Однажды в... СССР. Книга 2. Глава 9

А что же это мы совсем забыли о Глебе Теплове — их третьем мушкетёре?!                В то время, как Ян и Мишка сидели на «губе», долбили сапогами плац, «махались» с «дедами» и мёрзли на постах, наш Глеб с успехом и удовольствием обживался в Москве.                А попал Глеб на юридический в МГУ слёту, с первого раза, хотя многие его товарищи и с пятого не попадали. Он был уверен — просто повезло. Ведь, даже имея в багаже золотую медаль за школу, сдать историю СССР — на «отлично» — было действительно даром небес.                Глеб и не подозревал, что его батя Иван Захарович заранее побеспокоился о наследнике, ещё до экзаменов встретившись с секретарём приёмной комиссии — таким же фронтовиком, как и он сам.                Общий язык в ресторане гостиницы «Будапешт» они нашли быстро, чему в немалой степени способствовал цветной телевизор последней марки и музыкальный центр, доставленные прямо домой к чиновнику МГУ.                «Но это так, издержки… Главное, что Глеб теперь студент, и не где-нибудь, а в столице, и армия ему уже не светит. А что, голова-то светлая, зачем её муштрой ненужной забивать. Пусть учится сынок. Судьёй станет или прокурором — и будет в уважении, в почёте. Да и на хлеб с маслом всегда заработает. Так что зачёт тебе, Иван Захарович Теплов!» — радостно потирал руки отец Глеба, получив заветный вызов Глебу ехать в МГУ.               
Но радость, как и беда, не приходит одна. Хотя… сомнительная радость.                А дело в том, что первому секретарю горкома партии Константину Петровичу Черненко так и не удалось справиться со своим горем — трагической гибелью Нади, своей единственной дочурки. Через пару месяцев отыграли похоронный марш Шопена и по нему.                Тут-то кое-кто в обкоме партии и вспомнил об Иване Захаровиче Теплове. Вспомнил, что никогда он не отказывал «старшим товарищам» помочь и выделить их родичам квартирку вне очереди. А это дорогого стоит! Значит, и в кресле Первого секретаря горкома партии послушным будет.                Вот так Иван Теплов негаданно-нежданно и стал Главою городя Кремня со всеми вытекающими... А там, гляди, и до обкома недалече.               
Узнав об этом Глеб поздравил батю, и снова погрузился в свой новый мир — столичную студенческую жизнь. А состояла она далеко не только из лекций и семинаров, на которых Глеб сразу вырвался в пятёрку лучших в группе. Ведь он привёз с собой любимую «Кремону» и, как оказалось, не он один.                Серёга Зимин, худощавый высокий брюнет из Ленинграда и Гришка Кожин, весь в веснушках, плечи — не обхватишь — настоящий русский богатырь с Горького на Волге — его товарищи по комнате, тоже привезли по гитаре. Нет, они не сочиняли песен, как Глеб, но общий репертуар у них был не менее обширным, чем у него.                Почти каждый вечер после ужина они устраивали маленькие концерты и постепенно сыгрались в неплохую группу.                Иногда в комнату заваливали соседи по этажу с бутылочкой вина и лёгкой закуской, и тогда звуки их «весёлого» мужского хора «радовали» и нижний под ними и верхний над ними этажи.                Однажды вечером в отсутствии друзей, поужинав, как обычно, жареной картошкой с докторской колбаской Глеб взял гитару и стал подбирать аккорды к новой песне. Она была посвящена Москве, её бульварам, паркам, переулкам.                Глеб всё ещё никак не мог привыкнуть к мегаполису, а оказавшись на Садовом кольце, и вовсе терялся, глядя на нескончаемый табун машин, несущихся прямо на него. И как бы он не одевался классно, но вытравить из себя провинциала, пока не удавалось.                Зато в московских переулках в тихом центре или на лавочке в Парке Горького он чувствовал себя привычней и спокойнее. Все эти ощущения он и старался передать в своей придуманной недавно песне.                Вдруг дверь без стука отворилась и в комнату ввалился Гришка Кожин, а с ним высокая светловолосая девчонка с большими карими глазами. В руках у Гришки была бутылка «Кагора», а у девушки пакет:  батон хлеба, плавленые сырки «Дружба», полпалки «Докторской» и с полдесятка огурцов.                — Алёна, — представил Гришка девушку, — а это Глеб Теплов, будущий «Глеб Жеглов», — улыбнувшись, кивнул Кожин в сторону Глеба.                «Классная девчонка, — подумал Глеб. — Что-то раньше Гришка о ней ничего не говорил. Я и не знал, что у него кто-то есть».                — Общий привет! — раздался голос вошедшего Сереги Зимина. — А чуйка-то меня не подвела! Ещё чуть-чуть и моя пайка винца разошлась бы между вами. Так? Или меня бы подождали? Я…                — Давай, накрывай на стол хозяин! — прервала его Алёна. — Всем хватит, напиваться никто не собирается, и завтра на лекции. Где нож, я огурцы порежу. — Из чего Глеб понял, что и Серёга с Алёной знакомы.                — Ну, за знакомство! — улыбнулся Алёне Глеб, и получил внимательный, но доброжелательный взгляд в ответ. Все выпили. Глеб налил снова:                — Между первой и второй перерывчик небольшой?! — приподнял он свой гранёный стакан.                — Ты что частишь? Давай закусывай! — С трудом прорывая звуки сквозь набитый едой рот, проговорил Серёга.                — Да я уже поел, вас не дождался.                — Ну так сейчас хоть подожди… — вторил Серёге Гришка.                Уже через десять минут всё было выпито до капли и съедено до крошки. Только ребята расселись по кроватям, как Алёна, глядя на Глеба, произнесла:                — Глеб, парни говорили, что ты песни пишешь. Сыграешь?                — Ну, не пишу, а придумываю. Насчёт спеть… да запросто. В хорошей компании да после бокала винца… — он потянулся за «Кремоной», которая, как всегда вспыхнула счастьем от прикосновения любимых рук.                Глеб взглянув в упор в оливковые глаза Алёны, невольно пославшие ему заряд вдохновения, отвернулся к окну и, медленно перебирая струны, негромко запел:      
—Твоё окно не вспыхнет светом ласковым —                Наверное, напрасно здесь стою…                Не видя глаз, в которых ополаскивал                Я душу опалённую свою.   
И опустить ресницы невозможно,                Чтоб не рвалась, не вспыхнула слеза…                Я знаю, что в меня влюбиться можно,                А вот любить, наверное, нельзя.   
Я всё пойму, ну ведь кому понравится                Делить с дорогой мужа по ночам.                С такой соперницей ну кто же справится?!                «Прощай любовь!» — колёса отстучат.
Пройдут года. Измученный скитаньями                Я вновь к окошку милому приду.                Чужая жизнь за шторами растаяла —                Моих деревьев нет в твоём саду…
И опустить ресницы невозможно,                Чтоб не рвалась, не вспыхнула слеза…                Я знаю, что в меня влюбиться можно.                А вот любить по-прежнему нельзя.   
Глеб умолк. В комнате стояла тишина. Все смотрели на Глеба.                — Слышь, чувак! А чё ты раньше её не пел? — прервал молчание Серёга. — Классная вещь! Конкретно душу царапает…                — Так Музы не было, — улыбнулся Глеб, не сводя глаз с Алёны. Та тоже смотрела на него. И взгляд не отвела.                — Ну что? А теперь сбацаем что-нибудь вместе? —Гришка достал гитару, и Серёга потянулся за своей.                Вино играло в венах, кофейные глаза девчонки повлажнели, на её губах блуждала лёгкая улыбка, и парни с таким чувством выдали «Hotel Kalifornia”, как никогда не пели раньше.                Алёна была впечатлена:                — Ну вы даёте! Такие таланты в землю зарываете! О, а у меня идея!  — Алёна помолчала, будто прикидывая что-то в уме. — Короче, если кто не знает, я в комитете комсомола нашего курса. И… тут такое дело. Историю одну вам расскажу. История длинною почти в сорок лет. Начинается в годы Отечественной войны, а заканчивается в наше время. И у вас, пацаны, есть шанс принять в ней участие. — Алёна замолчала, выжидательно глядя на них.                Ребята переглянулись.                — Ничего себе начало. И каким же это образом? — спросил Серёга.                — Эта история касается Героя Советского Союза Энвера Ахсарова из Северной Осетии, — задумчиво глядя в окно, начала Алёна. — Этот офицер ещё  в декабре 1941 года со своим полком первым освободил город Клин. А зимой сорок 43-го бился за освобождение Харькова. Воевал геройски, за что и получил сначала орден Красной Звезды, а затем и Золотую Звезду Героя Советского Союза.                Недоумение на лицах трёх слушателей неуклонно росло:                — А мы-то тут причём? — не выдержал Гришка, — мы...                — Терпение… — оборвала его Алёна. — Вместе с  Ахсаровым медсестрой служила Зиночка Попова, любимица всего полка. Она полюбила Энвера. И он её полюбил. Мечтали пожениться, о чём он даже написал своим родителям домой и её карточку прислал. В общем, она считалась официальной его невестой.                — И они поженились? Прямо на фронте? — спросил Глеб.                — К сожалению, нет. В феврале 43-го года майор Ахсаров со своим полком,  отбивал атаку элитных войск «Великая Германия». Энвер сам лично уничтожил нескольких немецких офицеров, и тут же был смертельно ранен. Он умер на руках у Зиночки, так и не успев стать её мужем. — Алёна помолчала.                — Реально грустная история… — вымолвил Глеб. — Но только каким образом, как ты сказала, мы с пацанами можем в ней участвовать?                — А дело в том, что эта Зиночка — Зинаида Андреевна Попова — сейчас руководитель моей группы, профессор гражданского права. — Продолжала Алёна. — Много лет, пока училась и работала в Харькове, она ухаживала за могилой Ахсарова, поддерживая связь с его родителями и земляками. А когда переехала в Москву, продолжала общение с ними. Замуж она так и не вышла, хранила верность своей первой любви. Вот такие бывают женщины… — задумчиво проговорила Алёна, а затем продолжила:                — 7 мая следующего года в Северной Осетии, на родине героя открывается мемориал погибшим в войне. Благодаря Зинаиде Андреевне, всю нашу группу пригласили в гости в Северную Осетию на несколько митингов, в том числе и в родном селе Ахсарова. Так вот, нам поручили сделать концерт силами нашей группы, чтобы выступать на этих митингах, а музыкантов у нас и нет. У вас в одной комнате трое, а у нас во всей группе ни одного. Хотя на Октябрьском субботнике, ну там, после работы, за обедом с вином орали так, что аж на Воробьёвых горах слышно было. А что если вы подключитесь, и мы вместе сделаем концерт? У вас, наверное, и своих песен немало наберётся. Плюс и у нас с десяток классных голосов найдём. Вот вам и целый хор. Да песни ещё и стихами разбавим. На полтора часа хватит. Времени у нас — навалом, больше, чем полгода, чтобы подготовиться как следует. Опозориться нельзя ни в коем случае. Почти международные гастроли! Как вам идея?                — И что мы все поедем прямо в горы? Надолго? — радостно зашумели ребята.                — Приглашены мы на неделю. А там посмотрим, — улыбнулась девушка, поняв, что их согласие уже в её кармане.                — А разрешат ли нам присоединиться к вашей группе? Вы же на курс старше? — Усомнился Гришка.                — Ну это я через комитет комсомола и Зинаиду Андреевну решу. — Уверенно заявила Алёна. — Вы лучше подбирайте репертуар. 9 Мая — День Победы и праздник особый. Не то, что все песни про войну должны быть, но половина точно. Ну всё, за угощение спасибо! И мне пора.                — Я провожу! — Вскочил Гришка.                — А может… Глеб меня проводит?                Все затихли, а поражённый Глеб стал медленно вставать с кровати. Волна радости, вспыхнувшая в его груди, вмиг улеглась после вопроса, возникшего в мозгу: «А как же Гришка? Ведь он её привёл, и явно он не ровно дышит к ней! И друг…» — Но ноги уже вынесли его из комнаты вслед за Алёной, а рука захлопнула дверь.                Провожая девушку до метро, Глеб так и не рискнул взять её за руку.                Вся её смелость разом улетучилась, когда они остались вдвоём.                «И что это такое со мною было?»  — Сконфужено размышляла Алёна. — Неужели влюбилась? И сама первая показала это? Что он подумает? Вот глупая!» — от этих мыслей она насупилась и до самого входа в метро не проронила ни слова.                Глеб же, почувствовав перемену в её настроении, тоже молчал. И только у самого метро, когда она повернулась к нему прощаться, он неожиданно для самого себя взял её за руку, легко сжал и сказал:                — Я… рад, что познакомился с тобой…                Не отнимая руки, она произнесла:                — Взаимно, Глеб. И… спасибо за песни и вообще… за чудесный вечер!                Вернувшись в общагу и только отворив дверь в комнату, Глеб еле успел заметить летящий в него пудовый Гришкин кулак. Но всё же смог блокировать удар, коротко и несильно ткнув того в солнечное сплетение. Ревнивец согнулся пополам, задохнулся, а когда распрямился и отдышался, выпалил:                — Целовались?!                — Нет… И не собирались! А ты чё? У вас любовь?!                — Послушай, Глеб, ты только не морочь мне голову. Я Алёну уже два месяца обхаживаю. Но она же такая идейная… комсомолка, что даже за руку не позволяет взять. И ты, будь другом, не становись мне поперёк дороги. Тебе бы только погулять, а у меня серьёзно. Я бы на ней хоть сейчас женился. Договорились?                Глеб помолчал: «Вот так за одну минуту стать врагами с Гришкой? А потом ещё пять лет кантоваться с ним в одной комнате? Нет, это нереально!»                — Да, ладно, Гриня, я тебе мешать не собираюсь. Давай, штурмуй свою крепость. И, как мне кажется, она и вправду неприступна. Но, если не получится, и ты поймёшь, что шансов нет, то скажешь мне  — и тогда я попробую. Договорились?  — и Глеб протянул руку.                — Получится. Мне просто надо время. Договорились! А я не ожидал, что ты такой… каратист... — И Гриша крепко пожал руку Глеба. Конфликт был улажен.
И потекли студенческие дни, которые всё больше и больше нравились Глебу.            Учиться ему было легко, времени — навалом. Да за это ещё и деньги платили — стипендию, хотя и свои, привезенные из дома тысячи ему особо тратить было некуда. По кабаками он не ходил, а шмоток было вдоволь.                Наскоро сделав домашку, Глеб устремлялся или на репетиции с группой Алёны, или в спортзал, где по настоянию Гришки он тренировал группу желающих рукопашному бою.                Аренда спортзала обходилась ему в две бутылки коньяка в месяц, которые Глеб презентовал университетскому тренеру по вольной борьбе, занимавшемуся со своей секцией в то же время.                Причём группа Глеба росла в геометрической прогрессии, и это были пацаны и из его курса, и с группы Алёны — будущие прокуроры, следователи, судьи. Каждый из них осознавал необходимость уметь постоять за себя — врагов у каждого предвиделось немало, и что там в будущем могло произойти — один Бог знает.                На каждой репетиции, конечно же, Глеб виделся с Алёной. Она вела себя приветливо — нейтрально. А, учитывая, что Гришка тоже был рядом, ни Глеб, ни девушка шагов навстречу больше не предпринимали.                И даже когда однажды, придя на тренировку в спортзал, он среди новых лиц вдруг увидел Алёну — единственную девушку в его бойцовской группе, то рядом с ней опять же стоял Кожин.                И Глеб держал себя лишь только, как сенсей. Учитель и наставник. Хотя всё это оказалось нелёгким испытанием.                Показывая Алёне, как правильно двигать корпусом, нанося удары и ставя блоки, ему невольно приходилось касаться её. И каждое прикосновение, как ожог, заставляло обоих вспыхивать внутри, стараясь это не показывать снаружи.               
Конечно же, на каждой тренировке и вне её Глеб вспоминал и Мишку, и Яна, братство с которыми было скреплено их самой настоящей кровью.                И он реально скучал по ним. А когда вспоминал, хватал бумагу и черкал им письма — благо одно письмо хватало на двоих. И получал от них послания короткие, больше похожие на записки, а из них делал вывод:                «У них всё хорошо, и всё прекрасно. Не армия, а прямо дом отдыха на курорте. Только не на море, а в лесу. Ну что ж, лес — тоже романтично. А значит, всё у них путём». 
                ——————————————

                Продолжение в Главе 10