2. Слёзы солоны

Купола над Россией
                Борису Селезнёву

Акварельный мазок обнажённых берёз,
и три  купола в воздухе – остов истаял,
растворился в тумане несбывшихся грёз,
тихим облаком лёг в седину молочая.

Но три купола в воздухе, цвета зелени ели,
и обличием схожи с древом русской зимы,
но опять этой осенью мы не сумели
оборонить Россию от тюрьмы и сумы.

Над полями, где брошены бороны спьяну,
где плугов злые зубья наружу, в оскал:
миражи над Россией; за деревней Крестьяны
мне причудился купол, но тут же пропал.
          Лишь погосты стоят, разноцветную память
в тесноту площадей своих грустно собрав.
А в Брюсселе опять нам спроворили саммит,
нашу русскую гордость, замечаньем поправ.

          Это утро и осень. Купола и схороны.
Мужики у дорог, продающие Русь,
в их похмельных ладонях святые иконы,
так ли все мы живём? Судить не берусь.

  Солониха               
                Раковым

Нерентабельна Россия,
Та, которая в глуши,
Не пришёл туда мессия
Боль забвенья приглушить.

На престольный праздник света,
Здесь нас могут и простить.
Я да ты, да наши дети –
Рвёмся дом свой навестить.

«А бензин-то нынче дорог», -
Сокрушаюсь я подчас.
Мы везём в деревню творог,
Молоко, да ананас.

А ещё воспоминанья
О недавнем и былом:
«А жива ли тётка Маня,
Что поила молоком?»

          -Не жива, - ответил кто-то.
-А деревня?
-Да стоит.
Ветер в форточку охотно
Наши души бередит.

Камышом застилась речка,
Тормози, не жми на газ,
Там не выйдут на крылечко,
И никто не встретит вас.

Там дома, как в лихолетье:
Безголосы и пусты.
Ветер, сильный жёсткий ветер
Гнёт шиповника кусты.

Он нам ягоды подбросил
Под незапертую дверь.
-Сколько не были?  - Лет восемь.
-А собрались, лишь теперь?!

Замолчали, пригляделись,
Скоро будут Ледыри,
А вокруг дорог уселись
Птицы, словно упыри.

Машут чёрными крылами,
Громко каркая  вослед,
За долами, за лесами
Ждёт деревня много лет.


Терпеливо ждёт, как в детстве,
Распахнув свои поля.
И не надо ей приветствий,
Лишь бы знала, что - твоя.

Нерентабельна Россия,
Что от трассы вдалеке,
Мы под небом синим-синим
Побредём к ней  налегке.

Солониха тихо дремлет,
Или спит в тревожном сне,
Солоны в деревне земли,
Слёзы солоны вдвойне.


Василию Макаровичу…   

«Я пришёл дать вам волю…», -
Шукшин доложил.
Но как было б больнее:
«Я приходил…»

Азиатские скулы свело  бы в тоске,
Но сказал, как сказал, и теперь вдалеке.

Очень долго молчит и, наверное, плачет,
И мужицкие слёзы, взгляд  убрав от нас, прячет.

Собираются люди на могиле воспеть
Прозу русской Сибири.  Лишь бы только успеть.

Но теперь уже поздно, над Сростками парит
Его взгляд к нам оттуда – молчаливый гранит.

Плачет кровью калина, нет средь нас Шукшина,
И как трудно Россия нам родит имена.


*           *          *               

У мужчины слёзы на глазах,
Он стоит, толпы не замечая,
Ему кто-то сказку рассказал –
О девочке,
Решившей превратиться в Кая.
И никто её не заставлял,
Вдруг сама взяла – и всё решила.
Осень. Ночь. Морской вокзал.
Волны бьют о берег, что есть силы.
И она одна в тугой ночи,
Далеко родительская дверь,
Тусклый огонёк слепой свечи,
Как предвестник будущих потерь.
Всё оставлено. И стынет воск свечи,
Копоть нитями по комнате плывёт,
У окна отец навзрыд молчит,
Мать, молясь на дверь, чего-то ждёт.
И никто не знает, что уже
Оборотень в доме поселился,
Девочка почти что неглиже
Дом покинула, и сатана бесился.
Радовался, прыгал и стонал,
Свечи жёг, ломая в упоеньи спички.
Эхо в зале. Тот морской вокзал
Девочку отторгнул по привычке.
Сказку не поняв, она исчезла,
Позабыв, что есть, и то, что было,
Перед ней плескалась моря бездна,
И над ней луна висела, выла.
          А мужчина всё стоит и плачет,
В три страницы сказка проплыла,
Боль пронзила – это значит,
Девочка та  дочерью была.


   Ответ дочери          

В моей комнате пусто –
Там нет меня,
И обида и грусть
В пустоте звенят.
И не слышно ни крика,
Ни голоса,
Чаще чёрные тянутся
Полосы.
Я люблю вас,
По-прежнему,
И так грустно,
Что слёзы из глаз.
И живу лишь одною надеждою,
Что увижу счастливыми  нас. (стихи Н. М.)