Событие счастья
Прелюдия
То, о чём дальше пойдёт речь, один из главных персонажей этой истории и участник событий, случившихся 19.09.2025 около 13:00, - не помнит. Причём не помнит настолько, что и мне - рассказчику, - и всем, кто на правах друзей и однокурсников участвовал в процедуре поздравления Анны Шубиной-Панковой (по случаю выхода её книги), пришлось нестройным хором убеждать бенефициантку. Упорное беспамятство нашей героини было отметено ею только из приличия и для видимости. Меня тогда поразило странное совпадение того, как прочно стирается из памяти людей, совершивших Поступок, запомнившийся всем участникам этого События, может быть, одна из главных его жизненных ролей... Эта странная забывчивость Анны была не единственной в череде подобных случаев, но, видимо, Анна всё-таки оказалась первой её носительницей. Наталья была второй... Всё случившееся с ними обеими, о чём я, конечно, сейчас же и расскажу, произошло в 1974 году, в самом конце второго курса.
АННА: ПУШКИНСКИЙ ВЕЧЕР
Среди зачётов летней сессии стоял довольно громоздкий по «Истории русской литературы 1/3 19 в.». И когда наша Надежда Павловна Глазырина предложила для зачёта автоматом провести Пушкинский вечер, мы ухватились за эту идею со всем нашим энтузиазмом. Сразу отыскались мастера-сценаристы, реквизиторы, художники, музыкальные оформители, актёры и режиссёры... Работа закипела, и мы не заметили, как в погоне за зачётом по лёгкому начисто забыли о нём, превратившись в какой-то особый организм, где никто никому не мешал, где все мы даже дышали синхронно, погрузившись в поэзию и биографию Пушкина, пропитавшись его судьбой и текстами.
И вот наступила премьера (а иначе это действо я и не могу назвать). Это происходило в 301 аудитории, где не было даже небольшого подиума. Но зато она была большой, и мы, расставив поплотнее стулья рядов так в пятнадцать, смогли выкроить небольшой промежуток, разделявший нас, тесно прижимавшихся к доске, и т.н. почтенную публику.
Конечно же, были свечи, как же без них! Горела свеча и у большого портрета Пушкина. В нашей части аудитории светили бра. И мне кажется, что пространство, где помещалась публика, оставалось в темноте. Может, и не так, просто мы были сосредоточены на своём и вглядываться в зрителей не могли.
Ах, как у нас всё шло гладко и естественно... Наверное, могли быть и какие-то ошибки... Но мы их или не замечали, или, заметив, тут же и поправляли. Вот так гладко, так славно мы въехали в финал. И вот тут-то и обнаружилась проблема.
Всё мы продумали, всё отшлифовали, кроме одного - как скажем мы почтенной публике, что ...всё. Нет, конечно, было понятно, что ничего прибавлять уже не следует, но всё-таки... В театре есть занавес. У нас занавеса нет. В кино, на телевидении ... отключают одну картинку и выставляют другую. У нас ничего подобного нет. Сидим, смотрим друг на друга, у всех в головах мозги скрепят в одном направлении. Не можем же мы вдруг встать и сказать: «ВСЁ»! Или: «Спасибо за внимание, идите домой»! Ничего не рождается в башке...
И тут поднимается Анна и начинает медленно тушить одну за другой свечи. Тишина, становится всё темнее и темнее и только осторожные шаги Анны. И все сидят, затаив дыхание. Последняя свеча остаётся зажжённой у портрета Пушкина, а вокруг - осенью рано темнеет - темно и тихо. Анна медленно идёт по проходу между зрителями и нами к закрытой двери и легко ладонью толкает её. А там очень светлый коридор...
И тогда зрители тихо начинают подниматься и выходить. Они идут мимо нас, продолжающих сидеть на своих местах, и тихо, как-то почти лично говорят нам «спасибо».
Конечно, время, когда мы дружно сочиняли этот вечер, оставило в моей памяти ощущение счастья. Но рождавшийся в эти последние минуты восхитительный финал нашего действа был и остаётся в сознании моём воплощением художественного шедевра, великолепия, в котором волшебно слились то, что протекает само, независимо от нас, и то что рождается в воображении, в жесте, в потребности нашего сердца. И когда мне удаётся пережить миг вдохновения, я знаю, в нём есть след этого удивительного мгновения, когда из всех нас: и сочинителей, и исполнителей, и слушателей в аудитории 301 рождалось произведение искусства. Это осталось во мне как чудо, в котором сошлось всё, а иначе и не бывает чуда.
НАТАЛЬЯ: ЛЕТНЕЕ ЧУДО
Лето 1974 года было необыкновенным! Прекрасное лето было. А мы сдавали сессию из последних сил и не позволяли себе мечтать об отдыхе, чтобы не терять бдительности и не расслабляться. И наконец, наступил день освобождения, но мы ещё не верили в это. Мы ехали на диалектологическую практику чуть ли не на следующий после последнего экзамена день.
Строго формально — это была ещё работа, но где-то в подсознании, отправляющиеся на две недели из пыльного города без надзирающего педагога (на всех не хватало надзирателей, мы же были послушными хорошистками и отличницами), мы уже были готовы к воле.
Ночью накануне нашего отъезда из города прошла большая гроза, основательно вымочившая землю, и мы, ехавшие в кузове машины, должны были несколько раз останавливаться, выбираться из машины, чтобы облегчить её вес, когда она объезжала глубокие, но тёплые, несмотря на утреннюю прохладу, лужи.
У Тургенева в «Отцах и детях» есть замечательная фраза о «лучших днях в году – первых днях июня». У нас, вероятно, перволетие наступает позднее, но, влажное и жаркое, оно устанавливает фантастическое равенство между живущим, и ползающим, и ковыляющим, и порхающим. — Млеет все!
Не прошло и получаса с момента нашего прибытия в деревню, как, побросав пожитки свои, мы уже бежали к Туре, мы уже смаковали это лето.
Река в этом месте делала крутой поворот, и дом наш находился на высоком берегу, красивом, но совершенно непригодном для использования его в качестве пляжа, так как берег реки был обрывистым, а дно в этом месте невероятно вязким. Но кто думал тогда о таких «мелочах»! Самые водоплавающие из нас уже барахтались на середине реки, откуда доносились фырканье, болтовня и взрывы смеха.
На высоком берегу оставалась одна Горбушка, которая всегда делала только то, что в этот момент считала нужным. В то время как все с визгом и воплями неслись к воде, она аккуратно раскладывала на траве одеяло, собираясь первым делом понежиться и позагорать.
Я получала свою порцию удовольствия, стоя по колено в иле. Не умея плавать, мы с Наташей Жерновой не решались шагнуть вперёд.
Тут мимо меня проходит наша Юля и тащит за собой за руку Свету Юдину, приговаривая: «Да не бойся ты, я плаваю, как дельфин». Ещё шаг, и рука Светки, поскользнувшейся на вязком дне и сорвавшейся вниз, выскальзывает из Юлькиной руки.
Светка мгновенно уходит под воду и становится совершенно невидной из-за взбаламученного ила. Её маленькое тело покажется на поверхности воды совсем не там, где его ожидали увидеть, и только на какую-то секунду, а потом её понесло на самую середину Туры.
Там на середине наши пловчихи располагались весёлым кружочком, и я ждала, что, может быть, они-то сейчас и спасут Светку. Но они, видимо, оцепенели от неожиданности, когда она вынырнула в центре их круга, и отпрянули в разные стороны. Светка ушла под воду и, вылетев на мгновение, стремительно понеслась по течению…
«Всё! - сказала я себе. - Теперь мы можем только досмотреть до конца эту трагедию».
И тут с высокого берега Туры в воду полетело белое и длинное тело Наташи.
Я не помню, как это белое плыло к Светке... Явившаяся и неосознанная нами надежда сделала меня в этот миг совершенно слепой. Я ничего не видела, чтобы не сглазить, чтобы не спугнуть...
Помню, как выходила наша Горбачева на берег, вынося Светку. Не помню, как мы бежали по берегу. Помню, как все: и «дельфины», и «мастера спорта» по плаванью, свихнувшиеся от радости, дёргали Светку за руки, волосы, плечи; чтобы окончательно поверить, что беду пронесло стороной... Чтобы убедиться, нужно было коснуться руками Светки, живой!
Помню, как все мы вопили в уши вялой, отсутствующей Светке: «Ты ведь тону-у-ла!» А она смотрела на нас «издалека» и вдруг заплакала, оттого, объяснила она между всхлипываниями, что потеряла в воде косыночку. Она сшила ее накануне, подгоняя по цвету к своему купальнику.
О, каким ликованием взорвались мы! Чушь какая! Косыночка! О, как орали мы – неимоверно счастливые, как мы гоготали от великого, от незаслуженного нами, но свалившегося на нас счастья! И тут я подумала, что если мы так ненормально рады, как должна радоваться та, которая всех нас спасла и осчастливила! Но Горбушки среди нас не было. Не было её среди нас... И когда я увидела её, то в первый момент у меня даже сжалось от отчаяния сердце и заложило уши. Я тогда подумала, что всё это спасение тонувшей Светки мне лишь привиделось, потому что наша Горбачева шла от реки, уставшая и потухшая, одиноко и медленно, как-то безнадёжно и обессиленно опустив руки. Как в совсем другом кино, где правда бывает только тяжёлой и безрадостной, как пустые руки нашей Горбушки.
Я кинулась тормошить её: «Ты чего, куда ты подевалась?!» Она объяснила кратко и однозначно, что хотела найти Светкину косынку и не нашла... Не ускоряя и не замедляя шага, она прошла мимо орущих и ликующих и поднялась на высокий берег ...к себе.
Это всё было на самом деле! И это — одно из немногих (или многих?) совершенно замечательных, прекрасных событий, открывающих нам великодушную непредсказуемость жизни и людей, Божью милость, в конце-то концов!
Многих участников этого события уже нет. Столько лет прошло, что вы хотите! Первой уйдёт лет через восемь от сердечного приступа Верочка Ряшина. В январе 2024 года умрёт наш замечательный староста - Люда Слышкина, а в марте - насмешливая и героическая Люда Новосёлова. И Горбушки тоже уже давно нет...
Она прочитала мой опус, но когда я спросила, читала ли она - только отмахнулась, хмыкнула и всё отнесла исключительно на счёт моего неизлечимого романтизма… Потом, правда, уже позже, когда её добивала онкология, она, случайно коснувшись этой темы, обмолвилась, что, может быть, зачтётся ей где-нибудь, когда-нибудь одно это её доброе дело…
***
В самом конце её последнего лета – я позвонила ей прямо из лесу, куда приехала со знакомыми собирать грибы. Увлёкшись, я заблудилась и очень испугалась... Отчаяние моё усилилось, когда в довершение ко всему пошёл сильный дождь, и его шум лишил меня последней надежды услышать хоть какой-то другой звук, который помог бы мне сориентироваться в незнакомом месте. И после всех безуспешных попыток связаться по телефону со своими грибниками я набрала номер Горбушки. Её далёкий и спокойный голос вернул мне надежду. Всё показалось мне сразу таким обычным и, главное, совсем не страшным.
Отсмеявшись, Наташа рассказала, как в подобных случаях следует поступать «заблудшим овцам». Оказалось, для того чтобы найти дорогу, нужно всего-то перевязать платок: вывернуть его наизнанку или поменять местами его правый и левый концы… А если вместо платка на голове у вас шапочка, фуражка или бейсболка, то поступать следует точно таким же способом: передвинуть козырёк в противоположную сторону.
В тот раз проверить этот способ на деле мне не довелось: дождь внезапно прекратился, и я по гулу машин вышла на трассу, но позднее этот совет несколько раз выручал меня из трудного положения.
А теперь вот и вы его тоже будете знать...
ДОЗРЕВАНИЕ
Ноябрь 1982 года.
В день похорон Л.И. Брежнева администрация университета объявила, что по случаю траура в стране, наиболее сознательные и чувствительные студенты могут на занятия не ходить, а вместе с наиболее сознательными и чувствительными преподавателями надеть на руку траурные повязки и встать в почётный караул у портрета генерального секретаря в вестибюле или у телевизора, по которому транслировали траурную процедуру. Телевизоры были включены на всех коридорах здания университета.
Позволив старостам студенческих групп не отмечать отсутствующих на моей лекции, я, ужасаясь собственному легкомыслию и наглости, сказала, что хорошая работа не может помешать ни крестинам, ни похоронам, и мы погрузились в историю отечественной литературы. Речь шла о романтической поэзии 20-30-х годов 20 века. Мы как раз подошли к М.А. Светлову и, памятуя о том, что в перспективе у нас уже не будет возможности подробно поговорить о нём, я упомянула и о том, как завершалась жизнь этого замечательного поэта. В моих рабочих записях был текст его интервью, в котором Светлов хотел оставить молодому поколению опыт своих размышлений о сущности и тайне подлинной поэзии. И вот я цитирую его слова о том, что он счастливый человек, знающий, что его уход из жизни заставит людей загрустить... При этом я вспоминаю постные физиономии наиболее сознательных людей, стоящих в почётном карауле, и думаю, сейчас они меня должны грубо остановить, потому что я, озвучивая слова поэта, произношу явную крамолу, не совместимую с сознанием утраты передового борца «за» и «против»: они загрустят потому, что я всегда, всю свою жизнь хотел быть со всем человечеством. Не важно, что мне не удалось это, важно, что я хотел этого.
Это - одно из важнейших качеств настоящего поэта, а как ЭТО проявляется в обычной жизни, Светлов объяснил, рассказав историю из далёкого своего детства.
Умирал одноклассник поэта - сын фабриканта Фиалковского. Мальчик был болен чахоткой. Обратившись к навестившим его одноклассникам, мальчик произнёс: «Миша, ты грубо говорил с Фридой. Ты должен дать слово, что ты извинишься перед ней!» Потом он обратился к другому мальчику и сказал: у отца твоего нет денег, чтобы заплатить за твоё обучение, а мой отец заплатил до конца... Пусть твой отец не волнуется, дальше ты будешь учиться за мой счёт.
Рассказав эту историю, Светлов закончил её таким выводом: не сочинявший стихов, не знавший даже, что такое рифма, ритм... мальчик этот был Настоящим поэтом. Умирая, он распоряжался своей жизнью как поэт, который видит жизнь во всей её безграничности. И потому он без усилий стирает преграды, разделяющие его жизнь и другие жизни, жизнь в творчестве и жизнь в обыкновенной будничной реальности... И в этой обыкновенной жизни они умеют услыхать, схватить и удержать в горсти тот ритм, который властно поведёт поток существенных деталей и ничтожнейших мелочей в русло, где все мы - участники События - почувствуем себя чем-то единым и цельным и обязательно удачливым и счастливым.
1974 - 1982 - 19.09.2025 - 27.11.2025 г.
Свидетельство о публикации №225112701246