Часть двенадцатая. Необщее выживание

Часть двенадцатая. Необщее выживание.

- Но женские мускулы обязательно проигрывают мужским.

Г. Гаррисон. Не очень точная цитата из повести «Неукротимая планета».

Вместо эпиграфа…

...В дальнейшем мы ругались. Я не могла объяснить бывшим родственникам мужа, что мне мужчину на себе не поднять. И всеми остатками здравого смысла оценивала ситуацию, как думала, правильно...

- Такси приедет через пять минут. - Сказала моя старшая дочь нейтрально и очень спокойно.

- Таксист, если увидит мужа, лежащего в этой рытвине, он ни за что нас, обратно, на вокзал не повезет, - понимала я. - Не сможет водитель машины, ни за какие деньги не сможет он, преодолеть естественного отвращения к подъему человека из - под земли, погрузке его, грязного, в свою любимую машину.

И перевозке…

Не вынесет у водителя его нежная душа такой порчи его машины. Провальную акцию придумала моя старшая доченька.

- Ладно, - сказала я. - Оставлю я вам тогда мужа. Вытаскивайте его сами из земли, как знаете. А мы на автобус пошли. Уедем на вокзал, а там в Москву. Пошли! - Кивнула я дочери.

А вы присылайте потом мне мужа, если захотите, хоть в целом виде, хоть посылками, хоть по частям. Лишь бы он дошел постепенно до места своего постоянного, в нашем городе жительства...

И развернулась, собираясь совсем уйти.

Всегда удивлялась, как Окончательная и Последняя Решимость, действует на людей. Всегда старалась быть мягкой и нерешительной, потому что, сказавши однпжды, что уходишь, надо уходить насовсем.

Нельзя после Последних и Решительных Событий останавливаться на полдороге!

Я разворачиваюсь, чтобы уходить. И что - то менялось за моей спиной.

Жанна, племянница мужа, и Диля, его двоюродная внучка, вербуют старшую мою дочь, чтобы она им помогла. И группой полностью рассвирепевших женщин, старательно вытягивают мужа из ямины.

Мужчина ворочается, корячится и хрипит. Ругаться он уже не в силах, сорвал себе голос.

И это хорошо!

Потому что если бы он послал снова матом, всю бабскую команду разом и каждую исполнительницу, по отдельности, то развалился бы женский триумвират.

Почтение к Мужчине в этой семье заложено еще среднеазиатскими нормами почитания Хозяина Дома. Оно распространяется на всех мужчин этой семьи.

Поэтому хорошо, что муж сорвал горло от возмущений, ругательств и мата, давно не пил он воды. Сейчас он даже не хрипит, он висит между всех женщин и моргает глазами.

Каким - то чудом, к моменту приезда такси, наш муж оказался водружен в свое собственное инвалидное кресло.

Каким - то чудом водитель такси оказался мужчиной. Он не заметил, в неверном свете фонарей, насколько был грязным муж, вытащенный из - под земли.

Водитель такси деятельно включился в тяжелый процесс запихивания мужа из кресла инвалидного, на заднее сиденье машины.

Я тоже нашла себе занятие. Привычно паковала кресло, утрамбовывая его в багажник. Инвалидное кресло почему - то подчинялось только мне.

В других руках выпускало лишние углы, скреблось колесом, цеплялось рычагами…

Поехали, как только загрузились, без слов прощания с родственниками, без эмоций, без слез…

Потом будет время осмыслить, что же произошло этим вечером, если только выживем...

Настолько я близко подошла к пределу собственных сил, что если бы не ответственность и страх за всех остальных, то положили бы меня на дорогу, только чтобы без забот. Ч так бы и лежала на дороге, отлёживалась бы, не ощущая холода. И не двигалась бы столько свободного времени, без сил и без чувств…

А еще лучше, просто, легла бы и сдохла!...

… Уже подъезжаем к вокзалу. Все мои побеги и пробежки под луной - один плевок километражом, пять минут езды, для проворной машинки нашего водителя.

Ему старшая дочь скидывает купюру покрупнее, омтавляет "на чай". И наш водитель выгружает нашего мужа, почти без нашей помощи.

Теперь я ученая. Сначала младшего ребенка нахожу. Он так и сидит, нас ждет в здании Каширского железнодорожного вокзала.

- Ты прав был, - говорю человеку я. - Когда самостоятельно решил. И когда уходил. Не родственники они нам больше после таких взаимных высказываний!

Но время никому из нас нельзя терять. Осталось всего две ночных электрички на Москву, которые проходят через поздней ночью через Каширу.

И надо обязательно дорогу, как трассу посадки - высадки просмотреть. Чтобы суметь и привезти мужа на посадочный перрон, чтобы не вывалить его по дороге под колеса электропоезда.

Со старшей дочерью идем разведывать дорогу.

- Я здесь мужа с креслом не провезу, - понимаю, проходя деревянным настилом через ступенчатые покрытия деревянных полов, ведущих к перрону и к остановке электропоезда.

Мы возвращаемся. И на крыльце встречают нас два полицейских из службы линейной полиции.

Допрос ведется на ходу:

- Что делаете здесь ночью и почему оставлен был без присмотра инвалид в инвалидном кресле. - Моя дочь сориентировалась первой. Она говорит:

- А, может быть, вы нам поможете?... Мы приезжали сегодня из Москвы в Каширу, чтобы напоследок увиделись родственники. Но там, в Кашире у вас, такое бездорожье, что мы на кресле инвалидном, проехать к дому нашей родственницы не смогли.

Теперь, без вашей помощи, не сможем никак инвалидное кресло на перрон, вместе с инвалидом, вывезти.

Дочь может так говорить, понимаю я. Она очень ещё молодая и красивая.

А я так устала. Мне нечего больше терять.

Поэтому говорю, повторяю манеру допроса, где прокуроры делятся на добрых и злых прокуроров:

- Мы все равно не сможем вытащить кресло с мужем на посадочный перрон. Там слишком тяжелая для нас дорога.

Мне проще оставить его, мужа моего, здесь, под ваш присмотр. Мы сами уедем, вместе с детьми, в Москву, последней, ночной электричкой.

Иначе вокзал закроют на ночь. И негде нам будет ночевать. Не можем же мы сидеть в октябре на ступеньках и замерзать всем цыганским табором.

А мужа беспомощного оставим вам. Вы заберете его в обезьянник. Он там прилечь сможет. И не замерзнет за ночь до смерти.

Ему водички тепленькой надо найти и обязательно дать.

А мы из Москвы, когда вернемся, обязательно запросим, телефонным звонком или письмом, чтобы нам вернули нашего мужа в Москву.

Потому что сегодня, я сделала все что могла. И даже больше, чем могла. намного больше...

Я только не знала пока ехала к вам, сюда, как могут встрече родственников помешать Ваши каширские неправильные дороги!...