Соседка

      Сижу как-то раз дома. На улице мелкий дождик. Затопил печку, влажно, осень всё-таки. Над посёлком часто пролетают с мелодичным перекликом гуси. На юг, на юго-восток. Клин никого не ждёт, никому из отставших не помогает. Суровый закон эволюции. Гуси улетают от ледяной смерти, за тысячи километров к относительно тёплой и сытой жизни для того, чтобы весной вернуться. Извечное, непонятое и великое.
       Толстый кот Персик гулять не пошёл, поел рыбы, сидит и пытается вылизать хвост, без того чистый и пушистый.
Настроения нет. Пол ночи между брёвнами и внутренней обшивкой дома порхалась мышь, скреблась и прогрызала ход. Не выспался, а коту всё равно, будто так и надо. Кот в доме – мыши водят хоровод. Лентяй.
    Скрипнула калитка, собака Люська не лает, значит свои. В дверь постучали, на пороге соседка, Варвара.
- Варя, чего встала то, заходи, дверь прикрой.
Моложавая женщина, для своих лет «очень даже». Только голова седая, но волосы красивые, седина не белёсая, благородная, стальная. Вся, статная, сильная, не внешне, внутренне, это замечаешь во всех чертах. Изящные руки, с нестираемыми следами труда. В нашей стране руки многое могут рассказать.
- Присаживайся, сейчас чаю налью. Рассказывай, чего у тебя? Какая-то ты хмурая.
- Ваня опять снился. Пять лет уж как уехал, три года нет вестей.  Измаялась вся, Миша. Ну хоть бы похоронка пришла, война ведь. Хохлы чёртовы убить ведь могли.
- Варя, утешать не буду, всё что скажу лишнее. Работа у него такая.
- Миша, что ты несёшь? Минобороны ответ прислал - в списках послужного состава не значится. Среди погибших нет. ГРУ прислало ответ - в нашем штате не значится. ФСБ молчат как поражённые, не до меня им.
- Что за работа то такая, по полгода неизвестно где. Когда после авиационного института во Франции работал звонил раз в неделю. Приехал. Из Саудовской Аравии звонил, реже, но звонил. Потом уехал на полгода пропал.
- Теперь вишь чего, пять лет. Три года ни звонка, ни строчки. До этого два года редко звонил, дык я и не поняла, где он.
- Может ты чего знаешь? Вы ведь дружите.
- Нет. Что сказать? Не знаю. Мне не говорил, я и не спрашивал.
Вру конечно, не краснею. И вру.  Ваня перед отъездом мне завещал за матерью приглядывать. Знал, что трудно будет, может не вернуться. Рассказал, что к чему. Верит мне. Под монастырь не подведу.
- Ууух, как оно. Миша. Я ведь с точки зрения нормальных людей дура. Всё жду. Уж надежды нет, умерла она, выгорела вся. Разум говорит – охолонись, хватит, не мучай себя. Пропал, сгинул с работой со своей, будь она неладна.
- Миша! Варвара заплакала. Ведь только вера в сердце, больше ничего. Жив он, придёт, приедет.
- К чаю Варя не притронулась, встала с табуретки, вытерла слёзы.
- Спичками не богат, верну, закончились.
Взяла коробок и пошла. Прямая, не согнутая, не побеждённая, Мать.
       Так ждали с Великой Отечественной. Десятками лет. Уходили, умирали без надежды, в вере – жив сынок. Живой дитятко. И там встречались.
Ваня, что Ваня. Перед отъездом выпивали мы как водится. Вру я Варваре. И дальше врать буду.

      Ваня придёт. Молитва матери сильнее смерти.
Внешняя разведка. Пакистан. Нелегал. Абу Акрат Окди.