Где и куда пролегают тропы

"Книги молчат о Ходже Насреддине. Тяжелый камень запрета лежал в те годы на его имени. Так повелели могущественные властелины — калифы, султаны и шахи, в надежде отомстить ему хотя бы в последующих веках, лишив его посмертной славы. Но спросим: удалось ли им достичь своей цели? Старая история, одна и та же во все времена, — сказано об этом у Сельмана Саведжи: "Достойный прославится, хотя бы все вихри объединились против него!"

Ибо есть одна книга, над которой не властны калифы: память народа. В этой великой книге и обрел Ходжа Насреддин свое бессмертие.
По всему его пути лежали на площади косые, уступчатые иззубренные тени — словно спины сказочных чудовищ, притаившихся, чтобы схватить его; но, как очарованный принц, хранимый высшими силами, он свободно и смело шел между ними, подняв лицо к пылающему солнцу. Оно опускалось в гряду волнистых тонких облаков и заливало их ясным огнем, обещая земле на завтра горный прохладный ветер — спасенье от жгучего зноя"

«Если дерево даёт плоды добрые, то, если даже оно растёт в чаще леса, в трущобе, к нему всегда проляжет тропа, и дереву не надо будет кричать: «Идите ко мне, у меня вкусные плоды».
Но если дерево даёт горькие плоды, его нет смысла ставить на видное место, ставить на клумбу у фасада дома, повесив табличку, что это — персик. Проходящий мимо попробует, и гримаса горечи исказит его лицо, и в конечном итоге всё это будет покрываться паутиной.

Но, конечно же, будут появляться сторонники этого дерева, которым понравится эта горечь и которые скажут другим, что в плодах особый вкус, и будут описывать то, что сами ощущают, ревностно защищая произведение.
Будьте смелее к своему собственному восприятию, не думайте, что искусство надо воспринимать через какого-то посредника.

Иначе многие говорят: «Я тут ничего не понимаю. Может быть, это и красиво». Всё вы понимаете, но если не видите красивого, так и скажите: «Я не вижу ничего красивого», — и идите дальше.
Прикасаясь к непонятному произведению, вы часто видите в нём что-то особенное, присущее себе, что вовсе художник и не вкладывал туда. И вы можете вскричать: «Вот это да!» — и ваше собственное воображение добавит туда то, чего там нет.

Произведение становится вам дорого, потому что подталкивает к каким-то собственным образам, которые вы добавляете к нему.
А художник думает, что столько радующихся его произведению, и не представляет, что его внутренний мир куда беднее, чем мир тех, кто смотрит его произведение, ибо они увидели невероятное, что он был не в состоянии туда вложить. Так появляется попытка себя утвердить.

Только реальность, естественность событий, но не искусственное возвышение того, чего другие не видят, может всё поставить на своё место.
Нельзя научить быть художником».