Ночь в Палермо

   Ночь. Венеция. Карнавал. По ярко освещённой уличными фонарями площади Святого Марка несётся беснующаяся толпа в маскарадных костюмах и масках; их смеющиеся лица и гогот, перекликающийся друг с другом, создаёт впечатление, что это их последняя ночь на земле – отравленной надвигающейся чумой, которая уже к утру накроет город своим чёрным саваном и каждому объявит приговор. Быть может, не минует  э т о  и того человека, который пытается протиснуться сквозь толпу, расталкивая преграждающих ему путь и смеющихся в лицо, безумцев. Это высокий, крупного телосложения мужчина тридцати семи лет; на нём серый плащ, синий, дорогого покроя костюм и чёрные из натуральной кожи ботинки фирмы «Sicilia-sicurazione-internazionale». В руках дипломат.
   Оставив позади безумную толпу, он пересекает шоссе и подбегает к телефонной будке. Распахивает дверь, кладёт дипломат на подставку для тел. книги, срывает трубку, набирает номер, ждёт.
   – Дежурная служба криминальной полиции, мы вас слушаем, – раздаётся в трубке голос оператора.
   – Будьте добры, Мадлену, – говорит мужчина срывающимся голосом, оглядываясь по сторонам.
   – Викарио? – спрашивают на другом конце.
   – Нет-нет, я пошутил, – отвечает мужчина и уже более серьёзным, официальным тоном заявляет: – Слушайте внимательно: только что, в метро было совершено нападение на молодую женщину. Ей 22 года; высокая, стройная брюнетка с длинными волосами, одна прядь закрывает левый глаз, другая забрана за ухо; на ней красный плащ, серая плиссированная юбка, белые туфли-лодочки на шпильке, розовое бельё фирмы «Ризальти».
   – В каком метро? Назовите адрес, – говорит голос с нотками недоверия.
   – По-моему у вас одно метро, – отвечает мужчина; резко повернув голову, он замечает стоящего возле кабинки человека с пристальным взглядом.
   – «Порта Венеция» вы имеете в виду? – спрашивает голос в трубке, теперь это говорит женщина.
   – Простите, но на это я как-то не обратил внимания, – признаётся мужчина, отворачиваясь от незнакомца.
   В кабинку стучат. Это тот человек, что стоит снаружи.
   – Станция «Порта Венеция» находится в Милане! – добавляет голос – теперь это говорит мужчина. – А вы звоните из телефона-автомата, что расположен слева от площади Барберини в Венеции.
   – Площадь Барберини в Риме! – поправляет мужчина в кабинке.
   – Значит, вы где-то в районе «Пьяцца Сан Марко».
   Стук в кабинку повторяется. Стучат монеткой в сто лир.
   – Извините, здесь стучат. Танти оджури. Чао! – мужчина вешает трубку и приоткрывает дверцу кабинки.
   – Ди коза бизоньё? Соно оккупааато! – высунувшись наружу, говорит мужчина, что означает: «Что вам нужно? Я занят!
   – Ми скузи, синьор, – отзывается человек с монеткой.
   – А, да вы итальянец, – перебивает мужчина в плаще и выходит из кабинки.
   – Да, синьор, – отвечает мужчина, стучавший в кабинку. – Меня зовут Мауро. Мауро Гранти.
   – Ленци, – представляется мужчина в плаще. – Что вы хотите, синьор Гранти? Позвонить?
   – О, нет – отвечает Мауро Гранти и вынимает из внутреннего кармана пиджака фотоснимок. На нём изображена молодая женщина со светлыми, чуть вьющимися длинными волосами (одна прядь закрывает глаз, другая забрана за ухо); у неё большие выразительные глаза, вздёрнутый носик, обворожительная улыбка, острые скулы, хорошо очерченная линия подбородка, на шее колье, инкрустированное мелкими бриллиантами. – Вам знакома эта женщина? – спрашивает Гранти, протягивая Ленци снимок. Тот берёт его и внимательно всматривается.
   – Вы извращенец, синьор? – спрашивает Гранти спустя минуту, в продолжение которой Ленци не отрывает глаз от фотографии.
   – С чего вы взяли? – спрашивает Ленци продолжая «изучать» фотографию.
   – Вы так смотрите на неё, – говорит Гранти с презрительной ухмылкой на лице. – Словно хотите…
   – Мне думается, я её видел, – перебивает Ленци, но от снимка не отрывается.
   – Где? – быстро спрашивает Гранти, поворачивая голову в сторону шоссе, по которому идёт беснующаяся толпа в масках. Этот шум и заставил его обернуться. Шоссе находится вдалеке – за их спинами.
   – Вот только сейчас. В метро, – говорит Ленци, медленно проговаривая слова. – По-моему, её хотели изнасиловать… Их было семеро.
   – Вы считали? – снова усмехается Гранти.
   – А? – Ленци дёргается, словно его укололи.
   – Не беспокойтесь. Такое иногда случается с красивыми женщинами. Не правда ли?
   – Кто она? Откуда у вас её фото?
   – Это миланская фотомодель Марселла Скуарди – супруга банкира Ансельми.
   – Гвидо Ансельми? – выкрикивает Ленци, и его голос разлетается по всему утопающему в сумерках кварталу, а после – эхом отдаётся где-то вдали и растворяется в гвалте карнавала, что отдаляется от них всё дальше и дальше.
   – Вы знаете его?
   – Ну, что вы, конечно, нет. Расскажите о ней.
   – Марселла Скуарди – её сценический псевдоним Вероника Кисс – недавно оставила старого мужа, сбежав с молодым любовником. Сейчас она на мальдивских островах в Маврикии.
   – На Мальдивах, вы хотите сказать?
   – В Маврикии, – повторяет Гранти.
   – У вас ещё есть её снимки?
   – Сколько угодно. Хотите посмотреть?
   Ленци кивает. Гранти жестом руки приглашает его пойти с ним. Вместе, они пересекают шоссе, площадь Святого Марка и доходят до здания вокзала. Входят внутрь, медленно, каждый держа руки в карманах: Ленци – плаща, Гранти – брюк, пересекают пустующую в этот час платформу и выходят в зал ожидания, где в несколько рядов стоят кресла. Гранти подходит к первому ряду, наклоняется, вынимает из-под кресла мешок и ссыпает на пол находящиеся там фотографии. На них изображена всё та же женщина – Марселла Скуарди. Ленци опускается на корточки и перебирает ворох глянцевых снимков, складывая их в общую кучу, Гранти, не вынимая рук из карманов, с ухмылкой на лице наблюдает за ним.
   – Откуда у вас столько фотографий? – спрашивает Ленци спустя пятнадцать минут непрерывного рассматривания снимков; особо понравившиеся – он откладывает отдельно. Все они представляют собой молодую женщину с разных фотосессий, разных ракурсах, позах.
   – Так, – говорит Гранти, качнув головой, – какое-то время собирал, потом надоело.
   Слушая его, Ленци продолжает копошиться в груде глянца, которому, кажется, нет конца.
   – Я могу взять эти? – Ленци поднимает голову, указывая на кучку отложенных им фотографий, но Гранти уже нет. – Эй, синьор Гранти, где вы? – поднявшись на ноги, оглядываясь по сторонам, зовёт Ленци, но в огромном помещении никто не отзывается. Он пытается собрать фотографии обратно в мешок, но они разлетаются по залу; западают за кресла, некоторые уносит неожиданно поднявшийся ветерок от хлопнувшей где-то там вдалеке двери; кто-то, то ли вошёл в зал, то ли вышел из него. Ленци вскакивает на ноги, вертит головой, прислушивается, но ничего больше не слышит.
   – Синьор Гранти, вы здесь? – снова спрашивает Ленци, и, когда на его голос никто не отзывается, он хватает отложенные снимки, прячет их в карман и пытается покинуть зал ожидания городского вокзала. А именно: выходит из дверей и идёт в сторону платформы, пересекает её, причём идёт не тем путём, что шёл с Гранти – он явно заблудился. Наконец, он оказывается в подземном переходе, идёт вдоль выложенной кафелем стены, что тянется к выходу. Идёт быстро, уверенно, всё время оглядываясь, словно опасаясь преследования. Спустя какое-то время, он видит сидящего на полу человека, который опирается спиной о кафельную стену. Ленци убыстряет шаг, почти бежит. 
   Подойдя ближе, он сразу же узнаёт этого человека – это Мауро Гранти. Теперь на нём твидовое пальто, его правая рука прижата к левому боку, сквозь пальцы сочится кровь.
   – Синьор… Мауро… Вы ранены? – взволнованно говорит Ленци, склонившись над  Гранти.
   – Не волнуйтесь друг мой, я в порядке, – говорит тот, подняв побледневшее лицо и устало улыбаясь.
   – Я сейчас позову врача, – произносит Ленци, срываясь с места, но Гранти останавливает его.
   – Не беспокойтесь, в Палермо такое иногда случается, – говорит он, и голос его, как ни странно – спокоен, словно он просто присел отдохнуть.
   – Но мы в Венеции, – напоминает Ленци.
   – Какая разница, Венеция, Палермо… Смерть подстерегает повсюду, – отвечает Гранти философски. – Каждый день кто-то, где-то умирает. Вопрос в том, где именно она тебя настигнет. Ты можешь умереть даже от укуса осы, если у тебя аллергия на… Или вот, к примеру: забрался ты на темпераментную красотку наподобие нашей Марселлины, а тут… бах – защемило мышцу. Но это, скажу я вам, мой добрый друг – намного приятнее – вы не находите?
   – Вы это серьёзно? – спрашивает Ленци, краем мысли подозревая, что Гранти разыгрывает его – только притворяясь мёртвым, а пальто выпачкано не кровью, а обыкновенной бутафорией.
   – Хотите, напоследок расскажу вам, как я познакомился с Марселлой? – говорит Гранти, отирая испарину, выступившую на лбу и облизывая пересохшие губы. – Я служил дворецким в доме Гвидо Ансельми, тогда он только женился на Марселлине и привёз её в свой особняк, что расположен в богатом районе на вия Балабардини. Однажды ночью, я так возбудился от прелестей этой юной нимфетки, что, не сумев побороть желания – забрался в её спальню (благо муж уехал по делам в город), и прыгнул в её тёпленькую постельку. Бедняжка, она была настолько возбуждена и горела желанием не меньше моего. И я её прекрасно понимаю – муженьку-то уже давно перевалило за восемьдесят. Мы делали это всю ночь, до самого рассвета. Закончили же маленьким таким, но довольно-таки чувственным ламбитусом с её сладенькими губками. Надеюсь, синьор Ленци, вы понимаете, о каких губках я говорю!
   – Да, – улыбнулся Ленци, поражаясь тому, что в такой момент его собеседник ещё способен шутить. – Что я могу для вас сделать? Если вы не хотите чтобы я позвал врача, тогда, может у вас есть просьба ко мне.
   – КумбитмАка кунИлингус ланЕт, – произнёс Гранти, словно прочитал какое-то заклинание.
   – Что? – переспросил Ленци, ошалело глядя на раненного.
   – Кумбитмака кунилингус ланет! – повторил Гранти, вскинув руку и ткнув кривым пальцем в Ленци. Тот заметил, как на пальце образовалась красная капля, которая медленно оторвалась и упала на пол. – А теперь идите. Мне надо отдохнуть и собраться с мыслями.
   – Вы бредите? У вас жар? Вы устали? – вопрошал Ленци, не понимая, что говорит.
   – Нет, друг мой, я в порядке, но я умираю, – ответил Гранти тоном приговорённого к казни. – Не надо мстить за меня. Я всех прощаю.
   Гранти резко опустил голову на грудь. Ленци подумал, что он умер.
   «Не хватало ещё, чтобы сюда заявились фараоны и застали меня возле трупа. Теперь я ему всё равно уже ничем не помогу» – подумал Ленци и, оглядевшись по сторонам, побежал к выходу.

   Спустя три минуты, показавшиеся ему вечностью, Ленци, наконец, покинул здание вокзала, снова окунувшись в сумерки ночного города. Потуже запахнув полы плаща, он двинулся в сторону площади; с канала поддувал лёгкий ветерок, стоящие вряд гондолы мерно покачивались на воде; пройдя площадь, теперь уже пустую, он вышел на незнакомую ему улицу, где увидел здание, вывеска которого гласила «Отель Националь». Машинально он принялся считать этажи: их оказалось семь. «Странно, а в путеводителе сообщалось, что здесь нет высотных зданий» – подумал Ленци и ещё раз огляделся по сторонам. Создавалось впечатление, что это был другой город.
   Войдя в здание, Ленци пересёк широкий холл, пол которого блестел чистотой и слепил глаза, подошёл к столу администратора и снял номер на сутки, что стоило ему тридцать тысяч лир. Его номер оказался на самом верхнем этаже. Лифт работал исправно и, вместе с  коридорным он добрался до верхнего этажа; тот проводил его до номера, распахнул дверь, протянул ключ, при этом удивляясь, что багажа у Ленци не было, а после, пожелав синьору приятного отдыха, получил триста лир и удалился.
   Оставшись один, Ленци снял плащ, бросил его на стоявший возле окна диван и лёг на кровать, спустив ноги вниз. Кровать оказалась мягкой, большой и удобной. Он сразу же вспомнил о той девушке, стопка фотографий которой сейчас оттопыривала карман его плаща, а мысли о ней, оттопыривали то место, на которое он сейчас положил горячую ладонь и принялся медленно потирать, чувствуя как тёплая волна удовольствия пробегает по телу и ударяет в голову. Что предпринять дальше – он не загадывал. Сейчас его больше интересовала эта женщина и странный человек, назвавшийся Мауро Гранти. Умер ли он на самом деле, или только притворялся? Фотографии. Вскочив с кровати, Ленци бросился к дивану, где лежал его плащ, взял его и вытряхнул на стол, стоявший под окном, все снимки. Разложил и принялся всматриваться на изображённую на них женщину. Как тараканы, глаза его снова забегали по цветному глянцу, и он уже больше ни о чём не думал, так и стоял, опираясь ладонями о край стола, расставив ноги, как стоит задержанный при обыске. Через семь минут прошедшие в полной тишине в дверь постучали. Потом она медленно распахнулась. Ленци поднял голову и посмотрел на окно. В окне он увидел женский силуэт. Это была молодая женщина – та самая, внешность которой он описывал дежурному, когда стоял в телефонной будке. Только сейчас на ней был не красный плащ, а твидовое пальто. Он вспомнил, что где-то видел это пальто. Не так давно.
   – Это вы? – произнёс Ленци, поворачиваясь. Потом сел на край стола, сложил руки на груди,  пристально всматриваясь в незнакомку.
   – Это я! – ответила женщина и добавила: – Можно войти?
   – Да-да, конечно, – Ленци резко вскочил и подбежал к женщине, но она уже вошла и сейчас подходила  к столу. Он же остался стоять возле открытой двери, вспоминая, что надо делать в таких случаях и, вспомнил: сначала закрыть дверь, а потом предложить выпить – это он помнил, благодаря просмотру видеофильмов, что демонстрировались на ночном канале «Раи Уно».
   – Хотите выпить? – спросил Ленци, оглядывая номер в поисках мини-бара с напитками. И был крайне разочарован, не найдя такового.
   Теперь надо было предложить что-то ещё. Что именно – он не знал. Женщина между тем стояла над столом и разглядывала снимки.
   – Это ваша подружка? – спросила она, дотронувшись пальцем до одного из снимков.
   – Да, – ответил Ленци и быстро добавил: – То есть – нет.
   Она обернулась, полоснув его пристально-надменным взглядом.
   – Простите, синьорина Скуарди, но выпить ничего нет, – произнёс Ленци, разведя руки в стороны, будто собрался взлететь.
   – Зовите меня ВерОника, – отозвалась женщина. – Так меня называют домашние. Вам я тоже разрешаю звать меня так. Согласны? – она снова улыбнулась, глядя на Ленци с выражением притворной любезности, сверкая чуть слезящимися глазами, держа руки в карманах пальто.
   – Хорошо, я согласен, – произнёс Ленци, выдвигая кресло на середину комнаты. – Присаживайтесь. Пор фаворе.
   – Грасияс, синьор… – она запнулась. – Комо ти кьями?
   – Маурицио, – ответил Ленци, назвав и фамилию.
   – Мольто белло, – ответила синьора Скуарди и, пропархав к креслу, мягко опустилась в него, после чего, глядя на Ленци прищуренным, хитрым взглядом – медленно раздвинула ноги, чуть покачивая коленями. Находясь возле стола, он внимательно наблюдал эту пантомиму. Белья на ней не было.
   – Синьор Ленци, заступиться за женщину, это, как я понимаю, не в ваших правилах? – произнесла синьора Скуарди обличительным тоном, расставив ноги ещё шире – она как будто дразнила его, «наказывая» за нерешительность.
   – А что я мог сделать? – пожал плечами Ленци, снова занимая место на краю стола. – Я не Рэмбо, чтобы вступать в схватку с семью возбуждёнными самцами. Их, если не ошибаюсь, было семеро? – последние слова Ленци произнёс с сочувствием в голосе.
   – О, да – семеро! – ответила Вероника и, глаза её, вспыхнув огнём, заблестели ещё сильнее. По-прежнему не сводя с неё взгляда, ему показалось, как  т о,  что она ему показывала, вновь увлажнилось. – Жерар, Франсуа, Гаспар, ЛюдовИк, Пьер, ВенсАн, Антуан, Жюли, – в её голосе, когда она перечисляла эти имена, сквозили нежность и удовлетворение. – Гаспар, между прочим – чернокожий. Видели бы вы его… орудие! – добавила Вероника, облизнув губы, словно проглотила сладкий кусочек.
   – Хм, вы даже запомнили их имена! – поразившись её цинизму, проговорил Ленци. Переведя глаза с её сладкой дырочки куда-то в сторону.
   – Их имена сейчас вписаны в мою телефонную книгу, – похвастала синьора Скуарди.
   Ленци, пересчитывая имена (у него хорошая память), насчитал – восемь. Причём последнее принадлежало женщине.
   – А Жюли как там оказалась? – спросил он, полоснув по ней острым, сосредоточенным взглядом, как если бы провёл чем-то острым по запотевшему стеклу, оглушив помещение неприятным звуком, который страшно действует на нервы людям со слабой психикой.
   – Жюли появилась позже, – ответила синьора Скуарди, обжигая его чувственной улыбкой, продолжая держать колени раздвинутыми, светя влажной кошечкой.
   – Они подумали, что вы не выдержите их темперамента и решили найти вам помощницу, – усмехнулся Ленци, что вышло весьма пошло, это и удовлетворило его – ему понравилось дразнить её, он уже придумал очередную колкость, но сумел подавить в себе желание высказать её.
   – Вы были там, – сказала она утвердительно. – Вы всё видели.
   Он молчал. Она продолжала:
   – Вы прятались за аркой и смотрели, поглаживая себя ладонью по ширинке. Так ведь?
   Он отрицательно покачал головой.
   – Тогда откуда вы узнали, какого цвета на мне бельё? – сказала она, и этим вопросом поставила его в тупик, закрыв все ходы к сопротивлению. Ему нечем было оправдать себя, и он снова вынужден был промолчать. Между тем неутомимая обличительница продолжала: – Когда вы давали моё описание, там, в телефонной будке, вы назвали, помимо моей верхней одежды и то, что было на мне… под ней. То есть, вы знали, какого цвета на мне трусики. А как вы это узнали? Насколько я могу знать, вчера днём я одевалась не под вашим пристальным взглядом, и вы не могли видеть, какое бельё на мне было. Но вы знали это. А значит, вы выдели как…
   – … один из насильников засунул руки вам под юбку и стянул трусики, – перебив её, ответил Ленци, при этом сильно смутившись. – Когда они вас…
   – Трахали, – подсказала догадливая синьора Скуарди.
   – … трусики сползли на колени и болтались, стягивая ваши прелестные ножки, – закончил Ленци, покрывшись холодной испариной, то ли, от смущения, то ли, от возбуждения.
   – Вас это возбудило?
   – Что?
   – Наблюдать за мной?
   – Почему вы так думаете? – Ленци пожал плечами. – Я, правда, хотел помочь вам, но их было семеро. Поймите мою нерешительность. Только Бельмондо мог бы раскидать такую банду. На съёмочной площадке Жака Одияра, – последнее Ленци сказал со свойственной ему усмешкой.
   – В следующий раз, когда мне надо будет спуститься в метро, возьму с собой Бельмондо, – ответила она, вернув ему его ухмылку. У неё это получилось намного лучше и убедительнее.
   На этом словесный поединок закончился. Теперь они сидели – он на краю стола, она – в кресле, – и молчали. Краем глаза Ленци наблюдал за ней, думая о чём-то, но не о том, о чём следовало бы. Об этом думала она.
   Спустя несколько минут молчания, она заговорила снова.
   – Хотите меня? – спросила она.
   – Нет, – признался Ленци, глядя перед собой. Напротив него находилась дверь, в которую он сейчас и уставился тупым взглядом.
   – Я вам не нравлюсь? – спросила она снова, развязывая шарфик на шее, который он сначала не заметил и, вот только сейчас, краем глаза наблюдая её манипуляции с шарфиком, он отметил, что теперь на ней было пальто, вместо красного плаща.
   – Где вы взяли это пальто? – спросил Ленци. – В метро на вас был красный плащ.
   Он снова обежал её взглядом, убедившись, что все остальные вещи (кроме трусиков) были на месте. Но это пальто. Он видел его. Он видел его на… мертвеце. Кровавого пятна не было, но пальто – и он был в этом уверен – было, то самое.
   – Хотите, чтобы я разделась? – задала очередной вопрос синьора Скуарди.
   – Зачем вам это делать? Вы замёрзните, – ответил Ленци заботливо.
   – Хотите, схватить меня, влепить пощёчину, бросить на пол и взять на полу? – провоцировала она, на что он давал те же отрицательные ответы.
   – Хотите, я встану на колени, и сделаю вам минет?
   – Не думаю, что вам это сейчас нужно, учитывая то, что с вами недавно произошло. Вы должно быть устали…
   – О, да, вы не ошиблись. У Гаспара (того чернокожего парня), поверите ли – как у быка во время случки. Я с трудом могла заглотить  е г о  полностью. Бедняжку Жюли так и выворачивало. Она пришла встретить свою бабушку, прибывавшую из Палермо, прямо из колледжа, даже не переодевшись. А вы ведь знаете, какую форму носят девочки в колледже. Когда Гаспар наслаждался нашими ротиками, двое других делали нам сзади. При этом Жюли была полностью обнажена. Жаль, вы рано ушли, и пропустили самое интересное.
   – Я бросился вызвать помощь, – признался Ленци. – А вы, оказывается, в это время получали удовольствие, совокупляясь с бандой возбуждённых жеребцов.
   – Хотите, скажу вам, кто был мой первый мужчина?
   – Нет.
   – А как я стала фотомоделью? Кстати, с чего вы взяли, что мне двадцать два года? А, впрочем, мне это даже приятно, что я показалась вам такой молоденькой. Хотите переспать со мной?
   – Не думаю, что готов на это.
   – Может, для начала поужинаем, где-нибудь при свечах. Только вы, и я!
   – Я не ем по вечерам. Такая привычка. Извините.
   – Тогда давайте позавтракаем вдвоём. Здесь неплохо готовят спагетти в говяжьем соусе.
   – Я завтракаю так рано, что сомневаюсь, что смогу разбудить вас, судя по тому, в котором часу вы ложитесь.
   – Тогда пригласите меня на обед. Думаю, обедаете вы как все – в дневное время.
   – Сударыня, я давно уже отказался от такого удовольствия, как обед.
   – Вы так милы и обольстительны, Ленци, что я почти покорена вашим равнодушием и безразличием ко мне, – рассмеялась синьора Скуарди, сдвинув колени и прищурив в тоске глаза.
   – Да, меня трудно вывести из себя, такой уж у меня характер, – ответил Ленци, и медленно направился к двери. – А теперь синьора, я думаю, вам пора, – Ленци распахнул дверь, жестом приглашая гостью к выходу.
   Она не двигалась. Так и сидела, плотно вдавив восхитительные ягодицы в мягкое кресло, и опустив голову. Сейчас она была так мила и очаровательна, что казалось, надо быть бессердечным чурбаном, чтобы оставаться безразличным к этому прелестному созданию, чьи откровенные фото не сходили с глянцевых обложек модных журналов; чьё личико выхватывали объективы самых брендовых фотографов; чей голосок озвучивал косметические товары в рекламе на телевидении, а метровые плакаты вывешивались на всех базарных площадях, заставляя мужчин останавливаться и с вожделением лицезреть улыбающуюся (далеко не им) красотку, представляя её в мягкой постельке рядом с собою. Всем, кроме него – Маурицио Ленци, хотелось иметь синьору Марселлу Скуарди во всех смыслах этого слова, и, даже больше.
   Неожиданно, для себя самой, в том числе и для Ленци, она вскочила с кресла и что есть мочи прокричала:
   – Господи, Ленци, ну какой же вы болван! Мерзкий, отвратительный тип! Когда я шла сюда, я думала: вот он настоящий мужчина, который не воспользуется моментом и не использует тебя как старое покрывало сдёрнутое с окна в гостиной тётушки Пенелопы и не накроется им, пряча свою наготу. Маурицио Ленци, я предупреждаю тебя: я выброшусь из окна, если ты и дальше будешь таким железобетонным болваном.
   – Тётушка Пенелопа – это кто? – спросил Ленци, прикрывая дверь.
   – Ты слышал, что я сказала? – синьора Скуарди подбежала к окну и резко распахнула обе рамы.
   – Здесь седьмой этаж, вы разобьётесь, – предупредил Ленци, подходя к ней.
   Она уже забралась на широкий подоконник, присев на корточки, демонстрируя ему  т о,  на что он теперь боялся смотреть, приближаясь к ней всё ближе и ближе.
   – Не подходите, я буду кричать! – предупредила она, чуть взвизгнув, словно делала первую пробу.
   – Не сходи с ума, слезай, закрой окно, ты замёрзнешь, с канала дует, а на тебе нет белья, ты застудишь… – говорил Ленци, сбивчиво, запнувшись на последнем слове.
   – Застужу… что? – проговорила Вероника. – Ну же, Ленци, произнеси это слово! Застужу, что?
   – Нет, я не могу, это пошло и вульгарно, – канючил он, как ребёнок, пытаясь взять её за руку и спустить вниз, но, как он, ни желал этого – что-то останавливало его.
   – Тогда я, скажу, – пригрозила она и на одном дыхании выпалила: – Щель, дырка, влагалище, вагина, киска, ****а… А-а-а-а, Ленци, ты покраснел, ты не находишь, как это забавно, краснеть в твоём возрасте, ведь даже школьники не стыдятся говорить своим подружкам эти слова. Вот, к примеру, малышка Жюли, когда сосала Гаспара, выставив свою юную задницу. А когда после семи сношений она потеряла сознание в объятиях ЛюдовИка, даже тогда, на её залитой спермой мордашке светилась улыбка. О, да, подумала я – эта девочка далеко пойдёт. Слышите, синьор Ленци. Юная Жюли только притворяется маленькой девочкой, на самом же деле она обыкновенная путана, какими славится та помойная дыра, где её обучают, такие на вид обаятельные преподаватели, как вы Синьор Сама Невинность. На самом же деле – вы мерзкие животные…
   – Их имена, – перебил Ленци. – Почему они все французские? Они что, французы? Ваши насильники.
   – А почему бы им не быть французами?
   – Но мы в Венеции.
   – Может, они туристы.
   – Все семеро? Жюли тоже француженка. Нет, я бы поверил, что она итальянка, будь её имя, например: Франческа, Патриция, или Кьяра. Но Жюли…
   – Ленци, вы осёл. На ваших глазах молодая, красивая женщина собирается выброситься с седьмого этажа, а вас интересует, почему эту юную потаскушку назвали Жюли, а не Кьяра. Вы извращенец, Ленци.
   – Число семь в вашей жизни, роковое, – заметил Ленци с видом учёного сделавшим открытие в мире науки. – Седьмой этаж, семеро насильников. У вас была тяжёлая ночь, вам надо выспаться и отдохнуть.
   – Залезете ко мне в кроватку? – произнесла Вероника с надеждой.
   – Не думаю, – ответил Ленци с вызовом.
   – Тогда я прыгаю, – Вероника встаёт на ноги и делает шаг к раскрытому окну, её волосы колыхаются на ветру, пальцы дрожат, и она снова чувствует прилив желания там, внизу живота.
   – Постой, – Ленци берёт её за руку, она не сопротивляется. – Я хотел спросить… сказать…
   Он замолкает, размышляет над чем-то, она терпеливо ждёт, чувствуя, как прохладный ветерок холодит её горячее влажное лоно.
   – Ленци, быстрее, я замерзаю, – торопит она его, уставившегося на ночной город, спрятанный в сумерках ночи.
   – Почему ты забралась сюда? – говорит Ленци и на глазах его выступает влага – это от ветра, бьющего в лицо из открытого окна.
   – Я не могла больше терпеть твоё равнодушие, – ответила она, держа руку в его ладони, а другой, придерживая шпингалет, чтобы иметь равновесие и не выпасть раньше времени.
   – Ты ошибаешься, я не равнодушен, – ответил Ленци, глядя на неё снизу вверх, заботливо держа её руку, чтобы она ненароком не вывалилась. – Наоборот, я нежен и внимателен с тобой… Просто, иногда так трудно решиться на этот шаг. Он мне всегда казался таким тяжёлым, роковым, всё равно, что забраться без страховки на башню Святого Марка.
   – Признаться в любви женщине, ты считаешь роковым шагом? – удивляется она.
   – А, так ты об этом. Нет, я не то хотел сказать. Признаться, да, можно. Но что потом?
   – Потом? Потом долгая, счастливая жизнь рядом с любимым человеком!
   – Да, верно! Возможно, всё именно так.
   – Что именно?
   – Долгая, счастливая жизнь рядом с любимым человеком, – повторяет Ленци и по тону его голоса, она понимает, что он лукавит.
   – Ты не веришь мне? – спрашивает она.
   – Верю!
   – Ты не любишь меня?
   – Люблю!
   – Ты…
   – И это тоже! – перебивает он и, хочет сказать что-то ещё, но теперь она перебивает его.
   – Помнишь, как мы встретились? – говорит она, меланхолично приподняв тонкие брови.
   – Я увидел тебя в ресторане с отвратительным стариком и влюбился.
   – Ты написал записку и незаметно сунул мне в карман. Помнишь, что ты написал в ней?
   Он улыбается. Отходит к столу, вырывает лист из блокнота, взятого из кармана, достаёт ручку и, склонившись над столом, пишет. Потом подходит к ней и бросает записку в карман её пальто. Она вытаскивает лист и вслух читает:
   – «Синьора, Вы так прекрасны и обворожительны, что я не в силах устоять перед Вашей красотой. Давайте встретимся завтра на площади «Святого Марка» в полдень. Маурицио Ленци»
   На её глазах проступают слёзы и последних строчек она почти не видит. Дочитав, она складывает лист пополам и возвращает обратно в карман.
   – Это было так романтично с твоей стороны, Ленци, и дерзко, что я не могла устоять, – говорит она. – И, пошла на свидание с тобой. Поверишь? твоё послание до сих пор хранится у меня. Я держу его в кармане. И перечитываю, когда думаю о тебе. Ты был таким… таким… сумасшедшим… Иногда спрашиваю себя: куда это всё ушло? – она пошатывается; ещё мгновение, и она вывалилась бы из окна, но он успевает удержать её – схватив за руку.
   – Ну, если мы до сих пор вместе, значит, не всё ещё кончилось, – говорит он. – А, впрочем, тебе пора…
   – Ты хочешь, чтобы я ушла? – говорит она устало, придерживая ладонью шпингалет.
   – Ты сама этого хочешь, – говорит Ленци; в его голосе чувствуются нотки безразличия, как будто он давно уже всё решил для себя.
   – А если я скажу, что хочу остаться – здесь – с тобой? – говорит она с надеждой, читающейся в её голосе, глазах, взгляде.
   – Не надо. Я не стою этого. Ты приняла решение – это твой выбор.
   – Но я не хочу покидать тебя! – признаётся она, с опаской глядя вниз, отчего по спине пробегают мурашки и слегка кружится голова. – Как ты будешь, без меня?
   – Я привыкну. Постараюсь, во всяком случае. Ведь это твоя жизнь – ты приняла решение, и я не смею препятствовать тебе. Может, это глупо, не по-мужски, но ради твоего счастья, я готов пожертвовать своим.
   – Ты будешь меня вспоминать? Будешь ведь? – в её голосе вновь читается надежда – она всё ещё верит, что он остановит её – не даст уйти.
   – Обещаю, – говорит Ленци, театрально склонив голову,
   – Как же нам хорошо было в ту ночь, в Палермо! Помнишь? – этим вопросом, она словно тянет время, пытаясь приготовить себя к неизбежному. – Ты был так мил и нежен со мной. И я сказала себе: вот он – мужчина моей жизни, о котором я всегда мечтала. Не эти богатые нувориши, единственное желание которых залезть к тебе под юбку и посмотреть к какой фирме принадлежит твоё нижнее бельё, чтобы потом такое же купить своим жёнам, и думать, что они стаскивают его с меня, а не с жирных задниц своих благоверных. Но ты! ты был другим! Ты, вместо того, чтобы воспользоваться мной – шептал мне на ушко нежные слова, пока твой горячий пенис буравил мою возбуждённую от твоих слов щёлочку. О, сколько отвратительных «мужских достоинств», которых и достоинствами не всегда можно было назвать – проникало в неё. Она была для них чем-то наподобие автостоянки при городском отеле, где они оставляли свои потроха, и я должна была, как парковщик, заниматься их хламом…
   – Хватит. Достаточно. Я всё понял. У тебя мало времени. Иди. Большего я не стою, – произнёс Ленци, выхватывая свою руку из нежных пальчиков Вероники. – Ты не обидишься, если я отвернусь. Не люблю долгих прощаний.
   Резкий стук в дверь заставил Ленци вздрогнуть. Стоящая на подоконнике синьора Скуарди дёрнулась, словно её качнуло, и, подалась назад. В то же мгновение, её тоненькая фигурка –  облачённая в плиссированную юбку и твидовое пальто – как ночная пташка выпорхнула в открытое окно, потом он услышал глухой стук, слившийся со стуком в дверь.
   – Войдите. Не заперто, – произнёс Ленци, закрывая окно.

   Появившийся на пороге номера невысокого роста полноватый мужчина в незамысловатом костюме и шляпе, застал Ленци в тот момент, когда он прикрывал окно.
   – Как у вас прохладно и свежо, как на канале, – заговорил мужчина, входя в номер и плотно прикрывая дверь. – Вы только что проветривали? Вон и бумажка на полу – её, видимо сдуло ветром – с канала всё время дует, особенно по ночам, когда температура воздуха…
   – Вы случайно не полицейский? – спросил Ленци, отходя от окна.
   – Вы не ошиблись! – подтвердил мужчина. – Комиссар ЛогутА из криминального отдела парижской жандармерии.
   – Очень приятно. Маурицио Ленци, – представился Ленци, подавая комиссару руку, которую тот пожал не особо приветливо. Было заметно, что он не в духе. – Чем могу быть полезен?
   Комиссар сунул в карман пиджака руку, вытащил два предмета: один, что-то наподобие фотографии, другой – похожий на карточку-визитку. Последний, он протянул Ленци.
   – «Жанна-Мария Минерва Логута. Пользуйтесь услугами нашей фирмы, и Вы получите своё бельё в чистейшем виде и без единого пятнышка!» – прочитал Ленци. – Что это?
   – Моя жена недавно открыла частную прачечную, и просила меня, чтобы я распространял вот эти визитки. Что я и делаю. Ну, заодно я вручаю их и своим клиентам, – пояснил комиссар, смущаясь как подросток.
   – Это очень мило, комиссар! – похвалил Ленци, чтобы сделать приятное представителю закона.
   – Вы находите? – расплылся в улыбке комиссар Логута.
   Ленци кивнул.
   Какое-то время комиссар стоял, молча разглядывая помещение, в первую очередь его глаза пробежали по столу, заваленному фотоснимками, остановились на том, что лежал на полу, и замерли на окне. Комиссар явно что-то искал.
   – Вам знакома эта женщина? – наконец, спросил он, протягивая Ленци фотографию. Ему не надо было долго рассматривать снимок – он хорошо знал эти словно высеченные из мрамора черты. Эти глаза, прядь спадающих на глаз волос, и одну, заложенную за ухо, эти острые скулы, узкий подбородок, губы. Губы он отметил особо. Ведь он даже не впился в них поцелуем. Хотя у него была такая возможность. Три минуты назад.
   – Вы знаете её? – торопил комиссар с ответом.
   – Да, – признался Ленци, поворачиваясь к окну.
   – Где, и при каких обстоятельствах вы познакомились с ней? – спросил комиссар дежурным тоном, надев на лицо серьёзную маску представителя власти. Теперь он уже не был тем верным и любящим свою жену Минерву, мужем. Сейчас он был твёрд и решителен.
   – Только что она выбросилась из окна, – и в этот раз Ленци не стал обманывать.
   – Из этого окна? – спросил комиссар с усмешкой – разумеется, он не поверил.
   – Да, из этого окна, – подтвердил Ленци.
   Логута задумался. Секунды три постоял, размышляя, потом только заговорил:
   – Вы издеваетесь, синьор Кенци?
   – Ленци, – поправил Ленци и, со словами: «Если не верите, можете убедиться сами» – подошёл к окну, потянул за шпингалет и распахнул раму.
   – Стойте, где стоите, синьор Тенци. Одно движение, и я вас арестую, – прокричал комиссар и, тремя широкими шагами пересёк помещение, подойдя к окну. Видимо он опасался, что Ленци выпрыгнет из окна и скроется. – Отойдите, – комиссар раскрыл вторую раму; его грузное тело опустилось на широкий подоконник; затем он осторожно выглянул в окно, при этом краем глаза наблюдая за вставшим сбоку от него Ленци, будто подозревая, что тот схватит его за ноги и перебросит через подоконник. Ленци и не думал делать этого – не было необходимости – он знал, что не нарушал закон, во всяком случае, этой ночью.
   – Шутить изволите, синьор Денци? – пожурил комиссар Логута, вновь принимая вертикальное положение. – Никакой женщины там нет.
   – Как нет? – удивился Ленци и машинально сделал шаг в направлении окна, задев за угол стола, отчего несколько фотографий слетело на пол.
   – Можете, сами убедится, – комиссар жестом пригласил Ленци к окну. Тот не заставил себя ждать. Перегнувшись через подоконник, он высунул голову, но кроме стоявшего под окном чёрного седана ничего больше не увидел. – Странно, ведь я был уверен, что она… – он не договорил – хмурый взгляд комиссара заставил его замолчать.
   – А теперь, отвечайте: когда вы в последний раз встречались с этой женщиной? – провозгласил комиссар суровым тоном, глядя на разбросанные по полу фотографии.
   – А с чего вы решили, что я встречался с ней? – не теряя самообладания, ответил Ленци, снова прикрывая окно. – К чему вы задаёте эти вопросы?
   – Это её снимки? – спросил комиссар, хотя прекрасно знал ответ, но по долгу службы, должен был задать и этот дурацкий вопрос.
   – Да. Так вы не ответили, комиссар.
   – Красивая женщина, не правда ли? – сказал комиссар, поднимая с пола снимок, что далось ему с большим трудом, если учесть его вес и возраст.
   – Безусловно, – отозвался Ленци, возвращая комиссару тот снимок, что он вручил ему; всё это время он держал его в руках, и только сейчас заметил это.
   – Сегодня ночью, эта женщина была найдена мёртвой, – ответил комиссар тоном, каким на ипподроме объявляют о начале забега.
   – Но как её так быстро могли обнаружить?
   – Не понял.
   – Она выпрыгнула буквально с вашим приходом. Мне, признаться, показалось, что этот ваш стук напугал её и она выпала случайно.
   – Перестаньте валять дурака, синьор Пенци.
   – Ленци.
   – Не усугубляйте. Тело этой женщины было обнаружено на канале, неподалёку от отеля. В кармане пальто убитой была найдена записка с вашим именем. Вот она, – комиссар вернул в карман фотографию, а затем вытащил смятый в спешке лист и протянул его Ленци.
   – «Синьора, Вы так прекрасны и обворожительны, – прочитал Ленци, – что я не в силах устоять перед Вашей красотой. Давайте встретимся завтра на площади «Святого Марка» в полдень. Маурицио Ленци». Что за бред? эту записку я написал сегодня, буквально полчаса назад. Понюхайте, она ещё пахнет чернилами, – Ленци ткнул листом в нос комиссара.
   – Перестаньте юродствовать, Ренци, – рассердился комиссар, вырывая из рук «подозреваемого» лист, при этом чуть надорвав его – с таким энтузиазмом он проделал это. – Рассказывайте, как было дело, я арестую вас, и мы разойдёмся по-хорошему. Уже почти утро, а у меня ещё не разосланы визитные карточки моей жены. Ну, я слушаю.
   – Сегодня ночью эту женщину изнасиловали.
   – Вы?
   – Нет, не я. Их было семеро: Жерар, Франсуа, Гаспар (он между прочим чернокожий), ЛюдовИк, Пьер, ВенсАн, Антуан и Жюли. Жюли взяли позднее – она пришла из колледжа встретить бабушку на станции. Да, кстати, чуть не забыл: ночью на ней был красный плащ, а когда она пришла сюда недавно, на ней уже было пальто и, хочу заметить – это пальто до этого я видел на одном очень подозрительном типе…
   – Его имя, – эти слова комиссар произнёс, чуть ли не прокричав.
   – Мауро Гранти.
   – Гранти? Вы его знаете?
   – Нет. Сегодня я встретился с ним впервые.
   – И запомнили его имя?
   – У меня хорошая память. При моей профессии это необходимо.
   – Где вы работаете?
   – Я счетовод.
   – Что считаете?
   – Деньги.
   – Свои?
   – Нет. Вкладчиков. Я работаю в Национальном банке Манхеттена.
   – Вы бухгалтер?
   – Счетовод.
   – Счетовод-бухгалтер?
   – Просто счетовод. Бухгалтер у нас Майкл Кейси.
   – Хорошо, что вы можете сказать об этом Гранти?
   – Его убили.
   – Вы?
   – Разумеется – нет.
   – Что-то у вас всех убивают. Вам не кажется это странным?
   – Кажется.
   – Рассказывайте дальше – я слушаю вас.
   – Гранти я встретил случайно – минувшим вечером – когда звонил из телефона-автомата, чтобы сообщить о нападении в метро… – начал Ленци, но комиссар перебил его.
   – Что вы делаете в Венеции? – спросил он.
   – Я приехал вчера вечером… Между прочим, свидетелем нападения на эту женщину, я стал сразу же, как только сошёл с поезда и спустился в метро. Отметьте это в своём протоколе, комиссар.
   – Отмечу. Что вы делаете в Венеции?
   – Я приехал по делам нашего банка.
   – Ну, да, вы же счетовод, – усмехнулся комиссар. – Что было дальше?
   – Я стоял в телефонной будке, когда в неё постучал этот Гранти.
   – Он хотел позвонить? – догадался комиссар.
   – Не думаю, – задумчиво ответил Ленци, и собрался продолжать, но комиссар снова перебил его.
   – Что же он хотел? – спросил Логута.
   – Он показал мне фотографию женщины и спросил: не знакома ли она мне.
   – Кто был изображён на снимке? – с видом крайней заинтересованности спросил комиссар.
   – Эта женщина, – ответил Ленци, кивнув в сторону, то ли стола, то ли окна.
   – Какая именно? Назовите имя.
   – Та, на которую напали в метро, которая была здесь и выпала из окна, и труп которой, вы недавно обнаружили.
   – Дальше.
   – Гранти повёл меня на вокзал.
   – Зачем?
   – Чтобы показать мне ещё фотографии этой женщины. Их у него оказался целый мешок.
   – Оно и не удивительно, – усмехнулся комиссар – Дальше.
   – Пока я разглядывал снимки, он исчез.
   – Как исчез? Что вы хотите этим сказать? Поясните.
   – Ушёл… Незаметно.
   – Дальше.
   – Я попытался собрать снимки обратно в мешок, но у меня ничего не получилось – они прямо выскальзывали из…
   – Не отвлекайтесь…
   – Взяв особо понравившиеся, – вон они на столе, – я кинулся прочь.
   – Откуда?
   – Разумеется – с вокзала.
   – Дальше.
   – Потом, когда я проходил подземкой, я заметил сидящего у стены человека. Подошёл поближе – и узнал в нём Гранти.
   – Он был мёртв?
   – Нет, пока ещё жив.
   – Он был ранен?
   – Точно.
   – Каким способом?
   – Пырнули ножом в бок.
   – Почему вы это знаете?
   – Я не знаю, я так думаю.
   – Он назвал имя убийцы?
   – Не думаю. Он нёс какую-то белиберду. А потом затих, и я подумал, что он умер. И ушёл.
   – А эта женщина?
   – Когда я приехал в этот отель, она пришла ко мне.
   – Зачем?
   – Жаловалась, что я не мужчина. Потому что не заступился за неё, когда эти семеро напали на неё. Потом назвала их имена и призналась, что получила удовольствие. Даже записала их имена в теле…
   – Вы можете описать их?
   – Всех семерых? Могу.
   – У вас такая хорошая память? Ах, да, вы же счетовод. Хорошо, что ещё говорила вам эта женщина?
   – Сначала она была мной сильно не довольна, потом предложила переспать с ней, но я, зная, что у неё был тяжёлый вечер – отказался. Мы мило поговорили… Потом она выбросилась из окна, и пришли вы.
   На этом Ленци прервал свой рассказ. Комиссар тоже молчал; глядя на Ленци с недоверием, он «переваривал» услышанное. Потом сказал:
   – А вы не морочите мне голову?
   – Ну, мсье комиссар, зачем мне это? – обиженно произнёс Ленци.
   – Ну хорошо, – произнёс Логута, после минутной паузы. – То, что Гранти убили не вы – кто-то может это подтвердить? У вас есть свидетели?
   – Только он, – пожал плечами Ленци, устраиваясь на краю стола.
   – Но он убит.
   – Да.
   – Идём дальше: есть ли у вас свидетели? что эта женщина была здесь, а потом выпала из окна… случайно.
   – Это может подтвердить только она.
   – Но она мертва. Так?
   – Похоже на то.
   – Из этого я заключаю, что все ваши свидетели – они же жертвы – мертвы! Так?
   – Похоже на то.
   – Хорошо. Собирайтесь.
   – Куда мы поедем?
   – В жандармерию. Я вынужден арестовать вас, – эти слова комиссар произнёс с сочувствием в голосе.
   – Но за что? Ведь я ни в чём не виноват, уверяю вас, – говоря это, Ленци приподнялся и подался вперёд.
   – Я знаю, – признался комиссар Логута. – Но вы единственный человек, замешанный в этом деле, которого мне удалось найти, – комиссар замолчал, чуть помедлил и добавил: – Посидите в камере, пока мы не найдём настоящего убийцу. Поймите – это необходимо для отчёта. Вы бухгалтер…
   – Счетовод.
   – Да, простите, счетовод. Вы счетовод и должны понимать: у нас, как и у вас – всё учтено: невиновные – гуляют на свободе, – преступники – сидят в тюрьме. Таков порядок в бухгалтерии нашей жандармерии, и его нельзя нарушать, как нельзя нарушать численность вкладов вашего банка.
   – Вполне резонно! – согласился Ленци.
   – В таком случае – мы договорились. – Подытожил комиссар, и уже порядком смягчившись – поведение «подозреваемого» его весьма и весьма удовлетворило – сказал: – Полагаю, вы бы хотели узнать, кто эта женщина… за которую готовы добровольно выдать себя правосудию. Я прав?
   – Хотел бы, да. Но, если вы торопитесь, я подожду, – ответил Ленци, застенчиво улыбаясь; почему-то он испытывал к комиссару тёплые чувства, даже не смотря на то, что тот решил воспользоваться его доверием и предъявить ложное обвинение, на время, пока не будет найден настоящий виновный.
Наверное, всё дело в жене комиссара: как это трогательно – распространять её визитные карточки в то время, когда у самого полно неотложных дел. Ленци подумал: когда он выпутается из этого дела, то последует примеру комиссара и будет таким же нежным, милым и любящим для своей малышки Мадлен.
   – Эта женщина известная миланская фотомодель, – услышал он голос комиссара, который и вывел его из обиталища мыслей. – Её псевдоним Вероника Кисс. Какое-то время она работала в модельном агенстве, а потом перешла на телевидение в качестве «приглашённой звезды» для разного рода ток-шоу, рекламы и прочей белиберды, коей кишит «Раи» Шесть месяцев назад она вышла замуж за банкира Гвидо Ансельми пользующегося дурной репутацией в мире продажных политиков, бизнесменов, блюстителей закона и всей той нечисти, что наводнила нашу страну, опутав её сетями раз...
   – Ближе к делу синьор комиссар – у вас мало времени – не забывайте: вы ещё должны распространить визитки вашей жены! – поторопил Ленци.
   – Да, простите, – улыбнулся Логута. – Три дня назад Ансельми был найден мёртвым на своей вилле. Его убили и вычистили сейф – унесли всё – вплоть до фарфорового негритёнка, который абсолютно ничего не стоит. Но эти мерзавцы стащили и его.
   – Может, в нём были спрятаны драгоценности супруги банкира? – предположил Ленци.
   – Вряд ли, – не согласился комиссар и продолжил: – Мы, естественно заподозрили его жену. Только у неё был ключ – как к сердцу банкира, так и к его сейфу. К тому же, после ограбления, она и сама пропала. Её тело, кстати, сегодня выловили в канале.
   – Вот как? – сделав удивлённую мину, проговорил Ленци.
   – Да, – ответил комиссар и немного подумав, заговорил снова: – Не так давно, агенство, где работала мадам Кисс, заключило контракт с известным брендовым фотографом Мауро Гранти…   
   – Так он фотограф?
   – Да.
   – Вот откуда у него столько фотографий этой женщины.
   Комиссар нахмурился и продолжил:
   – Гранти и Вероника были любовниками.
   – Ах, даже так!?
   – Да, так. Когда она вышла за Ансельми, её карьере пришёл конец.
   – Пер кей?
   – Ансельми не хотел, чтобы мордочка его законной супруги красовалась на модных обложках глянцевых журналов, и поставил своей благоверной ультиматум…
   – Или он, или – карьера? правильно?
   – Именно. Так, о чём это я?
   – Или он, или – карьера! – подсказал Ленци.
   – Разумеется, она выбрала состояние Ансельми. Она резонно рассудила: её карьера модели всё равно рано или поздно закончилась бы – учитывая её возраст.
   – Сколько ей было?
   – Тридцать четыре.
   – О, да она неплохо сохранилась! Я думал ей – двадцать два.
   – Поэтому, не смотря на возраст – она по-прежнему была востребована.
   – Ей повезло!
   – Вы так думаете? Хотите, скажу, кого я ещё подозреваю в её убийстве, кроме вас.
   – Гранти?
   – Как вы догадались?
   – Ну, это логично. Они встретились, полюбили друг друга. Она вышла за богатого старика, при этом имея молодого любовника. Рано или поздно она должна была прийти к решению: либо богатый старик, или молодой любовник. Естественно, она выбирает любовника. Так, однажды, в постели, они пришли к обоюдному согласию – избавиться от Ансельми. Разумеется, первой эту идею подкинула она. Женщины в этом плане более разумны и рациональны. Их идея заключалась в том, чтобы убить Ансельми и обчистить его сейф – негритёнка она взяла в память о супруге – несмотря на свой изощрённый ум, по натуре она была сентиментальной и ранимой. Понятно, после, у них с Гранти вышел спор. При дележе. Сам-то он практичный и где-то, я бы сказал – скупой, а потому сразу просёк, что его любовница быстро пустит по ветру все денежки: как свою, так и его долю. И он убивает её – утопив в пруду.
   – В канале.
   – Да, простите, в канале.
   – Хм, вы не думали работать в полиции, синьор Венци? Вы так правдоподобно всё изложили, что даже я начинаю верить вашей версии.
   – Зачем мне полиция? Я счетовод.
   – Вот только один вопрос: кто убил Гранти?
   – Кто-то из его наследников. У него есть дети?
   – Сын.
   – Ну, вот вам и подозреваемый.
   Комиссар задумался. Поглядывая на стоявшего перед ним Ленци, он обмозговывал то, что только что услышал. Создавалось впечатление, что Ленци сообщник этой парочки – как убедительно он всё изложил.
   – Почему вы решили, что Гранти убил Алфредо? – спросил комиссар после продолжительной паузы.
   – Алфредо?
   – Так зовут сына Ансельми.
   – Я не знаю, мне так подумалось.
   – Так всё-таки перед смертью Гранти вам что-то говорил? Назвал имя убийцы?
   – Нет.
   – Тогда, может, намекнул?
   – Нет.
   – Вспомните, что он сказал?
   – Зачем вспоминать, я и так помню.
   – Ах, да, вы же счетовод. Ну, что он говорил? Что сказал покойник?
   – Кумбитмака кунилингус ланет, – произнёс Ленци, ни разу не сбившись.
   – Как?
   – Кумбитмака кунилингус ланет, – повторил Ленци, хорошо поставленным баритоном – в этот раз у него получилось ещё лучше. Ему видимо понравились эти слова, и он повторил их ещё раз: – Кумбитмака кунилингус ланет – на этот раз, это прозвучало как заклинание, как если бы эти слова произнесли колдуны-вуду с острова Таити во время церемонии жертвоприношения.
   Комиссар Логута больше ничего не сказал. Сильно побледнев, он резко схватился за грудь, прохрипел что-то нечленораздельное, что Ленци не разобрал, и… как подкошенный свалился к ногам Ленци. Падая, он был уже мёртв.
   – Четвёртый, – задумчиво произнёс Ленци и проснулся.

   Проснулся Ленци оттого, что прозвенел будильник. Какое-то время он лежал не двигаясь, погружённый в объятия только что виденного сна. Мелькали фигуры, лица, предметы, он снова слышал голоса – и всё это сливалось с утренним шумом, доносившимся с улицы, что постепенно выводило его из мира грёз, вновь возвращая в реальность. Когда последние отголоски сна испарились, как дым сигареты в пустой комнате, Ленци поднялся с кровати, прошёл в ванную, принял душ, оделся, собрал вещи. Впрочем, нет – вещей у него не было. Итак, одевшись, он вышел из номера, спустился в холл, выписался из отеля, и уже через полчаса такси высадило его возле здания городского вокзала. Расплатившись за поездку, дав водителю приличные чаевые, Маурицио Ленци вошёл во вращающиеся двери, пересёк просторное, пока ещё пустовавшее помещение и подошёл к табло, на котором значилось расписание прибытия и отбытия поездов. Пробежав глазами медленно плывущие строчки, он отметил, что его поезд задерживается. «Ну, что ж, – подумал он, – будет время позавтракать». Затем двинулся к платформе: надо было пересечь подземку, подняться по широкой лестнице, чтобы снова оказаться на улице. Он решил использовать этот маршрут. Почему-то. Как раз прибыл одиннадцатичасовой поезд. Сквозь толпу заполнивших платформу пассажиров, которые пихали и толкали его,  Ленци кое-как протиснулся к выходу. Оказавшись на улице, он двинулся в сторону телефона-автомата. Войдя в кабинку, Ленци снял трубку, набрал номер и принялся ждать. Когда на другом конце незнакомый голос произнёс традиционное: «Pronto», Ленци сказал:
   – Будьте добры, Мадлену.
   – Викарио? – спросили на другом конце.
   – Да. Скажите – это Ленци. Маурицио Ленци.
   – Минуту, – ответил голос и Ленци услышал шорох отъехавшего кресла, а затем удаляющиеся шаги, и всё снова стихло.
   Через три минуты мягкий женский голос произнёс в трубку:
   – Алло, Мадлена Викарио слушает, – он услышал её короткий смешок и улыбнулся.
   – Доброе утро, Мад, – с нежностью в голосе произнёс Ленци. – Прости что отрываю.
   – Ты всё ещё в Палермо?
   – Да, я звоню предупредить: поезд задерживается, так что приеду только вечером. Не скучай.
   – Ты договорился?
   – Да, с банком улажено.
   – Приезжай скорей, я скучаю, – послышался её тоненький голосок, и Ленци снова улыбнулся.
   – И я скучаю. Ладно, мне пора, тут уже стучат. Целую.
   Сымитировав губами поцелуй, она положила трубку. То же самое сделал и Ленци. Сняв с подставки для тел. книги дипломат, он покинул кабинку. Разумеется, никто не стучал. Просто, ему было тяжело разговаривать с ней, когда их разделяло такое громадное расстояние, и она не была с ним рядом. Он не обманул выпавшую из окна в его сне Марселлу Скуарди: он, действительно, не любил долгих прощаний.
   Теперь, когда жена была предупреждена, можно было не спешить. Сейчас он шёл медленно и размеренно, помахивая дипломатом, бегло осматривая всё, на что натыкался его взгляд. Он решил зайти в кафе, позавтракать. Перейдя шоссе, Ленци двинулся в сторону проспекта; напротив возвышалось здание вокзала; бросив на него блуждающий взгляд, Ленци заметил подходившую к дверям вокзала женщину: в красном плаще, плиссированной юбке и теми чертами лица, где-то им уже виденными. Запахнув полы  плаща, прикрывая грудь дипломатом, словно щитом, он быстро перебежал шоссе и бросился в сторону вокзала, куда вошла женщина.