Однажды в... СССР. Книга 2. Глава 8

А потом так случилось, что с восьми вечера до двенадцати ночи Мишка и Степан Давыдов оказались на соседних постах.                Как только разводящий на посты сержант исчез в темноте, Мишка увидел, что Степан не спеша топает в его направлении. Мишка тоже направился к нему, понимая, что тот хочет поговорить.                Погодка стояла хоть и морозная, но безветренная, и, несмотря на то, что их тулупы из овчины согревали уже не один солдатский призыв, тепло сохраняли они отменно.                Давыдов с Мишкой сошлись на границе двух постов, и Степан, достав пачку «Примы» предложил  закурить.                — Спасибо! Не курю…                — А что так?                — Да с детства как-то не сложилось, а сейчас начинать… не вижу смысла.                — И правильно, здоровье сохранишь. И деньги тоже. — Улыбнулся Давыдов, доставая сигарету. — А ты скажи, ты кто вообще? Ну, там, по нации… казах? Ты с Казахстана?                — Не… я японец, а родился на Украине.                Глаза Давыдова мгновенно превратились в два больших пятака:                — Японец?! С Украины?! Ну ты даёшь! И как же это ты к нам?..                — Ну, прадед мой в Японскую войну попал в российский плен. Женился и остался. А дед на Украину перебрался. А потому японского у меня — одна лишь кровь и то наполовину. А так я украинец или русский, ведь говорю-то в основном на русском. И песни русские пою, когда гитара есть…                — О, класс! Гитару мы достанем. В четвёртой роте у «дедов» возьму. У нас-то музыкантов нет. Да, слушай, дело есть. — Давыдов посмотрел по сторонам. При этих Степановых словах, сердце Мишки застучало быстрее.                « И тут дела? Не... в криминал я больше не полезу… — подумал Мишка, вспомнив свои последние «дела» и Саню Волкова впридачу.                — Ко мне тут «тёлка» скоро подгребёт. — Продолжал Давыдов. — С подругой. Солдатская любовь… Ха-ха! Ну, так подругу-то, Мишань, — любить тебе! Въезжаешь?                Мишка застыл, как столб со светоточкой на тропе наряда, широко раскрытыми глазами поедая Степана.                — Куда придёт? Сюда? Какая ж ненормальная сюда в мороз придёт?! И что значит — подругу... мне любить?                — Сюда придёт! Сюда! Ну, а куда же? Стоп, ты что не догоняешь? Девчата эти из деревни… они ж на военных просто помешанные. Они, когда нас в форме видят, враз ум теряют, и ножки у них сами раздвигаются, — захохотал Степан. — Я со своей шлёндрой уже год как на постах свиданичаю. А в увольнениях, ну там на танцах или в парке, я свежих подбираю. И почти каждый раз —новую! — самодовольно закончил Давыдов.                — Так я… — Мишка замялся, покраснел.— Я…                — Что, ещё ни разу не пробовал? — ухмыльнулся Степан. — Ну, значит, первый раз — в первый класс! Не дрейфь, боец! Если что, я подсоблю. —  Хитро улыбнувшись, недвусмысленно подмигнул Давыдов.                — И где ж ты собираешься её… не лето же вокруг, декабрь… — уже включившись в предложенный сценарий, спросил Мишка. — Не на тулупе же… на снегу?                — Я что, похож на дебила? — Степан достал из кармана здоровенный ключ. — Это от сушилки при складе, что на моём посту. Я их всегда у нач. караула беру, когда на этот пост попадаю. Во, смотри, идут…                И Мишка увидел два женских силуэта за колючей проволокой, скользящих в темноте в их направлении со стороны близлежащей деревни.                — И как они к нам сюда попадут? — срывающимся то ли от мороза, то ли от волнения голосом спросил потомок самурая.                — Как попадут? Обыкновенно. Вон там нижняя колючка провисла, они её поднимут и проползут. А что?                — Ну ничего себе! — Выдохнул Мишка. — Неужто им охота от деревни три километра топать, а потом ещё и под колючкой по мёрзлой земле ползать только чтобы…                — А ты бы сам в деревне той пожил… — Презрительно фыркнул Степан. —Там же от скуки сто раз подохнуть можно. Нет, ну реально, что они там видят? На ферме — в вони и грязи — пашут с самого утра, потом домой. Моя говорила, что папаша её пьёт, брат пьёт, другие мужики после работы тоже хлещут. Доходяги. И что им, девкам молодым, прикажешь делать? А мы, сам видишь, орлы! Кровь с молоком! Если отходим тёлку, так ей на две недели хватит. Так что, соберись, боец, и не посрами нашу бронекопытную третью роту. За мной! — Давыдов повернулся и зашагал к своему посту.                — Погоди, Степан, а как же я свой пост брошу? За это же ... если поймают... тюрьма! А если проверка?                — Не дрейфь, боец!  — Давыдов широко улыбнулся. — Ты со мной. А когда «дедушка» на посту, его не проверяют, а охраняют! Запомни это. Когда-то и сам таким будешь. Погнали согреваться, а то я уже замёрз. — И Давыдов ускорил шаг.                Оказавшись на своём посту напротив остановившихся за проволокой девиц, Степан, приказав Мишке подождать, потопал к колючке и, приподняв её, помог девчатам перебраться под ней на их сторону.                Мишка увидел, как высокая дородная деваха потянулась к Давыдову целоваться. Её подруга — худенькая небольшого роста — несмело уминала валенками снег сзади, а когда она подошла поближе, Мишка в свете фонаря разглядел довольно правильные хотя и мелкие черты её лица: короткий чуть вздёрнутый носик, небольшой овал пухленьких губ и миндалевидный разрез почти чёрных глаз, смотревших любопытно и доверчиво.                «Ничего себе, краля! — Промелькнула мысль. — Да ей бы в Кремне на танцах цены не было! Передрались бы за такую красотку вусмерть».                И, глядя на неё, впервые со времён восьмого класса и первой своей любви, Мишка почувствовал, как где-то внутри него зажёгся огонёк и посветлело на душе.                «Такая классная девчонка… и… неужели же она из этих?..  Неужели как Галка-давалка любому мужику готова уступить? А я? Я что обязан? Как пёс пришёл на случку? А, как же чувства? Непонятно… Ну, ладно, всё сейчас узнаю…» — и хоть такая мысль унизила девушку в его глазах, но он не смог не улыбнуться, лишь только встретился с ней взглядом. И от её улыбки сам неожиданно расцвёл и улыбнулся ещё шире.                Всё это не ускользнуло от внимания Степана, и он, хлопнув Мишку по плечу так, что тот чуть не свалился на тропу наряда, представил:                — Так, значит, это Мишка, — он ещё раз хлопнул того по плечу, правда не так сильно, — а это моя Танька, — кивнул он на пышную девицу. — А подруга?.. — Он вопросительно взглянул на Таню.                — Оксана, мы с неё вместе на ферме...  доярками… — бойким и звонким голосом отрапортовала Татьяна.                — А я — Степан! — Давыдов чуть склонил голову перед Оксаной. — Ну что, погнали греться? — И он первый, а за ним и остальные пошагали в сторону входа в одно из помещений склада.                Сушилка состояла из двух просторных комнат с дверью между ними, в каждой из которых располагались железные нары и ряд труб, по которым циркулировала тёплая вода. На них вполне можно было сушить несколько десятков солдатских тулупов, бушлатов или шинелей одновременно. Но в тот момент сушилка пустовала.                Кивнув в сторону нар — как приглашение присесть — Степан жестом фокусника выудил с кармана чекушку «Московской». Он зубами рванул алюминевый колпачок и сделав мощный глоток, протянул бутылку Мишке. Тот тоже приложился, скривился и занюхал рукавом гимнастерки — тулуп уже лежал на нарах, и на нём сидели девчонки.                Таня хлебнула из протянутой Мишкой бутылки не меньше, чем Степан, а вот Оксанка — хоть и самую малость, но закашлялась, и на глазах выступили слёзы.                — Предупредил бы раньше, мы б закуски захватили, — укорила Степана Танька.                — Закуска только портит кайф, — улыбнулся Давыдов. — Ну что, мы ж, как вы знаете, на боевых постах, и времени у нас совсем немного. Пошли… закусывать… — и он за руку потянул Таню в другую комнату.               
Оставшись наедине с Оксаной, Мишка неожиданно растерялся.                Конечно, он знал, что и Ян «отметился» с Верой, и Глеб спал с Надюхой («Царство ей небесное!»), а вот он так и не удосужился попробовать женщину. Не сложилось.                И потому, не представляя с чего начать, он почти заставил себя подойти и сесть рядом с девушкой.                — Миша, а можно потушить свет? — вдруг робко спросила Оксана.                Мишка щёлкнул выключателем, и сушилка погрузилась во тьму, а поскольку окон в ней не наблюдалось, то тьма та была реально полной — чернее чёрного. Алкоголь уже разбежался по жилам, и первые барьеры робости, возникшие при знакомстве, исчезли. Да ещё и из соседней комнаты вдруг поплыли ритмичные и тягучие женские стоны.                Миша уже смелее подошёл к девушке, помог ей снять тулупчик и тёплую кофту. Обнял, глубоко вдохнув морозный запах её волос. И от этого неожиданно весь напрягся так, как это давно с ним не происходило.                Мишка медленно, чуть касаясь губами, прошёлся по её шее, коснулся ушка и щеки. Он чувствовал, как она задышала и тоже обняла его. Не крепко — нежно. А когда он нашёл её губы и неожиданно впился в них, раскрыл их языком и тут же ощутил её горячий язык — как молния пронзила — она откинулась назад, на спину и увлекла его за собой. И по тому, как страстно она целовалась, он понял, а опыт у неё есть.                Неожиданно вспомнилась Алла — его первая неземная любовь ещё в восьмом классе сельской школы. Вспомнилось, как они часами целовались и не могли нацеловаться. И как тогда ему и ей совсем не надо было большего.                Сейчас он чувствовал себя другим. Он второпях стал раздевать Оксану — в кромешной темноте, да ещё и лёжа на ней — получалось не очень. Кое-как расстегнул и стянул юбку. Долго возился с тёплыми чулками и рейтузами — она не помогала.                Лежала сжавшись вся, как в ожидании чего-то страшного, а потом вдруг резко притянула к себе, перевернула на спину и стала целовать, сначала в губы, потом в шею, потом стянула через голову его гимнастёрку и стала покрывать неспешными и нежными поцелуями его грудь.                Мишка никогда не испытывал такого и, позабыв обо всём с головой погрузился в волнительную негу, переходящую в блаженство. Все мысли испарились: остались только мягкие прикосновения её волшебных губ и запах. О этот запах!                И тут Мишка почувствовал, что больше он терпеть не в силах. Рванувшись, он перевернул её на спину, хотел ногой раздвинуть её ноги и вдруг:                — Пожалуйста, не надо, Миша… Пожалуйста, я тоже этого хочу, но не сейчас. И не сегодня…  Ты ж не маньяк?!                Мишку словно обдало ушатом ледяной воды.                — Но почему? Ведь ты… ведь всё так было хорошо…                — Но я же ведь тебя не знаю. Мы ведь совсем не говорили, не познакомились нормально даже. Ну, что мы, как животные, без слов, лишь снюхались — слюбились? Миша, я уверена, ты не такой! Уверена, что ты хороший… правда?                И Мишка замолчал.                «А ведь она права, — подумал он, — и Ян, и Глеб ухаживали столько времени за своими девчонками, а я? Сходу в дамки? Даже не попытался расположить её к себе. Совсем дурак… хотя в них я раньше никогда не числился. Только, а за чем же она шла тогда сюда, на пост? И знала, наверное, что здесь совсем не место для знакомства. А что, не знала, для чего Танюха шла к Степану?! На что она рассчитывала?.. Или нет?                Но я-то, я — хорош! Нет хоть немного познакомиться, поговорить, расположить к себе… Набросился без слов, как дикий зверь… и, вправду, как маньяк…»                Страсть так же быстро, как и налетела, так быстро и исчезла. Остался стыд и злость на самого себя. Он приподнялся и стал медленно одеваться. Она оделась быстро, включила свет и, взяв его руку, благодарно сжала её:                — Миш, не обижайся, расскажи о себе. Пожалуйста…                — О себе? Ну, что рассказывать? Не знаю даже.                — Откуда ты? Где учился, чем увлекался? Кто твои друзья?                — Да, это всё не очень интересно. Сначала мы жили в селе Смелом, где я закончил восьмилетку. Потом мы с мамой и сестрёнкой…  кстати, её тоже Оксанкой зовут, переехали в Кремень. В девятый класс. Учился в русской школе и там задружился с двумя пацанами. С Яном и Глебом. Классные пацаны. Глеб научил меня на гитаре шпарить, а я их обоих учил рукопашному бою. Ян сейчас тоже тут в армии, в одном взводе со мной.                — О, так ты умеешь драться? А кто тебя учил?                — Мой дед. Как начал с четырёх лет, так до восьмого класса и мучил. Гонял до седьмого пота, и руки сбивал до крови. А я потом так же гонял и Глеба с Яном. Зато и результат был классный. К нам в городе никто не подходил. Не, Оксана, честно! Боялись.                — И ты ещё играешь на гитаре? — восхищённо спросила Оксана. — А мне когда-нибудь сыграешь?                — Посмотрим на твоё поведение… — улыбнулся Мишка.                — А дальше, что было?                — А дальше… Ян влюбился в Веру. Рыжеволосую с зелёными глазами. Но это в ней не главное.                — А что в ней было главное? Ты... ты что, тоже на неё запал? — чуть с ревностью спросила девушка.                — Не… подруга Яна для меня — сестра. — Мишка произнёс эти слова столь твёрдо, что Оксана сразу ему поверила.                —  Да, так эта Вера… — продолжал боец, — ты понимаешь, в ней был какой-то такой… ну прямо — железный стержень. Мы и не заметили, как она не только Яном, но и мной, и Глебом командовать стала. Причём, команды эти мы принимали почти безоговорочно. И можно сказать, благодаря ей мы и стали… — тут Мишка прикусил язык. Не говорить же ей, сколько десятков тысяч «бабок» они нарубили; как грабили барыг на разных рынках, базарных воротил, цыган. И как цыгане чуть в лесу его не закопали, уже могилу рыл себе… И вместо этого всего он произнёс:                — Благодаря Вере, Оксанка, мы стали, как один кулак. Командой на всю жизнь.                — А ты любил кого-нибудь по-настоящему? — сменила тему девушка. Возникла пауза. И не на одну минуту.                — Да, было, — всё ещё не оттаяв от своего сегодняшнего позора, наконец, буркнул Мишка, — в восьмом классе.                — А как её звали? А почему расстались? — продолжила допрос Оксана.                — Аллой... — Мишка задумался. — Мы весь восьмой класс встречались… каждый день. И каждый вечер. Она отличница была, я — тоже. Мечтали после школы ехать поступать в один город. В столицу. В одной общаге жить. Какие планы строили! Она такая классная была… — Мишка весь ушёл в воспоминания. — Мы целый вечер целовались и не надоедало. Представляешь? Лишь только целовались… Я за неё готов был биться с кем угодно, хоть с сотней пацанов. Любил её безмерно... Цветы дарил почти что каждый день…
Его неторопливый низкий голос стал завораживать Оксану. Она вдруг увидела Мишку совсем другим: спокойным, романтичным. Оксана взяла его руку в свои и нежно сжала её:                — И что же? Почему не получилось?                Мишка вырвал руку и совсем другим, холодным голосом довольно грубо произнёс:                — А это вот у вас, у баб, надо спросить: куда девается ваша любовь? Куда она уходит? Как только мы разъехались в девятый класс по разным городам, так не прошло и месяца, как всё исчезло. Как будто и не было её никогда. Как будто не было всего того хорошего, что было между нами. Письмо только прислала, чтоб я ей больше не писал…                — А ты?                — Ну, написал ещё ей два письма… Она не отвечала. — По Мишкиному лицу скользнула такая неподдельная мука, что сердце Оксаны отозвалось короткой болью, будто иголкой укололо.                — Так ты бы поехал к ней, узнал, поговорил… Увидела б тебя, поняла, что борешься за неё, может и вернулась…                — Ну нет… если на письма даже не стала отвечать, так ещё и ехать, унижаться… выпрашивать любовь… Нет, это не по мне! — Твёрдо сказал Мишка, и опять девушка увидела его совсем другим: сильным и непреклонным.                — А ты? — Повернулся он к ней. — Ты… любила кого?                Оксана помолчала, задумалась: «Сказать ему всю правду? А надо ли? Наверное, да. Со мной сейчас он был предельно откровенным».                — Я тоже, как и ты, с восьмого класса встречалась с Колькой Бурлаком. В него почти все наши девочки и даже с других классов влюблены были. Он классно выучился сам играть на баяне, и на танцах в клубе, когда света не было, играл при свечах. И на свадьбах у наших деревенских… — Оксана замолчала.                — И долго вы встречались?                — Два года с хвостиком.                — И что? Ты его бросила?                — Нет…— Он тебя бросил?!                — Нет, тут всё сложнее, Миша.                — Ну расскажи, быть может я пойму. По крайней мере, постараюсь… — чуть с сарказмом произнёс Мишка.                — Ну, в общем, он… на этих свадьбах, ты сам знаешь, то тот предложит рюмку, то этот поднесёт. Ну а с собой бутылку-две как плату само собой давали. Короче, потихоньку начал Колька выпивать, как и его батя. Да, если честно, почти все мужики у нас в деревне пьют, и бабы многие…                — Но, если у вас такая любовь была, что ж ты его от водки не отвадила?                Настал черёд Оксаны голову нагнуть, лицо её застыло, помрачнело.                — Не успела… — Оксана молча смотрела в одну точку.                — Как не успела? — Мишка заинтригованно смотрел на неё, не отрывая взгляда. Когда Оксана подняла на него свои глаза, он увидел в них столько боли, что его настроение враз переменилось.                Он как почувствовал вдруг то, что сейчас услышит.                — За пару дней до выпускного вечера Коля помогал отцу-трактористу в поле. Обедать сели с самогонкой. И, видно, не столько ели, сколько пили. Потом отец на трактор влез и… Как там всё у них произошло, никто не видел… Ну, в общем… трактор Кольку задавил… Наехал… до смерти… Хотя, на самом деле, не трактор, а отец родной… Так на суде он ещё и выкручиваться пытался: мол, Колька сам под трактор упал… Папаша, называется… Наехал так, что хоронили в закрытом гробу… Даже попрощаться не смогла… — по щекам Оксаны одна за другой поползли слезинки.                Мишка обнял её и стал ладонью стирать солёную влагу.                — Ну ладно, всё… Ну перестань… Это уже прошло. И Кольку не вернёшь слезами. Я… честно… я сочувствую тебе, Оксанка. — И Мишка стал нежно целовать ещё не просохшее лицо.                Хотел спросить, ну как же… как же тогда она могла решиться идти сюда в мороз на пост к солдатам, даже не зная, к кому идёт? И за чем? За какими новыми ощущениями? Но не спросил. Уж слишком непонятным и тугим казался тот клубок, в который были сплетены все чувства девушки.                А ещё он подумал, что она была первая, кто ни разу не спросил его, а кто он такой: казах или киргиз? Ей было всё равно, какой он нации, совсем не важно это. А важно то, что Мишка ей понравился, причём с первого взгляда. Ведь так целуют, так ласкают лишь тех, к кому позвало сердце, к кому есть чувство.                И ещё Мишка понял, что девушка эта тоже вошла в его душу всерьёз и надолго, и никому он её не отдаст.                Когда боец рассказал ей об этом, глаза Оксаны вспыхнули, а на лице расплылась уже ставшая дорогой ему улыбка.                — Ты правда, Миш? Ты не обиделся? Мы встретимся ещё?!                Ответить ей он не успел. Без стука в комнату ввалились раскрасневшиеся и с повлажневшими глазами Степан и Танька. При этом Степан довольно улыбался, ну точно — сытый кот. Увидев лица Мишки и Оксаны, Давыдов сразу оценил обстановку:                — Э, это что тут у вас за настроение минорное? Оксанка, он тебя обидел, не захотел уважить? Или ты его, не дай бог, бортонула?! А, молодёжь? Ну, что молчим?                — Да не, Степан, у нас всё хорошо! — фальшиво бодрым голосом отрапортовал Мишка, поднимаясь и увлекая за собой Оксану. — Мы оба благодарны и тебе, и Тане за знакомство. Правда, Оксанка?                Та лишь кивнула, а потом подбежала к Таньке и чмокнула её в щёку.                — Спасибо, Тань!                — Ну вот! — Всплеснула та руками. — Подумать только! А вспомни, сколько дней мне уговаривать тебя пришлось, что надо прогуляться и развеяться. Всё целку строила: «Да как? К солдату? Да к незнакомому! Да ночью? Да он ведь только поматросит и бросит!» А сейчас, гляньте на неё! Что, угодил Мишаня? Всем довольна?                Стыдливо отвернувшись, Оксана кивнула, а потом весело взглянула на Мишку и рассмеялась:                — Да, угодил. Довольна.                — Ну и лады! — Заключил Давыдов. — Потопали отседова. Пора и честь знать.                Они вывалили на морозный воздух, и Мишка впервые порадовался, что его решение пойти в армию было однозначно верным.                «Ну подрались пару раз. Ну, получили… А что, на гражданке не отгребали? Ещё как! И жизнью рисковать не раз нам приходилось. Ну, отсидели на губе — так тоже опыт. После губы и зона не страшна. Короче, всё путём!» — подумал Мишка.                Он крепко на прощание поцеловал Оксанку и взяв её адрес для писем, пообещал при первой же возможности найти предлог для встречи, а затем долго провожал взглядом две удаляющиеся в ночи женские фигурки. 

                Теперь в Мишкиной жизни нежданно появился новый смысл, который наполнял его каким-то непривычным светом. А когда он поделился новостями с Яном, тот был обрадован не меньше:                — Ну, класс, Мишаня! Вот это приключение! Не зря мы три недели в госпитале провалялись. Зато теперь стоим нормально в роте! Иначе бы Давыд тебя ни в жизнь с собой не взял. А ты к тому же и подругу себе приобрёл. Теперь ты и меня начнёшь понимать больше. А то всё подкалывал: «Вера, Вера. Далась она тебе. Да таких, как она…» Ан нет, Мишаня, таких-то больше и нету. Как для тебя теперь не будет, таких, как Оксанка. Врубился?                — Ну, ты, брат, философию под любую ситуёвину подведёшь. — Кивая, улыбался Мишка. — Всё ж только начинается. Как говорила часто твоя мама: «Мы будем посмотреть». А помнишь, я тебе рассказывал, что у меня с Аллой тоже всё классно начиналось. И что? Вот то-то и оно! — ворчливо возражал ему сенсэй, но в глазах его светились уже совсем другие мысли.

                Продолжение в Главе 9
                ____________________