Этапы апофеоза

Я был мал, но  прекрасно помню настроение людей, ведь всего-то прошло 13 лет после войны, то не радость была, а это был резкий выдох и медленное, постепенное вдыхание с всхлипами. С войны вернулись покалеченные не только физически, но больше морально. На моей улице жил безногий инвалид войны, который перемещался на деревянной платформе с деревянными колёсами, скрип его «ног» слышен был давно. Если скрип был ритмичный, наковальней, то значит настроение у него было уверенное как у кузнеца перед ковкой, если он скрипел медленно, устало, то значит к нему лучше не подходить. Мне нравилось быть у него в однокомнатной серой хате с печкой посредине. Не смотря на его одинокость в доме был «строевой порядок». Он чинил обувь, подшивал валенки и терпеливо, молчаливо делился со мной сапожным делом. Говорил, что раньше он занимался скорняжеством, но хоть тут главное и руки, но всё же без ног нужна была подвижность, но если ему иногда приносили отделанные шкуры, то шил шапки.
С заметной периодичностью сапожник напивался и дня три из его хаты доносились песни напоминающий вой волка, что за песни он пел, было непонятно, я потом в жизни не встречал, возможно он импровизировал своим переживаниям.
Однажды его увидели лежащим неподвижно лицом в канаву.
Ходил по улицам и дворам ещё один инвалид, высокий как обгорелая сосна, но без руки,  через плечо таскал заточной ножной станок, устанавливал его посреди двора и кричал громко: - Ножи! Ножи! Топоры! Постепенно народ таскал свои орудия. А мы пацаны пытались ему помочь нажимать на деревянную педаль, но чаще  прогонял, говорил, что от нас только поломки могут быть.
Много их покалеченных было. Ну если даже если и руки и ноги целы, но они не особо были разговорчивыми, а только отпускали шутки с сарказмом, с издёвочкой.
Потом эти люди постепенно куда-то пропали. ;Но появился новый контингент: всегда на виду, удалые, развесёлые, всех учащие и всё знающие, в магазин заходили вне очереди, молоднякам давали советы и подзатыльники, часто от них было слышно - «мы там помирали …». В школах стали появляться приглашённые участники войны, но почему-то они были холёные, румяные и жизнерадостные и рассказывали как они пиф-паф и нету фрица…. . Я спросил своего деда, что почему бы  ему не выступить в школе, на что он ответил просто: «а о жестокости разве можно что-то рассказать?» 
У моего одноклассника дед прошёл три войны и финку тоже, так тот почти не разговаривал, но постепенно срубил дом для своих детей и баню и незаметно ушёл.
Следующий этап - это ежегодное празднование Победы - шествия, салюты, многочасовые выступления администраторов и для подкраски выступали два три ветерана.
Потом это превратилось в привычку и даже оправдали словами - «со слезами на глазах» «мы помним и гордимся», но ни капли сострадания, не переживаний. Триумфальная память. Пить стали заметно, ни как раньше - по-тихому.

И вот наступил апофеоз. И уже не боль, не утрата, а прославление того, о чём молчали наши деды и отцы. И война превратилась в игру, в величие.
Память может и не утратилась, но её подменили картинками и играми на компьютерах.
Война приобрела смысл. Доигрались.