27 Зверь борз

Вернувшись из Италии, написал для ее тамошней магистратуры две работы, переведенные ею впоследствии на итальянский язык. Тематику выбирал самостоятельно, осмысливая себя и свою жизнь. Вот первая из них.

          Малая проза Ефросина на примере сказания «О Китоврасе из Палеи»

Введение

Российская исследовательница Е. Геймбух определяет жанр малой прозы как «лирическую прозаическую миниатюру», хотя бытуют и другие варианты определения: «стихотворение в прозе», «прозаическая миниатюра», «малая проза», «проза, построенная по поэтическому принципу». Лиричность подразумевает воспроизведение субъективного чувства или настроения автора, поэтому Е. Геймбух не ограничивает бытование жанра XIX-XX вв., а включает в него и, например,  «Опыты» Монтеня 1570-80 гг., написанные в форме авторских наблюдений над самим собой .

Малая проза на Руси как отдельный жанр ведет свою долгую историю по крайней мере с XV в. Именно тогда неполезные по определению церковного писателя Иосифа Волоцкого, т.е. ненравоучительные произведения, стали в большом количестве записываться в монастырях, в основном северорусских. К сожалению, история светской литературной традиции средневековой Руси, в отличие от подобных традиций стран Западной Европы, исследована очень неполно. Дело в том, что в XVIв., в связи с церковной реакцией, переписывание неполезных произведений практически полностью прекратилось, многие из них стали систематически уничтожаться. Поэтому уже в XIX-XXвв. сведения о средневековой литературе светского направления и ее сочинителях-монахах пришлось собирать буквально по крупицам.

Литературные произведения в средневековье записывались преимущественно в четьи сборники, предназначавшиеся для чтения на досуге и состоявшие в основном из житий, сказаний, «слов» и повестей церковно-назидательной и богословской тематики. В XVв. появился новый тип четьих сборников – энциклопедические сборники, включавшие небольшие статьи самого разнообразного содержания. Оно не ограничивалось вышеперечисленным, но охватывало весь спектр знаний, доступных в то время: богословие, философию, историю, географию, естественные науки, астрологию, литературу, законодательство. Компактность таких сборников, необходимая вследствие их энциклопедического характера, обусловила необходимость редакции текстов переписчиками в сторону уменьшения их объема. Так появились первые предпосылки для развития жанра микропрозы в русской литературе.

Глава 1

В 1960-е годы XX в. крупный советский литературовед и историк Я. С, Лурье обратил внимание на несколько энциклопедических сборников  последней четверти XV в. из Кирилло-Белозерского монастыря и досконально их исследовал. Анализируя особенности почерка, он доказал, что их составителем и переписчиком был некто монах Ефросин. Хотя об обстоятельствах жизни последнего, кроме кратковременного игуменства,  практически ничего неизвестно, круг интересов ученого монаха выразился в составленных им сборниках: это апокрифы, сочинения по медицине, истории, географии, «хождения» в дальние страны, художественные повести и многое другое.

Ефросин не только переписывал, но и редактировал выбранные им сочинения согласно своему вкусу: он почти всегда выбрасывал религиозно-философские рассуждения, объяснения аллегорических смыслов и нравоучения, сокращая тексты, но оставлял «научные» сведения или, в сказаниях и повестях, сюжетное действие. Иногда он дополнял текст несколькими фразами или словами, выражавшими его личные чаяния и размышления, а порой коренным образом изменял.

Пытаясь выявить рациональное зерно, Ефросин обнажал и укреплял сюжетную основу всякого произведения: превращал хождения по святым местам в путевой дневник (который Е. Геймбух, кстати, относит к жанру малой прозы), исключая описания всевозможных чудес, а повести и сказания перерабатывал в ключе ясности и лаконичности, иногда совершенно их преображая.

Так, в сказании «От Александра Македонского» он ввел новую сюжетную линию взамен прежней, неубедительной. В оригинале Псевдокаллисфена повар, случайно обнаружив источник живой воды, припрятал немного, пошел дальше с войском, потом выпил воду сам и дал напиться дочери Александра Кале. Позавидовав их бессмертию, Александр бросил обоих в воду, где они превратились в морского демона и нереиду. Здесь не определены ни взаимоотношения повара с Калой, ни личность Александра, ни причины превращения в морских чудовищ. Причина этому в происхождении новеллы из нескольких несвязанных историй. Ефросин в своей редакции сделал двигателем сюжета коварство дочери, удалив повара и отодвинув Александра на задний план. В версии Ефросина Александр, узнав об источнике, приказывает наполнить сосуд и отдает его слуге, которого его дочь соблазняет и убивает, а затем, выпив воды, становится невидимой и бессмертной (см. Приложение). При ближайшем рассмотрении рассказ Ефросина еще более противоречив, нежели Псевдокаллисфенов: раки, «хватающие воинов», совершенно ни при чем; воин, обнаруживший источник и, соответственно, могущий поделиться его тайной с кем угодно, исчезает из повествования; непонятны ни дефицит живой воды, ни сокрытие ее Александром от любимой дочери.

Хотя Ефросин скомпоновал свою редакцию из еще большего числа источников, нежели Псевдокаллисфен, он ввел психологически целостный персонаж дочери Александра, связавший сюжет воедино. Более того, Ефросин усилил отрицательные характеристики дочери  превращением ее в проклятое невидимое и бессмертное существо, по всей видимости, почерпнув мотив из легенды о Лилит, и прибавив в конце рассуждение о женщине как об «общем враге». На этом примере мы видим основные черты создания Ефросином художественных произведений:

1. Компоновка из нескольких несвязанных источников.
2. Механическое объединение компонентов этих источников.
3. Ограничение развития каждого компонента для пресечения нарастания между ними противоречий.
4. Компактность текста вследствие минимализации компонентов.
5. Введение целостного персонажа как двигателя сюжета, иначе нежизнеспособного.

Что касается механического объединения компонентов из различных источников, то это было типической чертой энциклопедических сборников. Книжников интересовали более факты, чем связность. Вообще, в средневековье с античными и фольклорными сюжетами поступали настолько свободно, что по прошествии веков они очень потеряли в последовательности, и русские книжники XV в. попросту не имели возможности восстановить их такими, какими они были в первоисточнике. Все, что им оставалось, – это собирать их по крупицам, механически соединяя схожие фрагменты. Ефросин, однако, не только собирал больше фрагментов, чем другие компиляторы, но и нашел способ связывать рассыпающиеся сюжеты воедино.

Вышеперечисленные черты редакторской правки Ефросина аналогичны формообразующим признакам микрорассказа. Так, ввиду объединения компактных несвязанных фрагментов, короткие ефросиновские тексты очень концентрированы. Более того, достигается значительная смысловая плотность слов, так как, во-первых, из каждого отдельного фрагмента изъята вся «вода», а наиболее значимые слова оставлены. И, во-вторых, отдельные элементы как бы хранят память о материнских текстах, так как смысловые лакуны вызывают читателя на мысленную реконструкцию опущенного, нагружая, таким образом, фрагменты и слова смыслами, не следующими из контекста самого по себе. Итак, Ефросин старался выявить краеугольные, элементарные смысловые связи и слова, несущие основную смысловую нагрузку. Получавшиеся тексты от этого, однако, не обеднялись по сравнению с исходными, но, напротив, обогащались множественностью возможных смыслов фрагментов и отдельных слов. Вариативность и богатство смыслов, с одной стороны, захватывают внимание читателя и, с другой, не препятствуют любому развитию сюжета, реализуемому через психологически целостного главного героя. Выраженная фабульность и отмеченные выше компактность, концентрация, смысловая плотность слов, деконструкция текстов до элементарных, краеугольных составляющих характеризуют произведения Ефросина именно как микрорассказы.

Если вспомнить известнейшие произведения малой прозы XIX века, как, например, Senilia Тургенева, мы увидим, как ни странно, сходство с творчеством Ефросина. Стихотворения в прозе Тургенева компактны и представляют собой воспоминания, наблюдения, переживания, размышления, объединенные сугубо личностным восприятием автора. Если бы они были более пространны, то разлезлись бы, как лоскутное одеяло. То же и с произведениями Ефросина. Но, спросите вы, как выражена личность Ефросина, скрепляющая текст воедино? Она выражена именно в цельном герое. Дочь Александра в версии Псевдокаллисфена – существо совершенно безличностное. Ефросин же дал ей жизнь, заставил действовать последовательно, что возможно только при наличии выраженной психологической составляющей. Герои Ефросина ему глубоко близки, подсмотрены в реальной жизни, как подсмотрены герои «Стихотворений в прозе» Тургеневым. Отсюда их цельность и психологическая верность.

В сборниках Ефросина видна личность предренессансная, чуждая условностей,  но не циничная. Он ценит мир в его данности, в его человечности. Он пишет о злой жене – вообще характерный для него мотив, который доминирует и в рассказе «От Александра Македонского», - которая «по брюху обухом бьет», и о пьянице: «недостаткы у него дома седять, а раны у него по плечемь лежать, туга и скорбь по бедрамь гладомь позваниваеть, убожие у него в калит; гнездо свило» не свысока, а как пристрастный, сочувствующий наблюдатель, в чем проявляется субъективная основа его творчества. Кстати, единственно из сборников Ефросина известны такие не высокопарные, но психологически виртуозные произведения, как, например, уникальная редакция «Слова о женах добрых и злых» , «Слово о хмеле», «Стих-старина за монастырским пивом», написанные в поэтическом фольклорном стиле, и рассказ «О Китоврасе от Палеи», который мы ниже рассмотрим подробно. В разборе этого рассказа, скомпонованного еще более механически, чем «От Александра Македонского», еще более краткого, но выводящего на авансцену более целостного героя, мы внимательнее рассмотрим вышеперечисленные принципы ефросиновского художественного метода.

Те же черты авторского метода Ефросина вполне проявились и в другом отредактированном им произведении – апокрифической легенды о потопе, названной им «О ковчеге». Ефросин основывался на Палейном рассказе, но основательно его сократил, сохранив, однако, основные сюжетные моменты. Как и в других случаях, Ефросин механически связывает компоненты, хотя в данном случае это фрагменты одного текста, а не различных. Он ограничивает их развитие, исключая побочные сюжетные линии и лица: беседу с Богом, сыновей и жен Ноя. И, главное, компактный, но теперь бессвязный текст, скрепляется любовным треугольником как активной, сюжетообразующей силой в плане домостроительства Божьего. Таким образом образуется уникальное произведение, полностью соответствующее характеристикам микропрозы.

Глава 2

Короткий рассказ «О Китоврасе от Палеи» был «открыт» Я.С. Лурье в 60-е годы. Он представляет собой редакцию легенды о Китоврасе, не обнаруженную ни в одном другом списке, кроме ефросиновского. Он последователен, лаконичен и предельно сжат, что характерно для редакторской правки Ефросина. Более того, он выражает типические искания Белозерского монаха. Вот его текст:

                О Китоврасе от Палеи

Китоврасъ есть зверь борзъ, Соломонъ мудры хитростію изымал его. Станъ человечь, а ноги коровій, рекше баснятъ жену во ухе носилъ. Тою хитростію яли его. Жена его сказала юноши, любовнику своему, так: обходить днемъ да нощію много земель, да приходить к невкоему месту, на нем же два кладязя, он же те испиваеть оба кладязя издушася. Соломон же велелъ налити ихъ — единъ вина, а други меду. Он же те оба кладезя прискоча испилъ. Туто его піяного съ сна поймали и сковали крепко, сила бо в немъ была велика, и привели ко царю Соломону. Царь въпросилъ его: « Что есть узорочное во свете семь?» Он же рече : «Всего есть лучши своя воля». Абіе крянулся и все переломалъ и поскочилъ на свою волю. Глаголють его яко царевъ сынъ Давидовъ (русский перевод см. в Приложении).

Наименование «китоврас», скорее всего, происходит либо от греческого «кентаврос», либо санскритского gandharva – наименования демонов индуистской мифологии. Легенда о Китоврасе генетически происходит от талмудической легенды о Соломоне и Асмодее – могущественном демоне. Соломону для постройки храма требовался червь Шамир, которого мог достать только Асмодей. Заполнив колодец, из которого пьет Асмодей, вином вместо воды, помощник Соломона пленит демона, который потом добывает Шамира, но, в свою очередь перехитрив Соломона, освобождается, напоследок закидывая царя за тридевять земель.

На Руси были распространены две версии сказания о Китоврасе. Первая, известная из так называемой Хронографической Палеи – памятника древнерусской литературы, содержащего как библейские легенды, так и сведения самого широкого характера: антропологические, космологические, естественнонаучные и т.п., - следует талмудическому рассказу практически во всем. Другая, более поздняя, XVII в., называется «Повесть об увозе Сломоновой жены». Она начинается так: «Бысть во граде Иерусалиме царь Соломон, а во граде Лукорье царствуя царь Китоврас. Обычай же той имея царь во дни царствует над людьми, а в нощи обращашеся зверем Китоврасом и царствует над зверми, апоро[д]ству брат царю Соломону»  Суть ее в том, что Китоврас похищает с ее согласия жену Соломона, который отправляется за ней с войском, но, прибыв в землю Китовраса, в одиночку приходит во дворец, где, будучи узнанным женой, приговаривается к смерти через повешение. Перед смертью Соломон просит сыграть на рожке, на звук которого прибывает его войско. Повесть заканчивается казнью Китовраса и Соломоновой жены. В этой повести, в отличие от палейной редакции, есть и измена, и братство с Соломоном, но нет основополагающих элементов: опаивания Китовраса, пленения и последующего освобождения. Китоврас здесь - герой отрицательный, каким он не является даже в талмуде.
 
Ефросину была известна палейная редакция. Он сам ее переписал в одном из сборников. Именно поэтому он назвал свою версию «О Китоврасе от Палеи», т.е. «из Палеи» - не в Палее. Что касается истории, известной сейчас только в редакциях XVII в., то, видимо, помимо талмудической легенды, на Руси бытовало и какое-то предание о неверной жене Китовраса, которое Я. С. Лурье возводит к древнеиндийским сказаниям о ревнивом чудовище, прячущем неверную жену в своем теле. Если бы это предание существовало в письменной форме, Ефросин, наверное, привел бы его в одном из своих сборников, учитывая то, как важны для него были именно апокрифы о Соломоне: ефросиновская редакция Палеи начинается именно с них, хотя в оригинале они размещены ближе к середине.

Как бы то ни было, в сказаниях о Китоврасе мы имеем дело с двумя независимыми историями: одна про строительство храма, другая – про неверную жену. Первая есть уже в древнейших редакциях Палеи, вторая оформляется только в XVII в. Таким образом, в «О Китоврасе от Палеи» Ефросин верен себе, механически объединив два несвязанных рассказа. Но попытка реставрировать и развить каждый из них только усилила бы противоречия между ними и привела бы к необходимости сочинения некоего третьего обрамляющего рассказа, включающего в себя эти два, причем уже развернутые в полноценные независимые повести. Ефросин очень усложнил и замедлил бы повествование, пойдя по такому пути. Именно поэтому он этого делать не стал. Он, наоборот, существенно урезал имеющиеся в его распоряжении рассказы до того, что лишил каждый внутренней связи. Действительно, неизвестно, что случилось с женой и с ее любовником, непонятна и причина поимки Китовраса, хотя, возможно, Соломон пленил его, чтобы задать свой вопрос. Ефросин обрывает одну историю и сходу начинает другую. Шов между ними отчетливо виден в пленении Китовраса: жена говорит любовнику о колодцах, но как о них узнает Соломон? Ефросина нисколько не заботит ответ на этот вопрос. Но, отказавшись от двух основных сюжетных линий: строительства храма и любовного треугольника, – Ефросин сконцентрировался на выпуклой, почти взрывной психологической характеристике Китовраса, определяющей стремительное развитие сюжета.

Обратимся к определенному нами выше художественному методу Ефросина:

1. Компоновка из нескольких несвязанных источников – Ефросин обращается к двум несвязанным историям: о строительстве храма и о неверной жене.
2. Механическое объединение компонентов этих источников – Ефросин, как мы показали, механически объединил компоненты двух  рассказов, о чем свидетельствует выраженный шов между ними в «О Китоврасе от Палеи».
3. Ограничение развития каждого компонента для пресечения нарастания между ними противоречий – Ефросин взял два эпизода из версии о храме: опаивание Китовраса с его последующим пленением и вопрос Соломона, а рассказ о неверной жене оборвал на середине. Но, чем полнее бы он приводил каждую историю, тем более выражались бы противоречия между ними. Более того, Ефросин изъял именно центральные, смыслообразующие элементы обeих историй: строительство храма и похищение жены любовником – что только доказывает то, как важно ему было избежать конфликта между двумя рассказами. Если бы он оставил эти краеугольные элементы, то вряд ли бы смог объединить два уже основательных повествования в малой форме.
4. Компактность текста вследствие минимализации компонентов – получившийся в итоге основательных сокращений двух версий «Сказания о Китоврасе» текст очень компактен.
5. Введение целостного персонажа как двигателя сюжета, иначе нежизнеспособного – хоть Ефросин и сумел объединить фрагменты из двух несвязанных источников, они все-таки, несомненно, остаются обрывками и не составляют в совокупности  целостного литературного произведения. Для объединения их в таковое Ефросин создал центральное действующее лицо, движущее сюжет повествования, психологически верное и внутренне цельное.

Но прежде, нежели мы перейдем к характеристике Китовраса, следует остановиться на еще одной характеристике прозаической миниатюры на примере Senilia Тургенева и стихотворений в прозе Анненского. Единство этих литературных произведений определяется не только выражением субъективных чувств, переживаний и размышлений автора, но и фрагментарностью, незавершенностью каждого из этих проявлений. Действительно, если бы автор пытался развить или внутренне определить, т.е. ограничить, свои мысли и переживания, стихотворение распалось бы или утратило гармоничность из-за выпячивания отдельных элементов. Залогом единства малой прозы является неограненность, или, так сказать, сырость, компонентов. То же мы видим в «О Китоврасе от Палеи». Ефросин работал практически на сыром материале – разнообразных фрагментах, развитие которых умышленно ограничивал. Работа с фрагментами избавляла его от рабского следования первоисточникам и позволяла компоновать их так, как он считал нужным, следуя своим субъективным предпочтениям, художественному методу и чутью. Как Тургенев был независим, перебирая в старости давно увядшие воспоминания, так и Ефросин, перебирая увядшие страницы древних книг.

Что касается Китовраса, то ни в талмуде, ни в палейной редакции демон никак не определен. Повествование начинается с того, что Соломону необходимо задать ему вопрос. Но Ефросин начинает рассказ именно с определения «Китоврасъ есть зверь борзъ», неоднократно повторяя потом характеристики быстроты: «обходить днемъ да нощію много земель», «испиваеть оба кладязя издушася», «прискоча испилъ», «крянулся и все переломалъ и поскочилъ». «Зверь борзъ» нужен Ефросину, чтобы несся сюжет.

Ефросин, таким образом, опять и опять подчеркивает, что Китоврас своеволен и невоздержан. Это понятно из того, что он все время скачет и выпивает зараз два колодца: с вином и с медом. Но еще более его невоздержанность выражается в том, что он жену в ухе носит. Оставляя в стороне вопрос о том, почему любовник не знает, чем днем и ночью занимается Китоврас, хотя тот жену «во ухе носилъ», и как сам любовник во время круглосуточных путешествий ухитряется сочетаться с женой в китоврасовском ухе, вычленим основной смысловой пласт – жена неотлучно с Китоврасом, причем в его теле. Это ли не есть с его стороны диктат жене своей воли, это ли не апофеоз ревнивого мужа? Вот он и говорит «Всего есть лучше своя воля», и оковы его не держат. Таким образом, последняя реплика Китовраса накрепко укоренена в сюжете, следует из него и еще раз доказывает художественное мастерство Ефросина.

Что интересно, многие советские исследователи, например, Я. С. Лурье интерпретируют фразу Китовраса: «Всего есть лучше своя воля» в ключе свободолюбивых настроений самого Ефросина. Я. С. Лурье даже пишет в контексте слов Китовраса следующее: «…в России конца XV в. существовали люди, больше всего мечтавшие о «своей воле», когда не будет ни царей, ни вельмож, ни церковных храмов». Но, как мы показали, Китоврас не свободолюбивый, но своевольный. И своим своеволием он ограничивает волю другого человека, своей жены, так что приведенные выше слова Я. С. Лурье неоспоримы, но только в несколько нелицеприятном смысле.

Итак, мы объяснили, как Ефросин добивается жизненности Китовраса, являющейся движущей силой повествования. Именно целостность «зверя борзого», психологическая верность этого персонажа, определяет логичность и последовательность его поступков, а значит, и сюжетного действия. Китоврас несется в пространстве рассказа, где Ефросин, как мы уже отметили, убрал всяческие препятствия на его пути. Только в тексте из неоформленных фрагментов может развернуться звериная суть Китовраса, а значит, и фантазия автора – проявление личности последнего. Как во всяком произведении малой прозы, скрепляющим фактором повествования «О Китоврасе от Палеи» является выраженное субъективное авторское начало.

Но что такое Китоврас? Как указывает Я. С. Лурье, Китоврас – персонаж неоднозначный: ни хороший, ни плохой. Мы согласимся, но добавим, что это вполне естественно, раз Китоврас – зверь. Звери не вкусили от древа добра и зла.

В животности ефросиновского Китовраса проявились естественнонаучные интересы переписчика. Первый известный список Галена на Руси “Галиново на Ипократа” – комментарии Галена к «Гиппократову сборнику», где подробно изложена теория четырех стихий человеческого тела, – был переписан именно Ефросином, как считается, для нужд монастырской больницы. Безудержность Китовраса, его постоянное движение, скорость, неукротимость и изменчивость точно соответствуют стихии огня. Образ Китовраса вообще настолько целостен, что представляется очень вероятным использование Ефросином вышеуказанного труда в работе над рассказом. Софизмам, парадоксам и внутренней противоречивости Китовраса палейного, который при всей его мудрости, «расхотев пить воду», напивается вином, ломает себе ребро и может предсказать будущее всем, кроме себя, всякий раз приговаривая софизмы, Ефросин противопоставляет зверя из плоти и крови. В этом ключе интересны многочисленные описания диковинных животных в его сборниках, начисто лишенные присущей им в оригинальных редакциях религиозной аллегоричности. Именно естественнонаучные интересы Ефросина обусловили неприятие им аллегории. Он оставляет только факты: повадки, место обитания. Его интересуют только реальные звери, а не вымышленные. Таким образом, Китоврас – самый настоящий зверь из плоти и крови, его внутренняя целостность на этом и зиждется.

Неприятие Ефросином магии и чудес выразилось и в реалистичности концовки ефросиновского рассказа о Китоврасе, о неожиданности и непредсказуемости которой пишут некоторые исследователи. Но на самом деле концовка совершенно логична. В отличие от палейного рассказа, где Китовраса сдерживают вериги с «именем господнем с заклятием», в версии «от Палеи» его «сковали крепко, сила бо в немъ была велика». Ефросин опять подчеркивает «звериное» естество Китовраса, но теперь «силу велику», а не скорость, и его рассказ, как всегда, понятен и последователен: нужно было крепко сковать, так как зверь очень силен. Понятно, почему Китоврас скоро вырвался – он не был зачарован и, протрезвев, «крянулся и все переломалъ и поскочилъ на свою волю». Палейный же рассказ, наоборот, совершенно непоследователен. Реплика Соломона: «Теперь я видел, что ваша сила — как и человеческая, и не больше нашей силы, но такая же» ни на чем не основана, последовавшее же за предложением Китовраса показать его силу освобождение последнего и передача ему кольца психологически натянуты. Как говорится, Соломон «Fell for the oldest trick in the book». Следование палейной версии сказочным клише, не принимая во внимание психологии персонажей, чуждо Ефросину. Китоврас – зверь, и Соломон недооценил силу зверя. В этом рационалистическом естественнонаучном и психологически верном подходе Ефросина заключается внутренняя убедительность, связность и логичность его версии «Сказания о Китоврасе».

Итак, мы показали, что психологическая целостность Китовраса берет начало в его звериной сущности. Ефросин, постоянно интересующийся естественнонаучными наблюдениями, одним из которых является Гиппократово учение о темпераментах, сотворил зверя борзого, как во плоти. Он отсек все лишнее, а в оставшееся вдунул дыханье жизни. В этом проявился ренессансный характер его творчества. Ефросину не нужен зверь талмуда или Палеи. Ему нужен зверь, как он есть, со всем его звериным обаянием. 

Заключение

Ефросин своим творчеством пытался выразить художественную правду. Жанр малой прозы это ему позволил. Сохранилось множество переписанных им произведений, но только в маленьких рассказах он добился жизненной достоверности, так как только там мог выразить себя. В конце XIX в. великий русский классик Иван Тургенев обратился к тому же жанру и с той же целью. Один из создателей реалистического романа, он, будучи уже стариком, взглянул вглубь себя и обнаружил, что именно там, внутри, а не на просторах великой родины, настоящая правда, субъективная правда, от которой в молодости больно и горько и которую потому предпочитаешь не замечать. Так же и Гончаров с его очерками «Слуги старого века». Пожилой Уильям Хогарт, английский художник, собрал своих слуг и написал одно из лучших своих полотен, изобразив милых ему людей такими, какими знал их изо дня в день, многих долгие годы. Эту картину, исполненную просто и свободно, лаконично и с любовью он не продал. Она висела у него в мастерской, чтобы посетители видели, как он умеет рисовать. Что касается Ефросина, то, скорее всего, он был одним лицом со «старцем Ефросимом крылошанином» и «попом Ефросимом», обретавшимся в 60 - 80-х гг. XV в. в Кириллово-Белозерском монастыре, когда в 1470 - начале 1490-х гг. были составлены и ефросиновские сборники. Был он человеком тогда уже в возрасте, на что указывает не только «старец», но и «поп» - звание, обозначавшее не просто инока, но иеромонаха, священника. В его добрых и злых женах, хмеле, адаме, плачущем по утерянному раю, в его Китоврасе – он сам: то, что он видел, что было ему близко и дорого.

Переписав громадный и скучнейший для него «Торжественник», Ефросин отвел душу в заключительной приписке: «Бог мя избавил… Сильно… рад, коли кончах строку последнюю». После «Бог мя избавил» видна неблагопристойная надпись «Фертъ лежачей девять держит фертъ стамячей Ф пятьсот держить», впоследствии затертая, и приписка другим почерком «О, горе окаянному, внимающему сего света житие». Но Ефросин, очевидно, хотел внимать «сего света житие». Он оставил нам правду самой жизни: когда звери дики, добрая жена «по чрева нежить», а злая «по хрепту биеть немилостивно», у хмеля «нозе тонце а утроба необьядчива, руце же мои держат всю землю». Когда читаю о Китоврасе, вижу своего пса, несдержанного, порывистого и своевольного, расшвыривающего по сторонам что ни попадя - «абіе крянулся и все переломалъ и поскочилъ на свою волю».

                Приложение

                1 Сказание о дочери Александра Македонского

Подготовка текста и перевод М. Д. Каган-Тарковской

Был царь Александр Великий выше всех царей. Сын Филиппа-царя, он все царства покорил, и все народы поклонились ему. Только нагомудрецы не признали его, да еще амазонки. Ибо нагомудрецы зрят, как говорится, видят Господа на небесах, сидящего на престоле, того ради не покорились Александру-царю.

Была же у Александра единственная дочь, и много он о ней заботился.

И вот, взяв зверей, с которыми он сокрушал все войска, вступил Александр в низины у вод, откуда выходили раки и хватали воинов. Один же воин, взяв сушеную рыбину, направился к воде, чтобы помыть ее, и нашел небольшой родник, и бросил ту рыбу; она же вдруг ожила и, всплеснув, ушла в воду — ибо то был райский источник живой воды. И поспешил юноша к Александру, и рассказал об этом царю. Александр же не поверил рассказу слуги о рыбе и тому, что так случилось. Но когда и Александр положил сушеных рыб в ту же воду, они тотчас же ожили.

Тогда взял Александр некий сосуд, наполнил водой из источника, запечатал и передал верному слуге, сказав ему: «Если кто распечатает сосуд, то я предам гибели и тебя, и род твой». Ибо Александр, зная, сколько лет ему жить, решил, что, когда наступит час его смерти, выпьет воды живой, возродится и уже не умрет.

Дочь же Александра Панория, увидя, как юноша усердно оберегает сосуд, сказала ему: «Поведай мне, что в том сосуде?» И ответил ей он: «Не ведаю, госпожа моя». Она же сказала: «Дай мне, хоть посмотрю его». Юдрей же сказал: «Госпожа, строгий запрет дан мне от отца твоего Александра». Она же многие дары ему предлагала и многими муками угрожала, и очень домогалась, как бы узнать, что же в сосуде. И вновь говорит Юдрею: «Ляг со мною и поведаешь мне». Соблазненный ею, лег он с нею и поведал ей все. Когда же уснул Юдрей, она заколола его и сбросила в корзину, и взяла сосуд, и выпила из него воду, и стала невидима и бессмертна. Тогда Александр проклял ее, и так она живет до сих пор.

Перевод текста «Сказания о дочери Александра Македонского» в списке XV в. монаха Ефросина — РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 22/1099.

Добавление к тексту Сказания, дописанное Ефросином (оригинал):

Общий то ти врагъ есть и разумеи се ты последи хощеши каятис(я) то преж(е) покаиса.

                2 О ковчезе. Апреля 20 чти сие на трапези

Посла господь архаггела Михаила к Ноеви, глаголя, сътвори себе ковчег в долготу 300 лакот, а в ширину 50, а в высоту 30 и полатце сътвориши в нем различны. Тогда бо быша люди велици волотове <богатыри>, шурове <хитрецы?>, техъ 300 лакотъ, а наших 3000, тех 50, а наших полторы тысящи, тех 30, а наших 900 сот; египтяне убо лактем сажень зовут.

Искони же ненавидяй диаволъ рода человечя, прикоснуся к жене Ноеве и рече: «Испытай, где ходитъ муж твой». Она же рече: «Крепокъ есть муж мой, и не могу испытати». И рече диавол: «Есть трава над рекою вьется около древа, ты ж, вземши травы тоя цветъ, укваси мукою и напои его, и исповесть ти все».

И сниде Ной с горы пища ради, схожаше бо въ три месяци, и рече: «Жено, дай им пити, вжадахся от дела своего». Она же дасть ему чашю. Ной же рече: «Се есть хмель рванець, умному на веселие, на сватбу, на кумовьство, на братство, и на все доброе, а безумному на бой, на работу, и на все злое». И испивъ з чаши весел ся сотвори. Она же нача дияволим научениемъ ласкати ся около мужа рече: «Повеждь ми, господине, где ходиши?» Он же рече: «Посла господь аггела своего ко мне и рече ми, хощу потопити всю землю, и повел; ми сътворити ковчегъ и внити в онъ мне, и тебе, и сыномъ моимъ, и женамъ ихъ». И утре вшед Ной на гору виде ковчег разбиенъ ако прах. И плакася 40 дни. И явися ему аггелъ господень и указа ему древо не гниющее, рекомое треклинъ <на полях – «кедра»>, и рече ему: «В семъ древе созижи ковчегъ». И сожда Ной ковчегъ второе во 30 лет.

Таж Ной удари в било, и собрашася к нему вся звери и птица и в 600-е лето живота Ноева вниде в ковчегъ 2-го месяца въ 27 апреля. И въступи Ной на ковчег и удари в било. Слышавши же гласъ той собрашася к нему зверие и скоти, и птици, и гади, и прочий род от всея вселеныя, от четырех конець и четвероногия. И разверзошася хляби небесныя, и бысть дождь 40 дни и 40 нощи.

Диавол же, не хотя добра человекомъ, но хотяй погубити весь родъ человечь, прикоснуся к жен; Ноев; и рече ей: «Не ходи без моего слова в ковчегъ». И тогда не поиде в ковчегъ по диаволю научению. И яко же внидоша вся, Ной же начатъ звати ю в ковчегъ. Она же не идяше, но ждаша слова, еже рече ей бесъ. Ной же рече ей: «Поиди, окаяннице, поиди, прелестнице!» Она же стояше, ждущи диаволя слова и плачющюшися и тужащи по род; своемъ. И рече ей Ной: «Поиде, диаволе!» Она же поиде в ковчегъ и дияволъ с нею.

И тогда окаянный диаволъ, хотя потопити род человечь весь, преврати ся в мышь и нача грысти дно ковчегу. Ной же помолися богу, и пришед прысну лютый зверь, и повелениемъ божиимъ выскочиста из ноздри его котъ и кошка и удависта мышь ту. И не сбысться диаволее злохитрьство. И оттоле почаша быти коты.

               3 Сказание о том, как был взят Китоврас Соломоном

Подготовка текста и  перевод Г. М. Прохорова

Когда Соломон строил Святая Святых, то понадобилось ему задать вопрос Китоврасу. Донесли ему, где тот живет, сказали — в пустыне дальней. Тогда мудрый Соломон задумал сковать железную цепь и железный обруч, а на нем написал заклятие именем Божиим, и послал первого из своих бояр со слугами, и велел везти вино и мед, и взяли с собой овечьи шкуры. Пришли к жилью Китовраса, к трем колодцам его, но не было его там. И по указанию Соломона влили в те колодцы вино и мед, а сверху накрыли колодцы овечьими шкурами. В два колодца налили вино, а в третий мед. Сами же, спрятавшись, смотрели из тайника, когда придет он пить воду к колодцам. И скоро пришел он, приник к воде, начал пить и сказал: «Всякий, пьющий вино, мудрее не делается». Но расхотелось ему пить воду, и он сказал: «Ты — вино, веселящее людям сердце», — и выпил все три колодца. И захотел поспать немного, и разобрало его вино, и он уснул крепко. Боярин же, подойдя, крепко сковал его по шее, по рукам и по ногам. И, проснувшись, хотел он рвануться. А боярин ему сказал: «Господин, Соломон имя Господне с заклятием написал на веригах, которые теперь на тебе». Он же, увидев их на себе, кротко пошел в Иерусалим к царю.

Нрав же его был такой. Не ходил он путем кривым, но — только прямым. И когда пришли в Иерусалим, расчищали перед ним путь и дома рушили, ибо не ходил он в обход. И подошли к дому вдовы. И, выбежав, вдова закричала, умоляя Китовраса: «Господин, я вдова убогая. Не обижай меня!» Он же изогнулся около угла, не соступясь с пути, и сломал себе ребро. И сказал: «Мягкий язык кость ломает». Когда же вели его через торг, то, слыша, как один человек говорил: «Нет ли башмаков на семь лет?» — Китоврас рассмеялся. И, увидев другого человека, ворожащего, засмеялся. А увидев свадьбу справляемую, заплакал. Увидев же на пути человека, блуждающего без дороги, он направил его на дорогу. И привели его до двор царев.

 В первый день не повели его к Соломону. И сказал Китоврас: «Почему меня не зовет к себе царь?» Сказали ему: «Перепил он вчера». Китоврас же взял камень и положил на другой камень. Соломону рассказали, как поступил Китоврас. И сказал царь: «Велит мне пить питье на питье». И на другой день не позвал его к себе царь. И Китоврас спросил: «Почему не ведете меня к царю и почему я не вижу лица его?» И сказали: «Недомогает царь, оттого что вчера много ел». Тогда снял Китоврас камень с камня.

 На третий же день сказали: «Зовет тебя царь». Он же измерил прут в четыре локтя, вошел к царю, поклонился и молча бросил прут перед царем. Царь же по мудрости своей разъяснил боярам своим, что означает прут, и поведал: «Бог дал тебе во владение вселенную, а ты не насытился, поймал и меня». И сказал ему Соломон: «Не по прихоти своей привел я тебя, но чтобы спросить, как строить Святая Святых. Привел тебя по повелению Господню, так как не позволено мне тесать камни железом».

И сказал Китоврас: «Есть малый птичий ноготь по имени Шамир. Хранит его полевой петух в гнезде своем на горе каменной в пустыне дальней». Соломон же послал боярина своего со слугами своими, по указанию Китовраса, ко гнезду. А Китоврас дал боярину прозрачное стекло и наказал ему спрятаться у гнезда: «Когда вылетит кокот, закрой стеклом этим гнездо». Боярин пошел к гнезду; а в нем — птенцы маленькие, кокот же улетел за кормом. И он заложил стеклом устье гнезда. Немного подождали, и кокот прилетел, захотел влезть в гнездо. Птенцы пищат сквозь стекло, а он к ним не может попасть. Хранил он Шамир на некоем месте, и принес к гнезду, и положил на стекле, хотя его рассадить. Тогда люди крикнули, и он выпустил. И, взяв, боярин принес к Соломону.

Потом спросил Соломон Китовраса: «Почему ты рассмеялся, когда человек спрашивал башмаки на семь лет?» — «Видел по нему, — ответил Китоврас, — что не проживет и семи дней». Послал царь проверить, и оказалось так. И спросил Соломон: «Почему ты рассмеялся, когда человек ворожил?» Отвечал Китоврас: «Он рассказывал людям о тайном, а сам не знал, что под ним — клад с золотом». И сказал Соломон: «Пойдите и проверьте». Проверили, и оказалось так. И спросил царь: «Почему плакал, увидев свадьбу?» Китоврас ответил: «Опечалился, потому что жених тот не проживет и тридцати дней». Проверил царь, и оказалось так. И спросил царь: «Зачем пьяного человека вывел на дорогу?» Ответил Китоврас: «Слышал я с небес, что добродетелен тот человек и следует ему послужить».

Перевод текста «Сказания о том, как был взят Китоврас Соломоном» в списке XV в. монаха Ефросина — РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 11/1088.

                4 О Китоврасе от Палеи

Китоврасъ есть зверь борзъ, Соломонъ мудры хитростію изымал его. Станъ человечь, а ноги коровій, рекше баснятъ жену во ухе носилъ. Тою хитростію яли его. Жена его сказала юноши, любовнику своему, так: обходить днемъ да нощію много земель, да приходить к невкоему месту, на нем же два кладязя, он же те испиваеть оба кладязя издушася. Соломон же велелъ налити ихъ — единъ вина, а други меду. Он же те оба кладезя прискоча испилъ. Туто его піяного съ сна поймали и сковали крепко, сила бо в немъ была велика, и привели ко царю Соломону. Царь въпросилъ его: « Что есть узорочное во свете семь?» Он же рече : «Всего есть лучши своя воля». Абіе крянулся и все переломалъ и поскочилъ на свою волю. Глаголють его яко царевъ сынъ Давидовъ.

Список литературы

Косихина С. В. Поэтика "стихотворений в прозе" И.Ф. Анненского : лингвостилистический аспект : диссертация  кандидата филологических наук : 10.02.01 / Косихина С.В.; [Место защиты: Моск. гор. пед. ун-т Ком. образования Правительства Москвы].- Москва, 2009.- 233 с.: ил. РГБ ОД, 61 09-10/1087

Геймбух Е. Ю. Лирическая прозаическая миниатюра в системе родов и жанров (лингвостилистический аспект) Издательство МГПУ, Москва, 2004.

Лурье Я. С. Русские современники Возрождения: (Книгописец Ефросин, дьяк Фёдор Курицын). Л.:Наука,1988.

Дмитриева Р. П. Светская литература в составе монастырских библиотек XV и XVI вв. (Кирилло-Белозерского, Волоколамского монастырей и Троице-Сергиевой лавры // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 1966. Т. 23, с. 143-170.

Дмитриева Р. П. Четьи сборники XV в. — как жанр // Труды Отдела древнерусской Литературы, Л., 1972, т. 27, с. 150-180.

Лурье Я. С. Литературная и культурно-просветительная деятельность Ефросина в конце XV в — Труды Отдела древнерусской литературы, М.; Л., 1961, т. 17, с. 130-168.

Лурье Я. С. Ефросин — составитель сборников и Ефросин-игумен и писец // Труды Отдела древнерусской литературы. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1988, т. 41.

Дмитриева Р. П. Приемы редакторской правки книгописца Ефросина: (К вопросу об индивидуальных чертах Кирилло-Белозерского списка «Задонщины») // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, М.; Л. 1966, с.  М.; Л., 1966, с. 264-291.

Слово о Хмеле. Подг. текста, перевод и комм М. Д. Каган Тарковской // ПЛДР Вторая половина XV века, М., 1982, с. 578—581.

Бобров А. Г. Попытка одного отождествления: (Князь Иван Дмитриевич = инок Ефросин) // Псков в российской и европейской истории: (К 1100-летию первого летописного упоминания). М., 2003. Т. 2. С. 270—278.

Каган-Тарковская М. Д. «Слово о женах о добрых и о злых» в сборнике Ефросина // Культурное наследие Древней Руси: Истоки. Становление. Традиции. М., 1976. с. 382—386.

Фролов C. B.  «Стих-старина »  за   монастырским  « пивом »// Труды отдела древнерусской литературы. СПб.: изд-во Дм. Буланина, 1993, т. 48, с. 195-204.
 
Ja.S. Lur'e, Une legende inconnue de Salomon et Kitovras dans un ms. du XVe s., dans Rev. Etudes Slaves, 43, 1964, p. 7-11.

Веселовский  А.Н. Славянские сказания о Соломоне и  Китоврасе  и западные легенды о Морольфе и  Мерлине  //  Веселовский  А.Н. Собр. соч. Пг. 1921. Т.8. Вып. I.

Ярошенко-Титова Л. В. «Повесть об увозе Соломоновой жены» в русской рукописной традиции XVII—XVIII вв.: (Характеристика редакций) // Труды Отдела древнерусской литературы. — Труды Отдела древнерусской, Л. 1974, т. 29, с. 73-79.

Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV в. / Изд. подг. М.Н. Ботвинник, Я.С. Лурье и О.В. Творогов, М.; Л., 1965.