Контакт

…наивысшее благочестие состоит в строжайшем воздержании от всех наук…
                «Похвала Глупости». Эразм Роттердамский

…саламандра выходит из огня помолодевшей и обновлённой.
                Леонардо да Винчи

Иногда мне случается встречать в лесу грибников: они обычно недоумённо окидывают меня взглядом и стараются понять, почему я без корзины и для чего притащился сюда с такой странноватой ношей. Я, действительно, прихожу в лес не ради грибов и ягод, лес для меня – творческая мастерская, мастерская надёжная и удобная, гораздо более подходящая для моей работы, чем просторная мансарда с высокими потолками и окнами во всю стену, обращённую на север.
Тогда, когда я натолкнулся на старый пень, поросший фиолетовыми пузырями, мне никак не удавалось найти созвучный моему настроению мотив, чтобы с одушевлением запечатлеть его на полотне. Я давно уже кружил по лесу, высматривая подходящую композицию, сформированную природой, но ни на чём не мог остановить свой пытливый взгляд. И вот после нескольких часов бесплодного брожения я увидел ЕГО, посреди небольшой полянки в окружении вековых елей, на изумрудном ковре из упругого мха. ЕГО нельзя было не заметить и пройти мимо. ОН был ядовито-фиолетовым и был способен остановить случайного путника даже надёжнее красного огня светофора. Кроме того, мне показалось, что от НЕГО исходило пурпурное свечение, а атмосфера вокруг была напитана статическим электричеством, во всяком случае, я чувствовал острый запах озона и слышал короткие щелчки, совсем непохожие на хруст веток.
Наверное, так могли выглядеть неизвестные мне грибы, ведь моему невежеству в этом отношении могла позавидовать и сама Фолли, олицетворяющая глупость в сочинении Эразма Роттердамского. Я подошёл к пеньку и пошевелил «грибы» носком сапога. На законный вопрос, что при этом произошло, я до сих пор не могу дать однозначного ответа. В лицо мне ударила какая-то мягкая волна, оставив на коже лёгкое покалывание, а перед глазами замерцал серебристыми брызгами небольшой фонтан, образованный бликующей чешуёй, поднимаемой вверх конвекционным потоком горячего воздуха.
Я зажмурился и отпрянул. Фиолетовые пузыри сдулись от моего осторожного прикосновения, потеряли свой ядовитый цвет и беспомощно повисли на трухлявом пне серыми неприглядными лохмотьями. Однако кружащееся в воздухе мерцание никуда не исчезло, напротив, оно начало принимать совершенно немыслимые формы, в которых можно было прочитать всё, что угодно. В том, что я имею дело с мыслящей материей, у меня не оставалось никаких сомнений. Однако я не придумал ничего лучшего, как повернуться к мерцанию спиной и направиться к станции, чтобы сесть в электричку, идущую в город.
В желтоватом свете ламп вагона электрички мерцание, последовавшее за мной, существенно ослабло. Полагаю, что заметить его мог далеко не каждый – для этого нужно было внимательно смотреть вверх и искать на фоне бесцветного потолка едва уловимую атмосферную дрожь. Непонятно почему, но мерцающее облачко принялось неотступно меня сопровождать и, оказавшись в моей квартире, расположилось вокруг висящего без оформления пейзажа с лесным буреломом, создав ему тем самым богатую серебристую раму.
– Не могу понять, как тебя могли привлечь такие последствия природного нестроения? Ведь ты, как я полагаю, существо, способное мыслить и, возможно, адекватно воспринимать вещи, подвергая вдумчивому анализу наблюдаемые явления? – услышал я тонкий юношеский или, скорее, девический голосок.
Вопрос невидимого собеседника не удивил и не испугал меня. Более того, я ожидал, что мерцающее нечто в итоге со мною вступит в контакт и заговорит.
– Мне непривычно и неудобно разговаривать с невидимкой. Даже у чеховского Антона Коврина это получалось неважно. Неужели тому, кто умеет играючи владеть формой, так сложно предстать в своём настоящем обличье?
– Несложно. Однако моё появление способно уничтожить не только тебя, но и все окружающие дома. Всё будет охвачена огнём, с которым будут не в состоянии справиться все ваши пожарные. Ты же наверняка слышал о саламандрах, и что о нас говорил Леонардо да Винчи, любое слово которого вы готовы принимать на веру. Леонардо, правда, забыл добавить, что мы существуем не только на Земле, но и живём в звёздах.
– Но раз тело саламандры состоит из плазмы, то для неё не составит никакого труда создать плазменную голограмму человека, чтобы я мог спокойно с ним полноценно общаться.
– Такое возможно, хотя Парацельс, посвятивший немало времени живущим в огне земным саламандрам считал, будто они неспособны разговаривать с человеком и покидать свою естественную стихию. Хотя думаю, что земные саламандры просто пожалели алхимика, не понимая, как его богатое воображение ответит на их внезапное появление. Ну а я – не из здешних, да и разумная биологическая жизнь меня живо интересует. Хотя многое о вас мы и так хорошо знаем, однако не всё из известного нами вполне осознано, особенно самое главное…
Впрочем, залётная саламандра тоже не попыталась разбудить моё богатое воображение. Она предстала передо мной плазменной голограммой юной прелестницы в лёгкой фиолетовой накидке, чем-то напоминающей давно вышедший из моды простенький деревенский сарафан. Её нельзя было назвать миловидной вследствие хрестоматийной безупречности внешнего облика плазменной голограммы, созданной по классическим канонам красоты времён Античности, которые дошли до нас в мозаиках и скульптурных изображениях древней Эллады. Взгляд красавицы также был холодным и сосредоточенным, что лишало её даже малой толики внешнего обаяния.
Лёгкая нервная волна пробежала по всему моему телу, но я сохранил видимость невозмутимости и настроенности на диалог.
– Правильно ли я услышал, что вы не в состоянии понять здесь самого главного? Интуиция подсказывает мне, что под этим словосочетанием вы подразумеваете наше неумение смотреть и неспособность видеть?
– Отчасти да. Но отчего так происходит? Замечу, что неумение распознавать и видеть – всего лишь следствие вашей алогичности. Мне непонятно, почему вы отказываетесь пользоваться тем, что имеете, ведь устроены вы гораздо сложнее, чем мы, жители звёзд и межзвёздных плазменных пузырей.
– Наверное потому, что нас просто невозможно сравнивать. Мы – конечные сущности, и по форме, и по содержанию. Мы замкнуты в оболочку не столь подвижную и вариативную как ваша, да и сущностно скомпонованы из этапной последовательности совершенствуемых форм, отчего имеем в генезисе развития все нестроения и дефекты своих прототипов. Да и кто доказал, что усложнение материи ведёт к внутреннему и внешнему совершенству?
По её лицу невозможно было определить, как она воспринимает мои слова. Лицо её было прекрасно-бесстрастным, лишённым даже малейших мимических движений, отчего казалось надменным и почти зловещим. К тому же, в ней начисто отсутствовала женственность, и это считывалось моментально, вопреки её убеждённости в том, что мы не умеем распознавать и видеть.
– То есть в вас природно заложены неразрешимые противоречия, заставляющие вас поступать и размышлять иррационально?
– Не понимаю, что вас здесь так удивляет? Чем сложнее организована система, тем больше в ней вероятности сбоя и выше риск рассогласования частей, её составляющих.
– Однако среди людей немало тех, кого вполне можно считать основательными и разумными. Существуют даже те, кого у вас принято называть гениями…
– Могу предположить, что они попросту не так сложно устроены. Недаром же древний человек по сравнению с нами обладал более высокими когнитивными способностями.
– Что же тогда удерживает общество от полной деструкции и распада, если оно представлено изощрённой мозаикой из многосложных элементов, его составляющих!
– В этом-то и состоит самое главное. Дело в том, что разноликое и проблемное людское множество объединено коллективным бессознательным, которое устроено чрезвычайно просто. Оно подвижно, внушаемо и непротиворечиво. Правда, с ним невозможно вас познакомить. Но пока вы не сумеете его понять и принять, полноценного контакта с нами у вас не получится.
– А вы хотели бы, чтобы такой контакт состоялся?
– Думаю, он не состоится никогда. То, о чём я говорю, не может материализоваться плазменной голограммой, а взаимодействуя с нами по отдельности, вы всегда будете восприниматься неадекватно, в меру ментальной запутанности сознания всякого отдельно взятого индивида. Кто-то из наших выдающихся учёных предположил, что законы социологии и человеческой психологии весьма схожи с квантомеханическими. А одним из основополагающих постулатов квантовой теории является принцип  корпускулярно-волнового дуализма. В силу этого можно предположить, что вас так или иначе будут считать иллюзией, как бы убедительно не описывал вас Блаженный Августин, Парацельс или Леонардо да Винчи.
– Но ты-то не считаешь меня иллюзией?
– Не знаю. Думаю только, что я очень устал от своей безрезультатной прогулки, и как человек утомлённый и готовый обманываться, могу вообразить себе неизвестно что.
– То есть наутро ты уверишь себя в том, что просто нашёл в лесу такой неизвестный тебе галлюциногенный гриб? Тем более что в грибах ты всё равно ничего не смыслишь…
– Наверное, такая мысль первой придёт ко мне в голову.
– «O sancta simplicitas», – как некогда сказал один из вас, приговорённый к сожжению, видя, как благочестивая старушка подбрасывает в его костёр хворост. Ты так убедительно рассказывал о ментальной запутанности сознания, что мне и впрямь подумалось, что ты способен рационально мыслить. Но нет! Ладно, будь по-твоему: гриб – так гриб!
Что при этом произошло, я до сих пор не могу дать однозначного ответа. В лицо мне ударила какая-то мягкая волна, оставив на коже лёгкое покалывание, а перед глазами замерцал серебристыми брызгами небольшой фонтан, образованный бликующей чешуёй, поднимаемой вверх конвекционным потоком горячего воздуха. Затем всё погасло, я опять услышал негромкие щелчки, похожие на электрические разряды, и почувствовал в воздухе острый запах озона.
Тотчас в сознание промелькнула мысль, что неплохо было бы всё-таки теснее познакомиться с микологией, однако это желание во мне просуществовало совсем недолго. Наутро я не только забыл о том, что вечером мечтал избыть своё невежество в этом вопросе, но даже всё произошедшее накануне вспоминал с трудом. Помнил только, что вчера беседовал с какой-то очень красивой девушкой, правда, совсем не о том, о чём бы хотелось.