Валютная Оля

В одном классе с мамой училась Оля, будущая валютная проститутка. Маме всю жизнь вот так вот везёт на людей.

При совке существовало два вида ночных фей: рублёвые и валютные. Разница между ними была такая же, как между сисадмином какой-нибудь калужской шарашки и айтишником из Майкрософт. 

Неизменным оставалось одно:

***** — это призвание.
Валютная ****ь — везение, потому что импортные мужики, импортные деньги и шмотки. Chanel №5 и сигареты Marlboro. Предметы роскоши в виде стиральных машин, японских телеков и видеомагнитофонов Sharp. И другие происки капитализма, недостойные и недоступные для советского человека.

Стоит ли говорить, что почти каждая советская девочка в тайне мечтала стать валютной проституткой?

Но советская школа — учреждение воспитательное и режимное. Почти как тюрьма. Проституток там не растили, а советских детей надувало аистом. Валютную Олю никто не ожидал. Никто, кроме учительницы физкультуры. Та сразу разглядела в Оле и призвание, и везение, и травила её изо всех своих закалённых советской идеологией сил.

Оля была второгодницей. Пока остальные девочки формировались как личности, Оля формировалась как женщина — у неё на это был целый дополнительный год. К пятому классу у Оли были грудь, бёдра и много неизрасходованной любви ко всем особям мужского пола. Выдающиеся Олины качества очень нравились мальчикам и очень не нравились девочкам.

Физручка, назовём её Василиса Степанна, воспитывала детей по всем канонам эпохи: походами, песнями у костра, коллективной дружбой против нежелательных элементов вроде Оли и принудительной социализацией творческих отщепенцев вроде моей мамы.

Олю в походы не брали. С Олей вообще никто не дружил, кроме моей мамы, которая всегда за справедливость и плевать хотела на коллективную дружбу, походы и песни у костра.   
Отщепенка и будущая ночная фея нашли взаимопонимание. Ничего удивительного.

В восьмом классе стараниями Василисы Степанны Олю выперли из школы. На какое-то время её след затерялся в широких просторах Родины.

Между тем дети повырастали в полезных для страны специалистов: врачей, строителей, инженеров. И творческих — журналистов, литераторов, поэтов, художников и прочих дармоедов. Моя мама из числа последних. Она поступила в МГУ на журфак. На филфак её не взяли по 5 пункту. В совке быть еврейкой — почти как проституткой, только хуже.

И вот идёт она однажды по улице Моховая, той, что в самом центре Москвы.
Идёт не одна, а с почётным профессором Московского Университета, выдающимся советским учёным, деятелем науки и культуры.
И беседуют они о трагическом гуманизме и символизме в литературе XVI–XVII веков. И о поисках внутренней истины и моральных противоречий в человеке.
Подходят к славной гостинице «Националь», знаменитой своими постояльцами, ****ями и тем, что якобы именно там художник Иогансон придумал этикетку водки «Столичная».
Из дверей выходит Оля.
В дублёнке из светло-коричневой овчины.
Итальянской.
Приталенной.
С тёмным каракулевым воротником и такими же манжетами.
С ридикюлем из лаковой кожи, с блестящей застёжкой.
И с негром.

И всем сразу понятно, что Оле повезло.

Оля видит маму и кидается к ней с криком:
– Ленка!! Сколько лет сколько зим. И лезет обниматься.

«Ленка» зависла.
Почётный профессор Московского Университета, выдающийся советский учёный, деятель науки и культуры оeхел.

Что тут ни скажи, всё звучит как-то неубедительно. Ну например:
– Я её не знаю. ВЫ КТО?
– Она наверно меня с кем-то перепутала!
– А имя просто угадала!

Спасло то, что это журфак.
Журналист — профессия многогранная, охватывает сразу все стороны жизни, все профессии и слои населения — от выдающегося советского учёного до проститутки. А уж если журналист хочет чего-то добиться, у него везде должны быть «свои люди»: Василий Игнатьич из четвёртого следственного, Ангелина Савельевна из Минпросвещения, Джамиля Рахметовна из Гастронома № 1. Или вот Оля. Так что ничего удивительного. Вот поступи мама на филфак, неизвестно как сложилось бы.