Феклуша

    Феклуша – веселая, беззаботная, любимица всей семьи, родители уже и не чаяли, что будет еще дитя. Два сына было у купца Никанора Зуева, и вдруг через пятнадцать лет родилась девка, да еще и какая! Красавица, озорница, и петь и плясать любила, а уж по дому такая мастерица! Пятнадцать лет исполнилось – глядишь, скоро и женихи со сватами пойдут. Но Феклуша об этом еще не задумывалась, ей и так было замечательно, у нее было все, что пожелаешь - батюшка на любимицу денег не жалел, покупал лучшие наряды, самые дорогие украшения. Братья чутко следили, не появился бы какой женишок – рановато было, больно молода еще Феклушенька. Да разве за молодой девчонкой уследишь? Никто не знал, и не догадывался, что запал ей в сердце их работник Алексей – красавец, что и говорить, все девки, не только с их двора,  по нему с ума сходили, на вечерках ни одно девичье  сердечко тревожно билось. Алексей же, как любой молодой парень – все с шуточками да забавами, девок не обижал, ну а уж если какая сама к нему на сеновал приходила – не отказывался.
     Вот и Феклушино сердечко не выдержало - как глянет Алексей, да улыбнется, так душа ее ввысь улетает. Да и работником-то Алешу назвать нельзя – он и батюшке помощник, и с братьями на дружеской ноге, а больше всего был привязан к лошадям, любил их, чувствовал, и они отвечали тем же. Был у него любимый жеребец Рыжко – умница и красавец, слушал Алексея как преданная собака, любую команду выполнял, даже танцевать умел. Как в праздник заиграет гармошка, так Рыжко в такт копытами выстукивает – залюбуешься.
     Знала Феклуша, что девки дворовые к Алексею на сеновал иногда заглядывают, да и кто этого не знал, ну да дело молодое, рассуждали люди, пусть потешатся пока молодые, беззаботные. И Феклуша томилась, а он, казалось, на нее внимания не обращал, здоровался, конечно, и шутил, но не как с другими – посдержаннее. Однажды Феклуша решилась, и ночью поднялась к нему на сеновал. Алексей сначала удивился:
    - Феклуша, ты как здесь, зачем? Тебе домой надо.
     А она:
     - Алёшенька, солнышко мое, люб ты мне, не могу без тебя, не могу видеть, как ты с девками шутишься, слышать, как они о тебе говорят. Не гони меня, высохну, умру без тебя!
     Не устоял Алексей, стал осыпать ее поцелуями да ласками, тут уж Феклуша и совсем обо всем позабыла - сама сарафан скинула, и прижалась всем телом к парню, лишь с рассветом ушла к себе. Алешка опомнился:
     - Что ж я натворил! Это ж не девка дворовая, хозяйскую дочь спортил, братья узнают – убьют, да и хозяин этого мне так просто не спустит. Убьют, да и закопают, никто не узнает, где!
     Подумав так, Алексей собрал свое немудренное барахлишко и пошел попрощаться с Рыжко. А тот, как почувствовал, заржал, мордой к лицу прижался. Вывел его Алексей из конюшни, вскочил верхом и ускакал – так и не смог с любимым конем расстаться.
     Утром хватились Алексея, да и Рыжко  в конюшне не было, но подумали, что может куда по делам уехал, да, однако, никто ничего не знал. До вечера Алексей не появился, и тогда поняли, что что-то не так. Глянули, а барахлишка-то его и нет. Сбежал! И с чего бы? Да еще и Рыжко прихватил. Ах, ты конокрад, не один год служил верой и правдой, и вот на тебе! Точно говорят: чужая душа – потемки. Поговорили, поругались, да что толку из пустого в порожнее переливать. Коня жалко, да купец не бедствовал, утеря одного жеребца в его хозяйстве, при его достатке, вообще не утеря, и не заметит даже.
     Феклушу, когда она узнала о побеге Алексея, как будто из проруби ледяной водой окатили. Она только ту единственную ночку и вспоминала, тосковала, похудела да почернела. Все решили – захворала девка. Матушка позвала знахарку, бабу Дуняшу, та только глянула, да и сказала:
     - Ты, Мария, выйди, оставь на с Феклушей, я сама с ней поговорю.
     Матушка вышла, и Дуня спросила у девушки:
     - Ты сама-то думаешь, что с тобой?
     - Не знаю. Сердце изболелось, на еду смотреть не могу – тошнит.
     - Полюбила кого, что ли? Ты мне скажи-ка правду.
     Разрыдалась Феклуша, да рассказала все, утаила только имя того, с кем провела ночь. Дуня спросила:
     - Так, девка, скажи-ка теперь когда у тебя последний раз женские дни  были?
     - А я уже и не помню – как-то не до того было, тоска меня измучила, болезнь еще эта, все к одному.
     - Ладно, дорогая, дам я тебе травку - тошнить перестанет, а вот от тоски твоей ни я, никто другой тебя не спасет – самой надо пережить.
     И Дуня пошла к Марии:
     - Дочка твоя понесла, как же ты не заметила?  Поди, не молодая уже, троих выносила, у нее уже и животик наметился, скоро все увидят. А вот от кого – не говорит.
     - Да как же так! Она и не ходит никуда, ни на вечерки, ни на гулянья – домашняя она у нас!
     - Любовь-то она и на печке найдет. Что делать будем? Я могу, конечно, травку сделать, да только опасно это, умереть она может – срок то уже большой.
     - Нет, нет, что ты, Бог с тобой! Ничего не надо, как можно! А она сама-то хоть знает?
     -  Нет, в том то и дело, что она не знает, и не поняла еще ничего.
     - Ладно, спасибо тебе, ты иди уже, и, пожалуйста, помолчи о нашей беде, я заплачу хорошо.
     - Что ты, какая оплата, я и так никому не скажу-  скольким девкам помогла, никто и знать не знает.
     Пришла матушка к Феклуше:
     - Доченька, расскажи мне, с кем ты любилась-миловалась, и как часто?
     - С кем, матушка, не скажу, хоть режь, да и было всего один раз.
     - Феклушенька, родная, беременная ты!
     - Как беременная?
     - Ребенок у тебя в животе, и болезнь твоя от этого!
     - И что теперь будет?
     - Придется отцу рассказать, решать как-то надо.
     Вечером матушка рассказала все мужу. Никанор в ярости закричал:
     - Кто этот негодяй? Убью!
     - Этого Феклуша и боится, и ни в какую имя не говорит, а ты погоди громы и молнии метать. Прерывать нельзя – помереть может дочка наша, давай думать, как нам поступить? В Филипповке, в 50 верстах от нас, живет моя нянюшка – старенькая, но еще шустрая, давай Феклушу к ней отвезем. Денег бабе Нюше заплатим, чтоб она о доченьке позаботилась, а ближе к родам, на спокойную голову решим, что делать, дите-то, что родится – наше родное будет. А пока ничего никому не скажем.
     На том и порешали. Через неделю отвезли Феклушу к бабе Нюше, в Филипповку. Феклуша, как узнала о своей беременности, впала в какой-то ступор, молчит и все. Болит у Марии материнское сердце за дочку и за ее состояние, да как ее от позора уберечь!
     Феклуша недельку пожила у бабы Нюши, та ее заботой да лаской окружила, но девушка из своего состояния не выходила – вроде и здесь, а вроде и нет. Однажды пошла погулять, и не вернулась. Нюша кинулась искать, послала за Марией. Мария приехала с Никифором, он организовал поиски, но Феклуша как в воду канула. Искали в реке, может, утонула - не нашли. Так и потерялась Феклуша.

     Отец Савелий - приходской священник, жил в Покровке уже пять лет, ему здесь нравилось. Приход большой, да и не бедный, обеспечили его всем, дом дали справный, лошадку с новой повозкой на случай непогоды и с зимним возком, если надо куда-то далеко ехать – просить ни у кого не надо. И с матушкой ему повезло, она курсы медицинские окончила, а как родители ее умерли, при больнице дали ей коморку, там и жила. Судьба свела их случайно - она пришла заказать помин на годовщину родителей, а он службу вел. После службы увидел, что стоит девушка перед поминальной иконой и плачет, подошел успокоить - видно, что горе у нее. Поговорили, и она рассказала, что зовут ее Василисой, живет она совсем одна, и в ее жизни есть только одна радость – работа да молитва. Потом она приходила еще не раз. Однажды он пошел ее проводить, увидел, что жила она в крохотной коморке, холодной и сырой.
     А тут ему приход самостоятельный предложили, но надо было быть женатым - холостым приход не положен. А у него и девушек-то знакомых не было, и он позвал Василису замуж:
     - Хуже чем сейчас, тебе со мной не будет, а там глядишь, и полюбишь или привыкнешь ко мне, а мне ты и сейчас нравишься.
     Вася засмущалась и сказала:
     - А ты мне сразу понравился!
     Обвенчались они, и поехали совместную жизнь налаживать. Вася оказалась доброй и заботливой, хозяйкой отменной – и дома все успевала, и в храме помогала, а  еще, будучи медсестрой, болящим помощь оказывала, навещала их дома, травки заваривала, делала настои. Полюбили матушку и прихожане, батюшка-то построже, хоть и душевный, а ей все рассказать можно, поделиться всем, что на душе. Так и жили, и хоть красивых слов не говорили, сами не заметили, как полюбили друг друга. Одно только волновало – уже пять лет вместе, а деток Бог не дал. Пока.
     В тот вечер батюшка сам закрыл храм, собрался домой - ехать никуда не надо было, и увидел, что на паперти сидит, скрючившись, девчонка, по виду очень несчастная и отрешенная. Батюшка подошел к ней:
     - Что ты здесь сидишь, дочка?
     - Не гоните меня, пожалуйста, я отдохну немного - очень устала.
     - Что ты, Господь с тобой, куда я тебя прогоню на ночь глядя. Пойдем со мной, матушка Василиса нас чаем с пирогами напоит, согреешься, отдохнешь, а там посмотрим.
     Девчушка встала и послушно пошла вслед за батюшкой. Увидев ее, Василиса быстренько помогла ей раздеться, разула, предложила помыть усталые, отекшие ноги в теплой воде. Девушка немного поела, видно было, что ей нестерпимо хочется спать, и Василиса уложила ее на кровать, та сразу же уснула. Помогая девушке раздеться, Василиса обратила внимание, что ее одежда была дорогой, красивой, никак не нищенской, заметила и то, что девушка, хоть и совсем юная, явно была беременна.  Кто же она, и откуда? Решили, что «утро вечера мудренее» - их гостья отдохнет и сама все расскажет.
     Феклуша, а это была она, проспала до обеда следующего дня. Проснулась, не могла долго понять, где она, и кто рядом с ней - вчерашний вечер не остался в ее памяти. Вася покормила ее, нагрела воды, и посадив в корыто, отмыла и расчесала. Спросила:
     - Сколько лет-то тебе?
    - Не знаю. Не помню.
     - Ну ладно, не печалься, вспомнишь, а сейчас ложись обратно, отдыхай.
     Отмытая и переодетая в чистую одежду Феклуша вновь легла в постель, и проспала до вечера.  Вечером Василиса рассказала мужу, что девчушка ничего не помнит, но не нищенка, не бродяжка, так как вещи на ней хорошие.
     - Посмотрим, может ее искать, кто будет, а пока пусть у нас поживет, - решил отец Савелий.
     На следующее утро Феклуша вышла во двор, увидела церковь и вошла внутрь. Ходила по храму, вглядываясь в иконы, потом вдруг упала на колени перед образом Богородицы и зарыдала. Рыдала долго и горько, батюшка ей не мешал – слезы в храме душу отмывают, после них полегчает, а вечером отвел Феклушу домой. Вася покормила их ужином, девушка все это время молчала, а они  не лезли с вопросами. Так Феклуша и осталась в этом гостеприимном доме, не куда ей было идти без денег, без вещей, да еще беременной. Отец Савелий поспрашивал по округе, не ищет ли кто девушку - но никто не искал, никому она была не нужна.
     Василису девушка звала матушкой, Савелия – батюшкой, то ли от сана, то ли решила, что это ее родители. Постепенно пообвыкла, стала помогать Васе по дому, была сноровистая и старательная, помогала и в храме наводить чистоту. В храм, на утреннюю службу ходила каждый день – сядет в сторонке и слушает. Василиса начала ей читать молитвы, Феклуша их сразу вспомнила и прочитала «Отче наш», «Богородицу» и «Крест Господень» и другие, видно было, что она их раньше хорошо знала. Стала понемногу разговаривать, но только о том, что происходило сейчас, о прошлом – ни слова. На вопрос Василисы, как же ее называть, ответила:
     - Как хотите, зовите дочкой.
      Так и стали звать – дочка. На свой живот Феклуша не обращала внимания, никогда не гладила, не придерживала, не оберегала, только иногда удивленно думала – отчего он такой большой?
     В шести километрах от Покровки располагался женский монастырь, и отец Савелий съездил туда, рассказал историю Феклуши настоятельнице. Та приехала к ним в гости, поговорила с девушкой и сказала Василисе и Савелию:
     - Может она когда-то  и вспомнит прошлое, а сейчас не спрашивайте ее ни о чем, ну а если вы не против дочки, пусть она ей вам и будет, а дитя родится    – будет вам внуком. Хоть вы сами и молодые еще, что Бог посылает – все к лучшему!
     Родила Феклуша мальчика – крепкого, крикливого, и с удивительно  длинными черными волосиками. Роды Вася приняла сама, а когда ребенка обтерла да обмыла, завернула в чистую простыню и протянула Феклуше, та с любопытством стала его разглядывать, но не более, просто с равнодушным интересом. Когда малыш заплакал, протянула его Васе. Матушка сказала:
     - Он есть хочет. Грудь ему дай.
     - Зачем?
     - Детей грудью кормят, там молоко.
     Феклуша осмотрела грудь, надавила на нее – молока не было ни капли. Молоко не появилось и на следующий день, пришлось срочно искать кормилицу. К ребенку Феклуша не испытывала ничего - он плакал, просил есть, но это ее совсем не трогало. Ей не было его жалко, она воспринимала младенца как что-то чужое, не имеющее к ней никакого отношения. Кормилицу нашли быстро – у одной женщины по соседству, не прожив и трех дней, скончался ребеночек, и она согласилась кормить их малыша. Днем приходила, кормила его, пеленала, сильно жалела о своем умершем ребенке, поэтому к чужому относилась с особой лаской и заботой. Вечером кормилица сдаивала молоко, оставляла, чтобы было чем кормить ночью, и уходила домой. В три месяца малыша стали прикармливать, рос он будто не по дням, а по часам, а там уже и кормилица стала приходить только утром и вечером.
     Через неделю после рождения ребенка окрестили. Накануне Савелий спросил у Феклуши:
     - Как мы его назовем?
     - Как хотите, так и назовите, он же ваш, вам и называть.
     - А ты что же?
     - А мне все равно, как назовете, так и будем звать.
     Савелий и Василиса поняли, что ребенка она не считает своим, и видимо роды не восприняла, как рождение собственного дитя. Она помогала Васе возиться с младенцем, стирала пеленки, кормила из бутылочки, гуляла с ним, но при этом относилась к нему скорее как к младшему брату, рожденному родителями. Назвали мальчика Борисом, к восьми месяцам он уже затопал ножками, а в год уже вовсю осваивал не только дом, но и двор. Савелий с женой не могли нарадоваться – нежданно-негаданно Бог послал им дочку и сына!
     Феклуша много времени стала проводить в храме, читала молитвы, а иногда просто подолгу стояла перед образом Богородицы, потом попросила отвезти ее в монастырь, и там ей очень понравилось.
     - Как же благостно, как спокойно и светло на душе! – поделилась она с Василисой.
     Матушка игуменья с ней подолгу беседовала, и в один прекрасный день Феклуша обратилась к ней с просьбой:
     - Можно мне у вас пожить немного?
     - Отчего же, конечно, можно, если есть желание.
     В монастыре Феклуша прожила месяц, вернулась домой с хорошим настроением, и даже улыбалась, поцеловала Бореньку, сказала, что подрос, но по-прежнему без трепета и нежности. Зато Василиса обожала мальчика, несмотря на то, что рос он озорником, денно и нощно благодарила Бога, что послал он им Бореньку. Волосики у него были черные, длинные и кудрявые, глазки, как два уголька, но хитрющие-прихитрющие!
     Через полгода Феклуша опять запросилась пожить в монастыре, Савелий ее отвез, и игуменья разрешила:
     - Пусть живет, сколько хочет.
     Игуменья давала девушке читать богословие и общеобразовательные книги,    которые Феклуша читала внимательно и с удовольствием, а после матушка расспрашивала ее о прочитанном, чтобы понять, как она их воспринимает, и видела, что та все понимает и запоминает. Со временем Феклуша стала незаменимой помощницей матушке игуменье во всем.
     Боренька подрастал, играл с деревенскими ребятишками, но больше всего ему нравилось заниматься с лошадкой, в пять лет он уже вовсю ездил верхом. Утром первым делом бежал на конюшню чем-нибудь угостить Савраску, и вообще был он добрым и любил животных – то больную собаку притащит домой, то выброшенного котенка выкармливает. Годы шли, вот уже Боренька в школу пошел, и окончил ее лучше всех, специальность выбрал по сердцу – решил стать ветеринаром.

     А что же стало с Алешкой – конокрадом? Не был он, конечно, вором, но не смог расстаться с любимым Рыжком. Ни кола, ни двора, ни родни у Алексея не было, один в целом свете, только и есть, что любимый конь – и друг, и помощник, и родня, преданный и любящий. Куда податься? Случайно Алексей столкнулся с бродячим цирком, прибился к нему, и с Рыжко они сделали самостоятельный номер, так и стали артистами, при  деле, сытые и кров над головой есть. Когда Рыжко состарился. Алексей воспитал еще двоих «артистов», семью он так и не завел, жил при цирке.
     Как-то остановился цирк в городке Покровка, условия для артистов создали неплохие, выделили помещение, что было весьма кстати перед грядущей зимой. Обосновались они надолго и основательно, тем более, что представления пользовались успехом у зрителей. В один из дней Алексей поехал на охоту, причем даже не ради добычи, а просто походить по лесу, полюбоваться осенним листопадом, развеяться. Он уже собрался возвращаться, когда услышал со стороны дороги выстрелы. Поспешил на звук, и увидел повозку, возле которой лежал раненный или убитый человек, а другого одолевали двое. Алексей выстрелил в нападавших. Один из них упал, а второй, бросив поверженного сотоварища, заскочил в повозку, намереваясь уехать, но меткий выстрел остановил его.
     Алексей поспешил к повозке. Оба седока были живы, но ранены и окровавлены. Напавшие на них разбойники тоже были живы, но тяжело ранены. Так что убежать уже не могли. Перевязав, как смог раненых путешественников и уложив их в повозку, Алексей погнал лошадь в городок, в надежде их спасти. По приезде в город, он сдал спасенных им людей в руки докторов, а сам поехал в околоток, где рассказал о происшествии, и о том, что нападавшие до сей поры лежат на дороге. Полицейские оперативно поскакали на указанное место, где обнаружили умирающих разбойников, в которых опознали беглых преступников, совершивших немало грабежей и убийств на дорогах, и которых давно выслеживали.
     Раненых, спасенных Алексеем, в больнице выходили, оказалось, что один из них был хозяином расположенного неподалеку крупного конезавода, а второй – его кучер. Придя в себя, конезаводчик, звали которого Иван Яшин, сообщил, кого надо известить о том, что с ним произошло, и вскоре спешно приехали его родные, обеспечив раненому максимум внимания. Разыскали Алексея, предлагали ему большие деньги за спасение главы семейства от верной гибели, тот отказался.
     Когда состояние Ивана улучшилось настолько, что его можно было перевезти домой, он позвал Алексея к себе в палату и предложил переехать в его имение, учитывая любовь Алексея к лошадям. Пообещал выделить дом и содержание, дать работу, связанную с лошадьми, без которых Алексей не мыслил свою жизнь. На такое заманчивое предложение Алексей, не задумываясь, согласился. Так, волей случая, жизнь его вновь изменилась.

Феклуша приняла постриг и стала матушкой Иоанной. А в дальнейшем ближайшим помощником и заместителем матушки игуменьи. Жизнь в монастыре ее устраивала полностью, ничего другого она для себя и не мыслила, она была разумная, много читала, не прошли даром и уроки матушки игуменьи, ее уважали и любили монахини. Удивительно, но все, что было в ее жизни до появления в семье батюшки Савелия и Василисы, так и осталось вне ее памяти и сознания, Бориса она так и не восприняла как своего сына.
     Борис вырос, и стал уважаемым в городе ветеринаром. Его профессия и свела их с Иваном Яшиным, хозяином конезавода. Приехав однажды на конезавод, Борис встретился с  главным конюхом Алексеем, и окружающие  люди невольно обратили внимание и даже поразились их удивительным сходством, Бориса и Алексея. Поудивлялись, но мало ли как бывает в жизни, все знали, что Борис сын батюшки Савелия, никаких домыслов и догадок ни у кого не возникло.
     Савелий и Василиса со временем стали бабушкой и дедушкой – Борис женился, и у него родились двое сыновей, таких же черноголовых и черноглазых, как и их отец.
    Так закончилась история Феклуши. И хорошо, что так.


2025 г.