Часть 2. Глава 1. Человек меняет рожу

                Глава 1. Человек меняет рожу…
     Они бежали. Всеми правдами и неправдами старались вырваться из ставшего опасным для жизни «европейского сада». Они шли на восток, к границам Российской Империи, шли пешком, ехали на машинах, или на велосипедах, группами, семьями и поодиночке. Женщины, мужчины, подростки и старики, с детьми и без. Немцы, испанцы, французы, голландцы, итальянцы. Их родина перестала быть Родиной, и их дом был уже не их дом. Чужаки, которых они когда-то впустили к себе из милости, в какой-то момент ощутили себя в их домах хозяевами.
         Основных потоков было два – через Польшу, совсем обезлюдившую Прибалтику и Финляндию, либо с юга, через Турцию и Ближний Восток.
Но и в Россию попасть было не так-то просто! Большинство прибывших беженцев разворачивали на границе турки, либо российские пограничники. Идти этим людям было некуда, и они оседали в лагерях беженцев в приграничных районах. Немцы, в большинстве своём, оседали в Восточной Германии, отколовшейся от Западной незадолго до начала Большой войны. Но остальные шли дальше, на восток. Вскоре вся Прибалтика и восточные районы Финляндии покрылись лагерями беженцев.
    Польша, в результате очередного раздела, лишилась сталинских подарков – Польского Поморья, которое поделили между собой Россия и Восточная Германия, Силезии и Белостокского воеводства. Россия получила сухопутный коридор в Калининград, ставший Кролевцем, Гданьск опять стал немецким Данцигом, а граница прошла по нижнему течению Вислы.
 
                *    *    *
        Воздух в кабинете Председателя был кристально прозрачен и холоден, словно его закачали из стратосферы и наполнили запахом старого дерева и полированного металла. Помещение офиса, занимавшее пентхаус, парило над суетой мегаполиса, а из его панорамных окон открывался вид на бесконечную пустоту, заполненную свинцовыми облаками
Председатель стоял спиной к двери, разглядывая голографическую проекцию Ковчега. Его фигура в строгом тёмном костюме казалась невысокой, но на фоне космического корабля выглядела внушительно. Он не обернулся, когда дверь бесшумно отворилась и в кабинет вошла пани Дзенилевска.
Её каблуки отстукивали частую дробь по полированному полу. Внешне она была воплощением уверенности – безупречный брючный костюм, собранные в тугой узел волосы, прямой взгляд. Но в этом кабинете вся её уверенность испарялась, оставляя после себя лишь еле уловимый флёр страха.
- Пани Дзенилевска. – голос Председателя был тихим, почти ласковым, но он резал слух, как стеклорез. Он медленно повернулся. Его лицо, чуть тронутое морщинами, было бесстрастно. Только глаза, холодные и пронзительные, выдавали нечеловеческую концентрацию.
- Присаживайтесь.
        Она послушно опустилась в кожаное кресло, стоящее перед массивным столом из чёрного дуба.
- Отчёт по поставкам магнитных катушек для системы навигации из вашего департамента я получил… – начал Председатель, не глядя на экран, встроенный в поверхность стола. Цифры и графики, казалось, напрямую поступали в его память, настолько он был в курсе происходящего, - Вот уже второй квартал подряд вы срываете график. На семь с половиной процентов. Объясните мне, пани Дзенилевска, на каком языке я должен говорить с Вами, чтобы Вы поняли простую истину? Вы же понимаете, время это не ресурс. Это реальность, в котором существует наш проект. И Вы бездарно его тратите.
        Пани Дзенилевска выпрямила спину:
- Господин Председатель, ситуация в Восточном промышленном кластере крайне нестабильна. Социальные волнения, проблемы с логистикой… Мы делаем всё возможное.
- Возможное? – он мягко улыбнулся, но в этой улыбке не было ни капли тепла, - Вы думаете, я не знаю, что вы считаете «возможным»? Вы увеличили фонд оплаты труда на сорок процентов, надеясь ускорить процесс. Результат - ноль. Вы ввели сверхурочные. Результат – минус три процента. Потому что люди – ненадёжный, усталый и алчный ресурс...
           Он сделал паузу, давая ей прочувствовать каждый произнесённый слог.
- Но это, пани Дзенилевска, ещё цветочки. Проблему с этими чёртовыми электромагнитными катушками я, при желании, мог бы списать на Вашу профессиональную некомпетентность. Меня беспокоит нечто иное. Значи-тельно более… архаичное.
       Он нажал невидимую кнопку, и над столом всплыла голограмма. Это были не графики поставок, а цепочки финансовых транзакций, шедшие с офшорных счетов департамента Дзенилевской на счета в нескольких карликовых государствах в разных частях света. Имена получателей были стёрты, или заменены кодами.
- Мы строим Ковчег, пани Дзенилевска. Символ будущего, технологический прорыв в колонизации Марса. А Вы, судя по всему, решили возродить в его тени один из самых мерзких институтов нашего прошлого.
        Пани побледнела:
- Я не понимаю, о чём Вы…
- О работорговле! – его голос впервые обрёл стальную твёрдость, ударившую по барабанным перепонкам. Он не кричал. Он констатировал. Словно объявлял диагноз неизлечимой болезни, - Вы не нанимаете рабочих. Вы их покупаете. Беженцев с тёмных территорий, должников, отбросы общества. Вы платите гроши их «посредникам», а их самих загоняете в бараки и заставляете работать по двадцать часов в сутки под дулом бластеров. Вы создали частную каторгу под вывеской моего департамента!
         Пани Дзенилевска пыталась сохранить достоинство и выдержку, но её руки дрожали.
- Эффективность… затраты… Мы экономим миллиарды! Они… они всё равно бы пропали. Мы даем им шанс внести вклад в великое дело!
          Председатель медленно покачал головой, смотря на неё с удивлением.
- Вы не понимаете, что творите. Вы думаете, это просто вопрос морали? Устаревшее понятие? – он усмехнулся, - Вы гробите саму идею Ковчега. А заодно и нашу Корпорацию. Мы спасаем человечество, как Вы понимаете. А Вы своей жадностью ставите на Корпорацию штамп работорговли и рабовладения. Каждая купленная Вами душа, каждый заклеймённый, как скот, рабочий – это гвоздь в гроб нашего будущего.
           Он встал и подошёл к окну, снова глядя на клубящиеся внизу облака.
- Я требую от Вас не только деталей и сроков, пани Дзенилевска. Я требую чистоты. Чистоты методов, чистоты помыслов. Никто не должен даже по-мыслить опорочить нашу Корпорацию. И я не позволю Вам превратить этот проект в «космическую плантацию для нового рабовладельческого общества», как напишут в СМИ наши конкуренты.
      Он обернулся. Его решение было почему-то мягким. Это пани заметила сразу.
- Ваши полномочия в департаменте с этого момента под надзором Совета. Вы будете ждать решения по этому вопросу. Ваши «посредники»... Избавьтесь, что ли. Ну да это не моё дело. Что касается Ваших… «рабочих»… – он произнёс это слово с леденящим презрением, – Я не знаю как, но Вам необходимо сделать так, чтобы ни один журналист даже не подумал о том, что на Корпорацию можно налепить ярлык «работорговля». Это Вы должны сделать в течении трёх дней.
          Дзенилевска сидела, превратившись в статую из страха и стыда, но в глубине души облегчённо вздохнула. Все её амбиции, её хитросплетённые схемы рухнули в одно мгновение. Но с таким трудом доставшееся место главы департамента не потеряно. А это значит… Это много чего значит.
- Вы… Вы не можете… Экономика проекта… – выдохнула она.
- Экономика? – Председатель смотрел на неё, словно на интересное, но жалкое насекомое, – Мы строим вечность, пани Дзенилевска. А Вы пытались утаить сдачу с покупателя. Мелко.
         Он снова повернулся к окну. Диалог был окончен. Глава польского департамента, некогда одна из самых влиятельных фигур в Корпорации, бесшумно вышла из кабинета, оставив Председателя наедине с его голопроекцией Ковчега.

                *   *   *
    - Ты понимаешь, что это не только провал твоего задания? Ты поставил под угрозу всю агентуру в Киеве!!! Ты нарушил хрупкое перемирие с пол-тавской якудзой!!! Ты вообще, где столько времени пропадал??? – бушевал Селин.
   Марку стоял навытяжку, стараясь смотреть в глаза начальству таким образом, как будто его вообще здесь нет. Редкое умение отстраняться от разноса начальством не раз помогало в сложных ситуациях. Но сегодня...
- В глаза смотри! - кажется сейчас его, как минимум, разжалуют. Ну и пусть!!! - Жду отчёт через три часа. Всё в подробностях. Особенно про то, как ты профукал бриллиант!!! Кстати, зачем ты вообще решил его изъять у япошек? А зачем с собой тащил этих влюблённых тян и кун??? Как вообще до этого додумался??? Да ещё через конспиративную сеть!!!
- Так было проще расплатиться с наёмниками. А японская молодёжь даже помогали...
- Ну и как? Помогли тебе эти лях... Тьфу, что за чертовщина в голову лезет. Свободен!!! - рык вышестоящего был настолько мощным, что Марку просто испарился из кабинета.
      "Пятнадцать суток строгого расстрела переносятся на неопределённый срок" - мелькнуло в голове Шакалёнка.
       За три часа полностью составить отчёт не получилось. Неожиданно вышло, что за время задания было совершено столько разноплановых перемещений, встреч, событий, что рука устала писать. И остро встал вопрос - описывать ли свои необычные сны? Имеют ли они отношение к произошедшему с ним? Да и вообще, как так получилось, что нематериальное так повлияло на принимаемые им решения? В то же время утаивать нельзя. Ведь именно во сне он сцепился с бонвиваном и сразу же наяву с ним же. Что самое необычное, так это то, что им обоим снился один и тот же сон. Но ведь начальство - оно такое... Может посчитать психически неуравновешенным. А это чревато самыми печальными по-следствиями. И не только для карьеры...
        Тяжело вздохнув, Марку взял следующий лист:
"Опытным путём было выяснено, что в моей группе все видели необычные сны. В частности, мною были посещены в сновидениях поместье под Эдин-бургом, которое случится в будущем. Так же мною был посещён Санкт-Петербург предреволюционного периода, а именно в 1913 году. В своих снах..."
        Марку скомкал лист бумаги и выкинул его в утилизатор, куда до этого последовало ещё несколько листов.
- Нет. Об этом лучше устно. Ведь точно в психушку упекут. А мне это надо?

        В кабинете Селина не оказалось. Оставив у адъютанта отчёт и уточнив время возвращения начальства, Марку решительно направился в сторону столовой.
- Война войной, а обед по расписанию. - рассуждал он, шагая по коридору. После того, как он побывал в необычных снах, у него появилась эта неприятная для его профессии привычка.
"Закрой рот, дурак!" - мысленно отдал он себе приказ.

                *   *   *
    - Пся крев! – прошептала пани Дзенилевска, выйдя из кабинета Председателя. Как? Как он узнал?! От кого?! Хотя… У такого человека, как Смит, везде свои глаза и уши. Так что «стукануть» мог кто угодно. Недоброжелателей  у неё хватает. Что ж! Её не уволили, а значит, по возвращении в Варшаву, ей будет, чем заняться. Она найдёт «крысу»! А завод… он на территории другого государства. В ЗУССР. Пани улыбнулась. Пусть проверяющие поищут то, чего нет!
         Уже из самолёта пани Дзенилевска дала своим людям все необходимые указания.

               Панель на столе Председателя мягко засветилась алым – секретарь сообщал о прибытии вызванного им сотрудника. Он коснулся её, и в кабинет вошёл глава британского департамента. Высокий, подтянутый, в безупречном костюме из ткани с памятью формы, он был воплощением «старых денег» и холодной, англосаксонской эффективности. Его лицо, испещрённое сеткой едва заметных капилляров – следствие увлечения омолаживающими процедурами – не выражало ничего, кроме вежливого внимания.
- Присаживайся – начал Председатель, без преамбул. – Виски знаешь где.
        Вскоре под потолком начал скапливаться сигарный дым.
- Наши польские партнеры, как выяснилось, увлеклись не только срывом графиков, но и возрождением архаичных моделей трудовых отношений. Речь о заводе, где полно рабов. Для нас это неприемлемо, при малейшей утечке в СМИ мы будем выглядеть кисло...
        Собеседник едва заметно кивнул, его мозг уже работал, сортируя из-вестную ему информацию.
-Насколько помнится, польский департамент занимался производством вы-сокоточных волноводов. В релизах я видел. Неутешительная статистика по выработке.
- Статистика это следствие. Причина же использование принудительного труда. Изготовление микроскопа кувалдой, если говорить на старом, но точном языке.
        На лице главы английского департамента не дрогнул ни один мускул. Для него это был не моральный провал, а операционный риск:
- Внутреннее расследование? – уточнил он.
- Пани Дзенилевску я пока не отстранял от дел. Расследование будет, но его результаты останутся за закрытыми дверями. Ваша задача, сэр, иная. Я хочу, чтобы этот завод исчез.
- Физическое устранение объекта?
- Пока информационное. – поправил Председатель. – Я хочу, чтобы в течение 72 часов все упоминания об этом заводе, его продукции, его «рабочей силе» были изъяты из всех открытых и закрытых медиа-потоков, новостных лент, архивов и корпоративных отчётов. Чтобы любой журналист, любой любопытный аналитик, который попытается найти о нём данные, упёрся в глухую стену. Ошибка 404. «Данные не найдены». Чтобы сама память о его существовании была стёрта.
         Он сделал паузу, давая собеседнику осознать масштаб задачи.
- Это не просто цензура. Это хирургическая операция на теле информационного поля. Нужно не заблокировать, а удалить. Бесследно.
          Глава английского департамента медленно кивнул. В его глазах зажёгся холодный огонь азарта. Это была его стихия.
- Понимаю. Потребуется доступ к ядру медиа-агрегаторов, внедрение вирусов-«стиральщиков» в архивы, давление на владельцев платформ. И, разумеется, работа с источниками. Утечки необходимо перекрыть. Главное, чтобы "шотландские компьютеры" ничего не пронюхали.
- Именно поэтому я тебе это и говорю лично. Используйте любые ресурсы. Я даю тебе карт-бланш. Деньги, доступы, скрытые полномочия. Но помни, не оставляй следов. Без шума. Это должно быть похоже не на взлом, а на то, что этого завода никогда и не существовало.
- А что с персоналом? С… «рабочей силой»? – собеседник произнес это слово без тени смущения, как «сырье» или «комплектующие».
- Ими займутся... Другие люди. Ваша задача цифровой призрак. След должен быть уничтожен.
- Будет исполнено. Семьдесят два часа достаточный срок. К концу недели этот завод станет миражом, сбоем в коллективной памяти.
- Прекрасно! – Председатель откинулся в кресле. – И, ещё раз напомню… Никаких следов. Даже от вас. Я не хочу, чтобы через год какой-нибудь блогер-конспиролог или этот пройдоха-журналист, что уже снимал караваны работорговцев, нашёл клочок удаленного отчёта с упоминанием завода-призрака. Вычистите всё.
– Не останется даже пыли. - улыбнулся собеседник, поднимая стакан с виски.
        После чего отставил пустой стакан, встал и вышел так же бесшумно, как и вошёл. Председатель остался один. Он снова подошёл к окну. Где-то там, в муравейнике мира, только что было стёрто с карты целое предприятие. Не взрывом, не разрушением, а тихим приватным разговором. Теперь надо было решить судьбу рабов. От них необходимо избавиться. Но брать на душу смерть сотен людей Смиту не хотелось. И вовсе не из-за гуманизма и не из-за того, что убивать нехорошо. Все эти понятия и заповеди давно уже превратились для него в пустой звук. Но на кону была репутация возглавляемой им Корпорации и судьба Ковчега.

                *   *   *
       - Ну и что там с твоими снами такого, что ты решил об этом со мной поговорить? - Селин в упор посмотрел на Марку. - В дурку захотел? Или откосить так задумал? Ты же знаешь, от нас на пенсию не уходят...
- Да тут какое дело. - нерешительно сказал Шакалёнок. - Я поначалу думал, что это всё просто так. Ну, в смысле, мозг так реагирует на нервяк. Но потом так получилось, что увидел в своих похождениях там, в снах, одного человека, с которым сцепился, а утром с ним же из-за этого подрался. И он тоже... Тоже видел этот же сон. Понимаете?
- Бездоказательно. - решительно ответил Селин. - Как этого твоего драчуна допросить?
- В том то и дело, что никак.  Он в Карпатах потерялся. Как раз после того, как подрались, кинулся вниз по склону. Догонять его я посчитал лишним.
- Зря. Ты же знаешь... Нет человека, нет проблем.
- Он из себя ничего не представляет. - Марку почесал в затылке. - Да и тогда мне это не казалось проблемой. Но тут что-то не так. Да, кстати. Ещё встречал в снах некоего Черненко. Нашего, из военных. Штабс-капитан. Можно проверить, видел он такие сны или нет.
- Интересно, интересно. Ну, а с другой стороны… думаешь, он признается, что вот ему что-то там приснилось и сознается? Ха-ха три раза. За подоб-ные рассказы можно получить неполное служебное. Потом век не отмыться. Да что я тебе рассказываю. Чай не маленький, сам понимаешь. - теперь пришла пора Селину чесать в затылке.
- Так потому в рапорте и не писал ничего. Как-то... не хочется с медициной лишний раз пересекаться. Тем более с той, что по мозгам человечьим.
- У тебя, кстати, будет возможность на эту животрепещущую проблему по-общаться с одним научным светилом. Твой старый знакомый, кстати.
Задание у тебя будет по нему. Завтра получишь материалы и изучишь. Пока, нервенный.
- Всё на ту же тему?
- Почти.
- Здравия желаю! - вытянулся "смирно" Марку.
- Бывай...

                *   *   *
          На столе валялся стакан, под ним  растеклась лужица недопитого виски. Пиджак ещё утром безупречно выглядящего костюма небрежно висел на спинке огромного кожаного кресла. Глава английского департамента нервно ходил по своему небольшому кабинету, яростно дымя сигарой.
- Чертова курва,  fucking shit Дзенилевска. Где этот завод? - сигара полетела в ведро, разбрасывая искры на персидский ковёр. - Сутки прошли и ни одного даже слуха о том, где он находится!
        Он снова уселся за монитор старомодного компьютера и стал просматривать собранную агентами информацию. На балансе польского департамента не было никакого завода, который выпускал те самые элементные катушки. Но в любом отчёте поставок продукции из Польши больше половины в отгрузочных документах занимали именно они.
- Эта полячка умеет прятать следы! - сделал вывод глава английского департамента. - И кто же ей отдаёт эти чёртовы катушки?!
      Схема была настолько хорошо продумана, что агенты не смогли вскрыть ни местонахождение завода, ни упоминаний закупок комплектующих для производства. Нигде нет об этом даже килобайта информации. По этой причине служба безопасности департамента имела совершенно бледный вид. За те семьдесят два часа, которые были обещаны Председателю на устранение информационного следа о привлечении рабов, не было сделано ничего. Англичанина душила ярость. Как так? Почему ничего не найти?
        Налив себе очередную порцию виски он вдруг успокоился:
- Будем исходить из того, что есть. Информации о заводе нет не только у меня, но и у всех остальных. Это плюс. И не важно, что мне не пришлось к этому приложить усилия. Главное проконтролировать появление информации в будущем. Информация о рабах? Думаю, тут не стоит делать особых телодвижений. Журналист, который писал репортажи о работорговцах молчит, а остальным на это глубоко плевать. Но упоминания в СМИ уже устранены везде, где можно. И это тоже плюс!
        Откинувшись в тёплое чрево удобного кресла, он продолжил:
- А вот приказа о физическом устранении рабов я не получал. "Этим займутся другие люди". Так мне было сказано. Впору обидеться, но нет. Сейчас такое положение дел мне на руку. Просто надо проследить за тем, кто этим грязным делом займётся. Пока этого не известно. Выясним. А там и ещё какая информация появится. Значит пора на доклад к руководству. Хм... Что же задумал Председатель?
      Через полчаса глава британского департамента, безупречно выглядящий в своём стильном костюме, покидал родовое поместье. Над Северным морем появился инверсионный след удаляющегося частного самолёта, который, набрав высоту, взял курс на офис Корпорации.


                *   *   *
        - Марку?! – изумлённо произнёс Витицкий, отступая назад.
- Не ожидали? – спросил Шакалёнок почти весело.
- Давненько тебя не было! Ну, проходи.
Марку шагнул в полутёмную прихожую просторной «сталинки». Профессор жил один в четырёхкомнатной квартире на Московском проспекте.
- Я опять с тем же самым. – честно признался Шакалёнок.
          Витицкий вздохнул. Марку знал, что разговор на эту тему профессору неприятен, но больше обратиться было не к кому.
- Ну что же, молодой человек! Раз так – прошу на кухню.
        В просторной и какой-то пустой кухне Витицкий указал ему на один из стульев.
- Накапаю-ка я нам по чуть-чуть. – сказал он, доставая из стенного шкафа небольшую плоскую бутылочку и две крошечные стопочки, - Мне врачи вообще не велят, но раз уж такое дело…
         Витицкий налил воды в стеклянный электрический чайник и включил его. Аккуратно разлил по стопочкам коньяк. Марку почти полную стопку, а себе половину. Чокнулись и оба слегка пригубили напиток.
- Резервные психофизические возможности. – задумчиво произнёс Витицкий, - Эта тема волновала давно и много кого. Не только его. Наш организм за всю отпущенную нам жизнь, расходует лишь малую часть своих сил и возможностей. Всё остальное – это, если можно так выразиться – НЗ. Неприкосновенный запас. И «распечатать» его хотели многие. Есть устойчивое мнение, что среди этих неиспользуемых возможностей – и телепатия, и телекинез, и ещё много чего. Вплоть до способностей проходить сквозь стены. – Витицкий усмехнулся.
- Нам удалось выяснить, что он проводил опыты на людях. – сказал Марку, - В основном это были нелегалы, разными путями попавшие в страну и нуждающиеся в деньгах. Очевидно, Багирцев обещал им заплатить. Но денег у него не было. У него долгов почти на миллион оказалось.
- Ах вот как!
- Да. Но самое интересное не это. А то, что в прошлом году эти долги кто-то погасил за него.
- Ах вот как?! – повторил Витицкий.
- Да! Багирцев летал в Австралию. Как выяснилось – на какую-то конференцию. А с таким долгом его бы не выпустили из страны.
- В Австралию?! – переспросил Витицкий.
- В Брисбен. И, что самое интересное – конференция была по социологии. А Багирцев, вроде бы, к ней отношения не имеет. Но, тем не менее, его пригласили, и он там даже выступил. Неофициально, в программе его выступления не было.
- И что бы это значило, молодой человек? – спросил Витицкий, разливая чай по красивым стеклянным кружкам с яркими цветами. Марку невольно залюбовался своей кружкой.
- Племянница привезла в подарок. – слегка улыбнулся Витицкий, - Ну так что ты хотел на этот раз узнать?
- Вы не следили за его деятельностью? – спросил Марку, отхлебнув чаю.
          Витицкий помолчал. То ли думал, то ли вспоминал что-то.
- На какое-то время я потерял его из виду. После всего… что произошло у нас.
- Ну да. Он ведь, по сути, предал Вас, своего учителя. – проговорил Марку и осёкся. Не стоило, наверное, это говорить. Но Витицкий отреагировал спокойно.
- Это было давно. Я вычеркнул его из жизни. Так что ты хотел узнать?
- Вы знали о его последней работе?
- Вы о резервных психофизических возможностях организма? – переспросил Витицкий, - Так он всегда этим бредил.
         Весной 1945 года, примерно в то же время, когда шли бои за Берлин, а в развалинах Дрездена нашли будущего конструктора звездолётов для сверхдальних космических перелётов, в горах Чехословакии, в подвалах одного из замков разведчиками Красной Армии были обнаружены странные ящики, помеченные сдвоенной руной «зиг», или проще — двумя молниями, знаком «СС». Ящики вскрыли. Там оказались бумаги. Много бумаг в папках. Командир разведчиков, пробежав глазами некоторые бумаги, вдруг стал очень серьёзен. Позже ящики с великими предосторожностями вывезли в Союз. В руки Красной Армии попал архив самой таинственной из организаций Третьего Рейха - «Анненербе»... Вернее – его часть.
         Организация «Анненербе», что в переводе означает «наследие пред-ков», была создана вскоре после прихода Гитлера к власти. Сфера интересов этой конторы была весьма обширна. Проще сказать — чем она не занималась. Оккультизм, археология, полёты в космос... Список, вздумай я его тут привести, был бы слишком обширен. Наш конструктор, тот самый, что был сперва чином СС, потом гулаговским узником Ю-118, потом советским учёным Буровым из секретного города с почтовым ящиком вместо адреса, тоже был членом этой организации. И во время допросов НКВДшники особенно интересовались этой частью его биографии. Его деятельность в «Анненербе» интерес вызывала неспроста. Война почти закончилась, и её исход был ясен. Надо было думать о послевоенном мире. И о месте тогдашнего СССР в этом мире. И полёты в космос были делом вполне реальным и возможным. А гитлеровцы из организации «Анненербе», занимались именно подготовкой полётов в космос. Первых космонавтов стали готовить в Рейхе ещё в 40-х годах. Помешала война. Практически одновременно с немцами тем же самым занимался и Сергей Королёв в Союзе. Пока его не посадили.
Но кроме подготовки полётов в космос таинственная организация занималась ещё кое-чем. А именно — резервными психофизическими возможностями человеческого организма и выведением породы «сверхчеловеков». В Рейхе это была ещё одна «идея фикс». В СССР тоже. Там, хоть и не афишируя это, тоже стремились вывести идеальных и совершенных во всех отношениях людей — членов нового «совершенного общества». Таким образом, обе системы — весьма, кстати, схожие между собой внешне, но не внутренне, оказались в очередной раз «конкурирующими фирмами».
Но самое интересное началось потом! Уже после войны! Большинство материалов «Анненербе» исчезло! Не исключено, что гитлеровцы успели уничтожить бумаги. Хотя вряд ли. Многим высокопоставленным нацистским чинам удалось в самом конце войны смыться под шумок из разгромленной Германии. И наверняка они прихватили с собой кое-что. Или припрятали заранее. Сохранились свидетельства, что в самом конце войны, в апреле 45-го из Киля и Гамбурга вышли несколько конвоев, состоящих из субмарин. Захваченные союзниками в плен солдаты береговой охраны рассказывали на допросах, что накануне выхода в море ночью в субмарины в спешке грузили какие-то ящики. Что было в этих ящиках? Куда ушли подлодки? Не к берегам ли Антарктиды? Базой в Антарктиде, как известно, интересовались американцы. Да и наши тоже. В 1947-48 годах туда неоднократно посылались как американские, так и советские военные корабли. Что они там искали? Или кого? Данные засекречены до сих пор.
       А попытки отыскать архивы «Анненербе» всегда заканчивались плохо для тех, кто этим занимался. Люди погибали или умирали при весьма зага-дочных обстоятельствах. О бумагах «Анненербе», попавших в руки совет-ской разведки, тоже предпочитают молчать.
         В 1991 году, когда всё рухнуло, и началась сумятица и неразбериха «лихих 90-х», с их «пирамидами», бандитами, дефолтами и прочей чертовщиной, государственные секреты страны продавались практически свободно, оптом и в розницу. Сколько и чего утекло тогда за кордон — страшно сказать. Да никто точно и не скажет. Известно одно. Архивы «Анненербе» исчезли...
        Всё это Витицкий и поведал Марку.
- Вы считаете, что эти бумаги из страны не вывезли тогда? – недоверчиво спросил Марку.
     Витицкий в ответ пожал плечами.
- Тогда каким боком ко всей этой истории Багирцев? Или Вы  полагаете, что к нему попали какие-то материалы? – продолжал наседать Марку.
     Витицкий медленно покачал головой.
- Точно не знаю. Но пару раз он обмолвился, что попала к нему в руки какая-то «бомба». Вскоре после этого мы с ним… поругались. Если можно так сказать. Но если тебе нужно, я попытаюсь навести справки. Я до сих пор общаюсь с Ольгой, его ученицей.
- Ольгой Островой? – уточнил Марку.
- Да. Ты с ней знаком?
- Лично нет. Но слышал не раз.
   Витицкий кивнул.
- Он сам не представляет, во что ввязался. – проговорил профессор после небольшой паузы, - Эта тема… Вот что, Марку. Будь осторожен. Это первое. Второе.
   Тут профессор вдруг замолчал и красноречиво ткнул пальцем куда-то вбок, справа от себя.
- Там.- отними губами прошептал он. Марку проследил глазами его жест. В углу стоял древний кухонный шкаф, сделанный, кажется, в конце прошлого века, или в начале нынешнего.
- Внизу. – всё так же, одними губами произнёс Витицкий.
   Марку молча кивнул.


                *   *   *
          … Он думал, что самое главное – это сбежать с корабля. Оказаться на Земле. А там всё будет по-другому. Но оказалось, что просто сбежать недостаточно. И что страх, в котором жили все обитатели «Звёздного Странника» никуда не делся. Страх стал его частью. Именно страх гнал Жана вперёд, заставлял менять страны, города, не давая задержаться нигде надолго. Он знал одно – он должен затеряться, стать невидимкой. Он ушёл из монастыря не только из страха за себя, но и не желая ставить под удар братьев, приютивших его.
          - Ты не смотришь в глаза, Жан. – как-то сказал ему иеромонах Тимофей, - Боишься? Чего?
- А вы разве не боитесь?
- Господь защититель мой. Кого убоюся?
        Именно Тимофей подсказал ему идею с амнезией.
        Теперь, спустя почти полтора года, Жан опять вернулся в обитель. Братья встретили его так, будто расстались они только вчера.
        Неделю Жан прожил трудником, помогая монахам, а однажды, перед самой вечерней службой, его вызвал Тимофей.
- Давно хотел поговорить. – сказал он после обычных приветствий, - Времени всё не было.
- Обо мне? – догадался Жан.
- В том числе. Ты ведь не просто уехал странствовать. Ты сбежал.
- Меня ищут. Должны искать. Вы не знаете, там, откуда я…
- Я ни в чём не виню тебя и не сужу. – мягко ответил Тимофей, - Но рано, или поздно, ты устанешь бегать и бояться.
- Наверное. Или меня найдут. Хотите узнать, почему я удрал оттуда?
- Хочу. – просто ответил иеромонах.
- Потому что меня бы там убили. Ну, или превратили бы в безмозглого робота. Потому, что Босс там решал за всех, кому что делать, кому что говорить. И даже, что думать и хотеть. Потому что каждый день мы там должны были рассказывать про всё, что делали и что думали. Потому, что там даже на минуту нельзя побыть одному. Там даже в туалете камеры наблюдения! А потом я узнал, что меня не допустили до размножения. Это значит, что мне нельзя будет завести подружку. Женщин мало и кого допускать, а кого нет, - решает лично Босс. А ещё – я узнал, что меня внесли в список тех, кто должен явиться в Третий Блок.
- А это ещё что? – спросил Тимофей.
- Там Лаборатория.
- И что там делают?
- Превращают людей в зомби. Не знаю, что у них там. Там Дан управляет. Он хочет сканер для чтения мыслей изобрести. И ставит опыты на людях. Говорят, почти изобрёл.
  Жан замолчал.
- У тебя там были друзья? – спросил Тимофей.
- Один. Там нет друзей. Это не поощряется. На нас иногда смотрели довольно косо.
- И твой друг знал, что ты хочешь бежать?
- Я никому не говорил. Даже Гэну. Но он догадывался, наверное.
- Но никому не сказал.
- Нет. – ответил Жан и вдруг осёкся. Только сейчас он понял, какому риску подвергал себя Гэн, и чем ему грозило недонесение на Жана. И что могло с ним быть…
- Он… там… - пролепетал Жан. Иеромонах Тимофей продолжал молчать.
  И Жан заплакал.

                *   *   *
     Выйдя от Витицкого, Марку снова достал комлинк и набрал номер Вики. И снова без ответа.
- Абонент находится вне зоны доступа. - ответил металлический голос искусственного интеллекта.
      Номер, что ли, сменила? – подумал Марку. И набрал Соло. Тот, наоборот, ответил сразу же.
- Ты где? – спросил Шакалёнок.
- В Питере, где ж ещё.
- Дело есть.
- Приезжай.
    Но и Соло ничего не мог сказать про Вику, кроме того, что её внезапно перевели к новому месту службы. Ни адреса, ни каких-то ещё сведений она не оставила.
   - А с чего это ты вдруг решил о ней вспомнить? – спросил Соло и в голосе его явственно прозвучал упрёк, - Ты исчез, не сказав ни слова, не предупредив, теперь вдруг объявился.
- Так было надо. Ты прекрасно понимаешь, почему!
- Кстати, сходил я тогда по твоему адресу.
- Я знаю.  Спасибо.
- Значит, не сказала она тебе, куда уехала.
- Нет. Но, вроде бы, она сама попросила о переводе.

              А что же Виктория Влад? Что ж - скажем пару слов и о ней.
         Таких, как она, зовут обычно "странная женщина". Хотя - в чём именно заключалась её странность, никто бы сразу и не мог сказать. В том, что в армию пошла? Характер, впрочем, у неё был скорее мужской и склад ума тоже.
         Вика была приёмной дочерью и появилась в семье Багирцевых, когда ей было около пяти лет. Маргарита тогда буквально умолила мужа согласиться удочерить ребёнка.  Родная её мать была матерью-одиночкой, родившая от случайной связи, отца своего ребёнка она больше не видела и потому пыталась, как могла, устроить свою личную жизнь, кочуя от мужика к мужику. И дочка, нежданная и нежеланная, была ей совершенно не нужна. Недалёкого ума,  без образования и перспектив, без стабильности, она  искала, за счёт кого могла бы жить и кто бы взял её на содержание. Отправляясь в очередной поиск, мамаша частенько сбагривала  ненужную девчонку то к бабке, то к тётке, то к соседке, а  подчас просто оставляла дома одну, а когда возвращалась в очередной раз после того, как  разругалась с очередным мужиком, то, естественно, ребёнок был виноват во всём, во всей её не сложившейся жизни. В конце концов, родственникам это надоело и они, к великому облегчению мамашки, настояли на лишении её родительских прав.  Так что когда  девочка попала в семью, где её, по крайней мере, не бросали, не ругали и не били слишком часто, то её самым страшным кошмаром  стало, что её опять выбросят как собачонку, если она что-то сделает неправильно.  И потому Вике было очень важно заслужить любовь приёмных родителей, особенно отца, которого она боялась, и она это делала изо всех сил. Багирцев же воспринимал падчерицу как очередную прислугу, или как домашнее животное, с присутствием которого хочешь-не хочешь надо мириться.   
            А  потом вдруг Маргарита, вступившая в возраст «баба ягодка опять», забеременела. Но не от мужа, а от молодого любовника, который был, к тому же, студентом Багирцева. И родила сына, которого назвала, почему-то, Матвеем. Для Вики это был настоящий удар.  К тому времени ей уже исполнилось одиннадцать лет.  И  застарелый страх, что её вернут обратно в приют, или к родственникам, которым она тоже была не особенно нужна, обрёл новую силу. От стресса у девчонки начали трястись руки и ноги и пучками полезли волосы. Живи она в нормальной семье, где были бы нормальные доверительные отношения, то она бы могла поговорить с родителями, а те объяснили бы ей, что бояться ей нечего. Но кто сказал, что Вика жила в нормальной семье? Поэтому переживала девчонка молча, а её родители даже не заметили, что с ней что-то не то происходит. К её счастью, если можно так выразиться, роды  у Маргариты были тяжёлыми и она слегла, и долго восстанавливалась. На Вику, в итоге, повесили недетскую заботу: ухаживать за почти парализованной мачехой, маленьким сводным братом и отчимом, который всё происходящее в доме воспринимал как досадную помеху в его научной жизни. Вика привязалась к мальчику, и со временем Матвейка стал для неё самым родным и близким человеком. Она делала всё, чтобы заслужить и его любовь. Но Матвей любил её просто так, хотя она об этом и не догадывалась. В её картине мира такого просто не было.
           Заметив способности падчерицы, профессор стал постепенно готовить из неё себе помощницу. Но её абсолютно не привлекала его деятельность. Девушка грезила о технике.
     Школу  Вика окончила, естественно, с отличием и тут её настигла  первая любовь. Внезапная, как это обычно и бывает. Она полюбила мальчика из соседней парадной, который был курсантом, и учился в «Можайке», а на выходные приходил на побывку домой. Она влюбилась в него настолько сильно, что после школы отправилась поступать туда же, где учился он – в «Можайку», чем вызвала нешуточный и неподдельный гнев отчима, который считал, что Вика просто обязана помогать ему и в лаборатории, и дома. Нормальная, в общем-то, мысль - быть рядом с любимым. Но только вот у   Вики не было понятия о том, что такое нормальное отношение мужчины женщины. Ей даже не приходило в  голо-ву просто попытаться с ним пообщаться, подойти и завести ничего не значащий разговор ни о чём, пофлиртовать, пококетничать.  Попробовать выяснить, может, она ему тоже нравится. Но такое Вике даже в голову не приходило, и потому она  нашла для себя единственный выход: она поступила туда, где он учился, чтобы быть у него на глазах. А точнее - чтобы видеть его хоть иногда, потому что естественно, как человек, которого постоянно бросали, отталкивали и на которого почти не обращали внимания, она не считала себя достойной любви.  Но там, в военном училище, у неё случился классический любовный треугольник: она безответно любила Артура – предмет её воздыханий звался так, а  в неё влюбился – тоже безответно - его друг Кирилл. Артур Вику не замечал, что называется, в упор. Или делал вид, что не замечал. То ли Вика ему действительно не нравилась, то ли он благородно уступал другу, который по ней с ума сходил, то ли ещё по какой причине.  И за всеми этими переживаниями и треволнениями с ехидной усмешкой наблюдал Викин однокурсник по имени Игорь Черненко.
«Бабы дуры!» - думал он, - «А бабы в погонах – дуры в квадрате!»
 Так прошло два года, а потом они оба закончили учёбу, были про-изведены в поручики, получили назначения к местам службы и убыли. А Вика осталась доучиваться. Первая мысль у неё была забрать документы и уйти, потому что пропала мотивация в виде предмета обожания и мир её рухнул, но над ней взял шефство её курсовой офицер, который убедил девушку продолжать учёбу. Тем более, что училась Вика хорошо. И Вика осталась в Академии, закончила её в числе первых и даже служить, на первых порах, её отправили в Тайцы.
      Второй странностью было то, что при своём совершенно не женском имидже и образе жизни она имела море поклонников. Но - она их не замечала! Что было неудивительно в свете вышесказанного. У Вики, к тому же, была совершенно феноменальная способность (свойственная, впрочем, очень многим женщинам) - влюбляться не в тех! Хотя "тот" мог стоять буквально в двух шагах. И посему все её любовные увлечения неизбежно заканчивались катастрофами и разочарованиями.  К тому же Вика подсознательно выбирала мужчин, похожих по  психическому складу на отчима. Ей непременно нужно было добиться любви тех, кому она была не нужна и кто её не замечал.  Наверное, на почве этих своих неудач и комплексов, она и стала  попивать.  Однажды после очередной такой катастрофы к ней  приблудился Соломон Дзенилевский, он же Соло. Соломона Вика всерьёз не воспринимала, но и не гнала. И жили они как сыночек с мамочкой. Что тоже казалось, да и было - странно.  А просто  эти двое нашли друг друга. Вика самозабвенно принялась окружать великовозрастного недоросля Соло заботой и вниманием, а Соло, в свою очередь, превратился в "жилетку" для её слёз. Так они  и жили. И спали, кстати, врозь...
        С семьёй у неё тоже были довольно сложные отношения. Общалась она только с братом. Но даже Соло с Матвеем не могли объяснить ей, что все её беды — от нелюбви. От того, что главный мужчина в её жизни — приёмный отец, отцом и главным мужчиной быть не пожелал.    
               К тому же Виктория Влад отнюдь не была дурнушкой, или безмозглой куклой. Высокая, чуть худощавая сероглазая брюнетка, спортивного телосложения, довольно миловидная с правильными чертами лица и мраморно-белой кожей. Да и мозги у неё были на месте. Та что не прав был Черненко.
       Где-то там, на тернистом пути повстречался им с Соломоном Дзенилевским и Марку Лаппалайнен. И какое-то время они с Викой даже были любовниками, не взирая на разницу в возрасте. Вика была старше его лет на пять. Пока Марку не отправили на очередное задание – внедриться в банду Гориясного.