В краю таёжной тишины. ч. 2

ЗЕМЛЯ МОЯ ЗАВЕТНАЯ.

Когда с самого рождения живёшь среди таёжной тишины, то воспринимаешь этот дар природы как нечто само собой разумеющееся. И уж если разбираться с пристрастием, то и не тишина это вовсе, а вполне себе ощутимое звуковое сопровождение лесного бытия. Потому как присутствуют в нём и птичий гомон, и шелест трав, и свист шального ветра. И только познав суету городской жизни начинаешь понимать разницу между тишиной абсолютной, с которой не приведи бог столкнуться, и тишиной природной, определяемой не столько на слух, сколько на душевный отклик.
Таёжная тишина – явление отнюдь не повсеместное, присущее маленьким лесным деревушкам и посёлкам. Таким, как мой родной Боровой.
Возникший восемь десятков лет назад посреди непроходимой тайги, он так и стоит, окружённый болотами и юркими северными речушками. Одна из них – Ухтарка – протекает рядом с поселковой окраиной. Речка – тоже часть таёжной гармонии. Пробегая по извилистому руслу, она неизменно дополняет здешнюю звуковую гамму: летом – плеском волн, зимой – едва уловимым звоном голубых льдинок, застрявших до весны на одной единственной ноте.
Ухтарка – не просто водная магистраль, соединяющая елово-сосновые берега. Она – живая артерия, питающая влагой местную почву; она – зеркало, в которое поочерёдно смотрятся небесные светила и роняют лёгкий пух проплывающие мимо облака… Ухтарка – место силы и покоя. В её водах отражается настоящее, её глубины хранят тайны прошлого. Когда смотришь на её спокойную гладь, начинаешь верить, что пройдёт ещё сто лет и всё останется по-прежнему: и посёлок, и лес, и сама речка.
Ухтарка неотделима от Борового хотя бы потому, что со старинных времён является традиционным местом летнего отдыха и рыбалки.
 
Надо сказать, что «старинные времена» имеют вполне объяснимое историческое ограничение и берут начало с 1947 года. Именно с этим годом связано первое упоминание о Боровом как о населённом пункте, если быть точнее – лагере, в подчинении печально известного Ухтпечлага. Сейчас и не верится, что самыми первыми обитателями здешних мест были заключённые. Не воры, не убийцы, не разбойники с большой дороги, а вполне себе интеллигентные граждане страны Советов, которым в большинстве своём по дурному навету довелось нахлебаться лагерной баланды… Это уже потом, в пятидесятых годах прошлого века хлынули в здешние места вольнонаёмные лесорубы. А тогда, в самом начале истории, лес приходилось валить бывшим бухгалтерам да инженерам, врачам да писателям. И вот удивительное дело… Много горьких судеб увидел здешний таёжный край. Много слёз, пота и крови впитала северная подзолистая почва. Много стонов и проклятий разнесло ветром по округе… Но, несмотря на всю трагичность ситуации, аура у посёлка всегда была светлой. Здесь оставались навсегда. Сюда возвращались. Здесь уважали достойных. Здесь прощали оступившихся. Здесь не помнили зла…
Ещё во времена моего детства стояли на улицах Борового две сохранившиеся лагерные вышки, а на лесных просеках частенько попадались обрубки ржавой колючей проволоки. Однако мы, новое поколение, безбоязненно ходили мимо этих символов чёрного прошлого, искренне уверенные в своём счастливом будущем. Ничего странного в этом не было. Лагеря мы не застали, он был расформирован ещё в конце 50-х. Большинство его обитателей вернулись к семьям, многие впоследствии были реабилитированы. Те, кто остался, работали на новых вольных должностях. Работали добросовестно, предпочитая молчать, глубоко похоронив в памяти горечь и боль вырванных из жизни лет. Это были сильные люди, ставшие основоположниками основных боровских традиций, сохранившихся и по сей день: дружелюбия, взаимопомощи, высокого профессионализма и потрясающего боровского юмора, породившего не одну местную байку. До сих пор существует мнение, что «боровских видно издалека», даже если у них в паспорте другая прописка. А ещё говорят, что бывших боровских не бывает.
Иногда мне кажется, что причиной тому – здешний воздух, который способен чистить не только лёгкие, но и душу.
А ещё – та самая таёжная тишина, в которую всегда хочется вернуться.
***
Укутан вечер в тишину таёжную.
Заря померкла, время не течёт.
Лишь иногда кукушка растревоженно
В лесной глуши срывается на счёт.

Когда уснули птахи беспокойные,
Она лишь славит чудо бытия,
Пропитанные запахами хвойными
Мои Христом забытые края.

И я не сплю... Под звёздными покровами
Брожу привычно: на ночь, не спеша
Там, где корнями цепкими, еловыми
Врастала в север русская душа.

И в сотый раз мерещатся без горести
И близкий холод, и промозглый дождь.
И то, что эту жизнь без русской совести
Как ни старайся, а не проживёшь –

Где печь, дрова и валенки с калошами,
В ведре вода, покрытая ледком...
Мой сон из детства, что порой непрошено 
В седое темя бьётся мотыльком.

...И дом, где окна с крашеными рамами
Роняют свет на дорогой порог:
На пядь земли заветную, ту самую,
На перекрёстке всех земных дорог.
Эвелина Пиженко.
Боровой – Ухта.
Октябрь 2025.