Сквозь крону

Здесь сотворялась новая история.

Кора дерева была испещрена разновременными шрамами, за которыми, казалось, просматривается след жестокости стихий. Но Ульяна угадывала в этих надломах и совершенно другое. Дерево через них дышало, дерево через них росло, а ещё, сонастраиваясь с окружающим миром, согревало и остужало само себя.
Видела Уля в трещинках на стволе и своеобразное природное творчество — узоры, нанесённые природой в порыве чувств. По аналогии с последней и человеческие чувства прорезают следы на душевной коже. Только те со временем дубеют, ну или всё же продолжают пропускать сквозь себя воздух. От этого зависит, будет ли узор меняющимся и живым, как в природе, либо застынет искусственной массой.

Жизнь часто тонет в бытовом мареве. Вот ходишь по грудь в вязком тумане, не интересуясь: «Кто ты?» и «Куда тебе?» (ну так, хотя бы в общих чертах).
Однако на уровнях выше эта ясность всегда присутствует. Стоит лишь поднять глаза — и над головой раскинется огромная золотистая крона: нежно-зелёная или покрытая инеем, а то и вовсе обнажённая, готовящаяся к преображению.

Сегодня Уля наверх не смотрела. Она стояла рядом с деревом, оглушённая, сбитая с толку, точно с проторённой тропинки. Недалеко от дороги мерцала река, отражая земные объёмы и поверхность далёкого неба.
Девушка растерянно улыбалась: всё шло не по плану. Оно и раньше не очень-то шло, да и не было, собственно, плана. Была только дорога под ногами и вдохновение исследователя. Целую неделю она даже просыпалась пораньше, чтобы подальше пройти.

И вот сегодня Уля зашла максимально далеко. Тропа, что казалась сначала бесконечной, словно бы прошла сквозь дерево. И, встретившись с тополем, оборвала своё широкое речное течение. Расслоилась на тысячу ручейков.
Исследовать каждый в отдельности не хватило бы жизни, и Ульяна осталась у дерева. Испытывая нежность, она гладила шершавый, покрытый рытвинами ствол, и внутри разливалось ощущение родства. Ей нравилось всё, что представлял собой природный мир, но деревья — особенно.

Их цикл был сопоставим с человеческим, и, как и с людьми, с ними много чего за время их земного существования происходило.
Где-то там, незримо, под поверхностью корни прокладывали свой нелёгкий путь. Чтобы облегчить жизнь собственной кроне, а потом и будущему потомству, деревья безустанно трудились.

Сквозь воздушную серебристую листву тополя свет проходил легко, и девушке были видны прожилки летнего неба.

Тополь не был типичным обитателем этих мест, от чего чувство волшебства только усиливалось. Это исцеляло Улину растерянность, возвращая опору также и ногам.
Она решила задержаться тут до вечера. У девушки была способность видеть потенциал. И неважно, чего это касалось — чьих-либо скрытых дарований или мест, что могли подарить наполнение.

Мысленно Уля уже обустраивала на этом перепутье свой душевный дом. Часто невозможно дать себе отчёт, что же именно нас привлекает в том или ином месте, объекте, человеке или явлении. Можно принять только, что в этих координатах расположен какой-то важный для души опыт. И с благодарностью прожить его максимально полно — через чувства и осознания.

Олег в этот раз, конечно, не придёт — девушка это осознавала. Не получится, как раньше, так же случайно её отыскать — слишком далеко она ушла. Но, сохранив в памяти это место, можно будет сюда затем возвратиться.

***

Оставались последние секунды до того, как она его забудет. Из памяти уже выскользнул их островной дом, мастерская на втором этаже и даже Суа…

— О, этот неуклюжий чудесный утёночек!

Касаясь воспоминаний о дочери, Уля всегда плакала. Это было странное ощущение, ведь воспоминания принадлежали не ей, а другой личности. Но вот код от них был сохранён в душе, так что теперь она тоже имела к ним доступ.

А сейчас глазами Риты женщина смотрела и на него. Любовь мягкими волнами проходилась по телу, наполняя объёмом даже пространство вокруг. И в этой неподдающейся переводу на земной язык формуле выходила за скобки то нежность, то страсть. Словно прорываясь из водоворота, всплывала их феноменальная схожесть. А затем — и столь же удивительные противоречия. Те вспыхивали огнём их борьбы между собой.

Похожую динамику Уля проживала и с Олегом, только внутренний мир Риты ощущался намного ярче, масштабнее, чем её собственный. Женщина с неохотой себе признавалась, что в прошлой жизни они продвинулись намного дальше в своём духовном путешествии.
Сумели по-настоящему открыться, довериться себе и друг другу.

Те они, что им предшествовали и даже находились в том же возрастном периоде, сидели в её видении на траве.

Это было последнее воспоминание Риты, и женщина проигрывала его внутри много раз.

Неоконченный этюд, что она взяла с собой к реке. Осенний лиственный сад вдалеке и Джи Ну, неважно чувствующий себя ещё с утра. Ослепительно солнечный день.

Взгляд её, скользя от объекта к объекту, от чувства к чувству, медленно угасал. Рита подняла глаза к небу, и крона крепкого дерева стала заключительным кадром. Затем киноплёнка их жизней оборвалась и легла на полку подсознаний. Но сразу же начала готовиться новая.

«Тейл, лидер… кадры пошли!»

Ульяна, словно наяву, слышала слова звёздного монтажёра и погружалась в фильм.

Теперь до неё доносился механический треск прокручиваемой плёнки. Открыв же глаза, она обнаружила, что это никакая не плёнка, а шелест кроны, что раскинулась над ней. Тополиные листья, напоминающие сердечки, сверкали собственным серебром и дарованным им извне солнечным золотом.

Женщина, залюбовавшись, даже не сразу осознала, что это уже не сон. Друзья незаметно задремали под деревом и теперь по воле ветра проснулись.
Тот, словно дирижёр, настраивал свой нестандартный оркестр, где ведущая партия была отдана монистам и колокольчикам.

Олег, тоже глядя наверх, часто помаргивал, но от солнца не закрывался
А дневное светило, путешествуя по их лицам и примятой траве, уже искало лазейки и для самого дерева — для тех его затенённых участков, что были прорезаны в коре.
Уля наблюдала, как трещинки на стволе медленно заполняются солнечным нектаром

Сжав руку Олега, она тихо произнесла:

— Как же славно, что удалось снова отыскать это место…