Чужой не о любви

Он снова звонил сегодня и снова говорил не с Надей, а с ее мамой. Это было и пугающе, и неприятно. Мама тоже была в замешательстве:
- Юра звонил.
- И что же он хочет?
- Хочет, чтобы ты немедленно вернулась домой.
- Это почему же?
- Он говорит, что ты здесь находишься под дурным влиянием. Что твоя подруга Валя учит тебя пить, курить и ругаться матом. Что тебя надо спасать. И срочно.
- Мне что пять лет? А ты что об этом думаешь?
Мама озадаченно молчала.
- Я не знаю.
Наде было двадцать шесть, за плечами распавшийся брак, а на плечах маленький ребенок, в воспитании которого биологический отец не принимал ни морального, ни материального участия, честно говоря, даже и не видел никогда дочку. Четырехлетний опыт работы в школе. Ну и вот Юра по выходным или еще когда от жены вырвется.
- Что-нибудь еще говорил?
- Да. Сказал, что если ты завтра не вернешься, он тебя бросит.
- Вот интересно, почему он все это говорит тебе, а не лично мне?
- Я не знаю, - опять повторила мама. – И что же ты решила? – вскинула брови.
Надя ответила медленно и спокойно:
- Я никуда не поеду. Нам здесь осталось быть два дня, вот мы их тут и проведем... Почему мы должны менять из-за него планы?
- Но ведь вы же вроде в отношениях, ведь он же... – мама запнулась, - он тебя бросит.
- Мне все равно. Мне все это надоело. Пусть делает, что хочет.
...Лето. Самое решительное время в жизни учителей: время смены работы и разводов. Потому что в течение учебного года как-то не до этого.
 
Образовательный и воспитательный процессы поглощают тебя полностью. Целый день несешь разумное, доброе, вечное. Никто тебе в этом не помогает, а только мешают: ученики – энергетические вампиры (это еще в лучшем случае), начальство – церберы, родители – постоянно на всякий случай в боксерской позе. Вечером ты уже как выжатый лимон, тетрадями к тому же по уши увешенный. Ну а к ночи – наша любимая рефлексия! И, конечно, КЛАССНОЕ РУКОВОДСТВО.
 
«Мамочка, о  чем ты все думаешь?» - спросила один раз ласковая дочка. «О детишках», - честно ответила Надя. – «Так ведь это же обо мне? Ведь это же я твой ребеночек!».

 Надежда прослезилась, неуверенно кивнула и виновато промолчала. «Как приятно, мамочка, ты все время думаешь обо мне!» - заликовала Сонечка. Стало безумно стыдно: Надя гораздо больше размышляла о двадцати шести учениках своего класса, чем о собственной дочери!

И вот долгожданные каникулы! Столько энергии у учителей высвобождается! И куда же ее приложить?

Из возможностей летнего отдыха – одно единственное направление: в суздальскую квартиру покойной бабушки, где прошло все каникульное детство, да и то только на месяц, потому что сдана квартирантам. Больше просто ни на что денег нет, хоть и работала Надя всегда на двух ставках, плюс классное руководство, плюс кружок – шесть дней в неделю.
 
И здравствуй, Суздаль! Целыми днями закрепощенная, словно в ссылке, заботами о дочке. Завтрак, обед и ужин, перемежаемые прогулками, стиркой и уборкой. Несложный распорядок с перерывом на ее дневной сон. И каждый день, как день сурка.
 
Друзья, еще работающие родители и любовник - в Иванове. Из детсткой и юношеской бытности в Суздале - НИКОГО. Ну разве что находящаяся в вечном декретном отпуске, в прошлом работник общепита, Валюха. Так у нее день сурка свой! Разборками с мужем-алкоголиком разбавленный. «А что ж у твоего-то нога в гипсе?» Отвечает неохотно: «Да с лестницы его спустила». - «За что?» - «А знал чтобы...»

История «падения» мужа и впрямь поучительная: «На элеваторе работал он, вместе с другими, зерно ворошил. Завербовался на лето, там и жил. Прямо в зерне и спали. А там доярки две, ух и сучки! Подлезли ночью к рабочим самогона попить, да и полюбиться. Ну, эти охальники и давай очередь занимать. И мой занял...» - «Так ты за измену его что ли?» - «Да какое там! Проспал он свою очередь! И тут сплоховал! А мне перед мужиками аж стыдно! Заходили они ко мне, смеялись: «А твой-то!..» Ну и пиннула я его. Неумеху. И из дому шуганула». - «Так ты же радоваться должна! Что он тебе верен остался». - «Да ну его! Одним словом, козел!» - выражений Валька не выбирала.
 
Когда Валюха вторым забеременела, Надя долго думала и пришла к неожиданному восторженному выводу: «Валька, так ты же просто героиня!» Жила повариха в жуткой нищете. Осторожно повела недобрым глазом: «Героиня? А я вот все думаю: уж не дура ли я?»
Когда Надя первый раз этим летом боязливо постучала в Валюхину дверь, та довольно расплылась в улыбке: «Ну здравствуй, коли не шутишь. А все говорят, что я такая-сякая. А ко мне вот какие люди идут! С высшим образованием. Учитель, не абы кто! А помнишь Валюху-то! Знать, не так я плоха!» И снова возобновилось их общение.
Дом был старый, наполовину деревянный, многоквартирный, на ладан дышал. Квартира Вальки кишела тараканами, каждый раз Надя перетряхивала свою и Сонину одежду, возвращаясь от нее. Деньги у Вальки водились только в двух случаях: когда они с матерью новый венок продадут (единственная комната была на треть заставлена этими траурными принадлежностями и материалом для их изготовления) и в день получения детских пособий. Тогда Валентина надевала чистую одежду, подкрашивалась и с колясочкой и вторым ребенком на руках размашисто зашагивала на почту. Удовлетворенно шуршала купюрами. Сразу покупалась водка. «Валя, а почему же ты водку покупаешь, а не еду для детей?» - осторожно спрашивала Надя. «Я ж им хлеба буханку купила и молока, остальное – с огорода», - якобы непонимающе резала в ответ Валюха. «Да ты не спрашивай много-то, выпивай», - всегда предлагала «хлебосольная» хозяйка. Предлагала, конечно, для приличия: водку Надежда не пила. И только с тихим изумлением наблюдала, как Валька размашисто наливала себе, мужу и любому, кто зашел на огонек, водочки в основательный хрустальный сапожок – такие уж забавные были в этом доме рюмки. Закуска, действительно, была с огорода: кроме буханки черного, и зеленый лучок, и соленые огурчики, и вкусно пожаренные с чесноком кабачки. Валька была все же дипломированным поваром.
С бытности работы в ресторане осталось лишь одно наследство: лишний вес. Тростиночкой Валюха никогда не была, а уж когда пошла учиться в кулинарное, ее еще больше разнесло. «Думаю, в дверь скоро не пролезу», - серьезно-самокритично говорила тогда она: всегда резала правду-матку в глаза. «Так как же так, Валя? Неужели ничего сделать нельзя?» - деликатно интересовалась Надежда. «Да что ж сделаешь-то?.. Вот готовлю я четыре противня тЕфтелей. Уж ем-ем, ем-ем... Уж и есть больше не могу. Ну, схожу в туалет – два пальца в рот, и опять: ем-ем, ем-ем.»
Волосы у Валюхи были сильные, черные, как воронье крыло, а глаза большие, странно-голубые, пронзительные и уже не лицо, конечно, а ряха. Но что-то было в ней завлекательное: и вечный черный юмор, и прямота, и порой улыбка добрая, со спрятанным отчаяньем напополам.
Так и общались: дети играли вместе, матери неторопливо лясы точили о том о сем. Кроме речки и магазина по праздникам, и не ходили никуда. Надя старалась не захаживать к Вальке часто: ей не очень нравилось, что Сонечка видит этот сурово-мрачный быт, старалась, чтобы не слышала она мата и резких подружкиных речей. Но выбора особо не было, да и очень уж тошно было одной.
И тут на последние две недели отпуска приехала Надина мама. Вот он шанс: выбраться наконец из дома без ребенка. Но куда же идти?
«Все равно!» - решила она в субботу вечером. Часто вспоминала, как в юности ходили с подружками в городской сад на дискотеку. Уж больно хороши летние суздальские ночи! Когда говорят с тобой и небо, и звезды, и эта загадочная тишина ветвей сквозь манящие огоньки фонарей. Надя мечтала опять почувствовать эту щемящую сердце неизвестность: что-то будет сегодня вечером! Ведь Суздаль был всегда ее Королевством, ее Колыбелью, Святая святых, она знала его и любила до кончиков пальцев, до остановки сердца при виде его колоколен. Каждая тропинка, каждый кирпич в могучей кладке Спасо-Ефимиевкого монастыря были ей милы и дарили чувство любви и защищенности.
Юра наезжал к ней за месяц всего один-два раза. Величаво поговорил о чем-то с соседками, и они прям счастливо зарделись от его внимания и взрослой мужественности. Надька-то всегда была для них какой-то непонятной, чужеземной птицей. И чего ей надо-то при таком мужике!
Поэтому когда она появилась в субботу вечером во дворе в шелковой леопардовой кофточке, миниюбке и белых лодочках (все это впервые за месяц надетое!), это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Шла энергично, решительно, весело, летела просто навстречу празднику.
Дом, где проживала почившая номенклатурная бабушка, был населен суздальской «элитой» послевоенного времени, которая и выкатилась во двор словно по случаю Надиного появления: «Это куда это ты так расфуфырилась?» Соседки взирали явно неодобрительно. «Куда надо», - что-то объяснять не хотелось. «А вот мы и скажем, кому не надо!» - «Как вам угодно!» - сказала на ходу и дальше полетела.
От бабушкино каменного, снежно-белого (оставшаяся с советских времен табличка до сих пор гласила «Дом образцового санитарного состояния») до Валькиного, наполовину деревянного, на одну сторону просевшего, но изумрудного – всего несколько метров по улице Ленина, но в направлении, конечно, противоположном от райсовета. Пока летела по пустынной обычно улице, не один, а даже два мужика присвистнули: «Вот так красуля!»
И к подруге с размаху. Бухнула: «Пойдем сегодня на дискотеку!» Валька вышла почему-то в одном тапке, с огромной дыркой на халате. Сразу опустила: «Ты посмотри на меня. Какая мне на фиг дискотека». Обидно было до слез. А что же делать... В этом забытом богом дворе была так нелепа Надина леопардовая кофточка! Смирение вперемешку с отчаяньем.
«Гроза, кажись, будет, - протянула Валька. – Глядь, накрывает как. Давай на лавке вон посядем, потрендим, пока дождя нет». Вымученные разговоры: детские болезни, козни свекрови, драки соседей среди обрубков от снятых капустных кочанов. «А Степан-то раз его отбросил, а он головой прямо на обрубок – и осудили на три года Степку-то». Двор перед покосившимися сараями был практически пустой, суббота, народ на дачи разъехался: мало им грядок прямо у дома, «дачу» хотели, как настоящие городские.
«И не знаю, чего меня так боятся... – размышляла вслух Валька. – Ну мужа с лестницы спустила... Так за дело же... А что Светке космы повыдергала, так тоже не просто так: чегой-то плойку мою зажилила. Я ей: «Воротай». А она мне чуть не в лицо ее бросила. Я гляжу: а плойка сломана. Ну и как было ей не вмазать?..» «Так ты просто хулиганка, Валька!» - «А пусть знают...» - довольная улыбка.
Пыточно-медленно спускались сумерки. Приехал на велике незнакомый молодой парнишка: «Че сидите, как две кокуры?» - «А ты хорош зубы скалить, - мгновенно отбрила повариха, - кати куда катил». Послушно укатился. «Кто это был, Валюха? Я его никогда не видела». - «Так Димка это, сосед мой. А не видела, потому что нет его здесь обычно, он от милиции прячется, вот и является только в ночи».
Валька уложила детей. И неторопливый, томительный для Нади разговор продолжился. Медленно спускалась темнота. «Погоди-ка! - вскочила вдруг Валюха. – Собаки что-то лают. Чужой где-то ходит». Сидели у дворового туалета – да-да! отходное место у них было на улице! А вокруг него крапивные заросли. Курятник неподалеку. «И курицы кудахчут, волнуются, - задумчиво заметила Валька, - да говорю тебе: чужой рядом». -« Да где же? – возразила Надя. – Ни единой живой души вокруг».  Подруга сделала небольшой осторожный круг: «Так-то так. Но... К грозе, быть может...»
В час ночи отключили городские фонари. Осталась светить единственная лампочка у туалета – а рядом маленькое убежище девушек: деревянная лавка. Курицы успокоились, видно, уснули. А глазастая Валька опять всполошилась: «Чегой-то?» - «Да что опять?» - «В воротах голова чья-то черная!» Надя пригляделась: «Да нет никого. Показалось тебе». - «А вот опять!» - «Слушай, Валя, если ты что-то подозреваешь, ну дойди до ворот и посмотри!» - «Что я дура что ли? Не пойду!»
Вместе с радостным, кратким звоночком снова заехал во двор Димка, уже основательно где-то набравшийся, тут же с велосипеда упал и смачно плюхнулся между подругами на скамейку: «Можно что ли?» Валька равнодушно промолчала, а Надю никто и не спрашивал. «Ты где же, милок, так назюзюкался?» Парень говорить практически не мог, что-то невнятное мычал. И вдруг у него словно голос прорезался: «Валюха, я знаю: ты все можешь! Найди мне, пожалуйста, женщину!» Сначала воодушевленная комплиментом, Валька мгновенно сникла: «Да я, конечно, многое могу. Но где же я тебе женщину в час ночи найду?.. – И немного подумав: - Ну разве что ту, что рядом с тобой сидит». Димка поднял на Надю мутные глаза. Был он такой светленький, молоденький и симпатичный! Доверчиво, немного по-детски потянул к ней свои ручонки. По которым сразу и получил! «Оставь меня в покое!» Еще несколько раз, правда, попытки свои возобновлял, но с тем же результатом, и вдруг внезапно успокоился, обмяк и уснул, доверчиво привалив голову на Надино плечо. Девушка попробовала его отбросить, но в конечном итоге уступила. И Димочка часа два так и проспал у нее на плече под унылые женские разговоры.
Периодически заходились лаем собаки. «Говорю тебе: не то что-то сегодня! Ходит кто-то неподалеку», - опять и опять волновалась Валька.
Ровно в три часа ночи, как по будильнику, Димка открыл глаза. И обрадовался: «Здрасьте, девчонки! А давайте выпьем! У меня родители на выходные уехали, хата свободная! Айда ко мне!» - «А давай, коли не шутишь!» - воодушевленно встрепенулась в ответ Валюха. – «Здорово! Я быстро. Счас на велике за бутылкой сгоняю. Одна нога здесь... А вы меня в квартире подождите, кино что ли посмотрите», - решил парень мгновенно.
Жил Димочка на первом этаже: вход со двора, а окна все на улицу, прямо из асфальта вырастали. Девчата расположились в ожидании на кухне, веселым светом озаренной. Жизнь налаживалась. Парень действительно вернулся быстро. Сказал: «А я не понял: что за мужик у меня под окном сидит?» Надя и Валя пожали плечами, а он продолжил рассказ: «Я поехал – он сидит. Приехал – опять сидит». - «И что же?» - было ничего не понятно. – «Ну я и спрашиваю его: «Ты что тут сидишь?» - «А он?» - «А он молчит». - «А ты?» - «Ну я и вмазал ему. Нечего тут сидеть». - «А он?» - «Упал». - «А дальше?» - «Да не знаю, я к вам спешил». Все дружно захохотали, наслаждаясь удалью молодецкою.
«Ну, так к столу что ли, девчонки!» - пригласил хозяин и победно опустил бутылку самогонки на стол. «Давай», - довольно улыбнулась Валя. «Что это? – поморщилась Надя. – Я такое не пью». - «Как так? - удивился Димка. – А что же ты пьешь?» - «Ну, может, шампанское...» - «Ну такого в Суздале днем с огнем не найти, тем более в три часа ночи. Уж извиняйте! Могу соком тебе разбавить, чтоб не так крепко». - «Ну давай, попробую,» - примирительно согласилась Надя.
В квартире у Димочки было довольно богато и уютно. Блестели чистотой настольная скатерка, плита и раковина. В оформлении были розочки-цветочки. Парень лихо выложил нехитрую закуску – и пошло веселье. Смеялись на всё. Больше на слегка наивные Димкины шутки. Потом на карты. Хотели поиграть – а они оказались с порно-картинками. Рассматривали каждую – и взахлеб комментировали. Решили сразиться в игровую приставку – и снова хохотали и даже повизгивали временами. Самой азартной была, конечно, Валюха.
«Книжку бы какую почитать, а то у меня все закончились,» - неожиданно пришло в голову Наде. Обследовав в отсутствие хозяина квартиру, она была приятно удивлена обилию и качеству книг в родительской спальне: «Я видела, у тебя там даже Набоков есть, я его очень люблю. Можно выберу что-нибудь?» - «Конечно, выбирай!» -«У-у-у, - нахмурилась Валька. – Книжечки – это уж без меня! У меня дети одни дома. Пять утра уже. Пойду, погляжу, все ли в порядке», - и с хитрым видом удалилась.
Надя любовно, с огромным удовольствием выбрала себе книгу, Димочка был щедр и внимательно-любезен.
Снова перебрались на кухню, и вдруг парень начал расстегивать рубашку. «Ты что это раздеваешься? – смеялась Надя. – Соблазнить меня что ли хочешь?» - «Да жарко просто тут», - невинно отреагировал Дима. Внешне он был очень приятный: и светловолосый, и голубоглазый. И голый торс его с эстетической точки зрения радовал глаз: всюду кубики, такая нежная розоватая кожа! Но Надя только взахлеб смеялась: парень напоминал ей невинного младенца. Ну уж нет! Только не это с ее печальным жизненным опытом. «Ты очень хороший, Димочка, - сказала она с улыбкой, - но мне все это не нужно. Смешно просто». И снова расхохоталась. «Как же тут все-таки жарко»,- повторял парень, поглаживал свою грудь и…тоже улыбался.
Ситуация начала приобретать опасное направление. Пора делать ноги: «Пожалуй, Дима, я пойду».
Парень только что-то хотел пошутить в ответ, как раздался оглушительный звон разбитой форточки и в ней показалась голова! И до боли знакомым голосом выкрикнула вдруг с агрессией: «Не ждали!» - «Юра! – воскликнула Надя. – Как ты сюда попал? Ну заходи. Это надо дом обойти». - «Да уж приду!»
Надя быстрее побежала к выходу. Видя напряженное состояние Юры, она закричала на бегу Димочке: «Быстро запирай дверь!»
Дальше все случилось стремительно. Даже и непонятно, как Юра успел попытаться наехать на Вальку, которая пряталась за штору на своем втором этаже, когда тот истошно орал: «Выходи, грязная сводня!» - «Дура я что ли? Конечно, не выйду».
А Надя уже была во дворе. Розовое небо, изумрудная трава... Подняла глаза, увидела перед собой ниндзя: Юра был одет с ног до головы в черное, черные резиные сапоги, черный накидка-плащ и даже... огромный черный бинокль на груди, который потряс больше всего: человек явно готовился! Только и успела прошептать его имя – и уже лежала на траве, получив сокрушительный удар в челюсть. Сознание возвращалось потихоньку. А мир вокруг был так прекрасен. Розовое небо, изумрудная трава... Девушка поняла, что обидчик на этом не остановится: «Дима, запирай дверь!» и «Юра, не трогай его! Он ни в чем не виноват! Бей лучше меня!»
Парень успел закрыть только дверь на улицу, а более основательную дверь в сенях нет. Ниндзя одним ударом ноги выбил в щепки первую и какое-то время бил Димку между дверями. «Юра! Нет! Не тронь его! Остановись!» 
Наконец, потасовка закончилась. Юра помог Наде подняться: «Пошли отсюда!» И за сумку потянул. И Надя пошла, как коза на привязи. Перед глазами стоял ниндзя с биноклем: «Как же ты мог?»- «Я с вечера за тобой наблюдал». - «Так это ты сидел под курятником? И голова твоя была в воротах? И под окном ты?» Он не отвечал. «Я тебя заставлю, сука, прощения у меня просить». - «Так за что же, Юра? Если ты все это время был здесь, ты же видел и слышал, что я ничего такого не сделала и ни в чем не виновата». - «Да. Но ведь могла бы сделать. Если бы я не вмешался». - «Ничего подобного. Не было и быть не могло». - «А я вот не уверен. Проси прощения!» - «Так за что же?» - «Да я убью тебя сейчас просто!» - «Так убей! Мне уже все равно».
Юра накинул ей на шею ремень от сумки и принялся душить. Надю спасло чудо: ремень от напряжения лопнул. Шея разжалась, девушка принялась натужно кашлять. Все это отрезвило Юрия: «Ладно, прощения проси». - «Прошу прощения, - хрипела Надя, - только скажи за что». Мужчина задумался. «За то, что все время попадаешь в двусмысленные ситуации». «Ну, хорошо. Прошу. Только это ничего не изменит. Что ты от меня хочешь?» - Надя на все была согласна, ей было все фиолетово.
Юра раздраженно махал правой рукой, как будто отмахиваясь от нее и ее вопросов, его лицо искажала гримасса боли. «Черт! Рука болит как! - и он опять тряс ее в бешенстве. – Колонку мне найди! Ополосну хоть, может, полегчает». Колонка-то рядом, но боль не прошла.
«Что же ты надел, Юра?» Надя была в коконе своего страдания, а он своего – физического. «Пойдем на речку. Там и поговорим».
И они рассветно вступили в самое сердце Суздаля. Берег левый, берег правый... Надя взошла, как Королева, в свою вотчину. Вот оно, чудо этого удивительно красивого древнего города! Два монастыря: белый Покровский, в прошлом женский, и мужской кирпично-красный величественный и неприступный Спасо-Ефимиевкий, и разделяющая их маленькая, нежная Каменка. Красный - на высоком берегу, а белый - на пологом. Говорили, что под рекой во время реконструкции нашли подземный ход, монастыри соединяющий. Так уж стремились монахи и монашки соединиться в священном экстазе. Древняя легенда гласила, что большее количество подземных метров прокопали женщины, а мужчины копали более широко, да лениво. Мысли о тех временах всегда будоражили Надино воображение...
Юра, страдая от боли в руке, вдруг впал в какое-то мрачное оцепенение. Так что говорила в основном она:
- Что же ты наделал? Ведь ты же замдиректора комбината, уважаемый человек в Иванове. Ну, подумай. Приезжаешь сюда, как бандит, черный плащ, еще и с биноклем, избиваешь молодого мальчишку. Тебе вообще сколько лет? Ты же его больше, чем в два раза старше. А повел себя, как сопливый подросток. Ну как же тебе не стыдно? Вот вернутся сейчас с дачи его родители. Между прочим, примерно твои ровесники. И что они увидят? Разбитое окно, выбитую в щепки дверь и избитого сына. И как ты думаешь, куда они сразу пойдут? Я думаю, что в милицию. И тебя будут разыскивать. Это, конечно, другая область и я тебя не выдам. Но ведь там были и другие люди, которые тебя видели. Тебя посадят.
Надя, конечно, лукавила: ни при каких условиях родители не обратились бы в милицию, но говорить этого Юре она не собиралась.
В тот момент девушка, конечно, и не предполагала, что последует дальше.
Что когда она прокрадется в это утро в бабушкину квартиру, мама откроет глаза:
- Что у тебя с лицом?
Челюсть у Нади была свернута, губа разбита, на шее следы от удавки.
- Юра приезжал, - только и сказала она.
- Сволочь какая...
Что когда днем зайдет к Вальке, встречена будет, как народная героиня! Все немногочисленные жители дома чуть не кланялись и разговаривали очень уважительно.
- Что же такое? – поинтересовалась Надя, явно озадаченнная.
- Так все восхищаются тобой! – выпалила с горящими глазами Валька.
- Почему?
- Так как же? Говорят, ты, жертвуя собой, Димку защищала.
- А что я делала? – в голове происшедшее виделось довольно смутно.
- Так ты же кричала: «Лучше меня убивай, парня не трогай!»
- Понятно.
- Они теперь все только одного хотят: отомстить чужаку. Ты хоть знаешь его? Кто был-то? Откудава он? Из Иванова что ли приехал? Адрес дашь? Они ему морду начистят.
- Да не знаю я его адреса, - даже и не соврала Надя. – И как найти не знаю.
- Ну ладно, думай давай. А то народ готов, - Валька в предвкушении потирала руками.
- А с Димкой-то что?
- Так сильно избил его этот-то. Он на даче прячется, выхаживается. Рот полностью разбит, есть не может, а пить – только через соломинку.
Что потом пройдут в раздумьях две недели. Димку Надя так и не видела. Маме периодически звонил Юра и угрожал расставанием с дочерью. Медленно заживали следы побоев. Вот и приблизился последний день отпуска.
Надя зашла к Валюхе, чтобы попрощаться и вернуть взятую у парня книгу. Целый день шел дождь, и вечер тоже был довольно сумрачным. «Ну вот и все. Уезжаю я. Спасибо за все». - «Да не за что», - с чувством собственного достоинства, степенно отозвалась хозяйка. И немного запнувшись: «Ну, ты если что еще приезжай. Не забывай Валюху-то». - «Хорошо».
Раздался стук в дверь. На пороге стоял Димочка с широкой улыбкой: «А я, девчонки, к вам!» - «Вона кто пожаловал», - обрадовалась в ответ Валентина. – «Хочу с вами выпить!» - «Прекрасно!» Только зря хозяйка размечталась: в руке Димочка сжимал бутылку шампанского! Валька буркнула: «Пейте сами свой лимонад». Дала стаканы и удалилась.
Так и распили бутылочку прямо в коридоре. Шампанское в Суздале! «Да как же так? Ты же говорил, что не найти его». - «Да нет, нашел возможности», - радостно смеялся Димочка. И Надя поняла, что сделал он это исключительно для нее. В душе стало как-то хорошо и тихо. Сидели на ступеньках и болтали о том о сем.
«А пойдем гулять!» - предложил парень. – «А пойдем».
Суздаль встретил их ночным туманом, но дождь пока не начинался. Они долго бродили по знакомым с детства улочкам, дорогим сердцу изумрудным тропинкам, освещенные фонарями и какой-то ребячьей радостью долгожданной встречи. У них обоих были разбиты губы, смеяться было больно, что делало их шутки еще трогательней. Сильный ветер, предвестник дождя, застал их около колокольни. «Давай туда заберемся!» - «Давай».
Лестница основательно продувалась со всех сторон, и пришлось опуститься на ступеньки, чтоб хоть немного укрыться от порывов ветра. «А давай поцелуемся!» Целоваться обоим было больно и безумно смешно.
«Я буду тебя ждать на остановке каждую пятницу в шесть часов вечера. Приедешь?» - «Я не знаю, Димочка. У меня работа, маленький ребенок и денег особо нет». - «А я буду ждать...»
Вот что было дальше. А пока Надя этого ничего не знает. Просто на берегу Каменки с тихой обреченностью смотрит на этого так отчетливо и бесповоротно ставшего чужим человека и умоляет:
- Ты просто уезжай, Юра. И как можно скорее. Уезжай.

25.11.2025