In vino veritas

I
«Истина в вине» - выражение, которое мы знаем в латинском варианте с I века н.э. из трудов Плиния Старшего, а в греческом – с VII века до н.э. из поэзии Алкея. В греческом «истина» звучит как «олифис», откуда, кстати, «оливки» – замечательное гастрономическое дополнение к вину. Есть у этого афоризма и продолжение - про воду и здоровье, но оно нас не интересует. А интерес у нас в данный момент именно к вину, и не просто как к сбродившему виноградному соку, а к взаимосвязи вина и той самой «оливки» - истины.
Ваш покорный слуга имеет к вину неустранимое пристрастие. Правда, в трудовые будни от вина я дистанцируюсь максимально, даже дегустаций себе не позволяю, поскольку вся эта органолептика пусть остается специалистам, это их работа – брать «на глаз», «на нос», «на язык» и «на нёбо», не буду отбирать у них хлеб. Понимая и ценя достоинства благородного напитка, я тем не менее предпочитаю брать его «на разум», «на душу». Это уже совсем иной труд, требующий совершенно иной квалификации. Я тоже «вкушаю» вино, но, скорее, в некоем суфийском значении, где «вкушение» - это метафора творческой интуиции. Вот и в моем доме в период «творческих отпусков», которые всегда выпадают на школьные каникулы, вино льется рекой, поскольку иначе никак не достичь необходимого результата. К истине не пробиться одним бокалом, тут нужен поток.
II
Мифологические (и во многом исторические) эпосы практически всех народов так или иначе отсылают нас к «божественному», «сакральному» напитку, который вкушали либо исключительно жрецы, либо участники обряда, либо же пили всенародно в дни празднеств или просто в тот момент, когда необходимо было установить «связь с богами».
В древнегреческих мифах – это нектар, в древнеиранских источниках, у зороастрийцев – это хаома, в древнеиндийской «Ригведе» – это сома,  в нартском эпосе адыгов - это санэ, в «Младшей Эдде» древних скандинавов – это мед поэзии, в исламе – вино Адама (Завета, Возлюбленной), у христиан в обряде причастия – это кровь Христова и так далее.
Основная задача «божественного» напитка, как мы уже выяснили, – помочь в установлении связи с богами. Вино как бы стирает индивидуальность пьющего и позволяет ему раствориться в божественной любви. В поэзии фарси есть такой эпитет – «пьянящее вино бессамости». Но! Лишившись «самости», пьющий становится беззащитен как в реальном мире, так и в вышних мирах, уязвим к влияниям не только добрых, но и злых начал, и здесь очень важно не заблудиться, не «перепутать двери».
В исламе, например, вино – напиток дуальный. Творец вина – злой дух Иблис. Вначале он иссушил виноградник Адама, а затем подошел к засохшему винограднику, свернул голову павлину, выпил его кровь и обрызгал ей все кругом. В тот же миг на винограде зазеленели листочки. Тогда Иблис убил обезьяну и окропил её кровью лозу. Когда на ней показались плоды, он зарезал льва, и гроздья напитались его кровью. Когда они стали поспевать, демон принес в жертву свинью, и кровь её проникла в сладкие ягоды.
Знакомые стадии опьянения? Слегка выпив, человек забывает о своих недостатках, зато вспоминает о достоинствах, расправляет плечи, «распушает павлиний хвост». Начинает «кидать понты», как говорят в народе. Добавив алкоголя, начинает шалить, совершать глупости, лезть к окружающим с «обезьяньими ужимками». Затем, на новой стадии, пьющий вино ощущает прилив сил, становится агрессивным, «аки лев рыкающий». А на излете ведет себя по-свински, что называется - «мордой в салат».
При этом для избранных – поэтов, мудрецов, жрецов, суфиев – вино становится источником вдохновения, мудрости, просветления, вином Завета, Адама, Возлюбленной. Речь, конечно, идет не про француза Жана-Баптиста Адама, который выращивал рислинги и гевюрцтраминеры в Эльзасе, производя тихие белые, игристые и прочие вина, нет, не о нем, речь идет о первом человеке на земле.
III
«Возлюбленная» в исламской поэзии - это образ Бога. Поэт выражает свою любовь и стремление к Богу через метафоры, где его Возлюбленная становится отражением священных писаний и Божественного. И здесь вино действует совершенно иначе, пьющий не проходит через стадии «павлин», «обезьяна», «лев», «свинья», а, наоборот, опьянение в обязательном сочетании с любовью возносит человека к недосягаемым вершинам: «…опьяненность любящего приносит свои плоды: наружно его индивидуальность (та’айюн) исчезает, заменяясь индивидуальностью Возлюбленной. Затем Возлюбленная вновь являет Себя в обличье любящего как Виночерпий (саки). пьянящее вино бессамости, либо чашу (джам) божественной любви». То есть все перед опьяневшим поэтом или мудрецом превращается в Божественную любовь: и виночерпий, подливающий вино в чашу, и само вино, и даже сама чаша. Вот как описывает этот процесс исламский поэт-суфий Ибн Карбалаи (конец XVIв.): «Истинно, Всемогущий Господь имеет вино для Своих друзей; и оно таково, что когда они пьют его, оно пьянит их; опьянённые, они радуются; возрадовавшись, они расслабляются; расслабившись, они смягчаются; смягчившись, они очищаются; очистившись, они достигают; достигнув, они воссоединяются с божественным; воссоединившись, они теряют различия со своей Возлюбленной». Как видим, здесь последняя стадия опьянения не «свинья», а «Бог».
Если в исламе вино дихотомично: оно создано дьяволом, но избранным дарит божественное просветление, то в христианстве нет подобных разночтений. В христианской традиции вино и виноград — Божьи дары. Иисус называет себя «истинной виноградной лозой», и вино, которым причащаются верующие, символизирует кровь Христову. Вспомним и Тайную вечерю, и эпизод с претворением воды в вино.
Вино – это напиток, «оживляющий кровь». Дуракам оно позволяет почувствовать себя мудрецами («павлиний хвост»), мудрецам дает возможность почувствовать себя «дураками» - «опроститься» настолько, чтобы, растворившись в окружающем мире, достичь просветления. На чей-то сторонний осуждающий взгляд, винные возлияния – это признак алкоголизма, пагубная привычка. Для меня – это один из способов медитации, «тонкая настройка», чтобы струны моей души, моих мыслей, моих слов звучали в унисон с мерным рокотом мироздания.