Гороховый салют князя Урусова

Свинцовое небо над старым кладбищем, казалось, отражало тяжесть момента. Ветер, пронизывающий до костей, трепал сухие травы на могилах, словно шепча забытые имена. У самого края погоста, где чернели свежие холмики, выстроился в безупречный строй эскадрон. Кирасиры, словно ожившие статуи, в начищенных до блеска кирасах, с золотыми эполетами, сверкающими даже в тусклом свете, представляли собой грозное, но в то же время величественное зрелище.

Их командир, поручик князь Петр Владимирович Урусов, статный, с тонкими чертами лица, обрамленными темными кудрями, стоял чуть впереди, словно воплощение чести и благородства. Его рука, затянутая в ослепительную белую крагу, покоилась на эфесе сабли, готовая в любой момент отдать приказ.

Внезапно, словно громовая туча, на горизонте появился артиллерийский полковник. Его мундир, украшенный множеством орденов, казался вылитым из бронзы, а лицо, обветренное и суровое, выражало полное пренебрежение к окружающему. Он подъехал к Урусову, его лошадь нервно переступала с ноги на ногу, словно чувствуя напряжение.

«Господин поручик!» – прогремел голос полковника, не терпящий возражений. «Я требую, чтобы ваши люди произвели над могилой генерала ружейный салют!»

Урусов, не дрогнув, приложил руку к каске. Его взгляд, спокойный и внимательный, встретился с пылающим гневом полковника. В этот момент, казалось, время остановилось. Весь эскадрон замер, ожидая реакции своего командира.

Полковник, не дождавшись немедленного ответа, продолжил, его голос становился все более резким: «Вы слышали меня, господин поручик? Ружейный салют! Это же элементарно!»

Урусов, слегка заикаясь, но так, чтобы каждое слово было слышно каждому кирасиру, ответил: «Очень жаль, господин полковник, что вы нас раньше не предупредили: я бы приказал накормить своих людей горохом».

Полковник, чье лицо и без того было багровым, теперь приобрело оттенок спелого помидора. «При чем тут горох?» – прорычал он, совершенно сбитый с толку.

Урусов, с самым вежливым видом, продолжал: «Но господин полковник, люди, сытно накормленные горохом, могут для салюта обойтись и без винтовок».

Наступила гробовая тишина. Ветер стих, словно испугавшись нелепости ситуации. Полковник, недоумевающий, растерянный, смотрел на молодого князя, словно тот говорил на неведомом языке. Кирасиры, стоявшие навытяжку, изо всех сил старались не рассмеяться. Их плечи дрожали, губы сжимались в тонкие ниточки, а глаза блестели от сдерживаемого веселья.

«Как ваша фамилия?» – резко спросил полковник, нахмурив брови так, что казалось, они вот-вот сойдутся на переносице.

Урусов, с самым любезным видом, отдал честь, его голос звучал отчетливо и звонко: «Поручик князь Уру-уру-урусов ста-а-аарший, господин полковник!»

В этот момент сдержанность эскадрона окончательно иссякла. Сначала это был тихий, сдавленный смешок, затем другой, и вот уже весь строй, словно по команде, затрясся от беззвучного хохота. Лица кирасиров исказились в гримасах, но они держались, стараясь не выдать себя слишком явно. Лишь их глаза, полные искрящегося веселья, выдавали их.

Полковник же, наконец, осознал всю абсурдность ситуации. Его бронзовое лицо залилось краской стыда. Он понял, что его, опытного артиллериста, с легкостью перехитрил молодой кирасир, который, вместо того чтобы спорить или оправдываться, парировал его требование с такой изящной и неожиданной логикой, что оставалось только признать свое поражение.

Он сконфуженно пожал плечами, словно пытаясь стряхнуть с себя невидимую пыль неловкости, и, не сказав больше ни слова, быстро отъехал прочь. Его лошадь, казалось, тоже почувствовала облегчение, ускоряя шаг.

А эскадрон, оставшись один, наконец-то дал волю своим чувствам. Смех, до этого сдерживаемый, вырвался наружу – громкий, заразительный, наполняющий опустевшее кладбище. Князь Урусов, с легкой улыбкой на губах, наблюдал за своими людьми. Он знал, что этот день, день «горохового салюта», навсегда останется в памяти его эскадрона, как пример того, что даже в самых серьезных ситуациях можно найти место для остроумия и находчивости. И что иногда, чтобы одержать победу, достаточно лишь правильно приготовить горох...

И вот, когда полковник скрылся за поворотом дороги, оставив за собой лишь легкий шлейф пыли и недоумения, поручик Урусов, смахнув с лица невидимую слезу от смеха, обернулся к своим бойцам.

«Ну что, господа кирасиры!» – произнес он, и в его голосе звучала неподдельная радость. «Видали, как надо с артиллеристами разговаривать? Не силой, а умом!»

Эскадрон, все еще сотрясаясь от смеха, отвечал ему дружным, но уже более сдержанным гулом одобрения. В глазах каждого бойца читалось восхищение своим командиром. Этот молодой князь, который еще вчера казался им лишь блестящей игрушкой высшего света, сегодня показал им, что такое истинное офицерское достоинство, смешанное с острым умом и недюжинным чувством юмора.

«А горох, господа!» – подхватил один из старых урядников, с трудом переводя дыхание. «Вот это была мысль! Я уж думал, полковник нас на месте расстреляет за такое дерзновение!»

«Да какой там расстрел, Иван Петрович!» – рассмеялся Урусов. «Он же сам ошибся, бедняга. А мы, как истинные джентльмены, лишь указали ему на его промах, да так, чтобы ему самому было стыдно!»

Он оглядел своих людей, их лица, еще недавно напряженные от ожидания, теперь сияли от облегчения и веселья. В этом моменте, среди могил, под свинцовым небом, они почувствовали себя не просто солдатами, а настоящей семьей, сплоченной общим делом и общим духом.

«Что ж, господа,» – продолжил князь, его голос снова стал серьезным, но в нем звучала новая уверенность. «Пора нам возвращаться. Нас ждут дела и, возможно, новые встречи с полковниками, которые забывают, что у кирасир нет винтовок. Но теперь мы знаем, как им ответить!»

Эскадрон, словно по команде, вытянулся еще ровнее. Золотые эполеты сверкнули в тусклом свете, кирасы заблестели, отражая последние отблески уходящего дня. Они были готовы. Готовы к любым испытаниям, к любым встречам, ведь теперь они знали, что даже в самой нелепой ситуации можно найти выход, если есть ум, честь и, конечно же, немного гороха.

И когда эскадрон, чеканя шаг, двинулся прочь от кладбища, ветер, казалось, подхватил их смех и разнес его над полями, словно весть о том, что даже в суровые времена есть место для остроумия, для благородства и для того, чтобы с достоинством ответить на любой вызов, даже если этот вызов исходит от самого полковника. А князь Урусов, с легкой улыбкой, ехал впереди, зная, что этот день, день «горохового салюта», навсегда останется в истории его эскадрона, как символ их непобедимого духа.