальные-изолированные популяции, населяющие планету. И обладатель такого преимущества не преминул бы воспользоваться им, о чем свидетельствовал весь предыдущий опыт развития этой цивилизации.

      Вместе с тем, обслуживание глобальных вычислительных мощностей и банков хранения гигантских объемов данных, построенных на новых принципах, требовало колоссальных энергетических затрат. Доступа к источникам энергии, способным обеспечить эти потребности, они пока не получили.

      Сопоставив потенциальные угрозы с возможностями их купирования, Смотрящий решил тогда ограничиться лишь минимальным точечным воздействием, уравновесив шансы сторон и слегка сменив вектор их научных поисков. Результат отчасти обнадёживал, но уверенности в том, что ситуация сможет надолго сохраниться стабильной, не было. Тем не менее, он несколько загрубил уровень чувствительности рецептора — подобным образом, насколько ему было известно, нередко поступала нервная система у многих представителей органического мира. Она повышала болевой порог, когда раздражение становилось нестерпимым.

      Отчасти это было оправдано. По большому счету данная перцептивно-логическая цепочка отвечала лишь за возникновении угрозы для самой цивилизации, что само по себе было не столь критичным. В худшем случае для него это могло обернуться лишь провалом порученной миссии.

      Для успокоения того, что можно было бы назвать совестью (здесь, как и во всем остальном, присутствовал исключительно трезвый расчет), Смотрящий изменил своё положение, несколько приблизившись к планете. Руководствуясь соображениями скрытности, он облюбовал себе место среди схожих с ним космических объектов, которым так и не суждено было слиться в подобие планеты. Осторожность не была излишней: технические возможности средств обнаружения космических объектов у поднадзорной цивилизации за последнее время существенно возросли.

      Теперь же худший сценарий, похоже, обрел реальные очертания. Об этом свидетельствовал сигнал, который поступил сразу по двум рецептивным каналам. И если бы активировался только загрубленнный им, было бы ещё полбеды. Но теперь импульс поступил по от того, который отвечал за безопасность самой Системы. А это грозило катастрофой для них всех.

      Следовало в этом убедиться окончательно и, если опасения подтвердятся, срочное и радикальное вмешательство становились неизбежными.

      Смотрящий выполнил необходимые манипуляции. Скорость его движения слегка замедлилась, и этого оказалось вполне достаточным для того, чтобы траектория его орбиты теперь полностью подчинялась гравитационному полю планеты. Она трансформировавшись в эллипс, в одном из фокусов которого находилась сама планета. Это существенно улучшило не только условия для более детального мониторинга происходящих здесь процессов, но и, что самое главное, для своевременного принятия необходимых мер. И он уже понимал, что за этим дело не встанет.
 


      Макс коротал вечер в компании своего приятеля. Уже ставшие традиционными посиделки, которыми товарищи завершали конец трудовой недели (Максу нравилась эта архаичная идиома — от неё веяло стабильностью и наивной верой в справедливое устройство мира), постепенно переходили в ту их стадию, когда разговор из рутинного обмена новостями перетекал в мировоззренческую фазу.

      Эдик — теперь уже не юркий сухопарый паренек, а вполне основательный мужчина с наметившимся брюшком — по традиции задавал тон беседы. Внешность его изменилась несильно — те же рыжеватые кудри и тот же пристальный взгляд сквозь очки. Хотя, шевелюра на голове уже утратила былую солидность, в отличии от очков — здесь обстояло всё ровно наоборот. С годами стекла обрели толстую роговую оправу, а сами же они существенно добавили диоптрий, что делало его еще более похожим на легенду Голливуда Вуди Аллена.
      Но в остальном это был всё тот же Эдик, не изменивший ни манеры своего мышления, ни далеко не самых невинных привычек. Правда, теперь в его руке дымилась не сигарета, а сигара, а на столике красовалась не бутылка виски с фигуркой бодро вышагивающего человека, а толстостенный хрустальный графин, неплохо гармонирующий с очками, скотч был всё той же марки, что и десять лет назад. Неизменным было и то, что всякий раз после небольшого глотка ход его рассуждений принимал совершенно неожиданный оборот. За это, наверное, Макс прощал своему приятелю его маленькие слабости. Сам он не курил, а к спиртному давно утратил интерес.

      Впрочем, сегодня в привычной обстановке присутствовал и элемент новизны. Таковым был мерцающий голографический рисунок на донышке стакана Эдика. И даже не совсем рисунок, а разбросанные в хаотичном порядке разноцветные светящиеся искорки. Всякий раз, когда Эдик поднимал стакан, искорки приходили в движение. Они медленно начинали вращаться вокруг центральной, наиболее яркой точки – каждая по своей орбите и со своей скоростью. Картинка чем-то напомнила Максу модель солнечной системы – нечто подобное демонстрировал им в свое время на уроке школьный учитель астрономии.

      Наблюдая за их движением, Макс заметил, что через какое-то время точки застывали в новом положении: с уменьшением уровня напитка в стакане они располагались всё ближе друг к другу. Похоже, это интересовало и Эдика. Наверное, когда стакан окончательно опустеет, подумал Макс, точки выстроятся в строгую линию, что, видимо, будет символизировать парад планет. Судя по всему, скоро они в этом убедится – Эдик сегодня в ударе и мысли у него так и скачут.
      Да и освещение в комнате тоже  довольно экстравагантно: его создает проецируемое на потолок изображение расширяющейся спирали. Наверное, галактика, прикидывет Макс. Раньше ничего подобного за товарищем не замечалось.
      В какой-то момент Эдик поймал недоуменный взгляд приятеля.

      – Ты знаешь, меня с некоторых пор всё больше увлекают тайны космоса. Многих с годами начинает тянуть к земле, а меня вот небо поманило.
      Он ухмыльнулся и пыхнул сигарой.

      – Недаром меня, видимо, называли в честь Циолковского – отец был фанатом этого гения-самоучки. К тому же он не без оснований подозревал, что тот был нашим дальним родственником – корни отца уходят в Вятку, а там в своё время жила обширная польская диаспора. Циолковский тоже провел там немало времени.
      – Не удивлюсь, если так оно и окажется.
      – Да ладно, это я к слову. Хотя, эта проснувшаяся во мне тяга представляется довольно символичной. Потому, как я всё больше склоняюсь к идее, что человечеству следует искать свои истоки не в земле, а в космосе. Ты ведь знаком с гипотезой креативизма?
      – Что-то слышал об этом.
      – Ну, это про источник возникновение жизни в различных её формах и проявлениях. В том смысле, что без создателя здесь не обошлось. Возьмём, к примеру, устройство жгутикового механизма у бактерий. Механизм этот настолько мудрён, что никак мог может получен путём эволюции. И я в этом убеждён. Ну, хорошо, аминокислоты могут случайно упорядочиться таким образом, чтобы в итоге получился идеальный электромагнит. Но для того, чтобы этот процесс был поставлен на поток, нужно очень сильно постараться. И непонятно, с какой целью. А затем ещё и собрать их в определённом порядке в кольцевой статор. И в центр этого кольца засунуть жгутик, тоже, кстати, c определённой магнитной проницаемостью и поляризацией. Собранный на соседнем конвейере.  А потом всю эту приблуду вставить в задницу рыхлой амебе – на тебе, красавица, погоняло, для употребления по собственному разумению. И не просто – на, а вот тебе ещё впридачу инструкция по эксплуатации, как всем этим хозяйством пользоваться – то есть как последовательно возбуждать эти электромагнитики. Чтобы правильно хвостом вилять. Заучи, предварительно законспектировав – приду, проверю! Потому как инструкций на всех не хватает.
      Так вот, никакая эволюция не способна постепенно вылепить эту хреновину по частям. Она может возникнуть только сразу, целиком и в сборе, как готовое решение. С такой же вероятностью можно рассчитывать на самовозникновение компьютера на тщательно перемешиваемой промышленной свалке. Особенно квантового.

      Возразить ему было нечего. В этих компьютерах Эдик разбирался досконально. Макс же, как ни силился, никак не мог взять в толк, за счет чего эти, по сути, сугубо вероятностные устройства обладают столь прецизионными свойствами.

      – А ты знаешь, мы ведь с космосом тоже немного сблизились. — сказал Макс. – С тех пор, как в моду вошли изделия из метеоритного металла, из этого, как его называют, мемета – нет отбоя от заказов.

      Действительно, к ним в контору всё чаще стали обращаться владельцы  различных амулетов и оберегов, желающих убедиться в аутентичности своих талисманов. Мало того, что металл сам по себе был сверхпрочным и не утрачивал блеск, считалось, что изделия из него обладают, якобы, целебными свойствами. Макса всегда удивляло подобное суеверие: парадокс – на дворе середина двадцать первого века, а тут такое дремучее мракобесие!
      Но, что поделать: спрос есть спрос.  А раз так, то будут и подделки. Изделия из мемета стоили немалых денег, и экспертиза хорошо оплачивалась.
      
      – А как вы их различаете? Насколько я знаю, и там и здесь используется ручной труд.
      – Очень просто. В ауре оригиналов присутствуют особые цвета с характерной модуляцией. Я полагаю, что это следствие длительного воздействия на сырьё космическим излучением. Которое нельзя смоделировать в земных устройствах даже с помощью ваших коллайдеров.
      Эдик стянул массивный перстень с безымянного пальца.

      – А ну-ка, взгляни на это.
      – Мог бы и не снимать, я сразу обратил на него внимание. Не сомневайся – оригинал.
      – Собственно, другого я и не ожидал.
      – Откровенно говоря, я тоже не ожидал – увидеть его на тебе. С твоим-то скепсисом относительно подобных побрякушек! Какими судьбами?
      – Да так, подарок одной старой приятельницы, Кристины. Она работает в «Space-X» – наверняка слышал об этой компании.
Макс кивнул.
      – Они-то как раз и организовали этот околометеоритный бизнес, причём, весьма успешный, как догадываешься. Дело уже дошло до обручальных колец. Они даже бренд запатентовали – «Кольца Сатурна». И слоган соответствующий: «С кольцом Сатурна из мемета медовым будет даже лето». Этак они и про реликтовое излучение скоро совсем забудут. А ведь уже наткнулись на одну его особенность, к корне меняющей представление о нем.
      Но реакцию эту вызвала вовсе не фраза о догадке учёных, как самонадеянно показалось Эдику – вечно он найдет, чем огорошить приятеля.


    
     Продолжение следует