Однажды в... СССР. Книга 2. Глава 10

Всё путём? А что, наверное, в реальности оно и было так.                И хотя занятия по строевой, химзащите и зубрёжке воинских уставов ну уж никак не вдохновляли, то на физподготовке и стрельбище Мишка с Яном оттягивались по полной.                В их роте лучше них бил по мишеням только охотник Костя Буторин, а когда Мишка всё-таки сровнялся с ним, ему тут вручили пулемёт.                Стать пулемётчиком «салаге» — почётней не бывает. И хоть на марш-бросках на стрельбище тащить свой пулемёт было, конечно, тяжелей, чем автомат, но Мишка, чередуясь с Яном, не роптали.                Стрельба в их службе была предметом главным, и по итогам первой же проверки и Мишка, и Ян ввинтили в гимнастёрки красивый и почётный знак «Отличник боевой и политической подготовки».                А тут и ещё одна радость приключилась. Было объявлено, что на предновогодний вечер запланированы и концерт, и танцы. Приглашены девчонки из городского техникума, так что скучно воинам не будет.                Всё это время Мишка активно переписывался с Оксанкой, и, конечно же, он пригласил её приехать на этот праздник, обещая только для неё спеть песню, которую их замполит включил в концертную программу.   
                ___________________________               
Просторный клуб воинской части был залит светом, растекающимся по залу, где сотни  ярко-зелёных мундиров бойцов соседствовали с нарядными и разноцветными платьями девчонок. Духовой оркестр взбадривал настроение мажорной музыкой, а ёлка сверкала своими новогодними нарядами не хуже главной ёлки в центре городка.                Мишка, как часовой, застыл у входной двери, ожидая Оксанку, а когда, наконец, увидел её, заметил рядом с ней симпатичную пухленькую блондиночку, широко раскрытыми глазами сканирующую зал. Ян бросился навстречу Оксане, помог раздеться и за руку повёл в зал.                — Ты как сюда доехала? И где Татьяна? — перекрывая шум оркестра, спросил Мишка.                — Я ночевала тут у тётки, недалече. — Ответила девушка. — А вот с Танюхой-то беда…                — И что же с ней случилось?                — Так Стёпка-то её не пригласил! — возмущённо ответила Оксанка. — Представляешь, я ей сообщаю, что еду к вам на вечер, а она в слёзы… Как же он так мог?                И в это время они заметили Давыдова, с улыбкой что-то говорившего высокой рыжеволосой барышне в мини-юбке. Та, запрокинув голову, смеялась его шуткам, время от времени кокетливо касаясь рукой его плеча, будто отталкивая от себя.                — Оксан, ты это…  Тане ничего не говори. Мы же не знаем, что там у них. Может просто знакомые. Давай не вмешиваться в их дела! — предложил Мишка, увлекая Оксанку поближе к сцене. — Ты тут, когда концерт начнётся, стой в первом ряду, ладно? А я, когда на сцену выйду, петь буду только для тебя. И на тебя смотреть. Идёт?                — Идёт! Да, Миша, познакомься, Оля, — представила Оксанка свою белокурую подружку, — ты говорил, что у тебя здесь друг ближайший. Ян его зовут, если не ошибаюсь. Так вот, давай их познакомим.                Мишка перевёл взгляд на Олю, которая тут же отвела свой взгляд, а её щечки вспыхнули румянцем.                — Да, нет вопросов. Сделаем… — Мишка вытянул шею в поисках Яна, но не увидев его предложил:                — Мне сейчас уже на сцену пора. Давай я спою, а потом, когда начнутся танцы, я их и познакомлю. Договорились?                — Конечно, Мишутка! — Оксанка с чувством пожала ему руку, и Мишка, чмокнув её в щёчку, направился на сцену.                Концерт открыл хор полка. И когда двадцать пять лужёных глоток враз запустили под своды зала задорную:
— У леса на опушке                Жила Зима в избушке.                Она снежки солила                В берёзовой кадушке…                Она сучила пряжу,                Она ткала холсты,                Ковала ледяные                Над реками мосты…                — то уже наэлектризованные к этому времени редкой минутой гражданской жизни солдаты, и таким невероятным количеством стройных молодых парней в парадных мундирах — девчонки, сначала они, а за ними и бойцы дружно подхватили припев:
— Потолок ледяной                Дверь скрипучая                За шершавой стеной                Тьма колючая.                Как пойдёшь за порог                Всюду иней,                А из окон парок                Синий-синий… — а это уже были сотни голосов.               
Хор спел ещё пару песен, а когда занавес за ним закрылся, и полковой конферансье прочёл стихотворение, конечно, тоже про зиму и про Новый год, после него на сцену вышел Мишка. В его руках была простая акустическая гитара, и потому поставили два микрофона: один для гитары, а другой для певца.                Зал затих, удивлённо разглядывая смуглого симпатичного потомка самураев, а Оксанка, позабыв о подруге, отчаянно протолкалась в первый ряд. Сердце её отчаянно билось, как будто это не Мишка, а она сейчас на сцене тушуется под тяжестью взглядов сотен парней и девчонок.                И когда негромкий, но приятный Мишкин голос выпорхнул в зал со сцены, она исчезла из этого мира, вся превратившись в слух:
— Мир — нежных слов,                Мир — добрых чувств,                Мир — он в твоём взоре.                Пусть никогда                Синь твоих глаз                Не всколыхнёт горе.
Мир — ста обид,                Мир — ста тревог                Пусть в забытьё канет.                Мир — алых роз,                Мир — вешних вод                Миром твоим станет.
Ты лишь сумей                Ждать и простить                Боль и упрёк — пойми…                Я принесу                Свет и росу,                Смех и любовь — в твой мир.                Да, в твой мир…               
Мишка неспешно перебирал струны, делая ударение на четвёртую, басовую струну, а сам и мыслями, и сердцем растворился в нежной лирической мелодии — песни, придуманной его побратимом Глебом Тепловым ещё в десятом классе.                Его сверкающие в свете ламп рысьи глаза быстро отыскали и зацепились взглядом за тёмно-карие глаза черноволосой красавицы Оксаны, да так и пригвоздили её к полу.                Со всех сторон солдаты и девчонки повернули головы, пытаясь увидеть, какой же счастливице направлено это столь романтично преподнесённое признание в любви. Она же никого не замечала.                Во время их разлуки не проходило часа, чтобы Оксана не думала о Мишке, не вспоминала их первое, такое непревзойдённое по своей нелепости свидание и не жалела, что так быстро всё закончилось.                А получая его письма, читала их по сорок раз и целовала корявые строчки. Оксана поняла, что никогда так не любила, и вот сейчас её любовь взлетела в высоту, да, прямо в небо. А может даже выше неба! И счастью её не было предела. Её любимый пел такие простые, такие земные слова, а надо же — в какие выси они забросили её. Любовь!                Мишке устроили овацию, и он на «бис» спел «Есть только миг между прошлым и будущим — именно он называется жизнь», который был поддержан залом не менее, чем «Потолок ледяной». И в этот зал Мишка вернулся уже героем.                Когда начались танцы, девчонки не сводили с него глаз, но он не отходил от своей Оксанки.                «Своей»? Да, он уже считал её своей, хотя история их отношений сложилась всего лишь из одного свидания да небольшой стопки писем. Ну а Оксанка под впечатлением поступка Мишки забыла даже о подруге, и той пришлось напомнить о себе. Да тут и Ян к ним подошёл и, хлопнув Мишку по плечу, поздравил:                — Классно спел, чувак! Держи кардан!                — Спасибо, брат! Да, кстати, познакомься: это моя Оксанка, а это Оля. Ты уж будь джентльменом — позаботься о ней. — И с этими словами Мишка, обняв Оксану за талию, закачался с ней в медленном танце.                Растерявшемуся от неожиданности Яну только и оставалось, что сделать то же самое — пригласить девушку на танец.                — Послушай, Мишаня, тут до тёткиного дома всего-то километра полтора. И она сегодня у своей сестры — моей мамы — в деревне ночует. Так ты сможешь… ну… вырваться?.. — сквозь звуки музыки вдруг донеслось до Мишки.                От этих слов у него бешено заколотилось сердце: «Самоволка? Если поймают, то «губы» не избежать…»                — Что скажешь? — продолжала жарко шептать ему в ухо Оксана. Её даже думать не хотелось, что вот через какой-то час они расстанутся и вновь надолго.                — Я… я попробую, — неуверенно сказал Мишка, а когда умолкла музыка, он, пообещав вернуться через пару минут, кинулся разыскивать Давыдова.                Нашёл его рядом с той же рыжеволосой девкой в мини юбке, которая сжимала руку кавалера выше локтя обеими руками и была явно без ума от своего поклонника. Тронув Степана за рукав, Мишка кивнул головой, приглашая того отойти в сторону.                — Слушай, Степан, тут такое дело… Оксанка пришла и… ну, как мне в самоход сходить? Ты можешь подсказать?  — при этом даже на смуглом Мишкином лице горел румянец.                — Ого, боец! Ты что же, втюрился в подругу? — Давыдов откровенно издевался. — Ты посмотри вокруг. Да тут таких — целый вагон с телегой! Любую выбирай. А те, что на посты к нам ходят?.. Ну так они к нам и ещё придут!                — Да мне другие не нужны. Так что, подскажешь?                — И что я буду с этого иметь, Ромео? Червонец? Не мало… ты четвертак изобразишь?                — Какой базар! Уже договорились! — Обрадованно пообещал Мишка. Чего-чего, а денег у них с Яном было вдоволь. По штуке прихватили каждый, когда готовились идти на призывной.                —Тогда пошли. — И они, захватив шинели, вышли в морозную ночь.                Давыдов привёл Мишку в угол казармы и показал небольшую каптёрку, притулившуюся с одной стороны к казарме, а с другой — к забору с колючей проволокой. На её дверях висел огромный замок, покрытый ржавчиной. Степан дёрнул замок, и одна дужка выскочила — замок оказался незапертым. Они вошли в полутёмную каптёрку, где Давыдов показал Мишке узкую длинную, но лёгкую, алюминиевую лестницу и деревянную распорку. А когда они вышли наружу, он снова повесил замок, не запиравший ничего.                — Смотри сюда. Ставишь лестницу в ней пять ступеней. Берёшь распорку и поднимаешься на три ступени. Теперь достанешь до края забора. Ставишь распорку — тут колючка обвисла, не натянута. Отжимаешься на руках, а ногой цепляешь лестницу за последнюю перекладину. Подтягиваешь её и перебрасываешь на ту сторону, чтобы вернуться смог, используя её же. Врубился?                — Классно, Стёпа! — Восхищенно приглушенным голосом, хотя никого вокруг и не было, проговорил Мишка.                — Да, пока гуляешь, лестницу в кустах у забора положи, чтоб не видно было. И чтобы до рассвета ты был, как штык, и всё назад попрятал. Понял?                — Понял!                — Ещё одно. Об этой нычке знают только старики и полудеды. Салагам не положено. Поэтому язык свой проглоти и никому… Даёшь свой зуб?                — Даю! Спасибо Стёпа!                — Ладно. Пока я тебе верю. Да, про четвертак не забудь, завтра же зашлёшь… — пристально глядя в глаза Мишки, проговорил Давыдов, и они вернулись в новогодний зал.   
А уже через полчаса Мишка и Оксанка, покинули лесистый пригород, в котором располагался Мишкин полк, и зашагали по полутёмным улицам городка.                Оксанка не обманула — до просторной хаты с большой верандой они добрались менее, чем за полчаса. Но только вошли во двор, как увидели, что в одном из окон, чернеющих в ночи, заметались узкие лучи света. Кто-то светил себе фонариком, и он явно был не один.                Мишка, инстинктивно напрягшись, придержал Оксану на месте, кивнув ей на подозрительное окно, а затем сместил и её, и себя вне зоны видимости из этого окна.                — Ты что, гостей ждёшь? — тихо спросил Мишка, ощущая, как завибрировала Оксанина рука.                — Нет, — почему-то шёпотом ответила девушка.                — Значит, подозреваю, не только ты одна знала, что тётка нынче ночевать не будет. — Твёрдо сказал Мишка. — Ладно. Стой тут, я разберусь.                — Подожди, Миша, а вдруг они с оружием?! Давай милицию вызовем. У соседки есть дома телефон. Я боюсь…                — Оксан, какая милиция? Я же в самоволке! — резко ответил Мишка.                Он быстрым движением сбросил с себя шинель, отдав её Оксанке, а сам снял солдатский ремень, намотал его на руку и осторожно, пригибаясь под окнами, подкрался к двери. Как и ожидал, она оказалась незапертой. Тихонько и медленно открывая дверь, Мишка проскользнул в просторный коридор и замер. И лишь когда привыкли к темноте глаза, он двинулся дальше. Сквозь приоткрытую дверь попал в большую кухню. Сердце колотилось бусинами в трясущихся маракасах.                В соседней комнате услышал шаги и звуки выдвигаемых шкатулок — короткий скрежет дерева по дереву.                «И сколько же их там?» — успел подумать Мишка перед тем, как двинуться навстречу неизвестности.                Прокравшись в комнату, увидел он два черных силуэта: один объемный, а другой поменьше. Напряжение немного спало: «Ну, с двумя-то я разберусь…»                Нащупав рукой у двери выключатель, Мишка врубил свет. Оба домушника резко повернулись к нему, и он, прыгнув вперёд, с размаху обрушил пряжку своего ремня на голову ближайшего невысокого ворюги: раз и второй.                Схватившись за голову, залитую кровью, тот с криком кинулся от Мишки прочь, зато другой — здоровый лоб в фуфайке, вытащил нож и бросился на Мишку.                Удар ремня он блокировал левой рукой — фуфайка толстая спасла его от травмы, а правой нанёс молниеносный удар снизу-вверх. И хоть Мишка заметил нож и успел отпрянуть, повернувшись боком, скользящий резаный удар пропорол ему мундир и кожу.                Но это был последний успех громилы.                Удар локтем в висок и резкая подсечка швырнули вора на пол. Нож отлетел в угол комнаты. Второй грабитель с окровавленной головой, как вихрь промчался сзади Мишки и выскочил на улицу. Выбежав за ним, Мишка кликнул Оксану, и, когда она осторожно с замиранием сердца приблизилась, попросил принести ему верёвку, а сам поспешил обратно.                И вовремя — оглушённый было амбал как раз начал подниматься с пола. Но не успел. С разворота Мишка нанёс ему такой сокрушительный удар ногой в открытое лицо, что вор залился кровью, упал и замер, как труп.                Потрогав его шею и убедившись, что он жив, Мишка крепко-накрепко связал ему впереди руки, и пыхтя, вытащил в коридор. Увидев ведро и кружку рядом, потомок самурая быстро наполнил её и окатил ледяной водой неудавшегося грабителя. Обшарив его карманы, он вытащил несколько смятых сторублёвок, старинные серёжки и пару колец — всё богатство Оксаниной тётки.                Вор моментом пришёл в себя, закрытые было глаза раскрылись. Помотав головой и что-то промычав разбитыми губами, он упёрся в Мишку тяжёлым и ещё не совсем осмысленным взглядом.                В сени выбежала Оксанка, но Мишка уже рывком вздёрнул вора на ноги, открыл дверь и выведя его на крыльцо, отвесил такого пинка под зад, что тот мешком слетел со ступенек и бухнулся в близлежащий снег. Но живо поднялся и со связанными впереди руками так и потрусил прочь от дома.
Когда Мишка вернулся в дом и Оксана увидела его, она тихо взвизгнула, указывая рукой на его мундир в районе живота:                — Он же тебя подрезал! — Мишка взглянул на себя — на зелёном сукне красовалось небольшое пятно крови, медленно увеличивающееся. В пылу драки он и позабыл, как пропустил скользящий удар ножа.                — Сядь на диван. Ты подожди, я щас! — Мгновенно преобразилась Оксана. Она скользнула на кухню и через минуту вернулась, держа в руках бинт, марлю и пузырёк с йодом.                — Снимай мундир! — Скомандовала она. — И рубаху снимай.                Мишка разделся. Рана на боку была совсем не глубокой, но сантиметров пять длиной. Оксана быстро и умело обработала порез йодом, которым пропитала толстую скатку марли, и приложив ее к ране, туго забинтовала, бинта не жалея.                — Ничего, жить будешь!                — Да куда ж я денусь?! — улыбнулся Мишка, ещё не остывший от боевого пыла. — Иди сюда… — он протянул к ней руки.                — Мишанечка, ты — мой герой! Но только не сейчас. Ты ранен и напряг тебе уж точно не полезен. Давай тихонько посидим… не заводи себя. Ещё успеем. Какие наши годы…                «Опять облом!» — Подумал Мишка, но чувствовал, что девушка права. Он обнял её за плечи и нежно поцеловал. Раз, другой и третий. С полчаса они сидели рядом, обнявшись и прижавшись щека к щеке.                — Я рад, что ты тогда пришла ко мне на пост. Ты классная и добрая… Ладно. Я вижу, тебе сейчас не до свиданий — вон вся дрожишь. Ты успокойся, всё уже прошло. Они сюда не явятся. Ты только дверь закрой. Ну, раз такое дело… я потопал. Пиши. Как заживёт порез, приду к тебе опять. Договорились? — и, поцеловав её ещё раз на прощание, Мишка нырнул в ночную тьму.                Вернулся он без приключений и в оставшееся до подъёма время спал, как убитый.

                Продолжение в Главе 11