Подарок

Ира ехала домой в плохом настроении. На заднем сидении небрежно лежали: дорогущая коробка конфет и букет роз - презенты на 8 марта, единственное поздравление.

Ирина розы не любила, она любила тюльпаны, они напоминали ей весну и неизбежное теплое лето, но "дареному коню...",как говориться.

День выдался и так суматошным, да еще и Надежда Васильевна, соседка снизу названивала последние два часа, наверное с очередной жалобой на Пашку, семнадцатилетнего Ириного сына.

С мужем Ирина развелась когда Пашке было пять лет, как-то резко и сразу, просто устала и все. Однажды проснулась утром и поняла, вдруг, что с этим человеком ее ничего не связывает, даже Пашка.

На самом деле Михаил, по сути, никуда и не уходил, он был рядом с ней все эти годы, он просто звался Пашкой, те же глаза, тот же профиль, цвет волос и все чаще, и чаще Ирина испытывала глухое, подавленное, но все же отчетливое раздражение глядя на Пашку. "Вот ведь осинки-апельсинки, весь в папашу своего!", досадливо думалось Ирине.
Вот и сейчас это почти постоянное чувство тяжело ворочилось в ней, как медведь в берлоге.

Миша был тихим, стеснительным, вечно отходящим в сторонку, воспитанным мамой мальчиком. Ирина была совсем другой.

Чувствуя как волнами накатывает раздражение, Ира решила остановится, да и домой не особо хотелось, они с Пашкой, особенно в последнее время живут в лучших традициях питерской коммуналки.
Когда же это началось? Казалось, это было всегда, нет, это определенно когда-то началось...

Ира сидела и смотрела как по тротуарам быстро и медленно идут люди с подарочными пакетами и букетами цветов, большими и маленькими, похожими на ярких, пестрых бабочек.

Что-то с ней сегодня такое. Где-то в душе притаилась тоска, похожая на одинокую брошенную собаку, которая поет свою пронзительную отчаянно-безысходную песню.

Телефон снова зазвонил, на экране высветился все тот же номер соседки. Ирина раздраженно покосилась на него, но трубку брать не стала.

Она и сама не заметила как погрузилась в бурное море  своих воспоминаний, вот маленький Пашка первый раз пошел, такой неуклюжий и трогательный, вскинул на встречу к ней, Ире, маленькие ручки. Вот пятилетний Пашка бежит и протягивает ей  кривобокую елочку из цветной бумаги...

А теперь, вдруг, живет в ее квартире чужой молодой человек, семнадцати лет и ничего общего с ней, с Ириной, не имеет. А, почему? Потому что весь в отца и точка и ничего больше Ира знать и думать не хочет! С Михаилом не вышло и с Пашкой не выйдет, чужие они, чужие и все!

Телефон вновь ожил, ничего нового не произошло, снова Надежда Васильевна, опять про Пашку.

"Да, Надежда Васильевна!" - мысленно отгородившись от Пашки , холодно произнесла она.
"Ира, Пашка в больнице, а я звоню-звоню и никак не могу...!"

Единственное что почувствовала Ирина, так отчетливо и материально, как рухнула, погребая ее под собой тщательно возведенная ею ледяная стена.

Спустя время, уже в больнице, как сюда добралась, ничего не помня, Ирина сидела на его кровати и повторяла: "Пашка! Пашка!"

А он вдруг, улыбнулся ей открытой, очаровательной улыбкой.
"Ладно, мам, все норм, я только ногу сломал, хотел окно помыть, второй же этаж! Хотел сюрприз сделать и сделал! Поздравляю, мам!" - засмеялся Пашка.
Ирина смотрела на него сквозь застилавшие глаза слезы и думала: "А ведь у него моя улыбка".

"Я люблю, тебя, Пашка!", так сказала Ирина выходя из палаты и чувство это крепло, силилось в ней, разливалось и заполняло все ее существо.

А потом, стоя на кухне и долго глядя на букет тюльпанов и открытку с милым, пушистым зайцем, на которой Пашка написал: " Я люблю тебя, мама!", плакала, теперь уже от переполнявшего ее счастья, и чувствуя как лопнула в ней какая-то пружина, как легко и свободно стало теперь ей жить.

Ирина вынула тюльпаны из воды, поднесла их к лицу, вдохнула аромат весны, новой пробуждающейся жизни и прошептала: "Я так люблю тебя, Пашка!"