Письма Э. Лосевой. 1957-64 гг

    29/VII-57 г. (из Красной Поляны)


    (…) В Хосте я была шесть дней, жила в палатке. Хоста – маленький курортный городок, красивый и зеленый. Море от турбазы в 15 минутах ходьбы. Пляж каменистый, на море был шторм в 4 балла, купаться при таком волнении нельзя, но несколько дней было тихо. (…) Теперь о «туристах». Их основная черта, как правило, нытьё и вздохи. Больше всего здесь дам и девиц самого различного возраста, но, конечно, хорошо обеспеченных. Они все заботятся о своём загаре, не ходят ни в какие походы, а если соизволят пойти, то это целое событие. Каждый день несколько раз переодеваются и заняты танцами и мальчиками. А мажутся, красятся, и это «туристы»?!


    У нас группа исключительно женская. Через день идти в поход на гору Ачишхо, никто об этом не думает, то сердце, то пятки, то ещё что-нибудь. В поход собираюсь я одна из всей группы, примкну к другим.


    Из Хосты у нас было три экскурсии: по самой Хосте, в тиссо-самшитовую рощу, где есть тисы в 700 лет, 1000 и 2000 лет, в Навалишенскую пещеру, где считают, жил первобытный человек и на гору большой Ахун (700 м.н.у.м.). Я вся сгорела, кожа отваливается с меня лоскутьями, я даже покрылась пузырями, но чувствую себя прекрасно и согласна лезть хоть на Эльбрус. На базах питание очень хорошее, есть душ в любое время, вообще обслуживание очень хорошее.(…)


    29/VIII-57 г.


    (…) В Индуре ничего не изменилось в целом, есть только новые детали. Построили магазин универсальный красивого розовато-белого цвета, начали закладку нового дома культуры и гостиницы. В колхозе им. Сталина большой урожай, люди говорят, работают как кони, но и имеют всего много, а из колхоза им. Калинина целыми деревнями собираются в Польшу, т.к. там много единоличников, а теперь вышло новое постановление о труде.


    В школе у нас сократилось количество классов, а значит и число уроков, и я на пятом году работы попала ровно на ставку. Вчера мы приехали с конференции, которая длилась три дня и две ночи. Жили мы в гостинице, ходили в кино, смотрели «Девушка с маяка», я возмущена этой девушкой, затем «Двое из одного квартала» по мотивам произведений Назыма Химкета и «Ханка», Босна-фильм.  Эти фильмы мне очень понравились. Ходили мы в ресторан ужинать уже довольно поздно, там играл джаз из трёх человек и преобладало общество стиляг. Я много слышала о этой категории людей и, конечно, еще больше видела различных карикатур, но встречать этих ультрамодных людей мне нигде не приходилось. Когда-то в Гродно я читала газету «Вилы в бок», там была помещена большая фотография стиляги. Вид у него был типичный, но лицо очень характерное с маленьким, как будто срезанным подбородком как у акулы. Я чуть не подскочила на стуле, когда увидела его в натуре. Нам пришлось очень долго ждать, поэтому мы вдоволь нагляделись на лица и повадки развлекающейся молодёжи. Осталось противное, даже болезненное ощущение от этой музыки, жёлтых бледных лиц и разболтанных фигур. Такое впечатление, будто мы не в Союзе, а где-то за границей. Это у меня больше всего засело в голове от всей конференции, т.к. она проходила по общему шаблону.


    У нас в этом году новый зав. районо, а старый назначен директором к нам в школу. Купила я в Гродно новые учебники и кое-какие карты для школы.
У нас дождливая погода, дождь льёт и льёт без конца, у меня под окном маленькая слива, с каждого листика падают и падают прозрачные капли. Так хочется, чтобы выглянуло солнце. На Кавказе, там, где я была, климат влажный субтропический, а за это лето не выпало ни одного дождя, там стоит засуха, пересохли реки и колодцы, завяла и запылилась вся прекрасная растительность, виноград висит маленький и зелёный. А здесь вот люди смотрят на серые тучи и думают, есть ли солнце на свете?


    (…) У нас был рентген, снова нас всех просвечивали. Один паренёк, наш десятиклассник, заболел туберкулёзом, было сильное кровотечение, сейчас лежит в больнице, из-за этого семья не уезжает в Польшу. Заболел мой знаменитый Казя Телегуй, я его «воспитывала» в восьмом и девятом, очень мне жаль его.(…)


    18/IX-57 г.


    (…) Вечер, да ещё какой ненастный! Целый день льёт дождь, ветер бьётся о стекло, холодно и темно. В школе сегодня все ходили синие и зелёные, ребята жались как мокрые воробьи. Какая разная бывает осень, то тепло и сухо, и кажется, что до зимы ещё далеко, а то вот такая тоскливейшая погода, она меня очень угнетает. (…)


    Недавно получила письмо от Зои , она описала коротко свою экспедицию и своё настроение. Ей не хочется сдавать в печать свои статьи и защищать диссертацию. Она считает, что её работа – муть, и никому она не нужна. (…) На северных увалах ей очень понравилось, только была она там мало, да и студенты какие-то попались нудные, всё вспоминали красоты Кавказа. Я не знаю, но меня эти красоты ничуть не удивили. Крым произвёл на меня большое впечатление, а природу Карелии  я никогда не забуду, как там было чудесно!


    Вчера мы совершали очередной поход на ферму, на которую нас закрепили как агитаторов. Мы было обрадовались, мол там что-то конкретное, наладим красный уголок, всегда будем доярок видеть. Пришли, наш боевой листок сорван, доярки на нас смотрят волками и произносят такие речи: «Ходят тут всякие, кому делать нечего… Мало доярок, а скоро и совсем не будет, разгонят… Командуют тут!.. Мы читать не умеем. Читайте сами, если очень грамотные! Халаты есть белые, да если их стирать, да коров доить, то больше и делать нечего!» И всё в таком духе. Мы стояли, как оплёванные, нам нужно составить график по удою молока, узнать, сколько коров у каждой доярки, а доярки нос кверху и мимо нас с вёдрами.
Пришёл животновод, говорит, что листка не читал и не видал. Никаких заметок писать не собирается. У доярок труд тяжёлый, если критиковать недостатки, то они и совсем работать не будут. Молоко они сливают и считают сами, сколько надоили, он даже и не принимает. От мух там все полки чёрные, марля, сквозь которую молоко цедят, вся почернела.


    Раньше сходишь в бригаду, проведёшь какую-нибудь работу, летишь обратно, словно на крыльях, приятно от сознания какой-то пользы, а тут мы шли домой, будто мы и правда преступление совершили. Вот и контакт. Всё, что мы там повесили, кому оно нужно? Хорошо, если ещё не сорвут всё. А нас ругают в райкоме, что мы не хотим идти, что ничего не делаем и т.д. Вот такие дела, ничего нет утешительного. Ходим на бульбу , ребята никак не хотят убирать её, да ещё и погода такая плохая. Сегодня говорили, что пришло указание, чтобы ребят кормили и платили им от 3-х до 5 рублей, всё же у них будет какой-то стимул.(…)


    23/X-57 г.


    (…) Недавно получила от Зои фотоприставку и книги по астрономии. Теперь займусь печатанием своих плёнок, если будет что-либо видно на моих фото кавказских, то пришлю полюбоваться.


    (…) Я хочу тебя просить купить мне патефонных пластинок, т.к. у меня патефон существует несколько лет, а пластинок я никак не могу купить, всё чепуха какая-то. Мои вкусы в музыке тебе известны, т.к. воспитаны они были в основном тобой и Зоей. Хорошо бы купить «Песню острова пальм» - Индонезия, «Не забывай», «Подмосковные вечера», «Ой, дивчина, шумит гай», «Жил парнишка кудрявый» и т.д. Ещё «Пряху» ( в нищенькой светёлке), обожаю вальсы Штрауса и пр., и пр., (…) Я на тебя надеюсь как на гранит и всякие другие прочнейшие породы.


    Вчера мы потерпели полнейшее фиаско в агитационной работе. Пришли на ферму, принесли новый листок и плакаты. Поговорили с доярками и «дояром», как они зовут животновода. У них всё хорошо, конечно, ферма к зиме готова, план они по надою молока не выполняют, но за год уверены, что выполнят. Некоторые уже надоили по 1800 кг на корову. Нам нужно было читать и комментировать ответы Хрущева на вопросы Фестена. Собрались все, уселись, Зоя Ник. стала читать. Не прошло и десяти минут, как все доярки одна за другой исчезли, остались мы и три «дояра»: сторож, пастух и животновод. Зоя Ник. перестала читать, я вся покраснела от обиды и неловкости положения, а дояры умирают от смеха, пришлось и нам улыбнуться, сама понимаешь, как нам было «смешно». Вышли мы и увидели доярку, говорим, что же вы ушли, так нехорошо делать. А она в ответ: «Мне брушку рубить треба, а чого вы там говорите, я ниц не пойму!» Это они коровам дают на подкормку брюкву, так перед этим её рубят.


     Так и пошли мы домой, проклиная этот метод чтения и комментариев и удивляясь нахальству наших слушателей. Решили, что к вопросам мы больше не вернёмся, будем считать, что мы их «проработали». Эмма, может быть ты в своей практике сталкивалась с действенными методами агитации, посоветуй что-нибудь.


    (…) Все готовятся к Октябрю, а у нас в школе никакой подготовки, даже и вечера среди учителей, наверное, не будет, так досадно и не радостно, что праздник наступает. У нас с каждым годом коллектив как бы «вырождается», становится всё нуднее и скучнее, несмотря на то, что и молодёжь приходит каждый год в школу.


    (…) Читать взяла «Лунный камень» Уилки Коллинза. В кино давно не была, хочу посмотреть новый фильм «Летят журавли», о нём много пишут в газетах. Из всего, что я видела в последнее время, мне больше всего понравилась картина «Они встретились в пути»


    (…) прошла наша молодость, раз наши младшие братья поженились. Я всё ещё не верю этому, а гляну в зеркало и тяжело вздохну. Так и каждый человек живёт до старости и всё думает, что у него всё ещё впереди. Как грустно становится, как поразмышляешь о жизни. Лучше ни о чём не думать, а то свихнуться можно. Мне только интересно знать, будешь ли ты мне писать, когда выйдешь замуж? Есть ли на свете настоящая дружба, как ты думаешь?(…)


    14/XI-57 г.


    (…) Знаешь, Эмма, я серьёзно спрашиваю о дружбе. Я уверена, что есть на свете и подлинная дружба и всё остальное, но, понимаешь, я не вижу этого вокруг себя, а в жизни мне пришлось убедиться, как люди могут быть убедительны, им веришь до конца, а потом всё рушится, а я, из-за своего ненормального характера, всё болезненно переживаю. Праздник я провела очень безалаберно. Как всегда «на охоту ехать, так и собак кормить». Я проводила уроки, сидела с учениками, бесконечными двоечниками, после урока, составляла ведомость, заполняла журналы, выпускали праздничный листок на ферму. А дома и стирка, и мытьё, и сама чумазая (…) и даже абсолютно нечего есть было, т.к. на базар не ходила (мы занимались в воскресенье), а в магазине очередь была. Нужно венки возлагать, а я взялась за пол, кое-как вымыла, скорей в школу на вечер. А там произошла драка, выступления сорвались, пошли мы домой как оплёванные, всё-таки сороковая годовщина Октября, все праздновали, а мы вот насмотрелись на пьяную шпану. Были и на демонстрации, помёрзли, удивились, что люди идут совсем без песен, словно по принуждению, музыки совсем мало было. Учителя устраивали вечер в школе, говорили, что прошёл очень весело и хорошо. Мне очень было обидно сидеть дома в такой день, но мои приятельницы ни одна не пошли, ну и я тоже осталась с ними в компании «отщепенцев», как нас назвали.


    На следующий день были у меня с визитом, ещё на другой день мы сходили в гости, где и просидели часа два. Пила я только один раз, да и то с трудом, через моё горло не идут никакие спиртные напитки. (…) Вот вчера тётя Феня выразилась, что таких, как я, очень мало, живу я без мужа и без кавалера и довольствуюсь одной работой. Я тебе даю честное слово, что я никому не нравлюсь – это ясно, но и мне ни один человек из наших молодых людей не симпатичен. (…) Каждый раз у меня один лейтмотив, он тебе должен порядком надоесть. Ладно, плюнем на всё, в конце концов всё зависит от самого человека и нечего в своих невзгодах обвинять других. (…) Я думаю, что кроме тебя, никто мои бредовые письма не читает.(…)


    5/XII-57 г.


    (…) В этот день, во-первых, я была дежурной по школе, а это меня всегда взвинчивает до предела, во-вторых я, как всегда, разволновалась в восьмых классах, наставила им двоек и накричалась. Ну а вечером мы с Идой Лазаревной отправились в деревню налаживать связь с родителями. Ну и наладили, нечего сказать. Зашли в дом к моему воспитаннику Предко Георгию. Предко этот до того замурзанный и забитый, что весь почернел и совсем не растёт, а злость в нём растёт и уже не помещается внутри, а прямо лезет наружу. Братья старшие так сказали о нём, что он бывает скучный и весёлый. Скучный он бывает, когда его отлупят, тогда он дня два уроки учит и всех слушает, а потом становится опять веселый, тогда с ним никто не может справиться. В тот вечер мать взяла палку. Отец – ремень, окружили его и не знаю, что бы с ним сделали, если бы не наши протесты и не защита старшего брата. На другой день он пришёл в школу с таким синяком на лбу, не меньше кулака. Ребята смеются, спрашивают меня, хибо Предко на дерево налетел, а он только огрызается, а я краснею. Ну как тебе кажется такой контакт с родителями? Я про себя решила, что пусть этот зловредный Предко на голове ходит, но я больше к ним не пойду.(…)


    Вчера я ослушалась директора, не поехала в райком, мне уже надоело туда ездить, только уроки пропадают, а я и так во всех классах отстаю. Не знаю, что ждёт меня завтра, он был уверен, что я поеду.


    (…) Мне Татьяна Георгиевна презентовала оттиск своей статьи, ей богу, забыла, о чём там, так я пыталась, пыталась её прочесть, но так ничего и не вышло, словно я никогда и геоботаникой не занималась, т.е. ботанико-географией. Я больше чем уверена, что я собственной дипломной работы сейчас бы не уразумела.


(…) Эмма, навести мою маму и напиши мне, как её здоровье. Она написала, что сильно кашляет, я очень беспокоюсь за неё и страшно боюсь (…) За маму у меня всегда сердце ноет, я из-за этого тоже не могу никогда быть более или менее спокойной.


(…) Читаю теперь польского писателя Станислава Лема «Астронавты», вроде ничего, ещё прочла Загоскина «Юрий Милославский», тоже понравилось. (…)


    1958 год


    18/I-58 г.
    (…) Начну с конца прошлого года. В школе было три ёлки, на двух я была, нет на трёх. Новый год встречала вместе с учителями, пили шампанское и ликёры всех сортов, а потом оделись в костюмы и двинулись пьяной учительской оравой на бал-маскарад, нет, это было ещё до встречи, до 12 часов. Я была не поймёшь кем, но в общем снегурочкой, всем очень я понравилась, только не успела я с сопровождении принца войти в зал, как школьники меня сразу же узнали. «Наталья Ивановна в костюме… Вот и наша снегурочка пришла». У принца из-под коротеньких чёрных штанишек торчали голубые трико, поэтому нам пришлось ретироваться.
Одним словом, новый год прошёл довольно интересно, поздравляли все, желали всякого сбыточного и несбыточного.


    Дети мои стали учиться трошки лучше, вместо 21 двоечника стало 13, мало утешительного, но всё же мы выбрались с последнего места по школе. На ёлке они получили премию за костюмы и выступления.


    (…) а в школе переполох – ждут инспекторов. Сразу же потребовалось написать девять планов, календарных, воспитательный, секции, кружка. Сидела и строчила (…) а в кино привезли картину «Летят журавли». Решила плюнуть на всё, беречь своё здоровье и пойти в кино. После кино ночью срочно мухлевала воспитательный. На утро в школе порядок, чистота, у всех какая-то наглядность приготовлена, все учителя возбуждённые, сердце бьётся, как овечий хвост трясется. В тот день меня «бог спас», никто ко мне не пришёл, только я слышала, что всех, у кого были, громили, особенно большой инспектор, да и маленький не отставал. На следующий день в 5 «б» на географию пришёл маленький. Я сначала тоже струсила, а потом в уме себя пристыдила и «забыла», что у меня кто-то сидит. Дети, глядя на меня, тоже ободрились, и мы с ними в темпе разобрали параллели, меридианы и градусы, руки все бодро поднимали, закрепляли, указкой по карте возили, одним словом, всё успели. Инспектору урок понравился, прошёл, мол, интересно, живо, ребята знают, учительница ничуть не волновалась, он на уроке отдыхал. Из всех посещённых уроков этот оказался лучшим, ни одного замечания.

 
    Вот видишь, Эмс, какая я стала учительница, дала «идеальный» урок. Учителя все говорят об этом, спрашивают, что я делала и т.д., а я им отвечаю, что я делала то, что и всегда, ничего другого. Они утверждают, что маленький совсем не авторитетный, что большой бы меня тоже разбомбил, нашёл бы к чему придраться, что уроков без замечаний не бывает, может быть всё это и так, значит мне просто повезло.(…)


    2/III-58 г.


    (…) Наверно, сегодня мама приехала домой, она всё расскажет вам о моей жизни, впрочем, ничего нового, т.к. я всегда подробно обо всём писала и маме, и тебе. Но маму всё-таки очень удивила обстановка, в которой я живу.


    Эмма, большое спасибо тебе за пластинки, правда «Санта Лючия» у меня есть, а Шульженко я не люблю. Пластинок у меня набралось уже порядочное количество. Сегодня Ядвига Федоровна поехала в Минск на какое-то занятие, обещала мне тоже привезти новых пластинок. Сегодня целый день крутили  все по очереди, больше и заняться нечем.(…)


    Михель, как расскажет мама, ни слова, ни привета не посылает, как видишь, мои письменные связи сохнут и уменьшаются с каждым годом. Только мои милые дети иногда вспоминают, при маме получила два письма от Петра с чубом и теперь от Кумко Леонида.


    (…) Да, ещё прозондируй почву, нужны ли в вашей Академии  такие «спецы» как я и что от меня требуется для трудоустройства. (…)


    1/IV-58 г.


    (…) Мне нужно будет делать доклад «Из опыта проведения краеведческих экскурсий», всё хорошо, но у меня ни малейшего опыта, и я не знаю, как выкрутиться из этого глупого положения. Срочно накапливаем опыт – в субботу двинемся за 6 км в Лашу(?) глазеть на мемориальную доску какому-то знаменитому языковеду белорусскому, но о нём я ниц не знаю. А доклад нужно срочно везти в Гродно, его будут утверждать для педагогических чтений. А чтения состоятся в воскресенье. Всё это взвесив, я взялась за генеральную уборку своей квартиры, т.к. до воскресенья ещё целых четыре дня. (…)


    Жить в этом доме мне стало очень противно из-за моей хозяйки. Четыре года я жила и ничего не замечала, а теперь вот обнаружила, что у меня пропадают деньги. И знаешь, 25 рублей она мне отдала, а ещё 25 руб. вытащила из чемодана и мне стыдно спрашивать, и не спросить тоже не хочется, а главное, я не могу с ней разговаривать. Пропали и мои валенки – это мне наука не быть такой доверчивой. Эмма, ты маме этого не говори, ни своей, ни моей, а то она и так волнуется много из-за меня. Какие лживые бывают люди, как умеют притворяться, сколько лет живёшь и до конца не разберёшь человека.(…)


    Когда ты поедешь в экспедицию, хоть бы меня взяла с собой! Впрочем, я твёрдо намерена поехать за рубеж, если только будет путевка. Заявление уже два раза писала.


    (…) В школе четверть закончилась с переменным успехом: по географии есть некоторые сдвиги, на сей раз у меня всего лишь пять двоечников по всей школе, причём в седьмых-десятых успевают все и без всяких натяжек. А вот мой класс оказался в числе хвостистов, причём самых последних. Ума не приложу, как им привить любовь к знаниям, а русский язык их окончательно доконал. Терзали на педсовете и меня, и Елену Ульяновну (учит. рус. яз), какие меры принимали, что делали в четверти и т.д.? От этих риторических вопросов у нас разболелись головы, и мы решили пустить всё самотёком, т.к. новых мер мы выдумать не можем, а старые ничуть не помогают.(…)


    28/V-58 г.


    (…) Сегодня мы закончили учебный год, завершился он так же сумбурно, как и тянулся. У меня из десяти классов, в которых я работала, 9 человек не успевают, из них работу на осень получили двое, а остальные все второгодники. В моём прекрасном классе перешло 23 человека, остались на второй год двое, пятеро получили переэкзаменовку.


    Знаешь, Эмма, к этим ребятам я совсем не привязалась, они мне чужие. Даже в прошлом году у меня считался самый ужасный класс, они были грязнули, лодыри и страшные озорники, но в конце года я их очень полюбила, а вот к этим чувствую полнейшее равнодушие. Сегодня они так намусорили, набросали и растоптали ветки сирени, листья. А кричали, ворчали, когда я их делила на звенья для работы в колхозе. Я ушла от них злая-презлая, голова у меня разболелась окончательно. Ещё предстоит с ними две недели работать в колхозе, вот уж они наработают!


    Отпуск у меня начнется в конце июня, т.к. назначили в комиссию, в десятые классы. Из Вологды мне ничего нет, да я этого и ожидала, т.к. всё-таки при устройстве на работу наверное прежде всего нужно иметь какое-то знакомство, а рассчитывать на конкурс более чем наивно.


    Завтра нас вызывают в Гродно по поводу поездки за границу. Сообщили, что есть только путевки в Польшу, в дом отдыха учителей, а потом вроде экскурсия по стране. Я согласна и в Польшу, мне хочется побывать в Варшаве и в других польских городах. (…)


    Эмма, как у нас прекрасно в эту весну, никогда ещё так богато не цвели яблони, вишни. У меня стоят букеты сирени, ландышей, тюльпанов. А тепло на улице, вечером прохлада и аромат, тихо, так хорошо. Настоящая лунная соната, только бы гулять с хорошим человеком, как сказала Ида Лазаревна. Днем азиатская жара, до +30 и даже +32, короткие грозы и ливни. Мы уже все загорели, у меня лупается нос. В пригороде весна, а на сердце – осень.


    (…) Эмма, когда вы отправляетесь и в какое место? Я могу только лишний раз вздохнуть горестно, т.к. ты едешь в экспедицию, а я все эти годы только мечтаю об этом. (…)


    Эмма, прости меня за такое письмо и за всё, почему-то мне так тяжело сейчас живётся, мне хочется плакать. Но я не могу, лежит камень на душе и всё тут.(…)


    5/VII-58 г. из Сыктывкара


    (…) Из Индуры я уехала 27 июня, жили мы там последний месяц хорошо. Ездили в Гродно на гастроли Ровенского драмтеатра, загорали, были на Свислочи и даже купались. Экзамены закончились более или менее благополучно, прошёл и выпускной вечер. Девочки все были в белых платьях – очень красиво. Я навела полный порядок в своём хозяйстве, всё настирала и уложила, только в мыслях и на сердце у меня полный беспорядок. Я всё чего-то или кого-то ждала, но так и уехала, не дождавшись.


                На сердце снег,
                На сердце снег,
                На сердце снег ложится,
                Храни в душе весёлый смех,
                Он в жизни пригодится.


    Это строчки Сергея Чекмарёва, я приехала и снова перечитала его письма и стихи, мне кажется, что у меня есть что-то похожее в жизни на его жизнь. Очень советую прочитать, если ещё не читала, конечно, когда вернешься.
Ехала я быстро, то скорым, то простым. Москва меня встретила не очень любезно, но я чем больше там бываю, тем больше ею восхищаюсь. Был День молодёжи, везде музыка, смех, так красиво кругом, я бродила просто по улицам, площадям, мостам и бульварам целый день. Дома я чувствую себя очень неважно, в первый же день наревелась и хотела уехать куда глаза глядят. Решила, что больше сюда никогда не поеду.


    (…) Твоя мама просит меня сказать о моих женихах, а их у меня отродясь не бывало, ну тогда о твоих. Но что же я могу ей сказать, сама подумай, ты мне ничего такого последнее время не писала.


О поездке в Польшу ничего не знаю, обещали сообщить. (…)


    28/VII-58 г. из Сыктывкара


    (…) Ну, что же я делаю дома? То, что и всегда, тебе хорошо известно. В кино хожу с мамой довольно часто, из всех на меня особое впечатление произвели австрийский фильм о Моцарте «Дай руку, жизнь моя!». Я уже и книгу о Вольфганге почла, и французский «Разбитые мечты», очень, очень понравился. Показан эпизод из жизни посыльной Франсуазы из магазина и фальшивомонетчика Марселя. Артисты эти замечательные. Да, ещё видела первую серию «Идиота», тоже прочла Достоевского, но надоел он мне ужасно под конец. А кино хорошо поставлено. Два раза в парке слушала концерты музыкального театра, говорили, что скоро в Сыктывкаре будут слушать целиком оперу «Евгений Онегин». Когда-то был праздник песни и танца, целый день я смотрела и слушала выступления из разных районов Коми. Ну и всё в таком духе.(…)


Михель написал нам письмо, будто бы увольняется с работы, садится на иждивение жены и собирается серьезно учиться в техникуме.(…)


    4/VIII-58 г. Сыктывкар


    (…) Завтра, в восемь часов утра, я снова вылетаю из Сыктывкара в Москву, а оттуда в Минск. На мою телеграмму мне ответили, что я должна явиться 7 августа в Минск, а потом, очевидно, буду держать путь в Варшаву, если меня пропустят с просроченным паспортом за границу.(…)


    23/X-58 г. из Индуры


    (…) Я тоже побывала в Польше, чем глубоко удовлетворена, т.к. поездка оказалась очень интересной и полезной. Познакомилась с новыми людьми польскими и русскими. Видела Варшаву и Вислу, парк Лазенки и очень оригинальный памятник Фредерику Шопену. С 33 этажа Дворца культуры и науки любовалась панорамой города. Затем Краков с его зелеными улицами, древними зданиями, купола которых позеленели, т.к. сделаны были из меди. Дворец-замок Вавель, знаменитый костёл на площади Старый рынок, с башни которого через каждый час раздается сигнал в виде красивой мелодии, их исполняет горнист на четыре стороны света. В окрестностях Кракова мы посетили Величку (соляные копи), Нову Гуту им. Ленина, там встретили смену металлургов-сталеваров (52 чел.)  из Запорожья, они приехали для обмена опытом, как были рады эти сталевары, когда услышали русскую речь! А завод этот огромный, машины все советские, там плавят чугун в домнах, варят сталь в мартенах, а потом раскалённые бруски в 16 тонн подхватываются краном и подаются на блюминг, а оттуда в прокатные станы. Я хоть теперь представляю, как всё это происходит. На уроке географии ребятам рассказала. А они мне: «вот интересная география в этом году!»


    Была и в Освенциме – лагере смерти, там до сих пор возникает ужас у каждого, кто побывает в этих блоках и увидит газовые камеры, где было загублено 4 млн. человек.


    После Кракова целую ночь мы ехали поездом в Закопане, в предгорья Польских Татр. Это теперь у них самый лучший курорт. Жили там неделю в доме отдыха с польскими коллегами. Играли в волейбол, ходили по горам, катались на лодках, выдолбленных из целых стволов, по Дунайцу (исток Вислы), течёт по границе со Словакией.


    Побывали в домике, куда часто приходил В.И. Ленин, это городок Новый Тарг, в 8 км к северу от Закопанего. Ленин там был арестован на 11 дней, потом отпущен, т.к. правительству заявили протест польские и русские видные деятели-революционеры. Есть фотография Ленина после этой тюрьмы, помещены письма Н.К.Крупской на польском языке и письмо Ленина не помню кому, но только он приглашал кого-то приехать из Петербурга  в Закопане, билет стоил всего 12 рублей. Ленин любил ходить по горам, ему очень нравились окрестности Закопане.


    Театры, музеи, приёмы, встречи с ребятами-школьниками и разговоры со взрослыми – всё это познакомило с Польшей. На русском языке говорят почти все, а понимают тем более все. Не понравились нам полоски единоличников ( смешно видеть, как косят хлеб и гребут его деревянными граблями муж и жена на своей «дялке»), многочисленные, на каждом шагу костёлы, преподавание религии в школах и кресты на стенах классов. Ксёндзы там стали очень влиятельны и нахальны, детей и учителей, редких, но всё же такие есть, не верующих, просто преследуют и бойкотируют. Учителя почти все и студенты тоже посещают усердно костёлы. На каждом шагу в Кракове  («польский Рим») встречаются откормленные молодые законники (монахи) и законницы  в чёрных платьях и белых накрахмаленных уборах.


    В магазинах много различных и красивых тканей, особенно прекрасен панбархат, много обуви, изделий из шерсти (всяких красивых кофточек и свитеров), но цены на все товары в 3-4 раза выше наших.


    Мы встретили инженера-металлурга из Болгарии. Он правда ещё молод и инженер в будущем, пока студент, но человек очень энергичный и весёлый. Он сказал, что польскую молодежь интересуют только буги-вуги и рок-н-роллы, а до политики и труда им нет никакого дела, откуда же у них будут низкие цены! Как ни странно, но это так. (…) Одним словом, я очень довольна этой поездкой, очень! Если удастся, то поеду опять в любую страну.


    Приехала в Индуру, и опять меня охватило какое-то уныние от всей моей жизни. (…) Начальство у нас новое, много новых учителей, коллектива пока не чувствуется. У меня в этом году ровно 18 часов и в школу меня совсем не тянет, как бывало раньше. У нас теперь все какие-то нервные и злые, на учителей очень мало похожи. Мой класс 7 «б» окончательно одичал, справиться с ними я не в силах, а главное, не лежит у меня к ним сердце. Я до сих пор не могу забыть своих милых детей, они так выросли все. У одной девочки уже дочка, другая собирается замуж, Ира Эйсмонт после двух лет работы в колхозе поступила в медицинский, Федорчук стал шофёром, сейчас ушёл в армию, Журневич скоро отслужит, твёрдо решил поступить в металлургический, Рукша Петр из Африканды попал в Воркуту, из части прислали опять письмо о том, что он отличный воин. Встретила Лукашевича Станислава, у него большое горе – умер отец, в  семье восемь человек, Стась самый старший, а его призывают в армию. Хорошие были ребята, славные люди из них вышли. А я была когда-то такой  чуткой и стеснительной перед учениками, а теперь ненавижу себя за равнодушие к ним и ко всему на свете.


    (…) я тут без связи с внешним миром зарасту мхом и превращусь окончательно в пень.(…)


    1/XII-58 г.


    (…) Последнее время мы занимались ликбезом, т.к. директор приказал не выдавать нам зарплату – это нас заставило в рекордный срок – за один присест, ликвидировать всех безграмотных, как класс. Насмеялись, наболтались при составлении акта о том, что мы научили кого-то писать по-польски, т.к. по-русски они не умеют и не хотят уметь.


    С учениками меряли речку, чертили профиль, подсчитывали расход нашей реки. Получилось, что течение имеет скорость как в Волге – 3,6 км в час, ребята очень обрадовались.


    Сейчас готовимся к сорокалетию Белоруссии (1 января 1918 г. она образовалась), собираемся проводить сбор, вырезали фото для альбома, одним словом замыслы у нас наполеоновские, а дела пока очень мизерные.(…)


    Не знаю, что будет со мной через год или два, но пока я твёрдо убеждена, что пока люди не муж и жена по закону, рождение человека не очень уж красивая вещь, как ты думаешь?  Наверное бывает такое чувство, что теряешь от него рассудок, тогда всё может случиться. (…) Ясно, что быть старой девой (бр-р-р! Какое мерзкое название!) ещё позорнее, чем быть брошенной матерью, наверное в тысячу раз хуже, и всё-таки я не могу с этим всем согласиться. Я лично умерла бы от стыда, ну во всяком случае не могла бы остаться среди тех людей, особенно по работе. (…) Вот, Эммочка, я только тяжко вздыхаю, не очень счастливые родились мы на свет, правда?


    (…) Я очень хочу взять маму к себе и очень не хочу, чтобы она ехала в эту проклятую Индуру.  Эмма, как я здесь устала, состарилась сразу и лицом,  и душой! Как мне здесь тяжело живётся, особенно теперь, так трудно, что не с кем посоветоваться. Мама тоже ничего придумать не может, написала, чтобы я всё решала сама, я решать отродясь не умела.(…)


    1959 год


    27/I-59 г. Валокумпяй


    (…) Если ты видела мою маму, то знаешь, что я отправилась среди учебного года в дом отдыха, так получилось, что никто не смог больше поехать. Этот дом отдыха находится около Вильнюса, в 7 км, местечко Валокумпяй. Я довольна тем, что побывала в Вильнюсе и ближе узнала литовцев, о которых раньше понятия не имела. Место здесь красивое, сосняк и холмы, река Нерис (Вилия). Сам дом отдыха очень посредственный в смысле обслуживания, многим не хватает кушать, уезжают отсюда похудев, а не поправившись. У литовцев мне понравилось то, что многие ребята ходят без головных уборов или в беретах. Студенты носят форменные фуражки, причём у каждого ин-та или техникума свой цвет.


    1/II-59 г. Индура


    Так и не дописала тогда, ты не сердись (…)
Словом Вильнюс – город интересный, есть что посмотреть.
Вернулась в свою Индуру и понять не могу, за что хвататься. Уроков моих никто не заменял, теперь у кого просить, понятия не имею, а ведь прогуляла две недели. Всё-таки мне хорошо живётся – я везде езжу, деньги получаю, а работать не обязательно, так выходит.

 
    Узнала «приятную» весть – опять меня назначили членом избирательной участковой комиссии, а выборы опять такие трудные будут, сразу во все советы.
Сегодня смотрела музыкальную комедию «Матрос с кометы», уж очень красиво поёт этот матрос, да и песня о море такая захватывающая. «Самое синее в мире
Чёрное море мое!», ты её, конечно, знаешь. В Гродно видела французско-шведский (или норвежский?) фильм «Колдунья». Фигура у Инги, ведьминой дочки, классическая, как у Венеры Милосской, ещё лучше. В Вильнюсе демонстрировали мексиканский фильм «Любовное свидание», тоже красивая артистка, такая нежная, женственная. (…) В Валокумпяе прочла «Грозовой перевал» Бронте и Золя «Радости жизни», очень грустные радости, иногда даже страшные.(…)


    Конечно, настоящее чувство бывает, может быть, оно иногда быстро проходит или встречается очень редко?  Но, думается мне, что если человек любит девушку, то он будет её беречь сам и не позволит себе ничего лишнего. Как ты думаешь? (…) не смогла бы остаться на своём месте и смотреть людям в глаза, особенно детям в школе, но ведь у нас деревня, где все всё и всех знают, в Л-де это совсем не так (…)


    5/III-59 г.


    (…) Последние дни всё бегали по Индуре, устраивали избирательный участок, правда на сей раз наши старания оценили, приезжала какая-то комиссия и заявила, что наш участок лучший, оформлен красиво и со вкусом. Сами выборы тоже прошли на 1000% (так мы шутя всем отвечаем). Голосовали за 29 кандидатов и ни одного голоса против. По такому случаю угостили нас виноградным вином и конфетами, наш пред. комиссии.

 
    Уроков у меня теперь прибавилось, т.к. поручили мне растениеводство в восьмых классах.(…) Всего у меня теперь 29 уроков в неделю. Теперь у нас будет создана производственная бригада в школе, нам дадут 10 га земли, и мы хоть растянись на ней, а должны вырастить и убрать кукурузу.


    В школе у нас теперь очень тошно, т.к. завуч какая-то мямля, ученики зовут её «мазута», а директор умеет только делать выговоры и замечания, он видит лишь подчинённых, а не своих коллег по труду. (…) Мы каждый день слышим речи, что мы должны делать что-то, когда-то, нужно подумать, продумать и т.д., и ничего конкретного, поэтому если раньше делали мало, то теперь на приказы директора только все огрызаются.(…)


    Купила себе ещё пальто китайское за 1590 рублей, когда смотрела в магазине, то хотела купить до смерти, а теперь сомневаюсь, одену ли я его, длинное и на груди плохо лежит, а на животе -  созвездие из пуговиц и пряжки. Но зато из самого Шанхая, от одной мысли можно радоваться.(…)


    Я думаю о чём угодно, только не о своей будущей судьбе, мне страшно туда заглядывать. (…)


    21/V-59 г.


    (…) Эмма, можешь поздравить меня с возвращением юности, энергии и всего прочего – меня тоже выбрали секретарём комсомольской организации, только ученической. Мы уже проводим заседания комитета, принимаем в комсомол, сажаем кукурузу, одним словом пытаемся не отставать от жизни. Ещё я брожу по окрестным организациям и провожу смотр-ревизию дел комсомольских, они довольно мало утешительны.


    В школе конец учебного года – массовое и поголовное исправление двоек, вплоть до подделки. До сих пор так открыто всё-таки свидетельствами не торговали, как теперь. Нашему завучу дали несколько возов… навоза, за это он приказал выписать свидетельство девчонке, у которой в журнале стоит 2 по географии и работу по алгебре она не решила, ей всё подсказали, экзаменатор отказалась принимать её. Проверили без неё, и всё в порядке. Эмма, а ведь этот завуч считается коммунистом. Мне даже называть его этим словом не хочется.


    У меня двоек полно, ребята ничего не делают, во-первых весна уж очень солнечная, а вечера тихие и тёплые после яркого дня, во-вторых кукуруза и спортивные соревнования, уроков много пропадает.(…)


    Что нового в Сыктывкаре, бываешь ли ты у моей мамы? Я ей написала такое плохое письмо, что простить себе не могу. Просто привыкла выкладывать перед мамой всё начистоту, хотя и знаю, что от этого лишние огорчения, а помочь ничем невозможно.(…)


    Эмма, посмотрела бы ты, какая я теперь стала (…), а характер – хуже, чем у цепной собаки, особенно на уроках и со всем этим необоримая и постоянная сонливость.(…)


    4/VI-59 г.


    (…) Пока я считаюсь на работе до 15 июня, буду ходить с учениками полоть кукурузу на школьном участке (8 га). С 23 июня на две недели мы собираемся ехать в Болгарию и Румынию. Официально нам ничего не сообщили, но от некоторых личностей очень странных я слышала, что мы поедем. Ясно, что за 14 дней в двух странах много мы не сможем увидеть, будет лишь самое поверхностное знакомство, но всё же съездить стоит, хоть посмотрю на Дунай, Балканы, побываю на Шипкинском перевале, где русские чудо-богатыри лили свою кровь, увижу Софию и Бухарест, буду купаться в Чёрном море, только на западном его берегу, в р-не Варны, на пляже Золотые пески, да и мало ли что мы ещё увидим. После заграницы мы (а мы – это Рим, Берлин и Токио, как нас кто-то назвал, т.е. я, Мария Наумовна – математик, Надежда Николаевна – белорусовед) думаем побывать в городе Львове и Киеве, а затем устроиться на работу на уборку винограда в Закарпатье или где-нибудь на Украине. Такие у нас планы, как они выполнятся – покажет время.


    Эмма, со мной вроде ничего не случилось, просто нет душевного спокойствия оттого, что не знаю, как жить дальше, что предпринять. Ведь уже скоро исполнится 29 лет, цифра солидная, а я живу как кукушка.(…)


    Знаешь, Эмма, я читаю твои рассуждения о значении радости в жизни и вспоминаю, что когда-то у меня бродили точно такие же мысли. Я думала, что я перестала почти смеяться и радоваться жизни, как бывало раньше. Даже в праздники мне всегда бывает особенно скучно, поэтому такая тоска и застой, ну чорт с ним, с этим настроением, в конце-то концов больше всех в своей неустроенной жизни виновата я сама.(…)


    23/VIII-59 г.


    (…) Я приехала на работу вчера, приступать к ней совершенно нет никакого настроения; лето промелькнуло, не хочется верить, что отпуск уже прошёл.(…)
После Болгарии я десять дней изнывала в Индуре, пока не приехала мама. 29/VII мы с ней уехали, она к Михаилу, а я в путешествие по Волге на дизель-электроходе «Ленин». Это самый большой корабль на Волге, построен в 1958 г. в Красном Сормове. Дизель этот считается комфортабельным, отделано внутри всё красиво и со вкусом. Нас было 436 туристов, среди нас 80 человек немцев, болгар и венгров. (…) поездка эта замечательная, ни с чем не сравнимая, мы жалели только об одном, что она кончается. (…) Я увидела все большие и малые города на Волге: Углич-спас на крови, в том месте, где убит царевич Димитрий, Ярославль – русская Флоренция, так называют за роспись в храмах Ильинском и Богоявленском, там же очень интересный музей, созданный руками Кузнецова, человека редкого трудолюбия и больших знаний. Дальше Кострома, Горький, он мне понравился больше других городов, Чебоксары, Казань, Ульяновск, Куйбышев (…), Саратов, Сталинград, Астрахань. За 20 дней я не прочитала ни одной страницы, мы загорали, купались в Волге, играли в волейбол, ссорились и мирились со своими соседями (ссорились, конечно, не серьёзно). Каждое утро делали зарядку и обливались холодной водой. Ели яблоки, арбузы, помидоры и виноград. Я пыталась объясняться с немцами и болтала с болгарами, им было интересно, что я у них была. С венграми мы не понимали друг друга, но зато просто от души смеялись и дурачились, они оказались очень веселыми людьми. Вечерами пели Катюшу, Подмосковные вечера и Широка страна моя родная, самые международные песни, оказывается. Разучили польку-тройку все вместе и все национальности лихо её отплясывали. (…)

    2/X-59 г.


    (…) Я тружусь в поте лица, усердно исполняю роль секретаря. Готовимся к комсомольской конференции; сдавали взносы, разбирались с учётом, было собрание, а потом комитет, приняли в свою организацию ещё 12 гавриков, почти все двоечники, но как сказал диоектор, это не должно быть преградой для вступления в комсомол.(…)


    Эмма, я с трудом пополам осваиваю езду на велосипеде. Никогда не думала, что смогу на нём удержаться, а теперь вот за три часа совершила поездку на расстояние в 8 километров, пожалуй, пешком быстрее ходят, но это не так уж важно. Приехала домой в абсолютной темноте, был ветер и дождь, на коленях зеленели синяки, на чулках зияли дырки, падала я несчётное количество раз, но осталась жива и полна решимости купить велосипед и ездить не хуже других.(…)


    25/XI-59 г.


    (…) В школе нашей идёт полным ходом сбор металлолома, мы уже сдали 15 тонн всяких ржавых кастрюль, вёдер, частей от тракторов и т. подобного. Наша школа занимает первое место и в районе, и пока в области.


    С девятиклассниками ездила в Гродно на велосборочный завод, ходили по цехам, смотрели и руками трогали. Я там знала на уровне со своими учениками, толкалась среди них у станков и ничего не могла ни услышать , ни рассмотреть. Но в общем мы пришли к выводу, что делать детские велосипедики совсем не легко, и что труд шлифовальщиц и набивщиц опок довольно тяжелый.(…)


    Сегодня я и Над. Никол. отправились к Юлии Севастьяновне. А у неё, как в одной из изб у Радищева в «Путешествии…» Дети и  сама она простужены, денег нет, грязь ужасная, детишки, что чертенята из трубы вылезшие. А Ю.С. тетради нужно по арифметике проверять и к уроками готовиться, и стирать, и ребятишки хныкают. Мы с Над. Ник. рукава засучили и давай постели трясти, полы драить, Тольку с Наткой укачивать, а Ю.С. за тетрадки велели взяться, т.к. директор её постоянно ругает, а вот как живётся человеку, это его нисколько не трогает. «Какое мне дело до вас до всех…» Это мне вспоминаются слова из весьма буржуазной (по своему духу) песенки. Смотрели мы кино «Последний дюйм» по рассказу Д.Олджриджа, так она там звучит не переставая. Опять же это не характерно для принципов нашей жизни, но так бывает, к сожалению, довольно часто.


    Ещё я хожу в вечернюю «академию», которая меня выводит окончательно из равновесия. Пришли все наши «бандиты», которые бросили, или которых просто выгнали из дневной школы. Теперь они выросли, у некоторых характер изменился и с ними приятно заниматься, но большинство сохранило свой буйный нрав и только накопили больше сил и энергии. Я перед ними теряюсь, даже чуточку боюсь, что они выйдут из моего подчинения, правда пока мы кое-как ладим, но я не чувствую себя вполне уверенной в том, что у меня всё будет в порядке. Один из наших учеников – здоровенный недоросль, пришёл под хмельком и забавлялся тем, что швырял стул по классу, грозя сторожу вывернуть ему последнюю ногу и всё в таком же духе.(…)


    Купила наконец-то матрац и сплю теперь, как фон барон.


    Узнала сегодня очень «приятную для меня новость», так мне сказали. Есть в одной из школ маленького роста, с лысиной, с очень дурным характером, директор школы. Он работает столько же, сколько и я. Его спросили, чего он не женится, ответил, что вздыхает и мечтает, но объясниться не может, т.к. очень стесняется. Ах, боже мой, почему я такая несчастливая! Один нашелся, по словам людей, и тот трус презренный.


    Я теперь читаю «Войну и мир», уже четвёртую книгу, и нахожу, что моя судьба схожа в какой-то степени с жизнью Сони, что росла и воспитывалась у Ростовых. Она тоже всё ждала своего Nikola, да так и не дождалась, бедная.(…)


    1960 год


    7/II-60 г.


    (…) Эмма, у меня к тебе очень важная просьба. Моя мама плохо совсем себя чувствует, она не писала мне почти два месяца. Ей, в этом году, особенно тяжело одной, да ещё и здоровье сильно пошатнулось. (…) Я тебя очень прошу почаще навещать мою маму, хоть раз в неделю, или звони на работу, а то мы так далеко от неё, когда эти письма доходят? (…) Я, как подумаю, что мама всё одна и одна со своими тяжелыми мыслями, по ночам совсем спать не может, и никто к ней не зайдёт, так я чуть с ума не схожу. (…)


    В зимние каникулы я уезжала в зимний пионерский лагерь, это километров 90 от Гродно, в доме отдыха Россь. Послал директор вместо пионервожатой, т.к. она срочно заболела. Я работала там воспитательницей. (…)

 В школе у нас бесконечные проверки, т.к. наша школа первая в районе перешла на новый учебный план и одиннадцатилетнее образование. Из школы я не вылезаю днями. Часто вызывают в райком по всяким комсомольским делам. Сейчас у нас проводится эстафета по школам под девизом: «Связь школы с жизнью». Мы должны встречать скоро эту эстафету, которую сами начали. Срочно готовим концерт. Уже больше месяца собираемся на репетиции хора, танцев и пьес. «Но как, друзья, вы не садитесь, всё в музыканты не годитесь», так и у нас, ничего не получается. Если мы вылезем на сцену, то индурьинцы будут долго потешаться. Уже и сейчас мы услышали отзыв: «У нас в костёле лепей спевают, чем научителя».


    Вчера у нас в школе был вечер встречи с выпускниками. Я встретила своих только троих, все они работают, выглядят очень симпатичными и такими молодыми по сравнению со мной. (…)


    Сегодня смотрела кино «Очарован тобой», узбекский фильм с участием ансамбля «Бахер», что-то есть индийское в этом названии. Смотрела с большим удовольствием. Столько красок, музыки и пенья! А в журнале видели С.Н. Хрущева, он летел из Пекина, по пути побывал в городах Приморья и Сибири. Всё же он не зря живёт на свете, почти весь земной шар изъездил, вернее, пролетел. Остались Австралия, Антарктида и Южн. Ам., не так уж много. Да, в Африке, он, кажется, тоже ещё не был.


    В Гродно я смотрела картины «Молодожёны» и «Накануне». Тургеневских героев очень хотела видеть, но что-то они меня разочаровали. Только слова Инсарова к Елене запомнились. Одна в чужом краю, среди чужих, вдали от близких и родных, что-то в этом роде. Если подумать, то и правда, как тяжело оказаться среди чужого народа, с другим языком и привычками. (…)


    А я с каждым днём становлюсь всё более безразличной ко всему, в том числе и к своему внешнему виду. Ученики меня привыкли видеть в форме «мурзы» и просто не обращают внимания на все мои замечания и попытки их «воспитывать».(…)
Гаснет свет, пора кончать. За окном – вьюга и мороз, у нас в доме все спят.(…)
А я так постарела и подурнела за какой-то один год, как сразу приходит старость. До сих пор всё выглядела девчонкой молоденькой и вдруг стала девчонкой состарившейся, как это ужасно!


    29/III-60 г.


    (…) В школе у нас начинается подготовка к ленинским дням. Недавно мы смотрели фильм «Рассказы о Ленине», мне он очень понравился, а в конце я разревелась и расхлюпалась окончательно.


    В газетах читаем с ребятами о дрейфе в океане четырёх солдат . Трудно им было, действительно, мы сухопутные жители, не можем себе ясно представить, как подавляет человека бушующий океан, да ещё голод, холод и бесконечные терзания, кто и когда спасёт и будет ли это? Я очень рада за то, что их спасли, что они всё вытерпели и остались друзьями. И в газете на фотографии они выглядят довольно симпатичными хлопцами. «Обыкновенные, советские!» - хорошо ответили.


    А ещё мне прислал мой бывший ученик письмо и спрашивает, что такое счастье? Он отслужил в армии и работает на строительстве города Рудного в Казахстане.(…)
В следующую среду пойдём смотреть «Балладу о солдате» вместе с классом, по твоим отзывам я жду её с нетерпением.


    Мне предстоит готовить два доклада: о индийской религии на атеистическом кружке и второй «В.И. Ленин в семье и в обращении с людьми», что-то в этом духе. (…)


    Эмма, весной, как только меня отпустят в отпуск, поеду к Мише в Чистяково узнавать об устройстве на работу. Если всё будет хорошо,  перевезём туда и маму, если нет, то придётся ехать в Сыктывкар, чего мне очень не хочется, ведь по существу он мне чужой город, я жила там всего два года, и какие они были тяжёлые  для нас! Никак не могу найти своё счастье в жизни. Иногда, как вспомню университет, экспедиции, свои поездки, свою мать и своих друзей, своих милых детей (мой выпуск), чувствую необыкновенную радость, бодрость и настоящее счастье. Стоит только остаться одной, взглянуть на себя в зеркало, вспомнить, что живу без всякой цели, живу так беспорядочно, тогда нет на свете несчастнее и беспомощнее человека, чем я. (…)


    Где ты теперь, как дела на работе, куда собираетесь в экспедицию? Я бы тоже с удовольствием поехала бы куда-нибудь, но ведь всё, буквально всё забыла, как будто даже ничего и не знала никогда.(…)


    19/V-60 г.


    (…) Никто мне не пишет, я просто отвыкаю от писем, живу, как на дне океана, ничего не слышу и не вижу о своих «боевых» друзьях. Дома бываю редко днями, иногда и спать не прихожу, т.к. за стеной непрерывный крик и визг, такой неспокойный сын у Славки. У меня от его голоса голова трещит и глаза слипаются постоянно.


    На сердце у меня очень тревожно. Недавно мы хоронили нашего бывшего директора школы Михаила Дмитриевича Момотова. Он работал у нас год, а до этого три года был заведующим районо. Умер он от болезни печени, ему ещё не исполнилось 40 лет. У меня перед глазами стоят венки, ноги, ноги, а в голове траурные звуки.(…)


В школе я очень раздражительная, на уроках скука, во мне нет никакой искорки, ребята это чувствуют, да они совсем не готовятся к урокам.(…)
Сегодня у нас была первая гроза и сильный, сильный дождь. После дождя сразу распустилась сирень. А на земле столько лепестков  от яблонь и вишен, словно снегом землю запорошило. Так всё буйно цветёт, что листвы не видно.  (…)
У нас тут в связи с последними событиями часто стало слышно слово война, а в период работы сессии все богатеи стремились истратить свои капиталы, утверждали, что если сейчас позолоченные часы стоят 800 р., то потом за новые  деньги за 80 руб. их не купишь. Мы ездили в деревни, проводили митинги и разъясняли, как сами поняли, истину.(…)


    Читать тоже ничего не читаю, только лежит у меня без движения «Кукла» Б.Пруса и начала читать Бунина «Дело корнета Елагина». (…)


    12/VII-60 г.


    (…) Я в этом году ездила с ребятами на неделю в Беловежскую пущу, Каменец и Брест, наша поездка удалась на славу, особенно интересно было в пуще и в крепости. Мы получили приглашение будущей весной приехать на ток тетеревов от научного сотрудника пущи – орнитолога. Из Бреста я поехала к Мише в Чистяково, а оттуда самолётом в Сыктывкар. Из-за шторма в Москве самолёты из Сталино не вылетали, пришлось ждать почти ночь.


    В Сыктывкаре произошла неожиданная встреча – ко мне пришла Зоя. Оказывается, она приехала с А.Г. Исаченко в экспедицию по Коми. С ними ещё три человека. Сейчас они поехали в южный район, по направлению к Мурашам, потом вернутся в Сыктывкар и поедут на север. Приглашали и меня с собой, но я не поехала. Зоя сказала мне, что из филиала отправляется в экспедицию А.М. Вяткина  и ей требуется геоботаник. Она должна обследовать состояние лесов на границе с тундрой, которые имеют охранное значение в природе. И вот я решилась вспомнить старое «ремесло». А.М. Вяткина меня взять согласилась, она ждёт от меня подробных геоботанических описаний и солидного сбора гербария. Эмма, а я всё-всё забыла, можешь себе представить? Ничего не помню, ни одного названия латинского, даже методику описания очень смутно представляю. А в тундре ведь я и не была никогда. Мне так будет стыдно, если у меня ничего не получится. Сегодня я с утра сидела в отделе биологии, читала программу работ, статью Тихомирова об охране и разведении лесов, а потом отчёт Лащенковой о работе флористического отряда на средней Усе и р. Адзьва. От всех этих учёных трудов у меня распухла голова и помутилось сознание Я буквально по слогам читала и разбирала все латинские названия. Завтра пойду смотреть гербарий, но эта Лащенкова привезла 1000 видов, и я не представляю, как я смогу вспомнить всё за три дня, что забыла за семь лет.(…)


    10/IX-60 г.


    (…) Наверное, ты уже знаешь, что я задержалась, т.к. меня с работы не отпустил зав. облоно, сказал, чтобы мама приезжала сюда. Я оставила ему заявление об увольнении с работы, также несколько раз директор обращался в районо, чтобы прислали замену. Одна учительница была у нас, но испугалась нагрузки и наотрез отказалась переходить в нашу школу. У меня сейчас 29 часов вместе с вечерней, а оплачивается 26 по новому закону. Вот я и торчу здесь, со дня на день жду замены.
Живу вместе с хозяйкой в одной комнате, т.к. моя келья занята, там временно поселилась медсестра.


    В школе пока занимаемся, но скоро отправимся в поле копать картошку и убирать свёклу. Работы много, но делать ничего не хочется, какое-то тревожное состояние. Скорей бы уехать, только одна мысль в голове, а потом и другая – ведь там неизвестно сколько буду болтаться без работы.

 
    Как закончилась экспедиция у Анны Михайловны? Я очень хочу получить от неё письмо, но она что-то не пишет, наверное, очень занята. Я ей писала ещё в Адзьва-Вом.

 
    Я все эти дни торчу в школе, мне временно поручили 9-й класс, а в нём 44 человека, туговато мне с ними приходится. Теперь этот класс разделят на два, останется мой 9 «б». Несколько дней преподавала историю в 9 и 10-х классах, тоже пришлось её зубрить, всё ведь забыла.(…)


    Читаю сейчас книгу индийского писателя Ананда «Семь лет», очень интересно описана индийская начальная школа.(…)


    29/XI-60 г.

    (…) Я живу как и прежде, только становлюсь окончательно свихнувшейся от постоянных и бесполезных волнений. Я уверена, что меня сознательно не хотят отпускать в этом году, т.к. это не выгодно нашей дирекции, лишние хлопоты и беспокойство. Была в субботу в районо, там меня заверили, что к новому году я буду свободна. Вот ведь как получается, сейчас рвусь с работы, не могу освободиться, а потом буду добиваться с ещё большим неуспехом устройства на работу.


    К нам должна приехать проверка из районо, т.к. в нашей школе низкая успеваемость за первую четверть, потом будут слушать школу на совете районо. Целый день я торчала в Гродно на совещании «обчества по распространению чужих знаний», там меня выбрали в правление этого почётного собрания.


    В Гродно также были мы в театре, смотрели «Три товарища», инсценировку по книге Э.М. Ремарка. Гродненские артисты очень далеки от совершенства в исполнении своих ролей.(…)


    Из виденных фильмов меня особенно захватил армянский фильм «Лично известен», показана история революционера Тер-Петросяна, Камо; ну до чего же мужественный человек, до чего целеустремлённый и в то же время такой красивый, с такими высокими душевными качествами. Недаром В.И. Ленин сказал, что нужно воспитывать из молодых юношей комиссаров, похожих на Петросяна.(…)


    Ещё в вечерней «академии» я потеряла всякую выдержку и стукнула одного дурака указкой по руке, т.к. он стал передо мной, засунув руки в карманы и выставив ногу вперёд. Попала ему по часам и сломала их, теперь они лежат в учительской и ждут ремонта. Я чувствую, что скоро не смогу совсем работать в школе, т.к. меня любой поступок учащихся выводит из равновесия.(…)


    19/XII-60 г.


    (…) Получила твоё письмо, спасибо за внимание и заботу о моём трудоустройстве (господи, какое канцелярское слово подвернулось!). Я долго думала, как мне обратиться к Вавилову , испортила три листа и наконец сочинила просьбу в виде заявления, вывела её дрожащими каракулями и решила послать в таком виде, т.к. лучше у меня не получится. Я прошу его разрешения на то, чтобы я могла летом поехать на стационар вместо Ш.Т.П. Написала, что узнала я об этом от тебя.
До нового года приехать я никак не смогу, только в первых числах января. Никто, ни наша дирекция, ни районо, нисколько не думают о том, что я уеду в этом учебном году. Если бы ты знала, как мне надоело говорить об одном и том же, и всё впустую. Директор мне уже несколько раз говорил, что если бы он захотел, то давно нашёл бы учителя, да что говорить, я тебе об этом не раз уже писала.


    Эмма, пожалуйста, поговори с Шомниновой (если это только всё вполне серьёзно), спроси, в чём заключается работа на стационаре, что нужно почитать, с какими вопросами познакомиться, чтобы опять не поехать так, как я отправилась в прошлом году, а потом чувствовала себя круглым дураком.


    У меня такое раздвоенное состояние духа, что я просто не могу. Работаю, как ржавый автомат, ржавый, т.к. характер у меня стал невыносимый, я сама понимаю. Живу и работаю здесь, а мысли где-то витают, постоянно думаю, чем я буду заниматься в Сыктывкаре, когда я поеду, что мне делать? (…) я твёрдо уверена, что добром меня в этом учебном году не собираются отпускать.


    Я всегда удивляюсь, почему в моей жизни вечно какая-то неопределенность, конечно, это от моего характера бесформенного. Как получу зарплату, ещё раз поеду в районо и потребую, чтобы они выполнили своё слово и написали директору приказ о моём увольнении.


    Вчера у нас были выборы, как всегда очень много неточностей и ошибок в списках, многие местные жители совсем не оказались в списках. Я выдавала бюллетени на все последние буквы алфавита, начиная с «Т». Приходит один человек в тулупе и произночит: «Я на хы, Хлыстовский», а другой выкрикивает «Ц моя литера, Ц», а фамилию назвать не догадается. Сидели мы с шести утра до четырёх дня, не вылезая, аж в глазах потемнело. Проголосовали у нас все, но без скандала не обошлось. В столовой один пьяный искромсал другому лицо, руку и спину ножом, столько было крови на полу, что ужас охватил всех. Сидели они оба за столом и не шумели даже, потом один из них вскочил и побежал в магазин хозяйственный, купил там нож, вернулся и бросился на своего собутыльника. Врачу и суду работа. Всё же, наверное, большинство преступлений совершается из-за пьянства.(…)


    Я с очень большим интересом прочла книгу о Камо, написана армянским профессором Арутяном. Не могла оторваться от страниц этой книги, отдельные места перечитала два-три раза, а потом рассказала о Тер-Петросяне учителям.(…)
В кино смотрела венгерский фильм «От субботы до понедельника», венгерские фильмы мне стали нравиться.(…)

 
    У нас до сих пор зима не наступила, на улице дождь и ужасная грязь, нигде не пройти, не проехать.


    1961 год


    5/II-61 г.


    (…) У меня особых новостей нет. День да ночь и сутки прочь. Вчера получила сразу два письма. В одном Зоя пишет, что делала доклад в географическом обществе о картировании ландшафтов Вежовской возвышенности. Её слушали географы из Риги и Львова, они тоже занимаются ландшафтами. Один из них предложил ей поскорее защитить диссертацию и вызвался быть её оппонентом. Я подумала, какие разные у нас судьбы! Учились в одном университете, сидели за одним столом, слушали одних и тех же преподавателей, а действие эти науки оказали на наши головы совсем различное. Зоя делает доклад перед географами-ландшафтоведами, очевидно, многие гораздо старше её, и они с вниманием и интересом слушают её. А я в этих ландшафтах не могу разобраться по готовым статьям.(…)


    Я живу, как всегда, под гнётом тысячи общественных обязанностей и ни одной из них не выполняю. Сейчас мне предстоит подготовить три обширных доклада, один, как члену по распространению, другой на районных педагогических чтениях, а третий перед историко-географами нашего объединения. Я только отдуваюсь тяжело, как только вспомню о этих докладиках минут на сорок.


    Скоро мы поедем на открытый урок в пограничную школу в Одельске, а на этой неделе у меня в классе должен состояться открытый классный час о картинах Рокуэлла Кента. (…)


    Вчера в кино я посмотрела фильм франко-итальянского пр-ва «Тереза Ракэн» по роману Эмиля Золя, хотелось бы прочесть эту вещь. (…)


    27/III-61 г.


    (…) У нас каникулы до третьего апреля, до сих пор была весна, а сегодня вот такая вьюга, такой ураганный ветер, что из дома не хочется выглядывать. Но в школу нужно идти на собрание и очередную репетицию хора Спеваем мы три песни и четвертую – «Омскую полечку», начали разучивать. Нам опять предстоит блеснуть на учительском смотре, но в этот раз мы, наверное, завоюем барабан, а в прошлом году нас наградили скрипочкой. (…)


    Ты пишешь, что у каждого своя личная жизнь, без неё как же? А вот у меня нет никакой личной жизни, если я не в коллективе, нет у меня никакой работы, некуда мне торопиться, никто меня нигде не ждёт, то я чувствую себя самым несчастным человеком не свете, и на меня нападает ужасная чёрная меланхолия. В этом смысле (в смысле коллективизма), я наверное вполне «коммунистический» человек.  Как-то шли мы поздно вечером из вечерней академии с нашим физиком и директором «ночной» школы Ричардом Мечиславовичем (имя уж больно сложное!), я его просто зову Ричард-«заячье сердце». Ну вот он и говорит: « Нат. Ивановна, вы всегда шутите, смеётесь, много рассуждаете о школе, о учениках, а почему вы никогда ничего не расскажете о своей личной жизни?» У меня так сердце и упало, а какая же она у меня есть?


    Вот ты говоришь, что я читаю всё какие-то доклады, расту мол, и школа не даёт мне закиснуть, да я давно уж окончательно раскисла. Теперь я читаю статьи о атеистическом воспитании. В одной вычитала, что основой основ всякой религии являются положения геоцентризма и антропоцентризма, и необходимо её всеми силами подрывать. Я радуюсь, что я тоже подрываю эту основу основ. Но вот в другой статье читаю, что если неискушенный читатель примет всерьёз эти положения и начнёт их усердно опровергать, то он попадёт впросак, т.к. католическая церковь ещё в прошлом веке вынуждена была признать гелиоцентрическую систему Коперника. А мне нужно рассказывать из собственного опыта, а у меня собственного опыта за восемь лет не накопилось, а чужие знания выветрились, вот я и «выросла». (…)


    13/VI-61 г. Последнее письмо из Индуры перед увольнением и отъездом в Сыктывкар


    (…) сейчас я очень редко показываюсь дома. В школу начали вывозить топливо – торф с болота, все учителя мобилизованы на торфяной фронт. Вот сейчас уже десятый час вечера, а мы только что вернулись. Сегодня погрузили 14 тонн, а всего нужно школе и учителям вывезти 150 тонн, так что работы хватает.


    А дома у меня дым коромыслом и пыль столбом. Нужно всё постирать, погладить, упаковать, оформить все бумажные дела, не представляю, когда я со всем этим справлюсь. В школе теперь нужно заниматься с одним лодырем, у него 2 по географии и возглавлять «производственную» бригаду. Вот так моя жизнь и несётся, я не замечаю ни месяцев, ни лет, не могу представить, что прошло уже восемь лет со дня окончания университета, целых 8лет!


    Эмма, меня смущает одно обстоятельство. Я никак не пойму, где я буду работать? Анна Михайловна  написала, что место какое-то (наверное, то, что занимал Иосиф Королёв), она сохраняет за мной, что в экспедицию она поедет с 1 августа, отложила отъезд и ждёт меня. Это конечно очень радостное известие. Ну а как же с этой радиобиологией? Ведь я подавала заявление на место Шомниновой и телеграммой подтверждала, что согласна там работать. Когда эти радиобиологи выезжают, или они давно уже уехали и начали экспедиционную работу? Ты писала, что мне вышлют план работ, я думала, что сообщат и срок, а теперь вот я в полнейшем недоумении и мне очень неловко. Пожалуйста, если можешь, просвети ты меня по этому вопросу.(…)


    Начало работы в Коми филиале АН СССР


    12/VIII-61 г.


    (…) 10-го утром, т.е. нет, часов  в 5 дня мы поплыли вверх по Печоре на катере Морт-ю. Пассажиры собрались очень дружелюбные, плыли очень хорошо. Погода установилась спокойная и очень тёплая, поверхность реки стала зеркальной, берега ровные, зеленые. Сено уже скошено, ёлочки стоят такие стройненькие. «У нас тут места – сказка» - заявил один из попутчиков.


    В Усть-Илыч мы прибыли часов в 11 вечера, все уже спали, света нигде не было. А у нас ведь шесть мест, не считая сумок. Тюк мы разделили, т.к. тащить его было нам не под силу. Но свет не без добрых людей. В пути мы подружились с двумя хлопцами: Федором и Сашей. Они взвалили наши бесконечные рюкзаки и тюки себе на плечи и повели нас в комнату для приезжих. Но там мест не оказалось. Саша – житель Усть-Илыча, он пошёл с Анной Михайловной искать ночлег, а мы с Фёдором сидели под ночными звёздами. Он рассказывал о своей жизни, а я слушала.
Устроились мы в доме, в котором полчища клопов, но хозяйки приветливые. Ходили вчера в баню, воду носят ведрами, но не тазами.


    13/VIII-61 г.

    (…) Сегодня у нас пробный день. Ходили в маршрут за Печору. Когда смотрели на карте, то всё было очень легко и близко. Лесничий (девица) уверила нас, что просеки есть в каждом квартале. Мы никаких просек и столбов так и не обнаружили. Шли лесной дорогой, что идёт на Джебол. Обнаружили три спиленных кедра, а нас уверяли, что здесь кедр не трогают. Леса здесь очень плохие, сырые, много деревьев, вывороченных с корнями, есть кедры, разбитые молнией.


    Знаешь, Эмма, а мы очень боимся в лесу. Нам нужно бы идти по азимуту, а мы ходим вокруг да около по просекам и дорогам или по тропам. Сегодня зашли от просеки метров на 300 вглубь и нам кажется, что такая глушь непролазная. Мы очень боимся медведей, всё говорят, что их очень много, а осенью они собираются на свадьбы и очень злые. Мы так жалели, что с нами нет ружья, хорошего пса и какого-нибудь охотника. Так или иначе, прошли мы сегодня 14 км, видели белочку, кедровок и уток. Наелись малины, черемухи, костяники – и всё это в одном бедном желудке должно перевариться.


Кончаю своё жизнеописание, т.к. уже темно и ничего не видно (…)


    30/VIII-61 г.


    (…) Сегодня мы вернулись из поездки по реке Илыч (…) Встретили Ину Каракчиеву (Гладкову), вместе ходили на северный Джебол, с ночёвкой в лесу. Неделю тому назад за нами приехали, и мы поплыли по Илычу вверх мимо селений Антон, Максим до Еремея, на 80 км от Усть-Илыча. Управлял лодкой Клавдий, он работает мастером леса, является комсом. секретарём. На первый взгляд он показался мне человеком лет под 40, а ему всего 25 лет. Лодку он ведёт виртуозно, никаких перекатов мы не заметили, в то время как другие на них изрядно нервничают. Клавдий представил в наше распоряжение свою квартиру и ключ (жена его на курсах в Москве), сам спал на полу. Так мы прожили почти неделю, в лес ходили только два дня. Кедровников по Илычу нет, кедр встречается кое-где около стариц и лесных просек. Два раза любовались на белок, совсем близко от нас они прыгали. Одна с шишкой по стволу сосны бегала, а другая всё хвостиком трясла, потом села на задние лапки, передние свесила на брюшко и уставилась на нас своими чёрными глазками. Мы с ней перещелкивались уж очень забавно.

 
    Насмотрелась я, как живут рабочие в лесопунктах. Снабжение продуктами очень плохое, зато водкой прекрасное. Все пьют и ругаются, дерутся, и так без конца, не жизнь, а какой-то пьяный угар. Очень много молодёжи с Украины, из Чувашии, Белоруссии, с Урала, отовсюду. Ведут себя очень развязно, а посмотришь, совсем ещё зеленые.


    Лесничий там тоже совсем молодой, симпатичный и очень приветливый, он из Куйбышева, окончил там лесотехнический институт.


    Из лесоучастка мы плыли ещё 6 км до Еремея, там устроились у старых знакомых Анны Михайловны.


    Ходили по лесу, описывали кедр, собирали голубику, чернику и грибы. Грибов там множество, просто по ним ступаешь, мы, наверное, ведра три насобирали (это уже вычищенных). Варили грибовницу, очень вкусная получилась, даже чужие люди хвалили.


    А сегодня вот приплыли мы обратно, целый день на реке были, два раза причаливали, ели черёмуху, такая спелая, сладкая, как варенье.
В лесопункте мы сделали кое-какие покупки, были в кино, смотрели два фильма: «Бессмертная песня» о солдате-музыканте Юсалове и III сер. «Поднятой целины».
Дальше мы будем следовать в заповедник, как туда доберёмся, не знаем, уж очень низкая вода в Печоре. В лесу теперь уж очень хорошо, комаров нет, жары нет, сколько угодно сиди в лесу и пиши. Берёзки жёлтые, осинки и рябины пурпурные, а ели тёмно-зелёные, а во мху грибы, словно ёлочные игрушки, всё больше подосиновики, маслята, волнушки, сыроежки. А у кедра очень ароматная смола, что-то вроде дорогих тонких духов.


    Эмма, пиши мне пожалуйста , в Якшу, до востр. до 15/IX, а если позже, то прямо в Троицко-Печорск. Здесь, на Печоре, я уже не впервые слышу, как вспоминают люди В.А. Варсанофьеву, Михайлова. (…)


    Эмма, а ведь послезавтра 1-е сентября, а я в школу не пойду впервые за 8 лет.


    1962 год


    4/V-62 г. Еремей


    (…) Я сижу в лодке, мы собираемся отчаливать, но наш мотор, как всегда, не заводится, от этого у нас всех становится мрачное настроение. Эмма, Еремей это последний оплот цивилизации, где есть почта, дальше пойдут тайга, реки и горы.


    Основные события нашего путешествия. В Троицке мы просидели на берегу четыре дня, ночью несли вахту около груза, а днём искали лодку. Купили мы её с помощью Бориса Исаковича и его рабочего Ивана. Смотрели её, ворочали во все стороны и прыгали на ней, чего только не делали, но решили купить. Заплатила я за неё 90 рублей, рублей 20 переплатила, но иного выхода мы не видели. Бензин тоже купили в Троицке, там же погрузились на катер и отплыли в Усть-Илыч. 29/V вечером встретились там с Иной и нашими ребятами. Целый день хлопцы смолили лодки, приводили их в порядок. Наконец, 31/V мы погрузились и отплыли.


    Тянуть на одном моторе две лодки с грузом и пять человек довольно тяжело, да и погода нам не благоприятствует. Все дни шли дожди, была гроза с ливнем, река очень неспокойная, волны большие, захлёстывают нашу лодку и с кормы и с носа. Одним словом, не проехали мы и 10 км, как наш мотор отказал, испортился один цилиндр. Наши хлопцы бились с ним два дня, буквально не ели и не спали, совсем измучились, но у них так ничего и не вышло. Мы решили оставить груз на берегу, оставили Альберта и Риму, а сами вернулись в Усть-Илыч, где нам помогли починить мотор.


    И вот теперь мы едем, т.е. плывём, пока он работает, но заводится что-то не сразу. Мы только и «молимся» всемогущему мотору, только о нём и мысли.


    В лесу чудесно, я заглядывала туда только мельком. Всё цветёт: кисличка, седмичник, поляника, дикий хмель, стерея, фиалки, черёмуха и купальница, красота. Комары ели нас пока только один вечер, но я почему-то терпела, даже свой любимый накомарник не одевала.


    Ребятами, пока, мы очень довольны, никак не ожидали от них такого послушания, и очень они работящие, сложа руки сидеть совсем не умеют.(…)


    29/VI-62 Кордон Шепсим


    (…) У нас всё идёт более или менее сносно, как мне кажется. До Кожима я добралась 12 июня. С того дня и начались походы по азимуту, сначала было страшно, боялись доверять компасу, а теперь запросто идём в лес и на большие расстоянья (30-34 км). Обратно выходим довольно точно. Это лето будет мне отличной практикой. Кроме того, я убедилась, что с кем бы не ехал, а собираться надо отдельно, чтобы ни в чём от других не зависеть. А то у нас вот один мотор, и я постоянно чувствую себя виноватой в этом, т.к. Ине приходится меня ждать, правда у них совсем нет обнажений на Илыче, а невысокие они пропускают, а мои кедры растут повсюду.(…)


    5/VIII-62 г. Сыктывкар


    (…) Вот и закончилась моя экспедиция, я снова дома, в нашем солнечном Сыктывкаре.


    Теперь мне пока осталось сдать авансовый отчёт  и всё снаряжение. Отчёт я уже отнесла на проверку, завтра узнаю, утвердят мои расходы или нет. Имущество всё цело, потеряла только где-то родниковый термометр, но скорее всего он где-то у Ины в ящике, затерялся.


    На работе тоска ужасная, почти пусто, все в разъездах, на всех номерках висят картонки . Правда, уже начинают прибывать отряды один за другим. Приехал и Попов, рассказывал, что ты с ним ходила в маршруты, что вы замечательно поработали.
Я жду Анну Михайловну, она должна числа 11 августа приехать, после её приезда, наверное, с 16 августа я пойду в отпуск, а 17 мне нужно отправляться в Крым.
Евдокия Михайловна  улетела к Вове . Моя мама коротала время в обществе Альбины и Лии. Наш Михаил не приехал домой, он кончил техникум, защитил дипломный проект на 4 и устроился десятником на шахте. (…)


    Приехала я 28 июля, с тех пор в Сыктывкаре было очень холодно, шли дожди. Сегодня выдался солнечный денёк, правда с ветром, мы с Аей решили покататься на лодке, пошли на реку и провели там целый день, даже купались, хотя вода уже холодная. Эмма, у меня ведь теперь есть новенький велосипед, я уже каталась на нём до тех пор, что в коленках стало слабо.(…)


    С работой я, кажется, в основном справилась, по азимуту ходить научилась. Мария Афанасьевна – «надра», как увидела Альберта, так у неё глаза и зубы разгорелись. Повела его к Любушину, и они оба уговаривали его остаться в филиале. Любушин предложил ему работать механиком, обещал дать квартиру, 90 руб. зарплаты и женить его. Но тот отказался, т.к. уже договорился с работой в Ухте, там у него брат живёт. Любушин только и повторяет: «Жаль, очень жаль, не хочу я тебя отпускать, ты подумай, съезди в Ухту и возвращайся» Уж не знаю, что Альберт решит, могу только сказать, что в экспедиции лучшего человека быть не может, во всех отношениях.


    Ну что ещё. Прошёл моей день рожденья, стукнуло мне 32, уже немало, а я всё ещё за ум не взялась. (…) Вообще у меня сейчас полнейшее безразличие ко всему, какая-то пустота после таких полных напряжения двух месяцев экспедиции, где каждый день приносил что-то новое и необыкновенное. (…)


    10/X-62 г. Сыктывкар (в Ленинград)


    (…) А.М поручила написать заметку в газету о случаях рубки кедра. После долгих отнекиваний, всё-таки пришлось взяться за «сочинительство». А.М.  и Лазарев никаких корректировок не внесли. А вот Женька Попов поднял на смех меня и настрочил по-своему. Я просила его, чтобы он вернул мне обратно эту злосчастную статейку, или в крайнем случае подписал своё имя, т.к. он всё написал заново, но он неумолим. И вот, под парой строчек общих фраз, все будут читать мою фамилию и говорить, что написано для писанины. Вот не было печали, да черти накачали! Простить не могу себя, что влипла в это дело. Чёрт с ним.(…)


    У нас тут нет ничего интересного. Газета филиальская вышла, много фотографий и твои там есть.(…) Есть там и наши воспоминания о экспедиции. В.И. Чалышев оригинально написал о моторе в форме информационного отчёта, я от души посмеялась, т.к всё это на своём горбу испытали. Остальные заметки Гуслицера, Канивца, кажется Савельевой, всё о пещёрах, ещё о чём-то.


    Два дня сажали берёзы, .т.к. из прошлогодних 400 штук засохло. Если тогда долбили землю, то теперь ходим по колено в грязи и «сажали» прямо в воду. Я сказала, что у Мичурина бы сердце разорвалось, а Чарочкин заявил, что сюда бы Хрущёва на миг, он бы сразу всех учёных разогнал. Лазарев же махнул рукой и произнёс: « Лишь бы выполнить количество, остальное неважно»  Вот каково заключение спеца. Но это такое отношение к делу нас спасает от безработицы, по словам дорожных рабочих. (…)


    Смотрели мы 2-ю серию «Звери и люди», понравилась больше, чем 1-я с., наверное потому, что там немцы играют. Ещё смотрели «Странствия Одиссея», Одиссей мне напомнил Чалышева своей бородой и хваткой, смотрела я с большим удовольствием. (…)


    Я сейчас определяю осочки, смотрю носики, усики, щетинки, определить ничего не могу. Ариадна Николаевна очень переживает за мои неудачи, всячески мне помогает, но меня сдвинуть очень трудно.(…)


    28/X- 62 г. Сыктывкар (в Ленинград)


    (…) Эмма, я пошлю тебе авиабандеролью своё платье, ты сможешь его отдать в химчистку? Мама просила купить 200 гр. чёрного перца горошком, горчицы не надо, уже есть, и ещё шнур для электрочайника. (…)


    Сегодня я дежурила в филиале (воскресенье). Висит новая стенгазета, оформлена очень красиво и оригинально, если они сохраняются, то по приезде посмотришь. Рисовал кто-то из историков, Мошев, что-ли?


    Собрались сегодня в зале певцы и музыканты. Очень красиво пела Гецен, да и Соколов сегодня был в голосе. Ещё мне понравилось, как играли Иржак и Юра. Юра был такой весёлый, симпатичный, играл он на электрогитаре.
Собиралась и целая толпа шахматистов, пошли играть на лесозавод. Так и прошло моё дежурство незаметно. (…)


    Завтра начинаются занятия немецким языком, Альма Яковлевна мне уже три раза звонила, но я что-то никакого пыла не чувствую. Совсем я «обрюк, обряк, абрек».
В институте состоялось у меня две лекции. Не знаю, писала ли я тебе или нет, что в этом году меня слушает 100 человек. Поджилки у меня тряслись, рот окрывался и закрывался, а сказать ничего не могла минут пять, так было на первой лекции. На второй я чувствовала себя гораздо бодрее, даже совсем бодро.


    Гербарий своя я кончила определять, показала А.К. Лащенковой. Она сказала, что растения у меня собраны очень интересные, собраны они хорошо, поэтому их легко определять. Осоки, злаки, ивы отдала на проверку Дедову. Знаешь, Эмма, определять оказалось очень интересно, конечно мне А.Н. много помогала, правда, ни одного растения она не подсказала.


    Вечерами я сижу дома, никуда не вылезаю, так хотела посмотреть фильм о Юлиусе Фучике, но его очень быстро сняли с экрана, говорят, никто не шёл смотреть.
Только и пользы, что я прочитала две книги: И.Арамилев «В лесах Урала» и Петров «Старый Мултан». Обе книги мне очень понравились. «Старый Мултан – такая страшная книга, что я читала с дрожью в сердце. (…)


    Знаешь, Эмма, я просто не могу жить в нашей квартире. Как только появится соседняя ведьма, так ор и мат сплошной, никакого терпенья нет. Сколько раз я ей говорила и её мужу, чтобы она не смела ругаться, да где там. Просто ума не приложу, как её унять? Сколько я всего про себя наслушалась (…) Мама тоже каждый день нервничает. Живут люди напротив нас в соседней квартире, чистота у них, тишина, живут мирно, а у нас что-то вроде дома сумасшедших. (…)


    1963 год


    20/VI063 г. Устье реки Гэрдью


    (…) А мне почему-то в этом году ужасно не везёт.
Если всё рассказывать, то это займёт очень много времени. Сейчас всё позади, плохо или хорошо, но мы поднимаемся вверх по Щугору. Места здесь великолепные, недаром здесь бывает так много туристов. Сюда стоит приехать просто в отпуск.
В этом году я узнала другое лицо человека, которым я восхищалась от всей души. (…)


    Поднимаемся мы огромной шарагой, сразу на четырёх лодках. Я чувствую себя не особенно хорошо среди мужской стаи, как-то ближе с Эдиком Щербаковым, с ним можно просто поговорить.
Чермных едет, как император, вид у него довольно надменный. Калашников ловит рыбу, ребята готовят обед, Есев заведует лодкой и мотором, а Чермных между ними расхаживает, со мной он вообще почти не разговаривает. Как-то был жаркий день, так он произнёс, что со мной считаться нечего, им всем можно ходить голышом, и часть из них разгуливала в плавках.


    Я так и знала, что одной мне будет не сладко среди всех этих героев.
Сейчас мы прибыли в устье реки Гэрдью, здесь будет постоянная база Щербакова. Проехали мы с утра всего лишь 12 км, т.к. у нас что-то сломалось в моторе, какой-то клапан. Починили, поехали дальше, мне позволили управлять лодкой, но это получилось так, что у Балибасова лопнуло терпение, лодка крутилась от берега к берегу и почти не двигалась.(…)


    18/X-63 г. Михинджаури


    (…) Я на месте. Отдыхаю. Не могу налюбоваться природой и нарадоваться погоде. Не жарко, но очень тепло, люди загорают и некоторые купаются. Говорят, что на базаре много фруктов: груши, яблоки, виноград, и всё по 60 копеек. (…)
Устроиться на квартиру можно, я уже договорилась. Комната на троих, 1 руб. в сутки, на территории дома отдыха «Колхида», море совсем рядом и наша цитадель тоже близко. Хозяева работают в этом доме отдыха, возможно, что помогут устроиться с питанием.(…)


    1964 год


    10/VI-64 год Кожим-рудник


    (…) Из Сыктывкара я вылетела со скандалом. Нахлупина так и не отпустил Любушкин, причём тянул с отказом до самого последнего дня. Я ходила и к Вавилову, он очень рассердился,  отдал приказ – найти нам человека, а если никого нет, то чёрт с ним, пускай едет Нахлупин. И чего вы в нём нашли, чем он вам поможет? Он такой пассивный, неповоритливый. Обратилась я к Турьевой, она зимой брала Балибасова и обещала нам помочь, когда нужно будет. Ух ты, как взорвалась Турьева: «Наташа, я начинаю на вас обижаться. Отстаньте все от меня….. Я этого Балибасова на километр близко к себе не подпущу!». Этим воспользовались Анна Мих. И Любушин, что мол Турьева поступает нечестно, что она может обжулить среди белого дня. А.Мих. и Белову и Лазареву, всем с возмущением говорит, что в филиале могут так бессовестно поступать. Одним словом, такая каша заварилась, что я решила скорее уехать. На самолёт мы чуть не опоздали. Была суббота, я пошла к завгару просить машину к 5 часам, он отказал, пошла к Любушину – машина будет. Сидим с Колей, ждём, у нас 8 мест на двоих, в том числе мотор. Самолёт улетает в 18 ч.30 мин., часы показывают без 20 мин. 5, никакой машины. Хорошо, что пришли старшие Колины братья, схватили монатки и на автобус.


    В Косью приехали ночью. Холодина, бр-р-р. Горы всюду. Ветер ледяной, то снег, то дождь, мерзнем как цуцики. Балибасов и в ус не дует, чтобы нас встретить, пришлось его искать. На берегу Косью Чалышев разбил свой лагерь. Меня он встретил весьма враждебно: «А, приехала старая интриганка, авантюристка и т.п.» Ладно, пришлось промолчать.


    Отправились с Балибасовым за лодкой, которую он тут присмотрел. Тоже целая история получилась. Обратно лодку хотели гнать своим ходом, но наш новенький мотор «Стрела» заводиться не желает. Нужно было проехать 42 км, мы их ехали 2 дня и 1 ночь. Володя все руки себе отдёргал, жалуется, что спина и живот болят, что мотор отнимет у него половину здоровья, что через два дня он станет инвалидом, если поедет на этом моторе. Почему у Чалышева и Щербакова всегда всё в порядке? Хоть бы я заболел и уехал в Сыктывкар. И подобные жалобы и недовольства я буду выслушивать целое лето, и ещё проклятья в адрес несчастного кедра. Я ему сказала, не можете работать, уезжайте, я найму местного человека, он нас поднимет, а спускаться будем сами. Мотор почему-то никак не заводится, с очень большим трудом, сил не хватает дёргать стартёр. Балибасов собирается его разобрать, если ничего не изменится, то повезёт его в Сыктывкар. Через день, 12 июня, мы собираемся подниматься вместе с с Чалышевым, караваном, как он выразился. (…)


    19/VII-64 г. р.Заостренная


    (…) Мы мокнем под дождём, палатки текут, комаров тучи. Я как на острове, сижу на спальном мешке, с двух сторон капает и течёт струйками. Мои «балбесы» мокнут рядом, в соседней палатке, один спит уже почти целые сутки, позвали его кушать – не встаёт. Я спрашиваю Балибасова, что со Стасем, он отвечает: «Не знаю. Мычит что-то». У Стася болит зуб, вот он и «мычит», но никак не отелится. Ой, Эмма, как мне надоела в этом году экспедиция! Ты была права сто раз – четверым делать нечего. Все ходят еле-еле, то в голове почешут, то ещё кое-где, никакого порядка нет ни в чём. Мне уже надоело дл чёрта без конца мыть посуду и собирать всё барахло.


    И все недовольны, я уж им говорю, ведь никто насильно не тянул, сами поехали.
По Заостренной нужно подняться 20 км вверх, не 200, а 20, у меня три здоровых парня, но для нас это неразрешимая проблема. Стась заявляет: «Что мы, лошади?» Коля вздыхает: «И чем я так провинился, что меня Клава в эту экспедицию послала?» От Балибасова я только и слышу, что я ничего не понимаю, не знаю и не умею. И всё время ребят настраивает против меня.


    Они оживляются только на рыбалке, а хариуса здесь очень много, да за едой. Как только идти в лес, сразу у всех настроение мрачное. В лесу тоже, что не скажешь сделать, сразу начинают проявлять «любознательность», а зачем это? а кому нужно? А эти кедры никакой пользы не дают, на что они нам? Уже 10 дней мы не работаем, все спускаемся, да поднимаемся. Пока я была на Сыне, Балибасов целую неделю сидел в Косью, не достал ни бензина, ни винт для мотора. Я вернулась из маршрута с Сыни и начала бегать по совхозу, станции, воинской части в поисках бензина. А Балибасов целыми вечерами и половинами ночей в Косью пропадал, на свиданку со студенткой бегал. Ночью придёт, брюки водой спрыснет и на палатку аккуратно вывесит, чтобы складочки не помять. В час дня встанет, поест – «Я пошёл в посёлок» и всё.


    Да, впервые я попала в такую «обструкцию», подожду ещё, если и дальше они будут  волынку тянуть, я просто уеду в Сыктывкар и нечего нам время тянуть и деньги тратить. В это лето мы вообще ничего сделать не успеем, уже июль кончается, а мы сидим на Заостренной и решаем «проблему», как подняться на 20 км? Я уж говорила Балибасову, что любой мужчина высмеял бы их, но ему хоть в лоб стреляй, как белорусы говорят.


    Проехали мы Косью, Вангыр и Большую Сыню. Особенно интересна Сыня. Полазили по скалам. Богатырь-щелья, посмотрели Чалышевский Красный Камень. На скалах растёт орхидея «Венерин башмачок» - редкое растение Коми. На Сыне встретила Мартюшова (охотник и рыбак), он мне назвал ряд мест, где растут кедры. В двух местах мы побывали, я очень ему благодарна за помощь, т.к. мы хотели провести границу гораздо южнее.


    В Косью опять встретили Чалышева, на сей раз он принял меня милостиво, пустил в палатку под полог и часа два мы с ним беседовали о …. кедрах и …. пермь-триасовых отложениях!!


    Чалышев уплыл на Адзьву, Степан у него милейший и незаменимый человек и кажется очень весёлым и приветливым. Стёпа бывал на Заостренной и видел кедры.


    Последнее письмо без даты из Ленинграда


    (…) Твоя пыльца произвела должное впечатление, даже Толмачёв буркнул, что, конечно, кедр был на Европ. Севере раньше голоцена. (…)