Призраки опустевших полей

Я любила ее, эту пору. Поздняя осень – не золотая и пышная, а та, что приходит, когда земля уже отдыхает, глубоко вздохнув после трудового лета. Хлеба давно убраны, поля стоят голые, ожидая первого снега, словно прикрывшись лишь редкими, пожухлыми стернями. Все крестьянские работы закончены, и в деревне наступает своя, особенная, тишина. Теперь можно было подолгу сидеть в теплой избе, слушать неторопливые разговоры, глядя на огонь в печи – начинался сезон посиделок и долгих вечеров.
Это было время глубокой, сосредоточенной тишины, когда все, от мало до велика, жили в предчувствии великого, чистого покоя – ожидания зимы.
Мир вокруг становился более графичным, мрачным. Небо с каждым днем опускалось ниже, укрытое плотными, хмурыми облаками, сквозь которые редко пробивался тусклый свет. Под ногами, словно драгоценный ковер, шелестели последние, желтые листья. Они устилали дорожки и тропы по кромке обнаженного леса, который теперь казался особенно высоким и таинственным.
Лес менял цвет. Днем он стоял синий от прохлады и влаги, а к сумеркам чернел, словно высеченный из угля. Но самым завораживающим и немного пугающим было то время, когда с полей тянуло сырым туманом. Он сгущался, обволакивая деревья, превращая знакомые сосны и дубы в нечто чуждое.
В этом молочно-сером мареве стволы мелькали, теряя свои очертания. Они вырастали из тумана гигантскими, неясными тенями, больше похожими на безобразные, страшные привидения, чем на привычные деревья. Каждое дерево – великан, застывший в ожидании, а в самой гуще тумана чудились движения, голоса, тайны.
Я стояла у окна, не в силах оторваться от этого зрелища. Осенний, промозглый мир звал и пугал одновременно. И это было мое самое любимое время.