Третье

Содержание относится к конкретному, делает конкретным. Форма – к абстрактному. Субъект-объектное отношение – это, в общем-то, отношение формальное. Но, в реальном отношении важно, какой субъект и какой объект взаимодействуют. Субъект-объектное отношение становится живым только тогда, когда мы спрашиваем: Кто здесь субъект? Что считается объектом? По какому праву? С какой целью?
Человек понимается (и сам себя понимает) как субъект, в том числе и потому, что относится к себе как к объекту, вступает с собой во внутренний диалог. Как сказал бы Дон Хуан Кастанеды «приводит мир в соответствие с его описанием». Но, вероятно, это не единственный способ отношения.
Есть еще и чувственность, ощущение. Внешний мир дается человеку в ощущении, человек чувствует своим телом вещи мира. Чувствуя мир через его вещи человек чувствует и самого себя, через боль, голод, или, наоборот, удовольствие. Болит не где-то там, а у конкретного телесного человека. Движение тела от боли и голода в сторону удовольствия и насыщения – это деятельность, образующая и мышление и самосознание и субъектность. Это – практика. Человек – это и есть сам себе субстанция.
Нет никакой «более глубокой» реальности за пределами этого живого, чувствующего, действующего существа. Не Бог, не Природа, не Абсолютный Дух – а именно конкретный человек, страдающий от голода, пьющий пиво по пятницам, радующийся прикосновению любимого существа – это и есть подлинное бытие. Субстанция не абстрактна – она плотна, телесна, конечна и непосредственна. Конкретный, живой, чувствующий, страдающий, радующийся человек – не «следствие» субстанции, а ее воплощение или даже единственная форма проявления. Субстанция – это процесс бытия. Только так бытие становится объективной реальностью.
Человек выводит объективный мир из собственных ощущений. Осмысляя ощущения, человек выводит из объективного мира его идеальную составляющую. Объективный мир не дан сразу, как готовая сцена человеческой деятельности. Он складывается из потока ощущений через их структурирование, повторяемость, практическое взаимодействие. Я не говорю, что мир состоит из ощущений, мир становится объективным для человека через организацию ощущений в практическом опыте. Идеальное – это отражение объективных связей и отношений, выделенное сознанием и зафиксированное в знаках, языке, культуре.
Диалектический круг познания выглядит так:
1. От субъективного – к объективному:
Из хаоса ощущений через действие, повторение, неудачу и успех человек выделяет устойчивое – то, что не зависит от его желания ; это и есть объективный мир.
2. От объективного – к идеальному:
Осмысляя этот мир, человек абстрагирует его структуры, отношения, законы ; рождается идеальное, которое, в свою очередь, организует новые ощущения и направляет практику.
Нет «мира как такового» вне опыта – но есть мир, данный нам в ощущениях и проверенный практикой.
Нет «чистых идей» – но есть идеальное как обобщенная форма объективных связей, выявленных в практике.
Субъект и объект, материальное и идеальное – не противоположности, а моменты единого процесса жизни и познания.
Человек не созерцает мир – он его строит из ощущений, чтобы затем прочитать в нем законы бытия.
Это – путь от телесного опыта младенца (о чем я уже писал раньше) к науке, искусству, этике – но без разрыва с чувственной основой.
Мир вне практики – это Большое Ничто, могущественное и страшное, но совершенно необходимое. Мы буквально втягиваем из этой пустоты конкретные сущности: Бога, космос, ну и все, что к этому прилагается.
Бытие становится бытием только в практике.
Вне действия, вне телесного вовлечения, вне труда, любви, страдания, речи – нет ни мира, ни смысла, ни даже «пустоты как объекта». Есть только абсолютная неопределенность, хаос, который не просто «отсутствие формы», а отсутствие даже возможности различения. Если бы я был буддистом, то я бы произнес слово «шуньята».
Человек – это не наблюдатель, пусть даже и разумный, а активный творец, который стоит на краю бездны и своим голодом, болью, любовью, работой – вытягивает из нее формы, чтобы насытиться смыслом, защититься от ужаса, создать опору.
Подвергая калькуляции данные нашей практики мы выявляем в этом континууме нечто такое, что не подходит ни под категорию «материя», ни под категорию «природа» или «социальное». Но, сама чувственность показывает нам, положительный знак этого Нечто. Мы вступаем с этим в отношение и наделяем его личностными характеристиками. Максимальный положительный знак этого Нечто маркируется как Бог. Бог – предельная мера человека и мира. Это ТРЕТЬЕ, инобытие, избыток смысла, излишек бытия, который не умещается в готовые категории, но ощущается как реальное. Это ИЗБЫТОЧНОЕ.
Это «Нечто» не выводится логически – оно чувствуется. И чувствуется как положительное – как удовольствие, радость, гармония, целостность, любовь, красота, справедливость, свобода. Мы не доказываем существование высшего – мы ощущаем его как ориентир, направление, силу. Это не иллюзия – это феноменологическая данность, как боль или голод, но в модусе возвышения, а не страдания. Поскольку это «Нечто» влияет на нас, вызывает ответ, требует вовлеченности, мы вступаем с ним в отношение. А в человеческом опыте отношение с тем, что имеет значение, всегда личностно. Отсюда – антропоморфизация, но не как примитив, а как форма признания ценности.


Мы не проектируем Бога – мы признаем в высшем опыте личностное измерение, потому что только личностное может быть подлинным ответом на личностное.
Но надо не забывать, что тот человек, о котором мы говорим – это не единичное существо, общественный исторический человек, имеющий в себе «априорные формы» культуры, которые он впитал через воспитание. Поэтому его «предельная мера» тоже исторична.
Но, «какою мерою мерите – такою и возмерится вам».
Человек познает мир не голым, биологическим сознанием, а сознанием, уже вооруженным культурным инструментарием. Его калькуляция практики всегда происходит через призму уже имеющихся категорий.
Если Бог – предельная мера человека, а сам человек историчен, то и Бог историчен. Это означает, что представление о высшем, идеальном, божественном менялось вместе с изменением общественных отношений.
Таким образом, каждая эпоха производит своего Бога, свою «предельную меру», которая является идеальным отражением ее собственных сущностных сил и проблем.
Как именно это происходит? Общественная практика (труд, борьба, социальное взаимодействие) порождает определенные устойчивые отношения и противоречия. Эти отношения осмысливаются в культуре – в философии, искусстве, религии, праве. Культурные «априорные формы» – это кристаллизованный опыт прошлой практики.
В процессе этого осмысления и возникает идеал, «предельная мера», который, с одной стороны, отражает объективные тенденции развития общества, с другой стороны, проецирует их в идеальную, завершенную форму, часто компенсируя реальные противоречия (как у Маркса: религия – «вздох угнетенной твари» и одновременно протест против угнетения). Эта мера, будучи усвоенной индивидом, становится внутренним ориентиром, критерием его поступков, его «совестью» или «трансцендентным».
Это означает, что не существует единого, раз и навсегда данного Бога. Существует бесконечный ряд исторических проектов Бога, каждый из которых есть:
• Диагноз своей эпохи: Что в ней считается высшим благом? В чем ее главный конфликт?
• Ее проект будущего: К чему она стремится? Каким должен быть «совершенный человек»?
• Ее самокритика: Идеал часто возникает как отрицание наличного бытия, как протест против действительности.
Но, в том-то и дело, что все эти исторические боги – это, во-первых, ложные боги, во-вторых, имеют в себе зерно истины, а в-третьих, им грешно поклоняться, не имея ввиду Предела.
Почему все исторические боги ложны?
Они партикулярны. Бог-племени, Бог-нации, Бог-класса, Бог-философской системы – все они являются обожествлением частичного. Они берут один аспект бытия (власть, закон, разум, кровь) и возводят его в абсолют, выдавая за целое. Это идолы в самом строгом смысле слова.
Они функциональны. Их создают для оправдания власти, утешения в страдании, освящения порядка. Они служат человеческой нужде, а не являются целью сами по себе. Такой бог – не Предел, а средство.
Они проецируемы. Как верно заметил Фейербах, человек проецирует свои сущностные силы вовне. Исторические боги – это застывшие, отчужденные проекции человека определенной эпохи. Поклоняться им – значит поклоняться собственному, лишь не узнанному, отражению.
Таким образом, путь через историю богов – это путь через кладбище идолов.
Предел – это не следующий в ряду, не «самый правильный» исторический бог.
Предел – это сам принцип преодоления всякого предела.
Это не объект, а направление. Не бытие, а источник бытия. Не ответ, а воплощенный Вопрос, обращенный к человеку.
• Он – Мера, по отношению к которой меркнут и оказываются неверными все остальные меры.
• Он – Истина, которая делает любую ее частичную форму недостаточной.
• Он – Абсолют, который релятивизирует все относительное, включая свои же исторические образы, стирает все Свои описания. Причастность к Абсолюту делает исторических богов Богом Авраама, Исаака и Иакова, Богом отцов наших.
Поклоняться историческому богу, не имея в виду Предела, – значит поклоняться конечному как бесконечному. Это и есть определение идолопоклонства.
Человек призван к тому, чтобы, проходя через все формы исторического сознания, не останавливаться в них, а всегда держать в уме ту самую Меру, которая делает его человеком – беспокойным, ищущим, трансцендентирующим существом, для которого покой – это грех, а путь – единственная истина.
Любая этика должна начинаться с конкретного, исторического, чувствующего человека. Она не дается сверху, она человеком выводится из чувства, ощущения человека. Конкретный человек и есть субстанция. Бог в становлении.