Зима, которая не спрашивает

Израиль, Газа, Ливан, Сирия, Западный берег — сегодня**

Факт

На севере гремит Ливан. На юге горит Газа. В воздухе — сирийская тень, иранский шёпот, американская рука, европейская усталость. На Западном берегу растёт тревога, как сорняк — быстро, липко, и никто уже не знает, какой здесь будет следующий день.

Израиль живёт в состоянии не войны и не мира, в каком-то промежуточном пространстве, где каждый утренний ветер приносит новую сводку, новый выстрел, новый компромисс, который вчера ещё казался немыслимым.

Атмосфера

Страна — как человек после аварии: стоит, держится, но руки дрожат.

Города днём похожи на обычные. Магазины открыты. Люди идут на работу. Дети идут в школу. Но если прислушаться — слышно скрытую напряжённость: как будто каждая улица знает, что мир временно включён, а под асфальтом всё ещё ходят токи войны.

На севере — пустые районы. Кибуцы, где остались только кошки и железные двери. Окна забиты. Бомбы падают «по плану», «по обмену», «в ответ» — слова разные, но звук один.

В Газе — дым, провалы, пыль. Картинка, которую уже боятся смотреть, потому что она стала слишком реальной и слишком постоянной.
Каждый день — как репродукция вчера.

Сирия — это как дальний барабан: звук не всегда слышен, но когда бьёт, земля откликается.

Западный берег — кипит, но пока тихо. Тишина, которая сама по себе уже тревога.

Эмоция

Земля устала. Люди устали.
Даже железо устало.

Усталость такая, что её не скрыть. Она проявляется в разговорах соседей, в жестах водителей на перекрёстках, в том, как армейские мамы стоят на остановках — чуть дольше, чем обычно: будто хотят запомнить лицо сына ещё на минуту.

И в этой усталости — главное чувство:
никто не верит, что всё закончится быстро.
Но все desperately хотят верить.

Философия

Ближний Восток — это не война.
Ближний Восток — это система сосудов, где каждое движение отзывается где-то дальше.

Газа двигается — Ливан отвечает.
Сирия молчит — Иран говорит за неё.
Американцы прилетели — Европа начинает дрожать.
Израиль думает о юге — север вспоминает о себе.

Здесь всё связано так тесно, что иногда кажется: это один огромный организм, который каждую ночь пытается заснуть, но собственная боль будит его.

И есть ещё одна философская правда, которую мало кто говорит вслух:

**Война перестала быть событием.

Война стала фоном.**

Это страшнее.
Когда человек перестаёт бояться — он перестаёт чувствовать.
И вот здесь, между Тель-Авивом и Мегиддо, между Ашкелоном и Бейт-Шеаном,
люди всё ещё чувствуют — но уже меньше.

Позиция

Я пишу честно: Израиль держится.
Не развалился, не сдался, не упал.
Но он стоит на ногах, которые уже дрожат, как у боксёра в 12-м раунде.

Газа — разрушена, но не побеждена.
Ливан играет в свою игру, где каждая ракета — это политическая монета.
Сирия — открытая дверь, через которую ходят чужие армии.
Западный берег — тлеет.
И никто не знает, сколько ещё.

Мир смотрит, комментирует, шепчет, спорит, но не вмешивается.
Эпоха «международных решений» закончилась.
Началась эпоха «каждый за себя».

Финальный кадр

Представь ночь.
Север.
Далеко — разрывы.
Луна в дыму.
На горизонте мигают трассеры, как старые лампочки.

И человек стоит на крыше своего дома, смотрит на всё это и думает:

«А что завтра?»

И ответа нет.

Потому что завтра — это слово, которое на Ближнем Востоке никто не может произнести с уверенностью.


**«Я просто живу здесь».

 от лица обычного человека в Израиле**

**Я не политик. Я не генерал.

Я — обычный человек.**

У меня есть дом. Есть семья. Есть работа.
И каждый день я просыпаюсь с простой мыслью:

«Лишь бы сегодня было спокойно».

Я не думаю про геополитику.
Я думаю: успеют ли дети в школу до сирены?
Будет ли открыта дорога на севере или опять перекроют?
Вернётся ли сосед из армии вечером домой или задержится ещё на неделю?

Газа? Ливан? Сирия?
Я не знаю всех тонкостей.
Я знаю только звук:
когда земля гудит, когда сирена режет воздух, когда новости говорят «есть поражение».

Я слышу, как пожилые люди в супермаркете обсуждают цены и ракеты одним тоном — будто это две части одной жизни.

Я вижу, как молодые мальчишки, вчера ещё школьники, сегодня едут на службу.
Вижу, как девушки в форме пьют кофе на вокзале, но держат телефон в руке так, словно он — их связь с миром, который может оборваться в любой момент.

Я чувствую, как страна устала.
Как будто мы живём в затянувшейся зиме, которой нет конца.

**Газа — это боль.

Ливан — это страх.
Сирия — это тень.
Западный берег — это тревога.**

Но самое тяжёлое — это неизвестность.
То, что никто не может сказать: «через неделю будет лучше».

Каждый день похож на тест на выдержку.

Но знаешь что?
Мы всё равно живём.
Мы ходим по улицам, открываем магазины, спорим в очередях, смеёмся, плачем, смотрим закаты.
Мы упаковываем посылки для солдат.
Мы читаем новости и говорим: «Ну держитесь там».

И иногда, вечером, когда небо чистое и тихое, я думаю:
«Может, всё ещё будет хорошо?»

Не потому что мир изменился.
А потому что человек должен верить — иначе он развалится.

И я продолжаю жить.
Как все здесь.
Между страхом и надеждой.
Между сиреной и тишиной.
Между прошлым и тем «завтра», которое мы не можем предсказать.